С.Г. Кляшторный
Степные империи: рождение, триумф, гибель
IV. Наследники тюркского эля.
Татары в Центральной Азии. — 142
[ 7 ] Татары в Центральной Азии.
Едва ли не главный наш источник, освещающий историю народов Центральной Азии и предмонгольское и монгольское время, — труд Рашид ад-Дина Джами ат-таварих. Основное место там, естественно, занимает история создателей Монгольской империи, но отдельными пятнами, более или менее яркими, высвечиваются иные времена и иные племена.
Вот сведения о татарах, тех татарах, племена которых, по версии «Сокровенного сказания», полностью истребил Чингис:
«Их
имя издревле было известно в мире. От них отделились и многочисленные ветви... Места их кочевий, стоянок и юртов были определены в отдельности по родам и ветвям вблизи границ областей Китая. Их же основное обитание (юрт) есть местность, называемая Буир-Наур. Они также враждовали и
(142/143)
Рис. 22. Знатный татарин. XII в. Реконструкция М.В. Горелика.
ссорились друг с другом, и долгие годы длилась война между этими племенами и происходили битвы» (Рашид ад-Дин, 1946 [надо: 1952], т. 1, с. 101).
Итак, основной юрт татар находился вблизи озера Буир-нур, в Восточной Монголии. Но ведь упомянуты и какие-то другие юрты и другие ветви татар, издавна враждовавшие друг с другом. Далее рассказывается об их власти над монголами в дочингизово время. И неожиданно появляется экскурс в далёкое прошлое татар и окружающего их мира:
«Если бы при наличии их многочисленности они имели друг с другом единодушие, а не вражду, то другие народы из китайцев и прочих и (вообще) ни одна тварь не была бы в состоянии противостоять им. И тем не менее, при всей вражде и раздоре, кои царили в их среде, — они уже в глубокой древности большую часть времени были покорителями и владыками большей части племен и областей, (выдаваясь) своим величием, могуществом и полным почётом (от других). Из-за (их) чрезвычайного величия и почётного положения другие тюркские роды, при различии их разрядов и названий, стали известны под их
(143/144)
именем и все назывались татарами» (там же).
Далее Рашид ад-Дин добавляет, что ныне, т.е. в XIV в., по тем же причинам тюркские племена именуют себя монголами, «хотя в древности они не признавали этого имени» (Рашид ад-Дин, 1946 [надо: 1952], т. 1, с. 102). Наконец, ещё одна знаменательная реминисценция из дочингизовой истории Центральной Азии: «Тех татарских племён, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и [своего] государя, — шесть» (Рашид ад-Дин, 1946 [надо: 1952], т. 1, с. 103).
Рашид ад-Дин предлагает свою этнологическую схему предмонгольской Центральной Азии, точнее её степной части, населённой преимущественно тюркскими племенами. Структурообразующими «конструкциями» схемы являются шесть татарских государств («каждое в отдельности имеет войско и [своего] государя»), главным из которых был Буир-нурский юрт. Уже в «глубокой древности» татары, несмотря на отсутствие единства и межплеменные распри, подчинили своей власти «до границ областей Китая» все племена и области. Подчинившимися племенами были — прежде других — тюркские роды. Они стали именоваться татарами по названию господствующего племени. События эти относятся к столь давнему времени, что монголам тут ещё места нет, ибо они «стали известны» только около «трёхсот лет тому назад», т.е. в IX-X вв. Впрочем, как замечает Рашид ад-Дин, «в древности монголы были [лишь] одним из племён из всей совокупности тюркских степных племён» (Рашид ад-Дин, 1946 [надо: 1952], т. 1, с. 103).
Как мы видим, Рашид ад-Дин разделяет этнополитическую историю степей Центральной Азии на три хронологических этапа: а) этап господства «тюркских степных племён», временные параметры которого не определены; б) этап подчинения тюркских племён татарами и превращения этнонима татары в общий политоним; временные границы — от «глубокой древности» до начала татаро-монгольских войн (XII в.); в) этап возвышения монголов и, после истребления татар, превращения этнонима монголы в общеимперский политоним (XII-XIII вв.).
Вместе с тем, как замечает Рашид ад-Дин, силы и могущество татар были в своё время столь велики, что и поныне, т.е. в начале XIV в., от Китая до Дашт-и Кипчака и Магриба все тюркские племена называют татарами (Рашид ад-Дин, 1946 [надо: 1952], т. 1, с. 103).
Если термины «тюркская эпоха (время)», «монгольская эпоха (период)» в исследовательской литературе уже давно стали привычными, то столь же генерализованное представление о «татарском периоде» в истории степей Центральной Азии не сложилось. Напротив, оно полностью интегрировалось в стереотипах: «монголо-татарская эпоха», «монголо-татарское нашествие». Между тем схема Рашид ад-Дина чётко разделяет, противопоставляет и разводит во времени «татарский» и «монгольский» периоды.
Очевидно, что предложенная Рашид ад-Дином историографическая концепция нуждается в очень обстоятельной фактологической проверке. К сожалению, в его тексте много недосказанного или сказанного намёком, много трудностей возникает при прочтении тех этнических терминов, топонимов, собственных имён, которыми насыщен текст Джами ат-таварих. Всё это мешает историку оценить пространственно-временные параметры событий и си-
(144/145)
туаций. Так, например, остаётся загадкой: где и когда существовали ещё пять татарских владений-юртов, кроме буирнурского? Поэтому здесь небесполезно привлечение иных источников, содержащих ранние сведения о татарах.
В 1960 г. С.И. Вайнштейн обнаружил в местности Хербис-Баары (Тува) неизвестную дотоле кыргызскую стелу с рунической надписью. Впоследствии эту надпись дважды издавал А.М. Щербак. Памятник содержит эпитафию знатному воину по имени Кюлюг Йиге. Главным его подвигом, упомянутым в тексте, был поход на татар: «В свои двадцать семь лет, ради моего государства, я ходил на токуз-татар».
В 1976 г. Л.Р. Кызласовым была обнаружена в Хакасии, близ р. Уйбат, стела с рунической надписью (девятый памятник с Уйбата), изданной И.Л. Кызласовым, а затем повторно прочтённой и интерпретированной мною (Кызласов, 1987, с. 21-22; Кляшторный, 1987, с. 35-36). В первой строке этой надписи упомянут «татарский враждебный эль» и сообщается о выплате татарами дани или контрибуции.
Когда и где енисейские кыргызы вели успешные войны с татарами?
Впервые упоминает татар (отуз татар) самая крупная из известных рунических надписей — памятник в честь Кюль-тегина (732 г.). Один раз они названы там в связи с похоронами первых тюркских каганов, т.е. событиями второй половины VI в. (КТб, с. 4). Второй раз они упоминаются той же надписью и под тем же названием (отуз татар) в качестве врагов отца Кюль-тегина, Ильтерес-кагана (ум. 691 г.). Тогда татары вместе с кыргызами поддержали токуз-огузов, воевавших с тюрками (КТб, с. 14). В 723-724 гг. татары (токуз татар) вместе с токуз-огузами восстают против Бильге-кагана, как о том свидетельствует другая руническая стела с эпитафией старшему брату Кюль-тегина (БКб, с. 34). Последний раз в орхонской рунике татары (токуз татар) упомянуты в надписи из Могон Шине Усу, эпитафии уйгурскому Элетмиш Бильге-кагану (760 г.) (Ramstedt, 1913, S. 17). Вместе с огузскими племенами татары в конце 40-х гг. VIII в. восстают против уйгурского кагана и терпят поражение. Таким образом, в конце VII — первой половине VIII в. татары придерживаются той же политической ориентации, что и кыргызы, и являются их прямыми или эвентуальными союзниками.
Заметим, что в ситуации VI-VII вв. союз татарских племён назван в орхонских надписях «тридцатью татарами» (отуз татар), а в середине VIII в., как и в енисейской надписи из Хербис-Баары, они названы «девятью татарами» (токуз татар). Не исключено, что в изменении названия отражён распад первоначальной группировки татарских племён, но для нас не менее примечательно, что упомянутые енисейской надписью события происходили не ранее второй половины VIII в. Впрочем, и по палеографическим особенностям обе кыргызские стелы не относятся к числу ранних енисейских памятников, датируемых первой половиной VIII в. (Кляшторный, 1976, с. 258-267).
Обратимся теперь к сообщениям китайских источников о татарах. Прежде всего отметим, что в составе Уйгурского каганата (744-840 гг.) татары были одним из вассальных племенных союзов; по словам китайского автора XII в. Ван Минцзи, тогда «татары были пастухами коров у уйгуров» (Кычанов, 1980, с. 143). Кыргызы же, отброшенные уйгурами в 756 г. за Саяны, незадолго до
(145/146)
840 г. появились к югу от Танну-Ола. Тем самым определяется нижняя дата кыргызско-татарской войны. В связи с событиями 842 г. татары впервые упомянуты в китайском источнике — письме китайского чиновника Ли Дэюя — как враги кыргызов и союзники последнего уйгурского кагана (Pelliot, 1929, р. 125-126).
Главным направлением отступления уйгуров, разгромленных кыргызами в Северной Монголии, были Ганьсу и Восточный Туркестан.
Именно в этом направлении их преследовали кыргызы. Ли Дэюй, который вёл в 842 г. в пограничной крепости Тяньдэ переговоры с кыргызским посольством, сообщает, что, по словам главы посольства, кыргызского «генерала» Табу-хэцзу, кыргызы пришли на «старые уйгурские земли» на р. Хэлочуань, т.е. в верховья Эцзин-гола, и им подчинились Аньси (Куча), Бэйтин (Бешбалык) и дада (татары). Это первое и единственное упоминание о военном столкновении кыргызов и татар, случившемся где-то в Ганьсу или Восточном Туркестане и завершившемся признанием татарами кыргызского сюзеренитета, иначе говоря, выплатой дани (Дай Вэньшэнь, 1967, с. 148). В следующем (843) году Табу-хэцзу (в ряде источников он именуется также Чжу’у-хэсу) возглавил первое кыргызское посольство к императорскому двору (Супруненко, 1963, с. 67-69).
В 1915 г. в долине реки Тес (Северо-Западная Монголия) Б.Я. Владимирцов обнаружил наскальную руническую надпись, повторно исследованную и прочтенную нами в 1975 г. Надпись содержала имя, которое после нового просмотра текста в 1989 г. я читаю как Töpek Alp Sol (ср. Кляшторный, 1987, с. 154). По консультации С.Е. Яхонтова, китайская передача имени кыргызского военачальника Табу-хэцзу есть несколько небрежная транскрипция тюркского Töpük Alp Sol. Судя по содержанию надписи, которая теперь может быть датирована серединой IX в., она маркировала центр новых земельных владений кыргызского вельможи, полководца и дипломата, которые стали его юртом после изгнания уйгуров и овладения севером Монголии. Так совпали до мелочей сведения из отчёта китайского дипломата и из эпитафий кыргызским участникам южного похода. Впрочем, кыргызам не было суждено удержать земли на «уйгурской дороге» в Таримский бассейн, важном участке Великого шёлкового пути. Ещё до 875 г. ганьчжоуские уйгуры восстановили здесь своё господство.
Владение татар в Западном крае, столь далёком от их коренных земель в Восточной Монголии, появилось до падения Уйгурского каганата. Во всяком случае, в колофоне пехлевийского манихейского сочинения Махр-намаг, переписанного в Турфане между 825-832 гг., среди местных вельмож упомянут и глава татар (tatar ара tekin). А много позднее, в конце X в., китайский посол к уйгурскому идикуту, Ван Яньдэ, узнаёт в Турфане о другом китайском чиновнике, побывавшем там, — посольству к уйгурам предшествовало посольство к татарам (Малявкин, 1974, с. 90). Дипломатическая активность была не частой, но обоюдной. Между 958 и 1084 гг. упомянуты три посольства к различным китайским дворам, совместно отправленные государями ганьчжоуских уйгуров и ганьсуйских татар для заключения военного союза против тангутов (Малявкин, 1974, с. 63-86). Важное дополнение к этим известиям содержится в двух китайских манускриптах 965 и 981 гг. из пещерной библиотеки в Дуньхуане. Там прямо сказано, что центр государства татар был в Сучжоу, т.е. на гра-
(146/147)
нице Ганьсу и Восточного Туркестана (Hamilton, 1986, с. 89-90). Об этих же татарах сообщают хотано-сакские документы IX-X вв. [Bailey, 1949, с. 49]. В Худуд ал-алам, анонимной персидской географии X в., татары упомянуты как соседи и союзники токузгузов, т.е. уйгуров, а Восточный Туркестан назван «страной тогузгузов и татар» (Худуд ал-алам, 1937, с. 47). Весьма важны упоминания «чиновного лица (амга)», который «пришёл от татар», в деловых письмах из Дуньхуана на тюркском и согдийском языках (конец IX-X в.), интерпретированных Дж. Гамильтоном и Н. Симс-Вильямсом (Sims-Williams, Hamilton, 1990, p. 81).
Наряду со сведениями указанных источников о татарском государстве в Ганьсу — Восточном Туркестане имеется ещё свидетельство эпистолярного источника XI в. Письмо тангутского государя Шань-хао, отправленное Сунскому двору в 1039 г., содержит декларацию о новых границах Тангутского государства, весьма мало соответствующую действительной ситуации. Юань-хао хвастливо заявляет о добровольном подчинении ему туфань (тибетцев), тата (татар), чжанъе (ганьчжоуских уйгур) и цзяохэ (турфанских уйгур), т.е. всех соседних Си Ся владений, расположенных в Ганьсу и Восточном Туркестане или обладавших там какими-либо землями (Кычанов, 1968, с. 134).
В домонгольскую эпоху, во всяком случае в X-XII вв., этноним татары был хорошо известен не только в Срединной империи, но также в Средней Азии и Иране. Так, наряду с Караханидскими тюрками, татары достаточно часто упоминаются в стихах известнейших персидских поэтов. Газневидский поэт Абу-н-Наджм Манучихри (XI в.) пишет о красивом юноше с «тюрко-татарским обликом»; для других его современников обычной метафорой было «благоухание тысяч татарских мускусов», а имам Садр ад-дин Харрамабади (XI-XII вв.) в касыде, посвящённой султану Искандеру, упоминает некоего «татарина» (Brown, 1906, р. 166, 169, 202; Ворожейкина, 1971, с. 26).
Относительно этнической принадлежности татар, упомянутых в орхонских надписях, П. Пеллио замечает: «Допустимо, что они уже тогда были монголоязычны; впрочем, титулатура и номенклатура татар в XII в. сохраняли следы тюркского влияния» (Pelliot, 1949, с. 232-233). Вполне оправдан, однако, скепсис некоторых современных исследователей по поводу самой возможности достоверных этнических определений крупных племенных сообществ древней Центральной Азии (Мункуев, 1975, с. 91; Geley, 1979, р. 73).
Итак, в IX-XII вв. на территории Ганьсу и в Восточном Туркестане существовало государство татар, известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам. Всё же сведения об этом государстве казались южносунскому учёному и чиновнику Ли Синчуаню (1166-1243 гг.) столь необъяснимыми, что вызвали следующее замечание: «Два государства жили на востоке и западе, и обе страны глядели друг на друга на расстоянии в несколько тысяч ли. Не знаем, по какой причине их объединяют и они получили единое наименование» (Кычанов, 1980, с. 143). До сих пор эта сентенция Ли Синчуаня оставалась непонятой.
Вряд ли пока возможно столь же определённо локализовать другие татарские государства, упомянутые Рашид ад-Дином. Но его информированность о предмонгольской эпохе в истории татар, вопреки сомнениям В.В. Бартольда
(147/148)
(Бартольд, 1968, т. 5, с. 559), ныне очевидна. Недаром компетентный источник XI в. называет обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном Татарской степью (Махмуд Кашгарский, 1982, с. 159), — точно так же южнорусские и казахстанские степи именовались тогда мусульманскими авторами Дашт-и Кипчак («Кыпчакская степь»). Название «Татарская степь» хорошо согласуется с другими сведениями о расселении татар в IX-X вв. и объясняет, почему столетие спустя монголы, занявшие то же пространство, в тюркской и мусульманской среде, как и в Китае, именовались татарами. Это тюркское обозначение монголов привилось не только в Средней Азии и на Ближнем Востоке, но и на Руси, и в Западной Европе, вопреки тому, что сами монголы себя татарами не называли.
В китайской политической и историографической традиции, начиная с сунского времени, решительно преобладало поименование монголов татарами. Даже в тех случаях, когда для служащих сунских военных и дипломатических ведомств не было сомнений, как в самом деле надлежит именовать новых соседей империи, тексты редактировались желательным образом и этноним «монгол» заменялся либо на da-da, «татарин», либо на мэн-дa, «монголо-татары». Очень показателен в этом смысле факт, приводимый Ли Синчуанем: «Когда монголы (мэн-жэнь) вторглись в государство Цзинь, [они] назвали себя Великим Монгольским государством (да мэн-гу го). Поэтому пограничные чиновники прозвали их Монголией (мэн-гу)». Позднее последнее название было заменено на мэн-да (Мункуев, 1975, с. 123). Подобные замены были обязательны для официальных текстов даже при описании непосредственных контактов. Так, в отчёте сунского посольства 1211-1212 гг, недавно опубликованном Г. Франке, монголов последовательно именуют татарами (Franke, 1981, р. 170 и сл.). Ещё более показателен случай, приводимый автором Мэн-да бэй-лу. По его словам, Мухали, наместник Чингисхана в Северном Китае (го-ван Мо-хоу), каждый раз сам называл себя «мы, татары» (Мункуев, 1975, с. 53). Ван Го-вэй, комментируя это место, замечает, что здесь просто употреблено то название монголов, которое было принято китайцами. Естественно, что Мухали, происходивший из племени джалаир, никак не мог называть себя татарином (Мункуев, 1975, с. 135).
Кыргызско-татарская война 842 г., участником которой был герой енисейской рунической надписи Кюлюг Инге, стала отражением новой ситуации в Центральной Азии, определявшейся в IX-X вв. взаимоотношениями кыргызов, татар и киданей, прежних аутсайдеров, занявших тогда политическую авансцену.
|