С.Г. Кляшторный
Степные империи: рождение, триумф, гибель.
I. Жуны, юэчжи и гунны: рождение степной империи.
Хозяйство, общественное и государственное устройство гуннов. — 27
[ 5 ] Хозяйство, общественное и государственное устройство гуннов.
Даров, которые получали шаньюи от ханьского двора, было совершенно недостаточно для удовлетворения потребностей значительного кочевого населения в продуктах осёдлого хозяйства. Так, по подсчётам Т. Барфилда, фиксированных в китайских источниках поставок зерновых продуктов («даров») могло хватить, и то только в качестве добавки к основному рациону, для 700-800 человек в течение года, т.е. практически только для ближайшего окружения шаньюя (Barfield, 1992, р. 47; Крадин, Данилов, Коновалов, 2004, с. 13-14). Поэтому для гуннов более существенным было установление пограничной торговли, которую, однако, не разрешало императорское правительство, видевшее в торговле только инструмент давления на варваров. Позднее суть этой политики чётко сформулировал один из китайских историографов: «Нет дани (от варваров) — нет и торговли с ними, есть дань — есть и вознаграждение (т.е. торговля)» (цит. по: Мартынов, 1970, с. 234).
Добиваясь открытия рынков на границе, шаньюй начал в 158 г. до н.э. новую серию набегов и опустошил несколько северных округов. «После этого (в 152 г. до н.э.) император Сяо-цзин снова заключил с гуннами мир, основанный на родстве, открыл рынки на пограничных пропускных пунктах, послал гуннам подарки и отправил принцессу, согласно прежнему договору». «Отличаясь алчностью, — добавляет Сыма Цянь, — гунны ценили рынки на пограничных пропускных пунктах и любили китайские изделия» (Таскин, 1968, вып. 1, с. 49-50).
Экономика гуннского общества, по описанию Сыма Цяня, весьма примитивна: «В мирное время они следуют за скотом и одновременно охотятся на птиц и зверей, поддерживая таким образом своё существование, а в тревожные годы каждый обучается военному делу для совершения нападений. Таковы их врождённые свойства... Начиная от правителей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются в его шкуры и носят шубы из войлока» (там же, с. 34-35). Столь же простой кажется и проистекающая из характера экономики программа отношений с Китаем, сформулированная одним из шаньюев: «Я хочу открыть вместе с Хань большие заставы для торговли, взять в жёны дочь из дома Хань, хочу, чтобы мне ежегодно посылали 10 тыс. даней рисового вина, 5 тыс. ху (мер) проса, 10 тыс. кусков различных шёлковых тканей, а также всё остальное, и в этом случае на границе не будет взаимных грабежей» (там же).
Однако с представлениями о чисто кочевом характере гуннского общества никак не вяжутся неоднократные упоминания о городках в глубине гуннских земель, о хранимых там запасах зерна; сообщая о суровых для гуннов зиме и лете 89-88 гг. до н.э., летописец замечает: «В это время начался снегопад, длившийся несколько месяцев подряд, скот падал, среди населения начались болезни, хлеба не вызрели, напуганный шаньюй построил молельню» (Таскин, 1973, вып. 2, с. 28).
В Забайкалье археологи исследовали один из гуннских городков у впадения р. Иволги в Селенгу и примыкающий к нему некрополь (Давыдова, 1995; 1996).
(27/28)
Иволгинское городище, окружённое четырьмя рвами и четырьмя валами, имеет площадь в 75 гектаров, застроенных полуземлянками (открыто около 80 жилищ); там обнаружены следы железоделательного и бронзолитейного производства, а главное — сошники из чугуна и литейные формы для них, железные серпы и каменные зернотёрки. Судя по размерам сошников, плуги у гуннов были небольшие, деревянные, и земля вскапывалась неглубоко. Хотя таких городков у гуннов было несколько десятков (Psarras, 2003, р. 76-101), развитию земледелия, однако, препятствовали суровые природные условия страны, и собственное производство зерна (главным образом, проса и ячменя) никогда не удовлетворяло потребностей довольно многочисленного населения (по расчётам исследователей, около 1,5 миллиона человек).
Рис. 3. Сяньбийские воины V в.
Основным видом хозяйственной деятельности гуннов всегда было кочевое скотоводство, что подтверждают как сообщения письменных источников, так и результаты археологических раскопок. Первостепенную роль у гуннов играли лошади. При экстенсивном скотоводческом хозяйстве, когда корма для скота на зиму не заготовлялись, лошади имели и то преимущество, что они могли круглый год находиться на подножном корму, тебеневать, добывая траву из-под неглубокого снега. Судя по костям, найденным в гуннских погребениях, лошади были типичными монгольскими — небольшого роста (135-140 см в холке), грубого, но мускулистого сложения, с короткой и широкой мордой.
(28/29)
Кроме огромных табунов лошадей основным богатством гуннов были стада быков, яков и верблюдов, громадные отары овец и коз. По современным подсчётам, хотя и весьма приблизительным, гунны в пору расцвета имели 19 голов скота на душу населения, в пору упадка — 5-9 голов. Для сравнения заметим, что в предреволюционной Монголии (1918 г.) на душу населения приходилось около 17 голов всех видов домашнего скота. Скот находился в семейной собственности; каждая семья имела право на определённую часть родовой территории для выпаса скота и пользовалась защитой всего рода. Для сохранения численности и нераздельности имущества семьи гунны, как отмечает Сыма Цянь, «после смерти отца берут в жёны мачех, после смерти старшего или младшего брата женятся на их жёнах» (у гуннов, как и у многих кочевников, существовало многожёнство). Предусматривалась и семейная ответственность за кражу чужого имущества, прежде всего скота, — семья виновного могла быть обращена в рабство.
Социальное устройство гуннского общества и его государственная организация не могут быть реконструированы с достаточной полнотой, но социально развитой характер гуннской империи несомненен. Верхушку гуннского общества составляли четыре аристократических рода, связанных между собой брачными отношениями: мужчины любого из этих родов брали себе жён только из трёх знатных родов. Глава государства, шаньюй, мог быть только из рода Люаньди, самого знатного из четырёх. Позднейшие источники упоминают и другие знатные роды. Очевидно, что иерархия родов и племён играла в гуннском обществе немалую роль, причем на низшей ступени находились покорённые племена, адаптированные в гуннскую родоплеменную систему. Ниже них были покорённые племена, не включённые в состав гуннских; они подвергались особенно безжалостной эксплуатации. Так, подвластные гуннам дунху выплачивали постоянную дань тканями, овчиной и кожей. Если дань задерживалась, то гунны казнили родовых старейшин, отнимали и обращали в рабство женщин и детей данников, требуя особый выкуп за их освобождение.
Рабство у гуннов часто упоминается во многих источниках. Рабами были пленные, но в рабство за различные преступления попадали и сами гунны. Рабы-иноплеменники использовались прежде всего в осёдлом хозяйстве, они жили вместе с гуннами в укреплённых городках, копали оросительные каналы, пахали землю, участвовали в строительных и горных работах, в различных ремесленных промыслах. Положение рабов-гуннов неясно; возможно, они составляли низшую часть большой патриархальной семьи.
Устройство гуннского государства было столь же строго иерархично, как и их общественная структура. Держава гуннов, выросшая из племенных союзов жунских племён V-IV вв. до н.э., сложилась в борьбе не на жизнь, а на смерть с соседними племенными союзами и китайскими царствами. Основатели страны и их преемники видели свою главную цель в господстве над «всеми народами, натягивающими лук» (т.е. над кочевниками) и превосходстве над «людьми, живущими в земляных домах» (т.е. над осёдлыми землепашцами); такое государство могло существовать только как централизованная империя, организованная на военно-административных принципах. Не
(29/30)
следует, по мнению Т. Барфилда, преуменьшать и сохранявшегося значения племенной аристократии, а саму гуннскую державу лучше обозначить термином «имперская конфедерация». Барфилд полагает, что для внутреннего развития кочевого общества государственные структуры не нужны, и они возникают у кочевников только в результате воздействия внешних обстоятельств, исключительно для военного принуждения соседних осёдлых государств к уплате дани (контрибуций) или открытию пограничных рынков (Barfield, 1981, р. 45-60). Напротив, по мнению Е.И. Кычанова, государство гуннов, как и иные государства кочевников, возникло в результате внутренних процессов в самом кочевом обществе, процессов имущественного и классового расслоения, приведших к рождению государства со всеми его атрибутами (Кычанов, 1997, с. 36-37). 2 [сноска: 2 Наиболее полно проблемы номадизма как особого вида производящей экономики, а также проблемы социологии кочевого общества рассмотрены А.М. Хазановым (Хазанов, 2000). Лучший обзор дискуссий о кочевом обществе в советской науке и их оценка: Gellner E. Foreword // Khazanov A.М. Namads and the Outside Word, Madison, 1994. См. также: Gellner, 1973.]
Во главе государства стоял шаньюй, чья власть была строго наследственной и освящённой божественным авторитетом. Его называли «сыном Неба» и официально титуловали «Небом и Землей рождённый, Солнцем и Луной прославленный, великий гуннский шаньюй». Власть государя определялась его правами и функциями: а) правом распоряжаться всей территорией государства, всеми землями, принадлежавшими гуннам, и функцией охраны этой территории; б) правом объявления войны и заключения мира и функцией личного руководства войсками; в) правом концентрировать в своих руках все внешние сношения государства и функцией определения внешнеполитического курса; г) правом на жизнь и смерть каждого подданного и функцией верховного судьи. Вероятно, шаньюй был и средоточием сакральной власти; во всяком случае, все упомянутые источниками действия по защите и соблюдению культа исходили от шаньюя, который «утром выходил из ставки и совершал поклонения восходящему солнцу, а вечером совершал поклонение луне». Верховного владетеля окружала многочисленная группа помощников, советников и военачальников, однако решающее слово всегда оставалось за шаньюем, даже если он действовал вопреки единодушному мнению своего окружения.
Высшие после шаньюя лица в государстве — левый и правый (т.е. западный и восточный) «мудрые князья» были его сыновьями или ближайшими родственниками. Они управляли западными и восточными территориями империи и одновременно командовали левым и правым крыльями армии. Ниже их стояли другие сородичи шаньюя, управлявшие определённой территорией, — все они носили различные титулы и назывались «начальники над десятью тысячами всадников») (т.е. темниками). Их число было строго фиксировано — 24 высших военачальника, распределённых между левым и правым крыльями войска, западной и восточной частями империи. Назначение на тот или иной пост зависело от степени родства с шаньюем. Темников назначал сам государь. Он же выделял подвластную каждому темнику территорию вместе с населени-
(30/31)
ем, проживающим на этой территории. Какое-либо перемещение племён без приказа шаньюя строго возбранялось.
Наибольшее значение имел не размер удела, а именно численность его населения, которым и определялась власть и военная сила темника; число в 10 тысяч воинов, находившихся под командой последнего, было условным — Сыма Цянь замечает, что каждый из 24 начальников имел от десяти тысяч до нескольких тысяч войска.
В пределах своих владений темник, подобно шаньюю, назначал тысячников, сотников и десятников, наделяя их землёй с кочующим на ней населением. Сместить и наказать темника мог только шаньюй. Темники же участвовали в возведении шаньюя на престол, но этот процесс был формальным: они не имели права выбора — власть переходила по строгой наследственной системе, которая утратила своё значение лишь в период полного ослабления гуннского государства.
Однако, племенная структура гуннов не была разрушена и нижний слой управления составляли вожди племён и родовые старейшины. Сохраняя тесную связь с соплеменниками, они оказывали наибольшее влияние на повседневную жизнь гуннского общества (Barfield, 1981, р. 45-61). Основной повинностью всего мужского населения государства была военная служба. Каждый гунн считался воином, и малейшее уклонение от исполнения военных обязанностей каралось смертью. Все мужчины с детства и до смерти были приписаны к строго определённому воинскому подразделению, и каждый сражался под командованием своего темника.
При Лаошань-шаньюе началось систематическое взимание податей, о размере и характере которых сведений не сохранилось. Трижды в год все начальники, как правило выходцы из четырёх аристократических родов, съезжались в ставку шаньюя для «принесения жертв предкам, небу, земле, духам людей и небесным духам», для обсуждения государственных дел и один раз, осенью, — «для подсчёта и проверки количества людей и домашнего скота». Эти совещания были не столько каким-либо правительственным органом, сколько семейным советом родственников — все их участники были родичами шаньюя.
Таким образом, правящий слой гуннской империи сложился из родоплеменной знати; отношения родства и свойства сохраняли решающее значение для определения социального положения и политической роли каждого, кто принадлежал к высшим слоям гуннского общества. В то же время вся эта знать, сохраняя внутриродовые и внутриплеменные связи, выступала и как патриархальная верхушка племён, как их «естественные» вожди, кровно связанные с рядовыми соплеменниками.
Основу общественного влияния и политической силы знати составляла собственность на пастбищные земли, проявлявшаяся в форме права распоряжаться перекочёвками и тем самым распределять кормовые угодья между родами. Степень реализации права собственности целиком зависела от места того или иного знатного лица в военно-административной системе, что, в свою очередь, предопределялось его местом в родоплеменной иерархии. Вся эта структура обладала достаточной устойчивостью, чтобы дать гуннской империи более трёх веков существования и ещё несколько веков жизни мелким гуннским государствам.
|