С.Г. Кляшторный

Степные империи: рождение, триумф, гибель.

// Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. 2005 : Степные империи древней Евразии. СПб: 2005. 346 с.

I. Жуны, юэчжи и гунны: рождение степной империи.

Срединное царство и «Страна демонов». — 13

Северные народы в повествовании Сыма Цяня. — 17

Держава гуннских шаньюев. — 20

Юэчжи и гунны. — 21

Хозяйство, общественное и государственное устройство гуннов. — 27

Расцвет и упадок степной империи. — 32

Гунны у границ Римской империи. — 33

Гунны между Алтаем и Аралом. — 35

«Белые гунны» в Средней Азии. — 38

[ 2 ] Северные народы в повествовании Сыма Цяня.

Ранние рассказы о северных соседях Поднебесной собрал в своих «Исторических записках» создатель нормативной китайской историографии Сыма Цянь (135-67 гг. до н.э.). Все его сведения по этому сюжету отрывочны, не систематичны, предельно кратки и ничем не напоминают обширные повествования Геродота о причерноморских скифах.

Кочевники, населявшие Центральную Азию в VII-VI вв. до н.э., именуются Сыма Цянем жунами или ди. Позднее их стали называть ху. В ту же эпоху в степях Внутренней Монголии, Южной Маньчжурии и в отрогах Большого Хингана жили горные жуны, или дунху («восточные варвары»). Северные племена были постоянными участниками политической жизни древнекитайских царств, то сражаясь с ними, то вступая в коалиции воюющих друг с другом государств и получая за это вознаграждение.

Сыма Цянь ярко описывает их «варварский» образ жизни и общественное устройство. Жуны не были политически объединены, «все они были рассеяны по горным долинам, имели собственных вождей, и хотя нередко собиралось свыше ста племён жунов, они не сумели объединиться в одно целое». Источники отмечают у жунов и дунху посевы проса, но главным их занятием было скотоводство:

«...переходят со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде. Постоянного пребывания не знают. Живут в круглых юртах, из коих выход обращён к востоку. Питаются мясом, пьют кумыс, одежду делают из разноцветных шерстяных тканей... Кто храбр, силён и способен разбирать спорные дела, тех поставляют старейшинами. Наследственного преемствия у них нет. Каждое стойбище имеет своего начальника. От ста до тысячи юрт составляют общину... От старейшины до последнего подчиненного каждый сам пасёт свой скот и печётся о своём имуществе, а не употребляют друг друга в услужение... В каждом деле следуют мнению женщин, одни военные дела сами решают... Войну ставят важным делом» (Бичурин, 1950, т. 1, с. 142-143).

Трудно нарисовать более выразительную картину родоплеменного общества, ещё не знавшего глубокого социального расслоения и насильственного

(17/18)

авторитета. По словам китайского наблюдателя VII в. до н.э., у жунов «высшие сохраняют простоту в отношении низших, а низшие служат высшим (т.е. выборным старейшинам и вождям. — С.К.), руководствуясь искренностью и преданностью» (Таскин, 1968, вып. 1, с. 123). Война и набег с целью захвата добычи — важная сторона их жизни. По словам китайского сановника VI в. до н.э., северные варвары «ценят богатства и с пренебрежением относятся к земле»; слово «богатство» объясняется здесь как «золото, яшма, полотно и шёлк». Однако даже во времена наибольшей слабости мелких китайских царств жуны никогда не угрожали им завоеванием. Набеги кочевников сдерживались или ограничивались военными мерами, дарами, подкупом вождей, торговлей. В ходе военных столкновений китайцы не раз убеждались в достоинствах варварской конницы, а иногда даже перенимали одежду и оружие своих противников. Правитель царства Чжао, Улинь-ван (правил в 325-299 гг. до н.э.), «изменив существовавшие обычаи, стал носить варварскую одежду, обучаться верховой езде и стрельбе из лука». Впрочем, Улинь-ван, как и другие правители, более полагался на строительство длинных стен и укреплений вдоль пограничной линии, чем на полевую армию. Вместе с тем сами китайцы не только сдерживали жунов у своих границ, но и захватывали их земли. Первое такое сообщение относится к 623 г. до н.э., когда правитель царства Цинь, Мугун, напал на жунов и захватил «двенадцать их владений» (Таскин, вып. 1, с. 122-123).

Радикальное изменение общей ситуации в Центральной Азии произошло, согласно Сыма Цяню, в период Борющихся Царств (463-222 гг. до н.э.). Вместо прежних жунов и ди на севере и западе появляются сильные объединения кочевых племен сюнну (гуннов) и юэчжей, а про дунху сообщается, что они «достигли расцвета» и у них появился единый правитель. В IV в. до н.э. китайцы впервые называют гуннов среди своих противников; позднее те начинают ожесточённую борьбу за Ордос с царством Чжао. Война шла с переменным успехом, но в составе гуннского объединения оказались за это время те жунские племена, которые прежде были независимы. Один из эпизодов этих войн походя упомянут в сборнике Шо юань («Сад высказываний»), составленном из текстов эпохи Сражающихся Царств (463-222 гг. до н.э.) компилятором и писателем ханьского времени Лю Сянем (I в. до н.э.): «Яньский Чжао-ван, спрашивая Го Вэя, сказал: „Мои земли утеснены, населения мало. Цисцы отобрали и уничтожили восемь [моих] крепостей, сюнну мчатся во весь опор на лоуфаней”». Фоном события послужила война двух северокитайских царств Янь и Ци, о которой ведет беседу яньский государь с призванным ко двору мудрым советником Го Вэйем в 311 или 310 гг. до н.э. (перевод с китайского и трактовка текста: Ковалёв, 2002, с. 153-154; о Лю Сяне см. также: Васильев К., 2002, с. 7-9). На рубеже IV-III вв. до н.э. жунское племя лоуфаней обитало в степях к востоку от излучины Хуанхэ и частично зависело от царства Янь (Ковалёв, 2002, с. 155-156).

На западе соседями гуннов были юэчжи — восточноскифские (сакские и сарматские) племена, занимавшие вместе с родственными им усунями огромную территорию от Тянь-Шаня до Центральной Монголии. Тамги (геральдические знаки) вождей юэчжийских племен, обнаруженные на чёрных скалах ущелья Цаган-гол в Гобийском Алтае, фиксируют южную границу юэчжийских земель.

(18/19)

Благодаря работам российских и монгольских археологов оказалось возможным проверить, дополнить и конкретизировать сообщения письменных источников. Раскопками обнаружены два типа культур скифского круга (I тыс. до н.э.). Один тип представлен культурой плиточных могил; другой — курганами с каменной наброской. Плиточные могилы сооружались из неглубоко погружённых в землю плоских каменных плит, образующих прямоугольный ящик. Погребаемых клали головой на восток, вместе с оружием, украшениями, сосудами. Специфическими предметами в захоронениях являются сосуды на трёх полых ножках (триподы) и бронзовые ножи с выемчатыми фигурками людей и животных, бронзовые удила, часто — кости коня. Плиточные могилы располагаются на местности цепочками, образующими родовые кладбища. К сожалению, большинство погребений начисто ограблены (Цыбиктаров, 1998). Но именно в плиточных могилах на территории Монголии были обнаружены два металлических шлема XI-X вв. до н.э., те самые шлемы, о захвате которых часто упоминают надписи на чжоуских бронзовых сосудах (Худяков, 2001, с. 60-66).

Культура плиточных могил распространена на огромной территории от Забайкалья до Северного Тибета, охватывает степную часть Маньчжурии, всю Внутреннюю, Восточную и Центральную Монголию, резко обрываясь на западных склонах Хангайских гор. Там начинается область другой культуры скифского типа: каменные ящики сменяются курганами, такими же, как раскопанные на Алтае знаменитые гробницы Пазырыка. Эта область охватывает Западную Монголию, Туву, Алтай, Восточный Казахстан. Антропологически погребённые различаются так же резко, как и тип захоронений. В тех редких плиточных могилах, где сохранились костяки, погребены монголоиды северной (палеосибирской) ветви этой расы, а в курганах — европеоиды. В III-II вв. до н.э. плиточные могилы и скифские курганы вытесняются иными по облику погребениями, в которых железный инвентарь сменяет бронзовый.

Теперь, накладывая сведения письменных источников на археологическую карту, логично заключить, что носителями культуры плиточных могил были племена жунов, ди и дунху. Культура курганных захоронений Западномонгольского и Саяно-Алтайского регионов, датируемая V-III вв. до н.э., принадлежала сакским и сарматским племенам — юэчжам и усуням. Нельзя исключить, однако, что термин жун использовался, особенно в ранний период его бытования, для обозначения скотоводческих племён Севера, разных по расовой, языковой и культурной принадлежности.

Именно среди памятников, близких, но не тождественных скифским, выделены теперь многочисленные погребальные комплексы VII-V вв. до н.э., несущие признаки, характерные для позднейших гуннских захоронений. Район распространения этих своеобразных памятников расположен к востоку и юго-востоку от нынешней Монголии и, частично, во Внутренней Монголии. Здесь и была, скорее всего, первоначальная родина или территория формирования тех кочевых скотоводческих племён ярко выраженного монголоидного облика, которые позднее, в IV-III вв. до н.э., сместившись к западу и овладев степями между Ордосом и Забайкальем, стали известны под именем гуннов (Миняев, 1985, с. 70-77).

наверх