Ю.Г. Белокобыльский
Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири.
История идей и исследований (XVIII — первая треть XX в.).
// Новосибирск: 1986. 168 с.
Глава I. Первые экспедиции в степи Минусинской котловины.
Открытие памятников древности,
их исследования и гипотетические оценки.
[ Введение. ] — 7
[ Введение. ]
Деятельность Петра I в конце XVII — начале XVIII в. позволила России выйти в число передовых
европейских государств. Социально-экономическое развитие страны потребовало
коренной ломки не только устоявшихся общественных институтов, но и перестройки
торговых и дипломатических отношений с соседними государствами. Резко
расширился круг проблем, требующих научного подхода, возникли соответствующие
учебные заведения, и в первую очередь Петербургская академия наук. Стало насущной
потребностью изучение природных ресурсов страны. Российская Академия наук
развернула грандиозную экспедиционную деятельность, которой не знала ни одна
европейская страна. Наука стала государственным институтом. «Это важное для
истории науки явление неразрывно связано с более широким явлением — сложением в
начале XVIII в. новой русской культуры европейского образца» [1].
Проблемы, которые ставила перед наукой жизнь, не могли далее решаться путем
схоластических мудрствований. Основой научного познания стали разум и опыт,
методами — непосредственное наблюдение в экспедиционных и полевых условиях.
Соответствующая перестройка требовалась и в организации труда учёных. Одиночки
с весьма ограниченными возможностями объединялись в коллективы по
политическим, философским и научным интересам. И в этом русская наука не
уступала европейской. В науке XVIII в.
ведущее место принадлежало естествознанию, в частности механике и связанной с
ней математике. Физика, химия, геология находились в зачаточном состоянии.
Биология главным образом занималась накоплением и первоначальной систематизацией
материала. Метафизический взгляд на природу, согласно которому «природа, каким
бы путем она сама не возникала, раз она уже имеется налицо, оставалась всегда
неизменной, пока она существует», господствовал в естествознании [2].
Метафизический взгляд на природу механически переносился и на общество. Методы
естествознания считались универсальными, и поэтому ими пользовались при
исследовании социальных явлений. Ученый-просветитель в первую очередь собирал
факты и систематизировал их, руководствуясь идеями Гоббса, Вольтера, Руссо, Дидро
о «естественном состоянии человечества», о «естественном
(7/8)
праве», а также принципами энциклопедизма. «Естественное состояние человечества» есть
не что иное, как механистический взгляд на исторический процесс, который если и
допускал элементы развития, то только под действием внешних факторов — переселения,
заимствования. Черты именно таких научных воззрений были характерны для
процесса изучения Сибири в XVIII в.
Планомерное научное исследование Сибири началось с указа Петра I 1696 г., который предписывал Семену Ремезову составить
географический атлас Сибири [3].
Чтобы управлять и в полной мере использовать для развития страны богатый край,
необходимо было знать его природные ресурсы и производительные силы. Поэтому в научных изысканиях России XVIII в.
Сибирь занимала особое место. Пробуждается интерес также и к памятникам древности,
изучение которых становится в тот период государственной необходимостью [4].
Не имея в достаточной мере своих научных кадров, Россия вынуждена была обратиться
за помощью к зарубежным учёным, в основном немецким. В 1717 г. был приглашён на
службу в Академию наук Д.Г. Мессершмидт. По контракту он должен был ехать в
Сибирь для исследования ее природных богатств. В 1725 г. для занятий сибирской
историей в Россию приехал Г.Ф. Миллер. В 1727 г. — И.Г. Гмелин, чтобы
исследовать «натуральную историю», а в 1766 г. — П.С. Паллас для составления
географического описания страны. С целью всестороннего изучения Сибири правительство
осуществило ряд научных предприятий. В 1720-1727 гг. состоялась экспедиция Д.Г.
Мессершмидта. Он проехал от Урала до Северной Маньчжурии и от Саян до нижней
Оби. Результаты экспедиции были внушительными, но стало ясно, что одному учёному
невозможно всесторонне обследовать огромную территорию. Тогда-то и была
снаряжена новая академическая экспедиция 1733-1743 гг., цели и задачи которой
заключались в комплексном изучении Сибири на всём её протяжении от Урала до
Тихого океана. В состав её вошли Г.Ф. Миллер, И.Г. Гмелин, С.П. Крашенинников,
Я. Линденау и Г.В. Стеллер. Эта экспедиция готовилась более тщательно. Её
участники внимательно проштудировали всю имеющуюся литературу по Сибири.
Особенное внимание привлекли книга Ф.И. Страленберга и записи Д.Г. Мессершмидта.
Исторические изыскания стали теперь обязательным пунктом исследовательской программы.
Они вменялись в обязанность Г.Ф. Миллеру. В ходе экспедиции посильную помощь
ему оказывали И.Г. Гмелин и другие участники. В 1768-1777 гг. поездку в
Оренбургский край и Сибирь совершил П.С. Паллас. Примечательно, что все
упомянутые экспедиции уделяли особое внимание изучению сибирских древностей.
Интерес этот был не случаен. В европейском и русском обществах XVIII в. достаточно
хорошо представляли ценность материальных остатков человеческой деятельности в
далеком прошлом. В Европе изучение памятников древности, а в силу этого и зарождение
археологии как науки связано с эпохой Возрождения в
(8/9)
Италии. Памятники искусства и литературы Древней Греции и Рима возбудили живейший
интерес прежде всего в среде деятелей искусства, что к середине XVIII в. чётко
определило отношение к античным древностям как произведениям искусства. Русская
же археология XVIII в. шла самобытным путём. Её становление связано с процессом изучения сибирских
древностей, которые в значительной мере представляли древнейший (первобытный)
этап человеческой истории. Исследование сибирских «куриозных вещей» находилось
в руках ученых-естественников (кроме Г.Ф. Миллера), что определённым образом
сказалось на их интерпретации. Будучи представителями науки о Земле, они их
рассматривали в совокупности с биологическими, географическими и прочими природными
явлениями, т.е. в качестве объектов землеописания, способных раскрыть не
только и не столько духовную сторону развития человеческих коллективов
прошлого, сколько бытовую, обыденную часть их жизни. Это направление в
археологии разовьётся и станет одним из определяющих в XIX в.
О сибирских древностях к XVIII в. знали достаточно много. Этому способствовало интенсивное освоение края. Русские
служилые люди, путешественники и дипломаты, посетившие Сибирь в XVIII в., оставили в
своих записках сведения о самых различных памятниках. Так, например, Н.
Спафария, совершавшего путешествие в Китай, более всего поразили рисунки на
береговых скалах Енисея южнее г. Красноярска. Во времена царя Алексея Михайловича
появляются сведения о «бугровом» золоте и серебре [5].
Большинство известий XVII — начала XVIII в.
носят случайный характер. В них упоминаются лишь поразившие воображение
путешественника памятники или же изделия из драгоценных металлов. Параллельно
предпринимаются попытки осмыслить виденное, объяснить существование в прошлом в
«дикой» Сибири неизвестной цивилизации. Но в этом стремлении не было ни грана
понимания научной значимости объектов старины. Над суждениями авторов довлели
старые античные и средневековые представления, почерпнутые из трудов Геродота,
Плиния Птолемея, Аммиана Марцеллина, Георгия Акрополита и др. [6]
Интенсивные раскопки бугровщиками в XVIII в.
сибирских курганов позволили получить конкретные сведения не только об
определенных вещах из металлов, но и о конструкциях могильных и надмогильных
сооружений. Они же способствовали появлению частных коллекций как в Сибири у
сибирских губернаторов и воевод, так и в Петербурге у Петра I, и
в Европе у Н. Витзена. (Коллекция Н. Витзена известна по гравюрам,
опубликованным в его книге. После его смерти она была распродана на аукционе.) [7]
Пожалуй, Н. Витзен был первым, кто проявил научный интерес к сибирским
древностям. Пытаясь объяснить появление в Сибири высокохудожественных изделий,
он предположил китайское их происхождение, свидетельством чего, по его мнению,
служили металлические пластины с иероглифами на одной из сторон. В Южную Сибирь
они попали с монгольскими завоевателями.
(9/10)
Перелом в отношениях к древностям наметился в Петровское время, а закреплён был
академическими экспедициями. Формируется понимание ценности археологического
памятника как исторического источника. Ряд указов Петра I запрещал хищнические раскопки
курганов и предписывал собирать и сохранять не только предметы искусства, но и
бытовые вещи, а также предписывали фиксировать на чертежах и планах места
находок, сбора и записи о них сведений. В постановке этих задач Пётр I «определил уровень развития
современной ему науки о древностях» [8].
Практическая деятельность Петра оказала прогрессивное влияние на исследователей
древностей. В 1740 г. появляется инструкция Г.Ф. Миллера, написанная для И.
Фишера [9],
несколько позднее — В.Н. Татищева [10]
и М.В. Ломоносова [11].
Концентрация научных исследований в Сибири, а также преобладание сведений о сибирских
экзотических древностях способствовали тому, что в первые две трети XVIII в. в России
исследовались в основном только они, в то время как интерес к памятникам
Средней России и других ее регионов почти отсутствовал. И только в конце века
под влиянием европейской науки появляются сообщения о памятниках Причерноморья
[12].
Поэтому с полным основанием можно утверждать, что вплоть до конца XVIII в. сибирская
археология была общерусской археологической наукой и её достижения были
достижениями русской археологии. Академические экспедиции XVIII в. положили
начало научному изучению сибирских, в основном южносибирских, древностей. Участники
этих экспедиций были детьми своего века — века Просвещения, с его апелляцией к
разуму и опыту, с отказом от схоластики. Просветительские принципы требовали от
исследователя широкого кругозора, что определяло и широкий диапазон научных
интересов. Но не во всём преобладали эти принципы, часто уступая место христианскому обскурантизму.
[1] Формозов А.А. Очерки по истории русской археологии. М., 1961, с. 28.
[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 348-349.
[3] Чертёжная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семёном Ремезовым в 1701 г.— Спб., 1882.
(157/158)
[4] Мирзоев В.Г. Историография Сибири.— М., 1970, с. 47.
[5] Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Н. Спафария в 1675 г.— ЗИРГО по отделению этнографии, Спб., 1882, т. X, вып. 1, с. 85, 190; Пекарский П.П. Известия времён царя Алексея Михайловича о золотых и серебряных вещах и посуде, попадавшихся в татарских могилах в Сибири.— ИИРАО, Спб., 1863, т. V, с. 38-40.
[6] Алексеев М.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. XIII-XVIII вв. — Иркутск, 1932, т. 1; Тыжнов И. И. Обзор иностранных известий о Сибири второй половины XVII в.— Сибирский вестник, 1887, с. 134-135.
[7] Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра. Свод археологических источников, вып. Д-3-9.— М.—Л., 1962; Witsen N. Noorden Ost-Tartarye.— Amsterdam, 1705.
[8] Формозов А.А. Очерки по истории..., с. 30.
[9] Радлов В.В. Сибирские древности, вып. 3, т. 1.— Спб., 1894, с. 106-114.
[10] Там же, с. 142-143.
[11] Гурвич Д.М. Ломоносов и археология.— КСИИМК, 1951, вып. XLI.
[12] Формозов А.А. Очерки по истории..., с. 35.
|