К.А. Акишев
Курган Иссык.
Искусство саков Казахстана.
// М.: «Искусство». 1978. 132 с.
История и искусство.
Общество и письмо. ^
Общественный строй кочевых и полукочевых племён и народностей Евразии до сих пор остаётся малоизученным. В дореволюционной историографии при разработке или постановке отдельных аспектов проблемы кочевого общества имелась тенденция исходить из традиционной, как уже становится ныне ясным, неправильной априорной точки зрения о низком уровне развитости социально-экономической и культурной жизни кочевников. В основе формирования такой гипотезы в исторической науке лежит ряд причин.
Одна из них — элементарное незнание истории и истории культуры кочевников, неизученность или слабая изученность историко-культурных проблем кочевого общества. В целом уровень незнания соответствовал общему слабому развитию исторической науки вообще и истории кочевников в частности. Азия долго оставалась, в определённой степени и в настоящее время остаётся, далёкой и таинственной.
Во-вторых, при попытке исследования истории и культуры древних кочевых обществ непременно исходили из сопоставления далёкого прошлого со вчерашней действительностью, имевшей место у кочевых и полукочевых племен Евразии в эпоху позднего феодализма и капитализма. Такая ретроспектива в социологических реконструкциях приводила к занижению уровня развитости древних кочевых обществ, к неверному представлению об их культуре.
У поздних кочевников (казахи, киргизы, туркмены и др.) в XVII-XIX вв. некоторые стороны общественной и культурной жизни и военной организации по уровню розвития [развития] вполне могут быть сравнимы даже с ранними кочевниками Евразии. Причина падения этих поздних кочевников — военная и экономическая экспансия, агрессия извне и жестокая внутренняя междоусобная борьба, продолжавшиеся почти 700 лет (XIII-XIX вв.), начиная с нашествия орд Чингисхана. Многовековые внешние и внутренние акции привели к полному нарушению и уничтожению сложившихся веками жизненных коммуникаций кочевников. Эта политика по отношению к кочевникам означала захват лучших плодородных пастбищ и водных источников, лишение традиционных путей перекочёвок и торговых дорог, нарушение жизненно необходимых контактов и связей с земледельческими центрами и с городами, физическое истребление производительных сил.
В результате политических и экономических акций произошло резкое уменьшение поголовья скота — основного источника процветания. Пришло в упадок земледелие — второй источник жизнеобеспечения, что неизбежно привело к катастрофическим последствиям — к обнищанию населения и упадку культуры. В XVIII-XIX вв. европейские учёные, путешественники и миссионеры застают кочевые общества на грани гибели, а от былой своеобразно яркой и пышной культуры — лишь реликты.
(53/54)
В третьих, первыми исследователями кочевого общества и кочевнической культуры были европейские учёные XVIII-XIX вв. Они были пионерами в этой области, вклад их в изучение историко-культурьных [-культурных] проблем номадизма огромен. Однако методологическая направленность трудов этих учёных, основанная на поисках заранее смодулированных социально-экономических явлений, по образцам классических форм общественных организаций и культурных достижений Египта, Греции, Рима, Ирана, приводила к ошибочным выводам и заключениям.
Номадизм как особая форма социально-экономических взаимоотношений людей породил свойственные только ему черты хозяйственной, общественной и культурной жизни, хотя объективные исторические закономерности развития общества, сформулированные основоположниками научного коммунизма, относились к нему в такой же степени, в какой они относились к обществам классических стран Греции и Рима.
Однако если какие-то специфические стороны их истории не укладывались в привычные представления классики, то отмечались отсутствие развитой социальной структуры и примитивность культуры и искусства. Своеобразные формы общественной организации и государственного строя, материальной и духовной культуры, сложившиеся в результате многовекового развития, возникшие в особой среде и в определённой обстановке и приспособленные к своему образу жизни и быту, к своим традициям, вкусам и природным качествам и духовным запросам, считались низшими и варварскими, не отвечающими понятиям высшей организации и высокой культуры.
Такое общее тенденциозное мнение имело место в мировой исторической науке до недавнего прошлого, оно было закономерно и неизбежно при отсутствии исторических фактов и археологических данных по истории и культуре кочевых народов.
Интенсивное развитие исторической науки в советскую эпоху, новые находки и накопление фактов приводят к коренному пересмотру вчерашних концепций, к формированию новой точки зрения на достижения кочевых и полукочевых обществ, к творческому подходу при изучении их экономики, социальных отношений, культуры и искусства. [60]
Однако и в новейшее время в трудах некоторых историков и социологов западных стран встречаются проявления старых, ненаучных тенденций рассматривать кочевые народы Средней Азии и Казахстана как варваров-разрушителей, неспособных к созданию культурных ценностей, а происхождение памятников высокой культуры и искусства, открытых в районах расселения кочевников, как импорт из стран с развитой цивилизацией. [61] Открытия советских археологов и достижения
70. Надпись на малой серебряной чаше. Развёртка.
An inscription on a smaller silver bowl (a spread picture).
(54/55)
71. Надпись на малой серебряной чаше. Прорисовка.
An inscription on a smaller silver bowl (tracing).
археологической науки в республиках Советского Востока показали ошибочность и ненаучность подобных точек зрения. В этом отношении особенно поучительны успехи археологии Казахстана. Результаты этих достижений дают основание по-новому поставить вопросы социально-экономических отношений у древних кочевников Казахстана.
Новейшие археологические источники, в том числе и материалы из кургана Иссык, дают основание считать, что при исследовании вопросов происхождения классов и государства необходим дифференцированный подход к каждому региону такой обширной и разнообразной по природно-климатическим условиям страны, как Казахстан.
Юг Казахстана (Южный Казахстан и Семиречье), в силу своеобразия природно-климатических условий и географического положения, определившего многовековые политические, экономические и культурные связи с государствами Центральной и Средней Азии, в социально-экономическом отношении развивался интенсивными темпами и стоял на высокой ступени общественного устройства.
Об этом весьма убедительно говорит археологический материал. Особое значение приобретают материалы из Семиречья. В этом плане знаменитый Бесшатырский могильник, оставленный саками в V в. до н.э., представляет научный интерес не только как памятник культуры и древней архитектуры. Материалы из Бесшатыра свидетельствуют об имущественном неравенстве и социальной дифференциации у саков. Они позволяют судить о социальной структуре сакского общества.
Наличие большого количества так называемых царских курганов говорит о резкой социальной дифференциации, происшедшей в среде семиреченских саков-скотоводов в VII-IV вв. до н.э. В условиях Казахстана и Средней Азии от развитого скотоводства можно было быстрее и легче получить большой прибавочный продукт, чем от ирригационного земледелия. Поэтому кочевое скотоводство именно в раннюю эпоху своего развития было явлением прогрессивным, оно развивалось высокими темпами.
Способность к быстрому воспроизводству и лёгкая отчуждаемость скота ускоряли процесс поляризации общества, накопления богатства у отдельных скотоводческих родов, семей и лиц и обнищания других, что привело к раннему развитию имущественного неравенства и к социальному расслоению сакского общества.
Если бы не было накопления богатств уже у саков, не могли бы у усуней (III в. до н.э. — VI в. н.э.), выдвинувшихся на политическую арену на смену сакам, появиться лица — как сообщают древние авторы, — владеющие уже четырьмя-пятью тысячами голов лошадей, [62] что было огромным богатством.
(55/56)
72. Надпись на каменном сосуде. Могильник «Каратома». IV-III вв. до н.э.
An inscription on a stone vessel; the Kara Toma burial ground, 4th-3rd cent. B.C.
Сосредоточение в одних руках большого количества скота в свою очередь привело к закреплению за отдельными лицами лучших земельных угодий (например, усуньский гуньмо Цылими), [63] к выделению племенной знати, использующей труд бедных общинников и военнопленных-рабов для содержания больших стад на основе «совместного» выпаса, к появлению верховной власти, всё чаще становившейся наследственной.
Социальные изменения, происшедшие в сакском обществе, сразу же сказались на размерах и конструкциях погребальных сооружений. Появляются большие курганы типа Бесшатыра и Иссыка.
Зародившаяся сакская родоплеменная знать стремилась подчеркнуть своё господствующее положение сооружением огромных курганов над могилами, этим увековечить память о себе и своём богатстве. Грандиозность таких курганов подчёркивает былое величие в обществе погребённых в них царей. Господство внушительных насыпей «царских» курганов над многочисленными мелкими соответствовало господству знати над массой рядовых общинников и рабов. Ранее нами уже выдвигалась гипотеза о принадлежности Бесшатырских курганов к трём социальным группам. [64] Так, большие курганы интерпретируются как могилы сакских царей и племенных вождей-военачальников; средние — как могилы знати и прославленных воинов; малые — как могилы заслуженных дружинников.
Мы считаем, что курганы Бесшатыра — могилы выдающихся воинов. В этот период каждый мужчина был воином, достоинство мужчины определялось силой, храбростью и отвагой воина, а необходимыми качествами вождя были мудрость и доблесть полководца.
Размеры насыпей Бесшатырских курганов зависели от степени знатности погребённого, от его заслуг перед обществом, от воинской доблести, от численности и богатства племени. Таким образом, существующая градация размеров насыпей курганов Семиречья, по-видимому, свидетельствует о развитости социальной иерархии в сакском обществе.
Комплекс находок в кургане Иссык дал дополнительные материалы, проливающие свет на уровень социального строя саков Семиречья. Можно утверждать, что пышность и богатство золотой одежды иссыкского сака были рассчитаны не на один только внешний эффект, смысл всего этого богатства был гораздо глубже, его надо рассматривать в плане социально-политическом. Главное назначение одежды было в возвеличении личности вождя, возведении его в ранг солнце подобного божества.
Религиозно-идеологическое содержание зооморфных образов, имеющихся на предметах украшения головного убора, подтверждает это положение. В образе кры-
(56/57)
латых и рогатых коней на налобной части головного убора иссыкского воина воплощены многие черты религиозных воззрений саков, причём пережитки прежних представлений переплетаются с новыми формами верований. Разберём семантическую нагрузку каждой части конских протом.
Изображения оленя, козла и архара — древних родовых тотемов-родоначальников — в иссыкское время не что иное, как пережиток. В это время чаще изображали их символ — оленьи и козлиные рога.
В религиозных представлениях многих индо-иранских племён конь был символом солнца, солнечного божества. Так, саки-массагеты самому быстрому из богов — солнцу жертвовали самое быстрое из животных — лошадь. [65] В Ригведе (древнеиндийская священная книга) и в Авесте (древнеиранская священная книга) образ коня многозначен, в его образе представлен целый пантеон древних богов: Митра, Фарн, Сиявуш, Веретрагна и некоторые другие. Не исключено включение в этот перечень и Ахура Мазды.
На иссыкском головном уборе конь изображён с большими козлиными рогами, что, вероятно, символизировало слияние образов солнечного божества и родового тотема. Подобная находка известна из Пазырыкских курганов Алтая. Здесь на голову лошади была надета войлочная маска с оленьими рогами, что может быть объяснено так же, как в иссыкском случае, синкретизмом образов.
Кроме рогов у иссыкского коня есть крылья. Изображения крылатых животных не характерны для саков, но очень широко распространены в Передней Азии. В частности, в Ахеменидском Иране персонифицированный верховный бог Ахура Мазда, который у иранцев нередко ассоциировался с солнечным богом Митрой, изображался в виде крылатой фигуры в солнечном диске. Вероятно, саки от образа Ахура Мазды заимствовали крылья и своего солнечного бога представляли в образе крылатого коня с козлиными рогами. В полиморфной фигуре этого сакского бога слились черты бога солнца, Ахура Мазды и родового тотема. Несомненно протомы коней на начельной части головного убора из Иссыка имели двоякий смысл: символ солнечного божества и царский знак. А в целом иссыкский вождь в таком головном уборе, в сверкающей одежде действительно сам являлся живым олицетворением древнего божества.
По-видимому, сакское общество Семиречья стояло на более высокой ступени социальной организации, чем нам представлялось это до раскопок Иссыкского кургана.
Сильнейшим аргументом в пользу последнего является находка в Иссыкском кургане памятника письменности — самого древнего на территории Средней Азии и Казахстана. Этот факт даёт, вероятно, возможность ставить общество семиреченских саков по уровню развитости в один ряд с современными ему обществами Евразии и говорить о высоком уровне развития социально-экономических отношений и о возникновении государственного устройства.
Процессы возникновения государства и появления письма взаимосвязаны. Вероятно, письменность появляется на ранних этапах сложения государственного управления. Письмо было одним из важных инструментов в руках государства для регулирования взаимоотношений государства и граждан, чиновников и подчинённых, для определения прав и обязанностей граждан, ответственности их перед правителями и обществом, для учёта государственных доходов и расходов, для регулирования внешних межгосударственных связей и отношений. Поэтому существование алфавитного письма может указывать на зарождение государства.
Однако в конкретном иссыкском случае дело усложняется одним обстоятельством, хотя вышеизложенное положение в принципе верно и для семиреченских саков. Обстоятельство это заключается в том, что необходимы дополнительные доказательства для утверждения того, что письмо было изобретением самих семиреченских саков и достаточно широко было распространено в их обществе. Иссыкская находка, хотя и чрезвычайно важный факт, но пока единственный, и выводы,
(57/58)
делаемые только на основе этой находки, легко могут быть поставлены под сомнение. Иссыкская серебряная чаша может быть трофеем. Мы не должны исключать и такую возможность.
Дополнительными доказательствами семиреченского сакского происхождения чаши могут быть новые находки памятников письменности этого же времени, находка памятников письменности в коллекциях более поздней культуры, но генетически связанной с сакской, признание мировой наукой иссыкской надписи как письменности, выполненной новым, неизвестным науке алфавитом. Наконец, возможно, что для решения вопроса будут получены данные из содержания самой иссыкской надписи, конечно, если они будут прочитаны, а вариант чтения будет признан специалистами-языковедами.
В настоящее время у нас больше данных, свидетельствующих в пользу собственно сакско-семиреченского происхождения письма, чем подтверждающих обратный вывод. Такими свидетельствами являются ещё две эпиграфические находки из Семиречья. Одна из них — это надпись (?) на дне миниатюрного каменного сосуда (по-видимому, ритуального назначения), найденного в одном из курганов могильника Каратома, раскопанного в 1968 г. Она состоит из четырёх знаков и словоразделителя. Повторение знаков и наличие знака-разделителя дают основание предполагать, что мы имеем дело с надписью. Эта находка по археологическим данным относится к IV-III вв. до н.э.
Вторая находка — это необработанный трёхгранный камень, на всех трёх естественных плоскостях которого имеется около трёх десятков знаков. Здесь отмечается также закономерность, повторение одних и тех же знаков в одной и в разных строках. Однако распознание знаков затрудняется многочисленными естественными трещинами, нечёткостью знаков, что может быть объяснено несовершенством техники выполнения письма, твёрдостью материала, на который наносились знаки. Камень был обнаружен в 1963 г. в могильнике Актас в насыпи кургана, датируемого IV-VI вв. н.э.
Таким образом, обобщая данные о всех трёх находках памятников письменности, мы не можем не обратить внимание на такой чрезвычайно примечательный факт, как происхождение их из одного региона, каким является юго-восточное Семиречье, а точнее — правобережье среднего течения р. Или. Как видно, находки эти не одновременны. Наиболее ранняя из них, иссыкская, датируется V в. до н.э., наиболее поздняя — IV-VI вв. н.э. Они позволяют судить о письменности, бытовавшей у саков и усуней Семиречья в течение весьма продолжительного отрезка времени — целого тысячелетия. Весьма существенно обратить внимание и на такое важное обстоятельство, как обнаружение нами памятников письменности в за-
73. Надпись на камне (развёртка). Могильник «Актасты I». IV-VI вв. н.э.
An inscription on a stone (a spread picture), the Aktasta I burial ground, 4th-6th cent. A.D.
(58/59)
хоронениях представителей знати (Иссык) и простолюдинов (Актас и Каратома), что, вероятно, может свидетельствовать о значительном распространении письма среди населения.
В свете изложенного нам представляется возможным говорить о существовании и многовековом использовании алфавитного письма саками и усунями Семиречья.
Вернёмся снова к вопросу о происхождении семиреченской письменности, к вопросу о приоритете в изобретении алфавита. Да, изобретения, ибо мы имеем право на употребление этого слова, если даже алфавит был разработан на основе заимствования какого-то существовавшего письма в результате его переработки и приспособления к конкретной среде. Скорее, это так и было. Ныне в науке уже существуют две точки зрения на определение иссыкской надписи и её языковую конкретизацию.
Одна из них — мнение тюркологов, считающих, что она выполнена руническим алфавитом орхоно-енисейского варианта на древнетюркском, «алтайском» языке. Исходя из этого постулата они предлагают разные варианты чтения текста эпитафического или религиозно-магического благопожелательного содержания. Причём смысловой контекст во всех трёх случаях тюркоязычных вариантов прочтения текста совершенно разный. Однако заслуживает упоминания, что в вариантах А. Аманжолова и А. Махмудова (расшифровка текста ими производилась одновременно и независимо друг от друга) совпадает одно слово «азук». [66]
Другая точка зрения принадлежит группе специалистов Института востоковедения АН СССР. И.М. Дьяконов, В.А. Лившиц, С.Г. Кляшторный имели возможность изучить надпись на иссыкской чаше и пришли к следующему заключению.
«Надпись процарапана на нижней части чаши, с внешней стороны, и, по-видимому, была сделана много позднее, чем сама чаша. Надпись состоит из двух строк, содержащих в общей сложности 25 или 26 знаков. Возможно, что во второй строке, меньшей по числу знаков, несколько знаков уничтожено. Нам представляется наиболее вероятным чтение надписи справа налево, считая первой (верхней) строкой более длинную. На такое направление указывает тот факт, что последние три знака в первой строке резчик вынужден был опустить вниз, поскольку для их горизонтального расположения не хватило места. Расположение надписи слева направо значительно менее вероятно. В надписи, состоящей из 25 (26) знаков, удаётся распознать лишь 16 или 17 разных знаков, что свидетельствует об алфавитном характере письменности. Пробелов между словами нет; нет, насколько можно судить, и особого знака-словоразделителя.
Некоторые знаки, по крайней мере до восьми-девяти из 16-17, напоминают буквы арамейского алфавита, в том числе и те его варианты, которые засвидетель-
(59/60)
ствованы для всего I тысячелетия до н.э.; мы старались учесть все известные нам письменности этого периода, не ограничиваясь V-IV вв. до н.э. — наиболее вероятной археологической датой Иссыкского комплекса. И, однако, нам не удалось интерпретировать надпись по-арамейски или видеть в ней памятник одной из известных до сих пор письменностей арамейского происхождения. Отдельные знаки могут быть сопоставлены с буквами карийской и других малоазийских письменностей, в связи с чем представляется желательным заключение специалистов по этим письменностям, в частности В.В. Шеворошкина. Несколько знаков напоминают буквы тюркского рунического алфавита; однако, по нашему мнению, надпись никак не может быть интерпретирована на основе древнетюркской рунической письменности.
Весьма возможно, что надпись на чаше написана неизвестным ранее алфавитом, арамейское происхождение которого не исключено».
Таким образом, мнение специалистов-языковедов не оставляет сомнения в том, что саки Семиречья владели алфавитным письмом, изобретённым, возможно, на основе арамейского. Существование письменности — свидетельство высокого уровня развития общественных отношений.
Вероятно, саки Семиречья по уровню социального развития находились на стадии раннеклассового общества. Форма производственных отношений в обществе пока не может быть определена, для этого необходимы дополнительные исследования.
(60/61)
Этническая атрибуция. ^
Письменных источников, свидетельствующих о племенах и народностях, населявших территорию современного Казахстана, чрезвычайно мало, а имеющиеся отрывочны и нередко противоречивы. Но и при этом важность их для воссоздания древней истории бесспорна.
Могут быть привлечены две группы письменных источников. Одна из них — документальные надписи иранского царя Дария I, высеченные на скалах в ущельях Накши-Рустем и Бехистун на древнеперсидском языке. Другая группа источников — это извлечения из сочинений греческих и римских историков: Геродота (V в. до н.э.), Ксенофонта (V-IV вв. до н.э.), Полибия (II в. до н.э.), Страбона (I в. н.э.) и Птолемея (II в. н.э.).
Благодаря этим источникам до нас дошли многие имена древних племён, обитавших в Средней Азии и Казахстане. Среди них особенно часто встречаются имена: даха, даи, ария, тура, массагеты, сака-тиграхауда, сака-хаомаварга, сака-тиай-пара-дарайа, сака-тиай-пара-сугда и т.д. Конечно, для истории столь отдалённой эпохи уже сам факт, что они размещались на территориях современной Средней Азии и Казахстана, чрезвычайно важен, ибо мы можем называть конкретные имена племён, живших в этих регионах 2000-2500 лет назад. Однако региональная локализация каждого из названных племён представляет подчас неразрешимую сложность.
Поэтому в историко-археологической литературе существуют многочисленные точки зрения, авторы которых пытаются по-своему решать вопросы этнической конкретизации и локализации древних этнонимов. [67] В обозримом будущем трудно представить возможность положительного исхода в решении этой задачи. Но каждая новая точка зрения или новая находка и открытие вносят свою лепту в карту расселения древних племён.
В этой и прежних работах автор высказал мнение о возможной локализации одной из групп саков — саков-тиграхауда в Ташкентском оазисе, в Киргизии и на юге Казахстана. Автор считает, что курганы, раскопанные в этих районах, были оставлены именно этим сакским племенем.
В этом разделе будут приведены некоторые новые данные, которые, на наш взгляд, подтверждают этническую атрибуцию, предложенную нами.
Имя саков-тиграхауда, вместе с именами двух других сакских племён, упоминается в надписи на рельефах гробниц Дария I в ущелье Накши-Рустем. Причем надпись «сака-тиграхауда» на рельефе дана как поясняющая изображение фигуры воина в остроконечной шапке. Под другим изображением, совершенно аналогичным первому, имеется надпись «сака-тиай-пара-дарайа», а сака-хаомаварга изображён в головном уборе другой формы. Казалось бы, такое изображение саков-хаомаварга приходит в противоречие с известным описанием Геродота остроконечных шапок амюргийских саков-воинов, входивших в состав войск царя Ксеркса. Но это противоречие объяснил В.Б. [В.В.] Струве тем, что они (саки-хаомаварга) надевали традиционные островерхие колпаки, только отправляясь в военный поход, а в мирной обстановке носили головные уборы другой формы. [68] Таким образом из накширустемской надписи мы узнаём, что хотя остроконечные шапки постоянно носили две группы саков, а третья — в военное время, но лишь одна из них называлась «носящие острую шапку».
(61/62)
Наиболее подробные и в хронологическом отношении более ранние сведения о саках-тиграхауда содержатся в пространной бехистунской надписи, посвящённой прославлению побед Дария I над многочисленными подчинёнными народами. В 20-30 строках этой надписи Дарий I вещает: «говорит Дарий царь: вместе с войском саков я пошёл к стране саков, которая за морем, эта шапку острой носит… И их первого, наибольшего из них, Скунха по имени… привели ко мне». [69]
Бехистунская надпись дополняется рельефом, на котором перед Дарием I стоят восемь покорённых царей со связанными руками. Последним из них является вождь в высокой (70 см) остроконечной шапке, под ним надпись: «это Скунха, сак».
Ещё в XIX в. востоковед В.В. Григорьев высказал мнение, что бехистунских саков нельзя принимать за причерноморских скифов, что они близки к среднеазиатским сакам. [70] Позднее это предположение поддержал специалист в области древнеперсидской письменности А.А. Фрейман, конкретизировав, что на рельефе изображен вождь саков-тиграхауда. [71]
Геродот упоминает саков-тиграхауда, называя их «ортокарибантии»; смысл этого слова тот же, что и тиграхауда — носящие острую шапку. Описания саков-ортокарибантии у Геродота нет, зато он подробно описывает воинов-саков амюргиев, которые, как отмечалось выше, в военных походах носили одежду и головной убор аналогичный одеянию других саков. О них Геродот сообщает: «Саки же (скифское племя) носили на головах высокие островерхие тюрбаны, плотные, так что стояли прямо. Они носили штаны, а вооружены были сакскими луками и кинжалами. Кроме того, у них были ещё сагарисы — (обоюдоострые) боевые секиры». [72] Это описание Геродота полностью совпадает с изображением саков, приносящих дань персам на рельефе V в. до н.э. во дворце Ксеркса в Персеполе. На рельефе саки изображены в остроконечных шапках-ушанках, в коротких до колен кафтанах с поясом и с узкими рукавами, в узких штанах. С правого бока у них висят короткие кинжалы, а с левого — горит с луком.
Изображение саков на персепольских рельефах представляет интерес и в аспекте, имеющем прямое отношение к этнической атрибуции. Эти сакские воины, как мы уже указывали, имеют явно монголоидные антропологические признаки. [73] Последнее — важный факт для установления региона обитания племён, представителями которых были воины, изображённые на рельефе.
По антропологическим данным установлено, что в Средней Азии и Казахстане в V в. до н.э. (к этому времени относятся персепольские рельефы) основная масса населения имела резко выраженные европеоидные черты. Исключение составляют отдельные племена, населявшие контактные территории, близко расположенные к основному ареалу господства монголоидной расы, к Центральной Азии. [74] Такими районами были Северная Киргизия и юг Казахстана, именно здесь в результате расового смешения происходила ранняя монголоизация населения. Вероятно, на персепольском рельефе изображены жители этих регионов. А судя по форме головного убора, в этническом отношении они могли принадлежать к сакам-тиграхауда или к сакам-тиай-пара-дарайа. Мы считаем, что на рельефе дворца Ксеркса в Персеполе изображены саки-тиграхауда — древние обитатели юга Казахстана, Северной Киргизии и Алтая.
По антропологическому определению О.И. Исмагулова захороненный в кургане Иссык имеет характерный для семиреченских саков европеоидный облик с примесью монголоидных черт. Возраст его 16-18 лет.
Форма головного убора и типы предметов украшения на нём дали дополнительные и серьёзные аргументы в пользу локализации саков-тиграхауда.
Уже неоднократно, но по разным поводам, отмечалось, что остроконечные шапки были излюбленной формой головного убора многих древних номадов. Но при этом неизбежен вполне определенный и конкретный вывод. Если остроконечные шапки носили многие саки и, вероятно, все скифы, то почему лишь одна из групп азиатских саков была названа персами «тиграхауда», а греками «ортокарибан-
(62/63)
тии»? Как полагают специалисты, смысл обоих наименований идентичен — они переводятся, как «носящие острые шапки». Причина может быть лишь одна, по-видимому, остроконечные шапки саков-тиграхауда в чем-то отличались от островерхих шапок других саков и скифов. Отличие было настолько существенным, что оно резко выделяло эту группу из остальных; эта форма шапки была характерна именно для них, и она послужила причиной наименования целого племени.
Действительно, если сравнить формы головных уборов саков, изображённых на Бехистунском и Персепольском рельефах, с формой шапок саков, изображенных на золотых пластинках из Аму-Дарьи некого [некоего] клада, и скифов — на серебряном сосуде из кургана Куль-Оба, то вопрос во многом станет ясным. Во-первых, на головах саков на Бахистунском и Персепольском рельефах изображена одна и та же форма головного убора в виде очень высокого островерхого колпака. Высота колпака сака Скунхи равна 70 см. [75] Во-вторых, эта шапка отличается от головного убора сака из Аму-Дарьинского клада, имевшего опущенный вниз острый конец, так же как и от приземистых конусовидных колпаков скифов на сосуде из Куль-Обы.
Может быть, ещё большую ясность в этот вопрос внесет предлагаемое мною новое толкование этнокона [этникона] «tigrahauda» от мидийского «tigra» — «стрела», [76] а отсюда саков-тиграхауда точнее именовать «саки в стреловидных шапках», а не в остроконечных. Если вспомнить высоту шапки сака Скунхи, то мы убедимся в точности термина, применённого древними персами для передачи формы головного убора. Очень высокий островерхий и узкий головной убор живо напоминает наконечник стрелы. Вероятно, остроконечные шапки носили все саки и скифы, а стреловидные — только саки-тиграхауда.
Здесь мы не можем не обратиться снова к вопросу об этнической атрибуции упоминаемых не раз изображений на Бехистунской скале и из дворцового комплекса Персеполя. Мы уже приводили ряд доказательств в пользу нашей гипотезы о том, что на этих рельефах изображены представители саков-тиграхауда. [77] Вышеприведённые построения дают дополнительные основания для подтверждения выдвинутой гипотезы. В связи с этим необходимо сделать одно уточнение, имеющее принципиальный характер. Речь идёт о трудности размежевания территории конных скотоводов, определения этнической территории кочевых племён, какими явились саки-тиграхауда и другие сакские племена. Попытки локализовать их на ограниченной территории не помогают выяснению существовавшей реальной действительности. Этническая территория кочевников кроме основной территории, где располагались зимники (места зимних стоянок), охватывала весь ареал перекочёвок, всё пространство суши и воды, освоенное кочевой армадой под хозяйственное использование. Этническая территория саков-тиграхауда занимала огромные пространства, распространяясь далеко за левый берег Яксарта (Сыр-Дарья) до самого Окса (Аму-Дарья) на западе и включая Алтай на востоке.
Возможно, Ахеменидская Персия вступала в непосредственный контакт с саками-тиграхауда, военное столкновение с ними привело к пленению их вождя Скунхи. Из анализа Бехистунской надписи следует, что это событие произошло в 517 г. [78] или около 518 г. [79]
Стрелоподобные украшения головного убора из кургана Иссык — золотые имитации подлинных стрел с листовидными втульчатыми наконечниками. Они заставляют ещё раз вернуться к этимологии термина «тиграхауда». Вероятно, что одной из причин употребления древними иранцами этого термина явились и стрелоподобные украшения головных уборов одной из групп саков. Это ещё один аргумент, пожалуй, серьёзный, в пользу этимологизации «saka-tigrahauda», как «саки в стреловидных шапках». А факт находки стреловидного головного убора в Иссыке подкрепляет локализацию части саков-тиграхауда в Семиречье.
Таким образом, мы считаем, что курган Иссык и курганы Бесшатырского, Иссыкского могильников являются надмогильными памятниками, оставленными семиреченской группой саков-тиграхауда.
(63/64)
Образы и стиль. ^
В I тысячелетии до н.э. на обширных степных просторах от Западной Европы до Китая распространяется своеобразное искусство, известное в науке под названием искусства «звериного» стиля. Повсеместно на этой территории оно характеризуется изображением зооморфных мотивов, фигур животных в определённых канонических позах и своеобразными техническими приёмами художественного исполнения. Немаловажная роль в создании этого искусства принадлежит сакским племенам Семиречья.
Сто шестьдесят пять золотых изделий искусства из кургана Иссык из более чем четырёх тысяч предметов выполнены в «зверином» стиле. Внимание сакских торевтов привлекали различные животные, обитавшие в степях и горах Семиречья. Они изображали главным образом представителей местной фауны. Среди них: лев, тигр, барс, волк, лиса, кабан, лошадь, лось, олень, джейран, архар, таутеке, заяц, голубь (?), цапля и змея. Следует отметить, что количество видов изображённых животных достаточно велико. Из хищников многочисленны изображения снежного барса, обитателя Тянь-Шаня.
Великолепна бляха с изображением крылатого барса. На ней барс касается задней лапой зубчатых пластин — стилизованное изображение гор. Передняя же часть туловища барса перекручена в средней части таким образом, что передние лапы оказались приподнятыми вверх, словно зверь замахнулся ими для удара. Тело животного полно мощи и гибкости, подчёркнута ярость и свирепость зверя, грозно оскалившего пасть. Из плеча, выделенного выпуклым завитком, вырастает небольшой отросток, имитирующий крыло. Композиция очень выразительна. Бляха с изображением крылатого барса — законченное произведение.
Не менее ярко трактовано изображение барса, туловище которого перекручено в средней части таким образом, что задние ноги оказались повернутыми вверх, но как-то безжизненно висят в воздухе. Одной передней лапой, поднятой вверх, он опирается на зубчатые пластины, изображающие горы, вторая подготовлена для удара. В изображении соблюдены все пропорции, но нет той экспрессии, которая характерна для фигуры крылатого барса.
74. Семиреченский алтарь. Общий вид.
A Semirechye altar, the general view.
(64/65)
Более естественны образы убегающих барсов. Это уже иное изображение: хищник озирается набегу, несколько припав грудью к земле, с кошачьей мягкостью выгнув тело. Хвост пропущен между лапами и завит в колечко.
Особенности трактовки фигуры барсов свойственны большинству низкорельефных изображений из иссыкского кургана. Фигурки барсов даны в профиль. Морды у всех профильных фигурок барсов из Иссыка даны одинаково: круглая голова, каплевидный глаз, треугольное ухо со спиральной раковиной, пасть оскалена, скулы подчёркнуты широким изогнутым выемом. Лопатка передана в виде волютовидного выступа, хвост свёрнут в колечко. Рёбра обозначены рядом изогнутых выпуклых линий, на бедре — двойная линия, такие же линии имеются в подбрюшной области у рёбер и с тыльной стороны на ногах. Великолепно передана кошачья гибкость и мягкость в сочетании с грозной силой кровожадного зверя. Изображения поражают жизненностью, несмотря на условную трактовку отдельных деталей. Иссыкские барсы полны экспрессии и силы.
В другой манере, но более схематично выполнены барсы на пластине, украшающей клинок кинжала. У барсов морда опущена вниз, подчёркнуты кошачьи когтистые лапы, которыми они словно роют землю. Тела барсов мягко изогнуты, уши маленькие треугольной формы, голова округлена. Барсы изображены в так называемой «скребущей» позе.
Не менее реалистично воспроизведён тигр — хищник, также хорошо знакомый сакам Семиречья. Фигура тигра целиком дана лишь на одной из пластин, украшавших клинок кинжала. На ней фигура тигра, как и все другие изображения животных на этих пластинах, показана в профиль, лапы и когти подчёркнуто преувеличены, запечатлена так называемая «скребущая» поза зверя.
Головы двух тигров или барсов, выполненные в круглой скульптуре, украшают концы трубчатой гривны. На скульптурных изображениях головы хорошо переданы продолговатые прижатые уши, сморщенный и несколько вздёрнутый нос, приоткрытая пасть и расширенные каплевидные глаза. Особенностью этих скульптур, отличающей их от других изображений хищников, является сильная сплющенность морды.
Другое изображение головы тигра дано на цилиндрической пронизи, украшавшей ремни крепления меча. Голова тигра выполнена в горельефе, выразительно проработаны все детали морды, она похожа на другие изображения голов барсов и тигров. Но имеются и отличительные особенности — это круглые оттопыренные и направленные вперёд уши и поджатые передние лапы, на которых покоится голова. В целом создаётся ощущение настороженности зверя.
Головы тигров воспроизведены также в виде рельефа на бляхах с рифлёными планками, нашитыми на кафтан. Они даны в фас. У тигров уши треугольные, по сторонам щёк двумя вдавленными рифлёными линиями обозначена шерсть, глаза скошены, круглый нос сплющен, пасть с приподнятыми уголками растянута. Многочисленными выпуклыми и вдавленными линиями показаны щёки, ушные раковины, складки на лбу и верхней губе. В отличие от других изображений на этих головах тигров наблюдается чрезмерное увлечение детализацией и гравировкой, что в целом привело к схематизму и орнаментализму изображения и к потере выразительности живой натуры.
В евразийском искусстве «звериного» стиля широко распространены изображения хищников кошачьей породы: тигров, барсов и леопардов. Но иссыкским тиграм и барсам особенно близки стилистически и хронологически деревянные изображения крылатых тигров или барсов из первого Туэктинского кургана (Центральный Алтай). [80] Большое количество бронзовых скульптурных воспроизведений фигур этих хищников известны с территории самого Семиречья. Так, крылатые барсы шествуют по борту большого Семиреченского алтаря, [81] четыре таких же барса стоят по углам квадратного светильника, найденного близ Алма-Аты. [82] Очень
(65/66)
похожи на иссыкские скульптуры кошачьи хищники на четырёхугольных и круглых светильниках из Средней Азии и Восточного Казахстана. [83] Ещё одна скульптура крылатого барса случайно найдена в окрестностях этого же города. [84]
Все эти изображения близки иссыкскому крылатому барсу единством приёма воспроизведения крыла в виде волютовидного выступа, отделённого от туловища параллельными изогнутыми линиями. Но образ крылатого животного, воспринятый из переднеазиатского искусства, был чужд сакам, и со временем он подвергся сильной стилизации.
Знакомый образ тигра и барса был более понятен сакам, чем крылатые звери, поэтому в коллекции предметов искусства с зооморфными сюжетами больше изображений этих животных в естественном виде.
В иссыкской коллекции зооморфных изображений есть образ льва.
Головы львов в фас изображены на шести округлых бляхах, украшавших головной убор. На изображениях показаны все детали головы: округлые уши в виде нечёткого завитка поставлены прямо, лоб сморщен, глаза каплевидной формы, пасть очерчена длинной изогнутой вверх рельефной линией, подчёркнуты надбровные дуги и усы над верхней губой. Особенно выделяется большой треугольной формы нос с круглыми ноздрями.
Иссыкские львиные головы по отдельным деталям трактовки (формы носа, рта, глаз и щёк) весьма близки изображениям головы льва в фас, вырезанным из дерева и рога, найденным в Горном Алтае. [85]
Деревянный медальон с аналогичным рельефным изображением головы льва найден при раскопках Шибинского кургана. [86] Голова льва изображена на золотой пластинке из Аму-Дарьинского клада. [87]
Образы травоядных животных в Иссыке представлены как однокопытными, так и парнокопытными.
Изображений лошадей всего четыре, это скульптурные протомы крылатых и рогатых коней и рельефная геральдическая пара лошадей без крупов, украшавшая головной убор. Протомам коней присуща статичность поз, а у барельефной пары передние ноги занесены вперёд и вверх. Сама же трактовка корпуса даёт основание считать, что лошади показаны вздыбленными, стоящими на задних ногах.
Динамична и полна жизни лошадь на бляхе-накладке от ножен кинжала. Туловище животного перекручено в средней части таким образом, что задние ноги оказались повёрнутыми вверх. Фигура лошади стройна: тело поджарое, на длинной шее небольшая голова, ноги тонкие, даже изящные. Несомненно это скаковая лошадь, и торевт художественными приёмами старался подчеркнуть природные особенности скакуна, состояние тела в момент стремительного галопа.
|
|
75. Круглый светильник с фигурками животных по борту. Восточный Казахстан.
A round lamp with figures of animals on one side; Eastern Kazakhstan.
|
76. Квадратный светильник.
A square lamp.
|
(66/67)
Изображение лошади довольно широко распространено в искусстве евразийских племён. В Горном Алтае скульптурные и рельефные фигуры лошадей вырезались из дерева и кости или отливались из металла. Они обнаружены при раскопках известных Пазырыкских и Катандинских курганов. [88] В Северном Причерноморье и в Приднепровье они имеются в коллекциях произведений искусства скифов. Укажем лишь одну из находок последних лет — золотую пектораль из «Толстой могилы». [89] Пектораль украшают десятки скульптурных фигур разных животных. Среди них изображения одиночной лошади, кобылицы с жеребёнком и трёх лошадей, терзаемых грифонами. В Южной Сибири в памятниках тагарской культуры обнаружено значительное количество бронзовых и костяных фигурок лошади. [90] Однако большинство из них сильно стилизовано и передаёт лишь силуэтное изображение животного. Наиболее близкой аналогией иссыкским рельефным изображениям лошадей являются три золотые бляхи в виде фигур лошадей из Аму-Дарьинского клада. [91]
На другой бляхе-накладке ножен кинжала изображён лось. Поза и состояние животного аналогичны изображению лошади на описанной выше бляхе-накладке; такое же напряжённое тело, тот же стремительный бег и туловище животного также перекручено в средней части таким образом, что ноги оказались перевёрнутыми вверх. Но всё же лось менее динамичен, такое впечатление создают как бы парализованные задние ноги.
Ареал изображений целой фигуры лося или лосиной головы ограничен Северным Причерноморьем [92] и Южной Сибирью. [93] Иссыкский лось — первая находка на территории Средней Азии и Казахстана, свидетельствующая о том, что образ этого обитателя лесов и лесостепи был хорошо знаком сакским племенам. Знание животного позволило торевтам реалистично изобразить его на золотой бляхе-накладке.
В изобразительном искусстве саков излюбленными образами были изображения архаров и горных козлов. Они есть и среди находок из кургана Иссык. Одно из них — статуэтка архара, украшавшая головной убор. Фигура архара свободна от какой-либо стилизации и орнаментализма, вполне реалистична. Мелкие детали тела усилены гравировкой: чётко проработаны большие изогнутые рога с годовыми кольцами, глаза и уши, мелкими извилистыми линиями обозначена шерсть на загривке и крупе, резами оконтурен короткий хвост, коленный сустав выделен изгибом, а место сочленения задних ног с крупом — загнутой чертой.
Силуэтные фигурки горных козлов украшали головной убор. Козлы изображены в позе перед прыжком — передние и задние ноги соединены вместе. Рога преувеличенно большие, они плавно загибаются назад, не касаясь спины.
Архары, горные козлы, джейраны и кабаны изображены на золотых пластинах клинка кинжала. Все они схематичны, имеют лишь общий контур, но ясно выделе-
77. Фигурка крыпатого хищника.
A figurine of a winged beast of prey.
(67/68)
ны видовые признаки: у архаров, джейранов и козлов — рога и копыта, у кабанов — клыки и «пятачок» — вздернутый кончик носа.
Изображения оленей и оленьих голов имеются на бляхах наборного пояса. На трёх больших бляхах фигура животного, лежащего в статичной позе, усложнена множеством деталей. Глубокие серповидные выступы изображают рёбра, они внизу окаймляются рифлёной линией, которая идёт вдоль живота и у бедра загибается вверх. Широкий выем отделяет бедро от туловища, по которому проходят две изогнутые вдавленные линии. Коленный сустав передних ног обозначен парными кружочками. Рога предельно стилизованы, стержень их тяжами соединён с туловищем. Лежащие на спине рога разветвляются на пять круто загнутых вперед отростков с широкими лопастями, которые соединяются между собой в завитки.
Эти бляхи являются ярким примером подчинения изображения животных декоративному назначению предмета. На них трактовка фигуры животного подчинена четырёхугольной форме рамки бляхи. Если линии верхней и нижней сторон рамки образуют сильно стилизованные рога и поджатые ноги оленя, то для того, чтобы замкнуть боковые стороны, мастеру пришлось приделать оленю длинный лошадиный хвост и пышную бороду. Но мастерство торевта было настолько высоким, что и при этом оленя нельзя спутать с другим животным, хотя в целом мы должны отнести его к фантастическим изображениям.
На малых бляхах наборного пояса изображены головы оленей, повторяющие изображения головы лежащего оленя на больших бляхах. Исключение составляют рога оленей, трактовка которых иная, она полностью подчинена декоративному назначению бляхи: парные широкие лопасти симметрично даны над головой и под ней, замыкая таким образом стороны четырёхугольной рамки.
Образ оленя и лося очень популярен в искусстве скифо-сакских племён Евразии. Наиболее часто они изображаются лежащими или стоящими.
Самая ранняя находка изображений оленей с подогнутыми ногами, несущая признаки скифского искусства, происходит из Зивие (Иранский Курдистан) [94] и относится, вероятнее всего, к началу VII в. до н.э. Ввиду того, что имеется труд, посвящённый сводке изображений скифских оленей, [95] не останавливаясь на этих аналогиях, укажем лишь новые находки их в богатых захоронениях скифских воинов в курганах на окраине с. Архангельская слобода [96] и у с. Синявка [97] на Украине.
На территории Казахстана кроме иссыкских известна ещё одна находка с изображением оленей с подогнутыми ногами. Это золотые бляхи из пятого кургана Чиликтинского могильника, они датируются VI в. до н.э. [98] Золотой олень из Чиликты, так же как и сибирские (минусинские), имеет один передний отросток рога над лбом и этим отличается от скифских и иранских (саккызских) оленей, имеющих
|
|
78. Лошадь. Катандинский курган.
A wooden horse, the Katanda Mound.
|
79. Пектораль. Деталь — лошадь с жеребёнком и корова с телёнком. Курган «Толстая могила». IV в. до н.э.
A part of a pectoral showing a horse with a foal, and a cow with a calf; the “Tolstaya Mogila” mound, 4th cent. B.C.
|
(68/69)
два передних роговых отростка. Например, иссыкский олень этой деталью больше напоминает оленей Ближнего Востока и Северного Причерноморья, чем сибирские и чиликтинские изображения. По художественно-стилистическим особенностям золотой олень из Иссыка — промежуточное звено, связывающее ближневосточные и сибирские образцы, хотя в целом он неповторим, индивидуален и оригинален. От всех известных скифских оленей Евразии он отличается усложнённостью и стилизацией сюжета, глубокой завершённостью форм, высокой техникой исполнения.
Не менее широко распространён сюжет стоящего оленя, козла и архара с подобранными ногами в так называемой позе «перед прыжком», многие из них украшают различные навершия, найденные в Сибири, [99] в Ордосе (Центральная Азия), [100] в Причерноморье, [101] и относятся к VI-V вв. до н.э. Козлы в позе «перед прыжком» найдены при раскопках на Восточном Памире, [102] в Центральном [103] и Северном [104] Казахстане, и здесь они датируются VI-V вв. до н.э.
В коллекции из иссыкского кургана фигурки зайцев имеются на пластинах, украшавших клинок кинжала. У зайцев огромные круглые выпученные глаза и характерные длинные уши. Кончик носа острый, приподнятый. Хвост небольшой. Изображения зайцев в скифо-сакском искусстве не часты, но ареал находок их весьма широк. Деревянные фигурки зайцев найдены в одном из Пазырыкских курганов, [105] золотые скульптуры зайцев — на пекторали из «Толстой могилы». [106]
На пластинах кинжала изображены и пресмыкающиеся, в частности змеи. Они помещаются на острых окончаниях пластинок. Их изображения схематичны и имеют вид волнистых линий, головки очерчены. По обеим сторонам головы черточками обозначены глаза. Среди скифских и сакских древностей изображения змей редки. Они есть в коллекции Петра I, [107] происходящей из Сибири.
Представители мира птиц также нашли отражение в иссыкском искусстве. Фигурки голубей (?), выполненные объёмно, украшали головной убор. Они вырезаны из дерева, обтянуты листовым золотом, крылья в виде изогнутых пластин — вставные. На головном уборе эти модели птиц составляли единую композицию вместе с изображениями деревьев.
Голова птицы на длинной изогнутой шее украшает серебряную ложку. У птицы удлинённый клюв с восковицей, разделенный желобком, каплевидный глаз. Скорее всего — это голова цапли. Из многих изображений птиц, имеющихся в скифо-сакском искусстве, наиболее близки иссыкскому две птичьи головки, найденные на Алтае. Одна из них украшала костяной псалий, другая — в виде головы птицы с круглым глазом — бронзовую бляшку, обтянутую листовым золотом. [108]
В иссыкской коллекции имеются произведения изобразительного искусства, которые не только воспроизводят конкретные зооморфные образы, но и раскрывают стилистические приёмы исполнения фигур животных. Это изображения свернувшегося в кольцо зверя, фантастические образы, животные с перекрученным туловищем. Остановимся несколько подробнее на их характеристике.
Изображение свернувшегося в кольцо зверя, характерное для скифского искусства, в Иссыке представлено горельефными фигурами на двух одинаковых бляхах, находившихся на ножнах кинжала. В круглую форму умело вписана фигура волка. Хищник тесно свернулся не в кольцо, а в клубок, поджав лапы так, что передняя и задняя соприкасаются. Пасть огромная, сильно увеличенная, подчеркнуты губы и выгравированы зигзагообразные клыки. Рисунок передаёт явное стремление художника подчеркнуть алчность зверя. Кончик носа вздёрнут и заканчивается круглым выпуклым завитком, который соединяется извилистым желобком с овальным глазом. Ухо оттопырено, как бы подчёркивая позу насторожённости зверя, лапы когтистые, как у хищников на кинжале. Когти преувеличенно большие и изогнутые. Бляхи отлиты в форме, детали изображения усилены гравировкой.
Подобные изображения хищника бытовали на всей территории распространения скифской, сакской и близких к ним культур. Древнейшее среди них и наибо-
(69/70)
лее близкое к иссыкским — изображение на — набалдашнике меча из Зивие (Саккыз). От большинства скифо-сибирских сильно стилизованных сюжетов свернувшегося кольцом животного иссыкский и из Зивие отличаются реалистичностью изображения и положением тела животного, свернувшегося не в кольцо, а в клубок. Не исключено, что изображение хищника, свернувшегося в кольцо, происходит от более раннего иконографического типа — зверя, свернувшегося клубком. Вероятно, в Среднюю Азию и Казахстан этот мотив проник из Передней Азии раньше, чем в Сибирь. В Минусинской котловине он известен с середины VI в. до н.э. [109]
Создавались и фантастические образы. Немногочисленные изображения фантастических животных, хотя весьма своеобразны по трактовке, — типичны для сакского искусства. Образы их созданы как при помощи стилизации и гиперболизации частей тела (например, у оленя — рогов), так путём придания реальным животным несвойственных им видовых признаков.
Таковы бляхи пояса, на которых изображены олени с пышным лошадиным хвостом и длинной бородой. Из загривка их вырастает голова ушастого грифона. Другие фантастические звери создавались также путём совмещения (агглютинации) черт различных реальных животных. Таково украшение в виде симметрично развернутых протом коней с большими птичьими крыльями и козлиными рогами.
К фантастическим животным можно отнести и изображение барса со странным крыловидным отростком над лопаткой, а также скульптурные головки грифонов, украшающие навершие кинжала. Они повёрнуты клювами друг к другу.
Известно, что мифические зооморфные сюжеты впервые возникли в искусстве Ближнего и Среднего Востока, где «звериный» стиль зародился ещё на заре III тыс. до н.э. [110] Поэтому скифо-сакские дериваты этих образов восходят к ближневосточным эталонам. Семантику таких странных поз животных и зверей объясняют по-разному. По одной точке зрения, это изображения поверженных животных в агонии, по другой — изображения животных в стремительном беге. Иссыкские примеры дают основание считать, что каждую конкретную находку необходимо рассматривать отдельно. Звери, изображённые на бляхах из Иссыка, полны жизни и экспрессии. По-видимому, животные изображались поверженными лишь в сценах единоборства хищников или в сценах нападения хищника на копытного. Происхождение этого сюжета неясно. Н.Л. Членова считает родиной зарождения его Двуречье (Ирак) и Луристан (Иран), где популярны сцены борьбы мифического и эпического героя со львом. [111]
Образ животного с перекрученным туловищем распространён в искусстве всей Евразии. Особенно много предметов с подобными изображениями найдено при раскопках Пазырыкских курганов на Алтае. Здесь с перекрученным туловищем
|
|
80. Налучье с фигурами козлов и оленей. Фрагмент. Зивие, Иран.
A bow adornment picturing goals and deer, a part of a bas-relief, Ziwiye, Iran.
|
81. Бляшки нашивные в виде оленя. Курган у с. Синявка. VI в. до н.э.
A sewn-up plaques picturing a deer, a mound near the village of Sinyavka, 6th cent. B.C.
|
(70/71)
изображались различные животные: архары, зайцы, козлы, лоси, волки. [112] В Казахстане иссыкские бляхи с аналогичными изображениями являются первыми находками.
Как мы видели, на предметах искусства из кургана Иссык представлены преимущественно одиночные фигуры животных. Каждая из них — законченное произведение. Однако одиночные образы каждой бляхи комбинируются в сложные композиции на костюме, причём художник проявляет при этом высокое мастерство и изобретательность.
На одежде иссыкского воина все бляшки с одиночными животными, растительными мотивами и геометрическими фигурами объединены в сложную, полную гармонии композицию. Особенно ярко и выразительно многосюжетная композиция дана на орнаментальных зонах головного убора. Не останавливаясь подробно, лишь укажем, что кольцевое расположение по окружности шапки пластин в виде гор с растущими на них деревьями, на которых сидят птицы, создаёт зримую картину реального горного пейзажа, столь характерного для Семиречья. Ещё большее впечатление оставляет следующая зона с сюжетом горного пейзажа с барсами и с горными козлами. В этих сюжетах нет ничего надуманного, фантастичного, мастер изобразил то, что видел в повседневной жизни, пейзаж родных гор и животных, которые там обитают. Но он не был бездушным натуралистом, семантика образов зверей на парадном головном уборе вождя имеет глубокий смысл и содержание. Но это уже тема для самостоятельного исследования.
Весь наряд иссыкского воина был тщательно продуман. Он демонстрирует знание и умение, творческое использование мастером обширного арсенала приёмов декора. Для него образы животных важны не только как звенья орнамента. Гармоничное сочетание жизненности зооморфных мотивов с орнаментализмом создаёт необычайно сильный художественный эффект. Даже фантастические сюжеты искусства Иссыка, как это ни парадоксально, правдивы и полны жизни.
Общие особенности иконографии образов зверей в торевтике кургана Иссык, а также других сакских памятников Семиречья, свидетельствуют о её местном происхождении, и нет оснований считать эти ювелирные изделия привозными.
В предметах сакского искусства много общего со скифо-сибирским искусством «звериного» стиля, но и немало особенных черт, характеризующих почерк местных торевтов.
Остановимся прежде всего на иконографии зооморфных образов, которая определяет стилистические особенности. Общим для всех изделий является прекрасное знание натуры животного. Оно сочетается с условной трактовкой деталей тела особой системой художественных средств.
|
|
82. Бляшка — лежащий олень. Чиликты, пятый курган. VI в. до н.э.
A plaque featuring a recumbent deer, the 5th mound, Chilikty, 6th cent. B.C.
|
83. Бляшка — лежащий олень. Минусинская степь. VI в. до н.э.
A plaque showing a recumbent deer, the Minusinsk Steppe, 6th cent. B.C.
|
(71/72)
Рёбра изображались запятыми, скобками, луновидными впадинами. Напряжение мускулов тела подчёркивали гравировкой: на ногах — скобками, петельками; на крупе — двумя параллельными линиями. Для изображений в горельефе характерны превращение лопатки и угла нижней челюсти в декоративный завиток, а также орнаментальная стилизация рогов. В плоскостных изображениях для создания эффекта объёма применялись способы, заимствованные из техники резьбы по дереву и кости, — превращение круглых поверхностей в грани, усиление контрастности и т.п. Все изображения животных динамичны, что достигалось не только приданием телу зверя выразительной позы, но и техническими приёмами: подчёркиванием мускулатуры живота, ног, шеи полосой, завитком, подковообразным выступом и т. д.
Подчёркиваются видовые особенности животных. При изображении хищников торевт акцентирует своё внимание на мягкости изгиба тела и клыкастой пасти. У копытных тщательно очерчены копыта, рога и пр. Однако гиперболизация очень незначительна или применена там, где было трудно тщательнее трактовать образ. Например, все животные на клинке кинжала изображены схематично, зато у хищников преувеличены когтистые лапы, оскаленные пасти, небольшие треугольные уши; у архаров, козлов и антилоп — мощные рога, копыта; у зайцев — огромные круглые глаза, длинные уши и т.д.
Графическая прорисовка деталей применялась в основном на рельефных и плоскостных изображениях. В скульптуре она почти отсутствует. Все изделия круглой скульптуры менее динамичны, чем рельефные, но столь же реалистичны.
Одной из характерных черт иссыкских произведений искусства является парность изображений идентичных животных, симметрично расположенных в орнаментальной зоне. Таковы композиции симметрично развёрнутых протом и геральдические пары.
В кургане Иссык помимо изображений животных найдены предметы с растительной и геометрической орнаментацией. Наиболее часто встречаются всевозможные комбинации завитков, листьев, лепестков, бутонов, розеток. Из геометрических фигур чаще изображался квадрат, прямоугольник, ромб, кружок, полумесяц. Такие формы имеют все мелкие бляшки-нашивки. Но и в геометрическом и растительном орнаментах из Иссыка присутствуют некоторые элементы «звериного» стиля, данные условно. Это клювовидные и когтевидные пластинки.
Особый интерес представляет антропоморфное изображение, которое является единственной находкой среди многочисленных предметов. На щитке перстня-печати оттиснуто негативное вогнутое изображение в профиль человеческой головы с удлинённым овалом лица, длинным выступающим носом, массивным подбородком. Глаза миндалевидные, ухо обозначено завитком. Головной убор причудлив.
|
|
84. Бляшка — лежащий олень. Ордос. VI-V вв. до н.э.
A plaque showing a recumbent deer, Ordos, 6th-5th cent. B.C.
|
85. Свернувшийся зверь на набалдашнике меча. Зивие, Иран.
A coiled beast on the knob of a sword handle; Ziwiye, Iran.
|
(72/73)
Большинство иссыкских изделий изготовлено из металла техникой литья, штамповки, тиснения и гравировки. Художественные изделия имеют вид круглой скульптуры, горельефа, барельефа и плоскостных силуэтных изображений.
Прежде всего рассмотрим круглую скульптуру. Скульптурных предметов мало, это протомы коней, статуэтка архара, головки тигров или барсов на концах гривны и объёмные фигурки птиц.
Основа конских протом искусно вырезана из дерева, затем покрыта листовым золотом, детали головы и передние ноги проработаны графически. Статуэтка архара состоит из двух цельнолитых половинок. Детали тела до мелких подробностей подчеркнуты гравировкой. Скульптурные головки тигров или барсов, украсившие концы трубчатой гривны, состоят из двух штампованных половинок. Фигурки птиц объёмны. Они сделаны из дерева и покрыты листовым золотом.
В горельефе выполнены голова тигра на цилиндрической пронизи, бляхи в виде оленей и оленьи головы, украшавшие парадный пояс, а также литые бляхи — распределители ремней, украшенные изображениями свернувшихся волков.
К плоскостным силуэтным изображениям относятся пять бляшек в виде козликов, стоящих в позе перед прыжком. Все остальные предметы искусства выполнены в барельефе с детальной проработкой частей тела.
Пример иссыкских изделий убеждает, что сакские мастера владели всеми техническими средствами работы по металлу, такими, как скульптурное литьё, горельефная, барельефная и силуэтная штамповка, тиснение, гравировка и т.д.
Для усиления изображений основной контур рисунка, выполненного штампом и гравировкой, подчёркивался красной краской. Так ею создан причудливый узор на двух прямоугольных и четырёх треугольных пластинах, украшавших лицевую часть головного убора. Краской показаны линии перьев на всех пластинках в виде больших и малых птичьих крыльев, ею же раскрашены древки стреловидных украшений и деревянные основы некоторых золотых пластин.
Иссыкские торевты широко использовали в производстве различные материалы: металл, дерево, ткань и кожу. Они умело комбинировали при изготовлении одного изделия металл с деревом, разные металлы между собой, кожу с деревом, кожу с тканью. Деревянная рукоятка нагайки и стреловидные украшения головного убора отделаны золотом. Сочетание железа и золота применяется на мече, кинжале и на изображениях священных деревьев. На этих предметах железная основа инкрустировалась золотыми пластинками, обтягивалась золотой проволокой и обкладывалась листовым золотом.
Как мы уже говорили, дерево используется как основа в скульптурных протомах коней, в статуэтках птиц. Все две тысячи четыреста одиннадцать золотых треугольных бляшек на кафтане и сапогах имели бронзовую основу.
Наиболее распространённым было сочетание кожи и металла, дерева и кожи. Вся одежда, головной убор и обувь иссыкского сака выполнена в технике аппликации кожи золотыми нашивками. Дерево, кожа и золото комбинируются при изготовлении пышного и вычурного головного убора и ножен меча и кинжала.
Выше мы пытались показать, что произведения искусства из Иссыка принадлежат к памятникам скифо-сибирского искусства «звериного» стиля, одной из особенностей которого является то, что изображения животных строго подчиняются их декоративному назначению. Мотивы подвергаются стилизации и воспроизводятся в заданной форме, но не в ущерб естественности и реалистичности образа.
Подводя итог сказанному, необходимо ещё раз подчеркнуть, что образы иссыкского искусства оказались очень разнообразными, а система художественных средств исполнения предельно выразительной. Изделия из Иссыка, отмеченные реализмом, поражают яркостью и жизненностью образов. Достойны преклонения талант и мастерство древнего безымянного художника, создавшего эти неумирающие произведения изобразительного искусства.
(/79)
. . .
[61] Pipes R. Muslims of Soviet Central Asia: trends and prospects. — The Middle East Journal, vol. 9, N2. Washington, 1955.
[73] Акишев К.А., Кушаев Г.А. Древняя культура саков и усуней долины реки Или, с. 18-19.
[77] Акишев К.А., Кушаев Г.А. Древняя культура саков и усуней долины реки Или, с. 18-20.
(79/80)
ного Алтая в скифское время, табл. XXX [LXXX], 1, 4.
[87] Dalton О.М. The treasure of the Oxus with, other examples of early orientale Metalwork. London, 1964, tabl. XII, №40.
[88] Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время, с. 279, рис. 143 [видимо, надо: с. 277, рис. 142].
[90] Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племён тагарской культуры, с. 141, 275, табл. 25.
[91] Dalton О. М. The treasure of the Oxus… Табл. XIII, №44, 46.
[94] Iettmar [Jettmar] К. Die frühen Steppenvӧlker. Baden-Baden, 1964, S. 227.
[100] Andersson G. Selected Ordos Bronzes. — Bulletin of the Museum of Faro Easten Antiquités, V. Stockholm, 1933, Табл. XXI. 2, 7; Табл. XXII. 10.
[105] Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время, с. 277, рис. 142 в.
[109] Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племён тагарской культуры, с. 118.
[110] «Sept mille ans d’art en Iran». Paris, 1961-1962.
[111] Членова H.Л. Происхождение и ранняя история племён тагарской культуры, с. 126-127.
[112] Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время, табл. L, LI, LIV, LXII, LXXVII, CVI, CXI.
|