В.В. Шлеев

К вопросу о скифских навершиях.

// КСИИМК. Вып. XXXIV. М.-Л.: 1950. С. 53-61.

(Доклад, прочитанный на заседании сектора скифо-сарматской археологии ИИМК 29 мая 1948 г.)

Среди предметов, находимых при раскопках скифских курганов, уже давно было обращено внимание на бронзовые прорезные навершия, насаживавшиеся на древки при помощи втулок или соединявшиеся с ними при помощи железных стержней. Несмотря на разнообразие внешних форм этих предметов, их можно достаточно определённо разделить на два основных типа.

Первый представлен навершиями, основу которых составляет полое ядро шаровидной, яйцеобразной или конической формы, с железными шариками внутри. Некоторые экземпляры этих наверший украшены помещавшимися наверху фигурками животных или частями их (рис. 15).

Навершия другого типа вовсе не имеют ядра, а вместо него — плоское изображение фантастических существ. К навершиям этого типа часто привешивались колокольчики (рис. 16– 3-5).

По поводу назначения скифских наверший высказывались разные точки зрения, и большинстве своём весьма противоречивые и малообоснованные.

Д.Я. Самоквасов и С.А. Мазараки, описывая навершия, найденные при раскопках курганов на Роменщине, на основании случайного внешнего сходства с украинскими перначами и гетманскими булавами считали эти предметы символическими знаками власти. [1] Подобного же взгляда придерживались и некоторые другие исследователи, в той или иной мере уделявшие внимание находкам этого рода. [2]

Вместе с тем уже И.Е. Забелин, а вслед за ним и авторы «Русских древностей», рассматривая материалы из скифских курганов Днепровской группы, считали найденные там навершия украшениями погребальной колесницы, укрепляемые на кузове и дышлах. [3] К этому же мнению присоединился в 1894 г. Я.И. Смирнов, который использовал в качестве материала находки, происходящие с территории России, а также венгерские и румынские. [4]

(55/56)

Он совершенно справедливо указал, что так как навершия обычно встречаются в нескольких экземплярах в одной могиле, то уже этим они противоречат самой идее атрибута власти.

Не соглашался Я.И. Смирнов и с мнением А.С. Лаппо-Данилевского, считавшего, что бронзовые изображения драконов с втулками, найденные в курганах Днепровской группы, служили скифам в качестве знамён, подобно римским signa. [5] Ссылаясь на сохранившиеся в ушках втулок остатки ремней (рис. 16– 4), которые он связывал с конской упряжью, а также на факты находки подобных предметов вместе с остатками колесниц, Я.И. Смирнев утверждал, что все эти навершия — принадлежности погребальной повозки. Навершия с полым ядром, по его мнению, использовались как бубенчики-погремушки; навершия же без ядра служили в основном украшениями.

Первая, довольно полная сводка всего материала, относящегося к скифским навершиям, была сделана в работе А.А. Бобринского, который вслед за другими исследователями определённо указал, что навершия выполняли роль погремушек. Однако в остальном он ограничился суммированием всех предшествующих взглядов, не дав собственного, достаточно обоснованного мнения о назначении наверший. [6]

Вопрос о назначении этих предметов не раз поднимался и западноевропейскими археологами, однако малое знакомство с материалом раскопок в целом и типично формалистический метод сопоставлений лишили определённости и убедительности их выводы. [7]

К скифским навершиям неоднократно обращался и М.И. Ростовцев, пытавшийся в своих работах подытожить все известные материалы этого рода из раскопок скифских курганов. [8]

Рассматривая навершия, найденные в курганах Украины, а также и в раскопанных к тому времени кубанских курганах, Ростовцев, находившийся под сильным впечатлением реконструкции погребального балдахина Майкопского кургана, произведённой Б.В. Фармаковским, считал, что скифские навершия служили украшениями погребальных балдахинов, которые несли над покойниками. [9] Главным основанием для этого утверждения служило Ростовцеву то обстоятельство, что навершия в скифских курганах будто бы регулярно встречаются к количестве четырёх экземпляров. Однако при ближайшем рассмотрении материала выясняется недостаточная убедительность этого положения. Так, в курганах Украины мы знаем могилы, где было найдено не только 4, но 2 и 6 наверший, а в кубанских курганах от 1 до 14.

Необходимо отметить, что в большинстве случаев навершия встречаются парами; находки же нечётного числа их в кубанских курганах является, повидимому, следствием нарушенности погребений.

Кроме приведённых соображений, мнение Ростовцева как будто подкреплялось обнаружением в Краснокутском кургане наверший не только

(56/57)

вместе с остатками колесниц, но также и с остатками какой-то ткани, к которой прикреплялись золотые бляшки. [10]

Анализируя конкретный материал, Ростовцев не мог игнорировать и хорошо ему известные условия находок наверший в большинстве случаев с предметами конской сбруи или даже с остатками колесниц, в связи с чем и возникло его предположение о двух типах балдахинов, укреплявшихся на колесницах (Степная днепровская группа) и переносных (Полтавская группа). [11]

Наконец, в более поздних своих работах Ростовцев, наряду с определением наверший как наконечников жердей погребального балдахина, склонялся к возможности видеть в некоторых из них знамёна — значки, которые несли во главе погребальных процессий. Здесь же он утверждал мысль о связи этих наверший с культурой народов Передней Азии и Закавказья. [12]

Взгляды Ростовцева относительно назначения этих наверший, насколько мне известно, пока что не подверглись решительному пересмотру. [13] Однако изучение сведений о раскопках скифских курганов на территории СССР, в которых найдены навершия, как и привлечение сравнительных материалов из Передней Азии и архаической Греции, дают новые данные, опровергающие мнение Ростовцева.

Высказывая в ряде случаев относительно назначения наверший довольно убедительные и справедливые мысли, ни один из исследователей, в том числе и М.И. Ростовцев, не обращался к детальному анализу условий обнаружения этих предметов, не попытался в достаточной мере использовать сравнительно небольшие, но все же имеющиеся по этому вопросу в отчётах о раскопках данные.

Считая эту сторону исследования весьма важной, я позволю себе (хотя бы на небольшом количестве примеров сравнительно более точно зафиксированных скифских погребений с находками наверший) наметить некоторые уточнения существующих взглядов по данному вопросу.

Среди большого количества скифских курганов с находками наверший Полтавской группы особенного внимания заслуживает так называемая Старшая Могила, довольно систематически исследованная в 1889 г. Д.Я. Самоквасовым (рис. 16– 1). [14]

В большой срубной могиле под курганной насыпью находилось погребение воина-скифа, содержавшее среди других предметов и два характерных навершия. Хотя это погребение и было ранее ограблено, однако можно думать, что расположение предметов у противоположной грабительскому подкопу стороны не было нарушено. Здесь, по сообщению Самоквасова, в юго-восточном углу помещалась куча принадлежностей конской сбруи, а рядом с ними «два бронзовых изображения бычачьей головы с четырьмя треугольными прорезами по бокам, насаженными на железные стержни с отпечатками ткани на их окиси, от которых на протяжении двух аршин дна могилы тянулись остатки разложившихся древков». [15]

(57/58)

Факт обнаружения наверший рядом с конской сбруей в скифских могилах Полтавщины подтверждается, за единственным исключением, [16] всеми исследователями, производившими там раскопки. [17]

Нужно полагать, что данное обстоятельство ни в какой мере не случайно и правильно отражает реальную связь скифских наверший с предметами конской упряжи, а в конечном счете с конём. Наличие же следов сравнительно длинных древков, на которые насаживались навершия, указывает и на место, где помешались эти навершия, т.е., по всему вероятию, на колесничном дышле.

Однако вопрос о предназначении наверший нельзя решить достаточно убедительно только на основе материалов из одной группы скифских курганов, к тому же отличающихся такой особенностью погребального обряда, как захоронение вместо лошадей частей сбруи. Поэтому я позволю себе обратиться и к другой группе курганов, к широко известным степным скифским курганам Поднепровья.

Здесь интересующие нас навершия встречаются сравнительно часто, причём наряду с ранее известным по курганам Полтавщины типом прорезного бубенца с фигуркой зверя или птицы наверху (рис. 15– 9) встречается тип плоского, ажурного изображения реального или чаще фантастического животного (рис. 16– 5). [18] Наблюдается также и комбинированный тип навершия, сочетающий прорезное ядро с помещённым на нём плоским изображением крылатого льва (рис. 16– 4). [19]

Наличие этого типа весьма показательно, как свидетельство дальнейшего развития основной широко распространённой формы навершия с прорезным ядром. Именно здесь, в курганах степной Днепровской группы, мы встречаемся и с полным видоизменением основной формы, когда место прорезного ядра заняло плоское ажурное изображение, а функцию бубенца стали выполнять привешиваемые колокольчики, [20] хотя более ранний, пока что единичный пример наверший этого типа был встречен среди предметов, происходящих из курганов Ульского аула (Сев. Кавказ) (рис. 16– 6).

Обращаясь к рассмотрению условий обнаружения наверший в степных приднепровских курганах (исключая Чмырёву Могилу, где навершия найдены вне погребального комплекса), [21] мы везде встречаем почти одинаковую картину.

Навершия находятся или рядом с обломками колесниц (Луговая Могила, Краснокутская Могила) [22] или рядом с предметами конской сбруи (Слоновская Близница, Чертомлык, Малая Лепатиха). [23] Это обстоятельство не могло остаться незамеченным и, как уже говорилось выше, получило то или иное объяснение в работах русских археологов.

Вместе с тем при рассмотрении наверший, находимых в скифских курганах, обычно главное внимание уделялось форме этих предметов, и, на основании этого, навершия, находимые в Венгрии, сближали даже с навершиями Кубани. [24] Сравнительное же исследование условий обнаружения наверший в различных курганных группах не проводилось, вследствие чего

(58/59)

данные, полученные по одной группе, не всегда использовались для уточнения данных из других групп курганов. Это вело к тому, что решение вопроса о назначении наверший без учёта всего известного материала не могло быть поставлено на достаточно твёрдую почву.

Именно в этом смысле интересно и важно сопоставить с навершиями Полтавщины и Поднепровья навершия Кубани, условия обнаружения которых более или менее ясны по отчётам Н.И. Веселовского. [25]

Особенностью кубанских погребений, отличающей их от полтавских и киевских и вместе с тем в какой-то мере сближающей со степными поднепровскими, являются грандиозные лошадиные гекатомбы, причём лошади, как правило, погребаются в специально отведённой им части погребального сооружения, где, кроме скелетов лошадей, всегда находили только предметы, имеющие отношение к упряжи и сбруе.

Для выяснения интересующего нас вопроса, прежде всего, большое значение имеют раскопки в 1904 г. Н.И. Веселовского в районе станицы Келермесской. Хотя здесь ему и не удалось найти совершенно неразграбленных погребений, однако, как он сам сообщает, конские погребения «не были тронуты грабителями, и все предметы лошадиных украшений найдены на своих местах». [26]

Несколько более потревожили грабители лошадиные погребения курганов Ульского аула, хотя и здесь украшения лошадей в ряде случаев оказались на месте. [27] Важность этого обстоятельства никак нельзя недооценивать. Во всех кубанских курганах навершия встречаются исключительно в тех частях погребальной камеры, которые предназначаются для захоронения лошадей, в непосредственной близости от лошадиных костяков (рис. 16– 2). [28]

Если принять точку зрения Ростовцева, то, прежде всего, странным покажется, что при захоронении переносный погребальный балдахин помещён не рядом с трупом человека, а среди лошадей. Предполагать здесь захоронение вместе с лошадьми колесниц-катафалков, как это делает Ростовцев, у нас также нет оснований, так как в данных курганах никаких их частей, кроме наверший, не было обнаружено. [29]

Колесницы, встреченные Веселовским при раскопках более поздних курганов у станицы Елизаветинской, повидимому, не имели ни балдахинов, ни наверший. [30]

Останавливаясь на отдельных разновидностях кубанских наверший, в первую очередь хочется выделить уже упоминавшиеся два навершия из Ульского аула в форме голов грифонов, покрытых рельефным орнаментом, выполненным в скифском зверином стиле (рис. 16– 6).

Изображение среди этого орнамента человеческого глаза, подобного тем, которые изображались на других скифских предметах, справедливо связывалось с апотропеической функцией этих наверший. Однако их назначение не могли твёрдо установить ни Фармаковский, ни Ростовцев, причём последний склонен был одно время видеть в них даже украшения колёсных втулок в подражание иранским колесницам с серпами (δρεπανηφόρον). [31]

(59/60)

Вместе с тем все данные об условиях находки этих наверший, как и их внешний вид, в частности наличие петелек для привески колокольчиков, определённо указывают на принадлежность их к скифским навершиям-погремушкам, хотя и не к первому широко распространённому на Кубани типу навершия с ядром, а к типу плоских наверший степных приднепровских курганов.

Изучение и сопоставление обряда погребений в курганах Полтавщины и Кубани даёт основание полагать, что специальное погребение наверший в одном случае с конской сбруей, а в другом вместе с самими конями преследовало определённую цель. Эта цель, по моему мнению, должна была соответствовать и тем функциям, которые навершия выполняли в реальной жизни. Эти апотропеические предметы должны были оберегать лошадей в загробном мире, так же как оберегали (их в земном.

Особенно тесная связь наверший именно с лошадьми, о которой свидетельствуют условия находок их в тех курганах, где не было колесниц, а также непосредственная связь наверший с колесницами, погребёнными в некоторых степных курганах Поднепровья, дают основание для более определённых выводов. Я полагаю, что эти навершия украшали колесничные дышла, выполняя апотропеическую функцию по отношению к лошадям.

Находки наверший без колесниц, но всегда вместе с лошадьми или частями сбруи подтверждают это, указывая вместе с тем на обычай отдельного от колесниц погребения колесничного дышла. Примером этого обычая может явиться уже упоминавшаяся Старшая Могила, а также и один из ульских курганов, где вместе с обломками наверший был найден «деревянный кол или обделанная круглая планка, покрытая окисью меди». [32]

К большому сожалению, в настоящее время неизвестны изображения скифских погребальных и парадных колесниц, относящихся к VI-IV вв. до н.э., т.е. к тому времени, когда в скифских курганах встречаются навершия. Не могут помочь уточнению этого вопроса и глиняные модели четырёхколесных повозок и изображение повозки на монете Скилура. [33] Поэтому я позволю себе обратиться к изобразительному материалу Передней Азии и архаической Греции, учитывая в данном случае справедливое замечание Ростовцева о том, что для выяснения характера скифского конского убора большое значение имеют переднеазиатские памятники. [34]

В данной статье я не имею возможности подвергнуть подробному разбору способы запряжки лошадей у народов Древнего Востока, однако позволю себе указать, что большинство памятников с изображениями колесниц, относящихся к первой половине I тысячелетия до н.э., подтверждает высказанную мной мысль о месте наверший.

Сильный изгиб дышла, который мы наблюдаем на изображениях ассирийских колесниц, даёт возможность почти вертикальной постановки наверший на конце дышла, вследствие чего наличие их может быть отмечено на большом количестве памятников. [35]

Показательно и изображение колесницы на бронзовом поясе из Ахтала (Закавказье), где наконечник дышла украшен навершием в форме цветка

(60/61)

(рис. 16– 7). Широкая распространённость обычая помещать навершия на конце дышла подтверждается изображениями на сиро-хеттских памятниках, на памятниках малоазийских и очень часто на памятниках греческой архаики. [36]

Наконец, в связи с назначением наверший хотелось бы указать и на то, что в Передней Азии с весьма раннего времени навершия выполняли функции распределителя поводьев, укрепляясь тогда уже не только на конце, но и на других, соответствующих указанной цели местах дышла. Особенно ясно это видно на изображениях архаических колесниц из Ура и Лагаша, где были также найдены и сами подобные предметы с фигурками животных наверху. [37]

Очень близки по типу к месопотамским подобные же предметы из Малой Азии, выполнявшие ту же роль. [38]

Учитывая, что древневосточные навершия играли роль распределителя поводьев, мне кажется возможным предполагать подобное же использование и некоторых экземпляров скифских наверший, в частности тех, на втулках которых имеются петли с сохранившимися остатками ремней. Возможно, что установление этой функции даст объяснение и того, что навершия встречаются парами, так как наличие их на конце дышла не исключает возможности помещения другого навершия, служащего для распределения поводьев на ином месте.

Однако этот вопрос, как и вопрос о возможности некоторого функционального различия между навершиями со втулкой и навершиями со стержнем, пока остаётся недостаточно ясным.

В заключение хотелось бы указать и на то, что значение поднятых нами вопросов выходит за рамки уточнения назначения определённой группы предметов из скифских погребений. Кроме выяснения весьма интересных особенностей погребального обряда в различных группах скифских курганов, мы можем сделать и выводы более широкого характера, связанные с установлением районов распространения колесниц у различных скифских племенных групп.

Находки наверший на территории от Венгрии и до Кубани, в комплексах в основном относящихся к VI-IV вв. до н.э., свидетельствуют о распространении в это время на большой территории Вост. Европы скифских колесниц, которые по типу, повидимому, соответствовали и переднеазиатским и близким к ним архаическим греческим.

Вместе с тем в некоторые районы распространения скифской культуры (Киевщина, Воронежская обл.) колесницы, повидимому, не попали в силу обстоятельств, выяснение которых дело будущего.

Что же касается уточнения назначений наверший, в особенности их апотропеического характера по отношению к лошадям, в связи с чем, повидимому, стоит и их функция погремушек-колокольчиков, то от VI-IV вв. до н.э. может быть переброшен мост и к более близким нам временам, к знаменитому русскому колокольчику под дугой, который, по моему мнению, является прямым наследником скифских погремушек.

[1] OAK, 1882-1888, стр. CXLVII; Д.Я. Самоквасов. Основания хронологической классификации и каталог коллекции древностей, Варшава, 1892, стр. 29, № 1446-47.

[2] Древности Приднепровья, вып. II. Киев, 1899, стр. 21; ЗООИД. т. XXI. Протокол 306-го заседания, стр. 47; т. XXII. Протокол 312-го заседания, стр. 14; Н.Е. Бранденбург. Путеводитель по СПб. артиллерийскому музею, I отдел, СПб., 1902, стр. 40.

[3] ДГС (текст), вып. II. СПб, 1872, стр. 45; И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности, вып. II, СПб., 1889, стр. 92-93.

[4] Archaeologiai Érlesilő, XIV, 1894. стр. 385; см. также J. Hampel. Skythische Denkmäler aus Ungarn. Ethnologische Mitteilungen aus Ungarn. Budapest, 1895, τ. IV, вып. 1.

[5] А.С. Лаппо-Данилевский. Скифские древности. СПб., 1887, стр. 95-96.

[6] А.А. Бобринский. Курганы и случайные археологические находки близ местечка Смелы, т. III. СПб., 1901, стр. 65-67.

[7] J. Hampеl. Указ.соч.; Baye. Eludes sur l’archéologie de l’Ukraine. L’Anthropologie, 1895, VI: P. Reinecke. Die skythischen Alterthümer im mittleren Europa. Ztschr. f. Ethnologie, 1896. I; его же. Über einige Beziehungen der Alterthümer Chinas zu denen des skythisch-sibirischen Völkerkreises. Ztschr. f. Ethnologie, 1897; E. Minns. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913, стр. 77-78; его же. The Art of the Northern Nomads, London, 1942, стр. 20-21.

[8] M.И. Ростовцев. Эллинство и иранство на юге России, П., 1918, стр. 46; его же. Скифия и Боспор. Л., 1925, стр. 307 и далее в разных местах; его же. Античная декоративная живопись на юге России. СПб., 1914, стр. 47-48, 511-512.

[9] М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор, стр. 307, 520.

[10] ДГС, вып. II (текст), СПб., 1872, стр. 45. Сам Забелин считал более вероятным принадлежность этих наверший и остатков ткани шатрам и кочевым палаткам, которые, по его мнению, были сложены в одну кучу с колесницами. По нашему мнению, эта ткань не имеет отношения к навершиям и представляет остатки полога, возможно бывшего на колеснице.

[11] М.И. Ростовцев. Указ.соч., стр. 520.

[12] М.И. Ростовцев. Эллинство и иранство на юге России, стр. 46; его же Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922. стр. 56.

[13] Cambridge Ancient History, табл. I, рис. 199, 202; Ε.Η. Minns. The Art of Ihc Northern Nomads, London, 1942, стр. 20-21.

[14] Труды VIII AC, т. IV. 1897, стр. 154; Киевская старина, 1886 (авг.), стр. 768; Д.Я. Самоквасов. Могилы русской земли. 1908, стр. 97-99.

[15] Д.Я. Самоквасов. Указ.соч., стр. 99.

[16] См. рисунок, показывающий расположение вещей в кургане у с. Волковцы, где навершия расположены кучей у южной стены, тогда как лошадиная сбруя находилась несколько к северу (Бобринский. Смела, III, стр. 87, рис. 42). Однако, так как этот курган раскапывал в 1897-1898 г. Мазараки, мало заботившийся о точной фиксации, то достоверность этого рисунка может быть подвергнута сомнению.

[17] Журнал раскопок Бранденбурга. СПб., 1908, стр. 150-151 и др.

[18] ДГС, вып. I (атлас), табл. III-IV.

[19] ДГС, вып. II (атлас), табл XXV, 1-2.

[20] ДГС, вып I (атлас), табл. III-IV, 1-4.

[21] ИАК, вып. 19, 1906, стр. 114, рис. 70, 72.

[22] ДГС, вып. I (текст), стр. 5-6; вып. II (текст), стр. 45.

[23] ДГС, вып. II (текст), стр. 65, 80; OAK, 1913-1915, стр. 136.

[24] М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор. 1925, стр. 543.

[25] ОАК. 1904, стр. 85-97; 1903. стр. 118; 1909-1910, стр. 147-152.

[26] OAK, 1904, стр. 86.

[27] OAK, 1908, стр. 118; 1909-1910, стр. 147-152.

[28] OAK, 1904, стр. 92 (см. схему-план раскопанного Веселовским Келермесского кургана №2).

[29] Незначительные обломки железа, на которые ссылается Ростовцев (Скифия и Боспор, стр. 317), по всей вероятности, принадлежали стержням, соединявшим навершия с древками.

[30] OAK, 1913-1915, стр. 153-154.

[31] М.И. Ростовцев. Античная декоративная живопись (текст), стр. 47-48. В первом своём сообщении о раскопках курганов Ульского аула («Archaeologische Anzeiger», 1910. №5, стр. 199 сл.) Фармаковский высказал в отношении предназна-

(59/60)

чения наверший совершенно правильную мысль; он считает, что они помещались на конце дышла колесницы, хотя тут же оговорился, что они могли украшать и погребальное ложе. Таким образом, правильный взгляд не получил развития, а несколько позже и сам Фармаковский стал колебаться, считая навершия или принадлежностями погребальной колесницы, или украшениями балдахинов на колеснице (MAP. 34, стр. 33, прим. 3 ).

[32] OAK, 1909-1910, стр. 152, курган № 4.

[33] Е.Н. Minns. Scythians and Greeks. 1913. стр. 50, рис. 4.

[34] M.И. Ростовцев. Скифия и Боспор, стр. 335.

[35] См., например, H. Schäfer und W. Andrae. Die Kunst des alten Orients, 1942 стр. 541. 545; Очерки по истории техники древнего Востока, М.-Л., 1940, стр. 99-102, рис 72, 73, 74.

[36] В. Meissner und D. Opitz. Betrachtungen zu einem archaischen griechischen Rennfahrer-Bilde. Berlin, 1943, рис. 2, 3, табл. 2, стр. 10-13; Encyclopédie photographique de l’art. Le Musée du Louvre, t. II, 1936, стр. 279– В. 281– Д.

[37] Encyclopédie photographique de l’art. Le Musée du Louvre, t. I. стр. 191– Д; см. также «Очерки по истории техники древнего Востока». М.-Л., 1940 рис. 71, 81, стр. 99. 111.

[38] Encyclopédie photographique de l’art, т. I, стр. 285 Д-E.

наверх