М.И. Филанович
Башнеобразные культовые курильницы из Мерва.
В настоящее время есть определённая литература, где описываются интересные керамические изделия, определяемые некоторыми исследователями как светильники, парадные кубки или даже «фруктовые подставки», но большинством относимые к разряду культовых объектов и рассматривающихся как погребальные кубки, жертвенники или жертвенные подставки и курильницы. О возжигании в этих сосудах, очевидно, ароматичных смол и бальзама свидетельствуют как следы копоти на внутренней поверхности некоторых из них, так и изображение более поздней группы этих предметов в сценах отправления культовых обрядов на древних среднеазиатских настенных росписях. По-видимому, назначение подобных предметов как культовых курильниц в настоящее время не вызывает сомнения.
После выхода в 1953 г. статьи Л.И. Альбаума, в которой в связи с обнаружением курильницы на Балалык-тепе эти предметы подвергались более пристальному исследованию, [1] добыт большой археологический материал, позволяющий судить о распространении их в Средней Азии, как и на всём Востоке, ещё в глубокой древности. Эти объекты представляют интерес не только в плане раскрытия их назначения, способа применения и возможности проследить изменения в культовой обрядности, к которой они относились. Самая их разновидность, главным образом, и привлёкшая наше внимание, как кажется, проливает свет на облик некоторых ныне утраченных форм древности, своеобразными копиями которых они представляются.
Особенно интересны в этом плане башнеобразные курильницы, полученные раскопками ЮТАКЭ городища Гяур-кала в Старом Мерве, из культурных слоёв, твёрдо датированных III-IV и V-VI вв. н.э. Однако прежде чем перейти к их рассмотрению уместно остановиться на типах курильниц, распространённых на Востоке и в Средней
(31/32)
Азии, что позволяет точнее определить место мервских объектов в эволюционном ряду их форм.
Несмотря на огромный промежуток времени, в течение которого археологически зафиксировано их бытование, их форма в главных чертах являет большую устойчивость, определённую, видимо, традиционностью назначения. Древнейшие из известных сейчас объектов восходят к III-II тысячелетиям до н.э. к культуре первых городских центров Месопотамии и Индии. Уже тогда оформились два основных типа таких сосудов (рис. 1). Первый представлен высокой полой конусовидной под-
Рис. 1. Сравнительная таблица типов культовых курильниц: 1, 2, 3 — могильник «А» в Кише IV-III вв. до н.э.; 4 — Хараппа III в. до н.э.; 5 — Мадая-депе конца II — начала I в. до н.э.; 6 — Кой-Крылган-кала IV в. до н.э.; 7 — Кую-Мазарский могильник II-IV вв. н.э.; 8 — Балалык-тепе V-VI вв. н.э.; 9 — могильник в Кише IV-III вв. до н.э.; 10 — Чанок IV-V вв. н.э.; 11 — Варахша V-VI вв. н.э.; 12, 13 — Пянджикент VII-VIII вв. н.э.
(Открыть Рис. 1 в новом окне)
ставкой, расходящейся внизу и увенчанной мелкой чашей плоского или полусферического очертания, которая изготовлена отдельно и прикреплена к подставке. Таковы курильницы из Джемдет-Насра, могильника «А» в Кише и в Уре [2] и из Джхукара. [3] Снаружи подставки проработаны рельефными поясами и выступами, полосами насечек, реже снабжены понизу отверстиями. Интересен один экземпляр из Киша с подставкой, обвитой спиральным выступом. По свидетельству Г. Элиота, курильницы весьма однообразны и варьируют лишь в высоте подставки. То же самое отмечается для объектов из Мохенджо-Даро. [4] Подставки Хараппы украшены росписью. [5] На территории Индии этот тип зафиксирован и в более позднее время, а в сако-парфянских слоях Серкапа отмечена его разновидность с закрытым дном. [6]
Второй тип, менее распространённый, представлен объектами из Киша, Тель Асмара и Ассура. Они отличаются устройством и большими размерами (до 78 см), чем первый тип. [7] Эти сосуды, напоминающие
(32/33)
башни, украшены рядами врезанных треугольников и поясами пересекающихся насечек. Стволы открыты сверху и снизу и имеют несколько сквозных отверстий, служивших, видимо, подставками для переносных сосудов, где непосредственно и возжигались благовония. Этот тип изделии исследователи связывают с некоторым изменением ритуального обряда и позднее III тысячелетия до н.э. неизвестен.
Курильницы же первого типа встречаются в Месопотамии и Передней Азии в I тысячелетии до н.э. Судить об этом можно только по их изображениям, в частности на рельефах дворца Ашурбанипала в Ниневии. [8] В несколько изменённом виде описанный тип известен для конца II — начала I тысячелетия до н.э. и в Средней Азии. Древнейшая находка здесь такой курильницы сделана на Мадау-депе — одном из центров древнеземледельческой культуры архаического Дахистана, сложившейся в конце эпохи бронзы на Мисрианской равнине. В отличие от прекрасно выделанных на гончарном круге изделий из Месопотамии и Индии курильница Мадау-депе вылеплена от руки из глины с примесью толчёной керамики [9] и состоит из невысокой полой ножки со сквозными отверстиями и непропорционально раздутого тулова вместо венчающей чаши.
В наших знаниях о применении этих культовых предметов в Средней Азии существует пробел до IV в. до н.э., когда они вновь были встречены в инвентаре большого культового комплекса Кой-Крылган-кала в Хорезме, в его нижнем культурном горизонте. [10] Фрагментарность этих предметов, к сожалению, не позволяет восстановить полностью форму, но сохранившаяся часть свидетельствует о большой типологической близости к отмеченному своеобразием дахистанскому образцу и в пропорциях, и в нанесении прорезей на подставке. Правда, курильницы из Кой-Крылган-калы, как и большинство керамики отсюда, выполнены на круге. Однако учитывая известный консерватизм, отмечаемый вообще в форме этих культурных объектов, важным остаётся единство самого принципа устройства, которое в данном случае налицо. Оно, вероятно, свидетельствует о тех древних проникших в Хорезм культурных влияниях с юга, которые по бытовой керамике уловить не удаётся, но наличие которых М.Г. Воробьёва усматривает в близости ритуального инвентаря Кой-Крылган-калы и храмов Древнего Востока. Не была ли и культура архаического Дахистана тем своеобразным мостом, по которому культурные традиции из Месопотамии и Передней Азии, уже как-то трансформированные на местной основе, проникали в Хорезм?
Распространена была в Средней Азии в первых веках нашей эры (средний и верхний горизонт Кой-Крылган-калы, [11] Мудин-тепе в Кашкадарье [12]) и разновидность первого типа курильниц с закрытым конусовидным поддоном с отверстием в центре. В Кой-Крылган-кале встречены также вазы на невысокой резко профилированной ножке, отдалённо напоминающие курильницы. Если судить по идентичным сосудам из Мерва и с самаркандского городища Афрасиаба III-I вв. до н.э. без следов горения внутри, то они, скорее, относятся к разновидности бытовой посуды.
Конусовидные подставки курильниц обнаружены в Туркмении и при раскопках Анау экспедицией Пампелли. [13] Особняком стоит культовый предмет из стеатита с Новой Нисы. Он необычной формы, в какой-то степени определённой самим материалом: в виде ящичка с прорезанными «оконцами» и рядом сквозных стреловидных отверстий под ними, на цилиндрической подставке, проработанной канелюрами. [14]
(33/34)
Культовые курильницы встречены на территории Средней Азии и в погребальном инвентаре II-IV вв. н.э. катакомб Кую-Мазарского могильника в Бухарском районе. Наиболее же широкое распространение они получили в раннем средневековье, начиная с IV в. н.э. Во внешнем облике их сказывается традиционность, но детальная разработка и украшения соответствуют духу времени. Грубо вылепленные курильницы Кую-Мазарского могильника принадлежат к типу вазообразных на невысокой подставке. [15] Объекты из Сурхандарьи с чашей наверху, датируемые V-VI вв. н.э., того же типа, но формой своей подставки очень живо напоминают башню. [16] Подставки тех и других проработаны по-прежнему прорезями, но они аналогичны форме отверстий в стенках оссуариев. Кроме того, башнеобразная курильница с Балалык-тепе украшена врезанными стрелками, полосами простого орнамента и налепами человеческого лица. Последний приём распространён был в это же время в декоре согдийской керамики.
Курильницы этого типа изображены на терракотовых плитках из Согда, а распространение их в VII-VIII вв. зафиксировано настенными росписями. [17] По изображениям видно, что предметы были переносными. На плитке с самаркандского городища Афрасиаб (раскопки С.К. Кабанова) курильницу держит в поднятой руке фигура перед больших размеров персоной, сидящей на возвышении. На одной из фресок Пенджикента она изображена в согнутой руке воина, участника ритуальной церемонии. В обоих случаях в верхней части предмета под чашей с пламенем одето кольцо со свисающими подвесками. Наряду с первым типом в Средней Азии известен и другой, в основном принципе устройства повторяющий отмеченные выше курильницы из Месопотамии, башневидные, открытые сверху и снизу. Самый ранний пример его — предметы из Чанага (раскопки Ю.Ф. Бурякова), датированные им IV-V вв. н.э. Это сквозные башни в форме усечённого конуса на выступающем за линию стен оснований, украшенные в шахматном порядке стреловидными прорезями. Сверху на них, как и на предметах из Месопотамии, ставилась чаша с благовониями. Подобные подставки распространены были в Шаше и в VII-VIII вв. н.э. (раскопки Ю.Ф. Бурякова на Минг-Урюке). Принцип их устройства отражён и в металле. Судя по фрескам Варахши и Пенджикента, крупные стационарные курильницы из золота или другого металла состояли из конусовидной орнаментированной подставки, раструбообразного навершия, между ними часто помещалась торовидная деталь, скрытая обычно подвесками или бубенчиками, свисавшими с широкого кольца вокруг нее. На верхний раструб ставились чаша или ковш с горючими шариками. [18]
Итак, в форме культовых курильниц Древнего Востока и Средней Азии выработались два основных типа одинаковых, видимо, в керамике и металле, ставших традиционными и сохранивших на протяжении веков основные черты конструкции. Оформлялись же эти изделия в художественном стиле своего времени. Первый тип — с подставкой, прочно соединённой с чашей, употреблялся в качестве переносной курильницы. Объекты второго типа (обычно больших размеров) использовались чаще всего стационарно при крупных культовых церемониях.
Среднеазиатские курильницы раннего средневековья, найденные казалось бы в довольно отдалённых друг от друга областях, отличаются единообразием декора: врезанными стрелками и овальными прорезями. Переходя к рассмотрению объектов из Мерва, хотелось бы подчеркнуть, что как самые ранние из этого ряда, они объясняют многие дета-
(34/35)
Рис. 2. Курильница из Гяур-калы Старого Мерва: 1, 2 — III-IV вв. н.э.; 3 — V-VI вв. н.э.
(Открыть Рис. 2 в новом окне)
(35/36)
ли форм и декора более поздних образцов. Фрагменты курильниц встречаются на городище Гяур-кала (Мерв поры античности и раннего средневековья), в руинах жилых домов на территории производственных кварталов и культовых сооружений, при этом в слоях конца II-IV и V-VI вв. н.э. Дробность фрагментов не позволяет восстановить полностью внешний вид объектов, но подчёркивает некоторые детали различия предметов из раннего и позднего слоя.
Два образца, наиболее сохранившиеся, извлечены из завала помещений III-IV вв. н.э. квартала ремесленников-мукомолов (рис. 2). Они сформованы из плотно отмученной зеленовато-серой глины на гончарном круге. Следы работы на нём сохранились на внутренней поверхности изделий в виде рёбер. Последующим срезом (ножом) изделиям придана форма усечённой пирамиды. У одного экземпляра сохранилась пирамидальная подставка на круглом широком основании и таровидное [торовидное?] навершие, которое, как видно по линии слома, переходило выше в раструб. Видимо, курильница относилась ко второму описанному типу. Общая высота фрагмента — 25, а диаметр основания — 14 см. Подставка сплошь покрыта орнаментом, состоящим из полос вдавленных треугольников, стрелок и нарезной сетки. Треугольники образуют различные комбинации в виде крестов (как бы четырёхконечных «пропеллеров») и чередуются с сеткой таким образом, что ни один фас пирамиды не оказывается украшенным одинаково. Выступающее основание покрыто насечками. Нижний ярус несёт прорезанные насквозь полуовальные отверстия (в трёх станках по одному и в четвёртой — два), перемежённые врезанными стрелками и столбиками треугольников. Верхний ярус пирамиды полностью покрыт рядом стреловидных врезов. Тор украшен насечками и волнистым процарапанным орнаментом, весьма характерным для мервской керамики парфянского и сасанидского периодов. В экземплярах худшей сохранности повторялись в вариациях те же мотивы орнамента. При той же форме, приближённой к пирамиде, в ряде случаев прорезанные отверстия даны во втором ярусе, причём часто им приданы не овальные, а стреловидные очертания.
Тор, венчающий башневидную подставку описанной курильницы, скорее всего дань традиции воспроизведения этого культового предмета. Мервская подставка III века н.э. позволяет связать парфянские металлические жертвенники и курильницы, изображённые на фресках Дура-Европос, [19] со стационарными золотыми курильницами настенных росписей Средней Азии, где обязательным элементом также была круглая деталь на конической подставке.
Предметы из слоя V-VI вв. н.э. отличаются от ранних прежде всего конусовидной формой и скромностью украшения. Они также сформованы на гончарном круге, а впоследствии подправлены ножом, которым и вырезан весь орнамент, состоящий только из полуовальных отверстий и стрелок; реже прибавлена одна полоса треугольников или штрихов. Выступающие основания объектов по-прежнему покрыты насечками. Сами подставки стали мельче, диаметр основания не превышал 10-12 см (ранние достигали 16-17 см в нижнем диаметре). К сожалению, в силу большой фрагментарности невозможно представить общий вид объектов V-VI вв. н.э. и определить принадлежность их к первому или второму типу. Возможно, благодаря малым размерам, они употреблялись как переносные.
Распространение курильниц с глубокой древности позволяет связывать их возникновение с дозороастрийской культовой обрядностью. [20]
(36/37)
Отмечена связь этих предметов с культом широко почитавшейся на Востоке богини плодородия, богини матери. [21] В Маргиане также почиталась местная богиня плодородия, чей образ запечатлён во множестве мелких терракотовых статуэток. Не исключено, что мервские курильницы использовались при ритуалах, посвящённых ей, как, впрочем, и другим почитавшимся маргианцами божествам. Нахождение фрагментов курильниц в руинах жилых домов, видимо, указывает на большую роль культовых обрядов в домашних молельнях.
При первом взгляде на описанные культовые предметы видно, что традиционный принцип устройства сохранён, но во всём облике их чувствуется стремление мастера передать черты какого-то архитектурного сооружения, реально существующего и хорошо ему известного. В ранних объектах это впечатление передачи реальной архитектурной формы не снижается, несмотря на кажущийся налёт орнаментализма в заполнении поверхностей подставки. Перед нами модель башни квадратного плана на основании или платформе, кладку которой передаёт иссечённая сеткой выступающая подошва подставки. Каждый фасад её снабжён полуовальными проёмами и стреловидными бойницами и украшен прорезями различной формы. В заполнении сторон пирамидальной подставки отражена реально существующая разделка фасада башни, где одни и те же элементы, например, стреловидные бойницы, несли практическую нагрузку или были ложными и служили просто украшением. Почти все элементы декора подставки можно найти как в оссуариях, близких по времени курильницам, так и на фасадах античных фортификационных сооружений.
Нет нужды перечислять примеры использования стреловидных прорезей, восходящих к практической бойнице и ставших, пожалуй, самым распространённым элементом архитектурного декора на Востоке. Отметим только их широкое применение в Маргиане как на стенах пограничных парфянских крепостей, так и в самой Антиохии, где они вместе с квадратными нишками украшали фасад замкового или дворцово-храмового комплекса в цитадели. [22] Особенно близкие аналогии нашей модели даёт орнаментальная разделка выступающих прямоугольных башен оборонительной стены античных Бактр. Передний фасад этих монолитов из кирпича, стоящих на берме, был оформлен чередующимися рядами стрелок и врезанных треугольников, образующих кресты. [23]
Ряд параллелей возникает между мервскими курильницами и оссуариями. Это прежде всего «архитектурность» тех и других культовых объектов. Уже давно оссуарии привлекаются исследователями в качестве источника по истории архитектуры. Спорный вопрос о происхождении их формы, породившей обширную литературу, решён как будто в пользу признания тезиса, высказанного Г.А. Пугаченковой, об отражении в них архитектурных сооружений культового назначения, [24] наусов [25] или даже древних мавзолеев, [26] распространённых в маздеистской среде среднеазиатских народов до сложения оссуарного обряда захоронения, причём, рассматривая орнаментальные глиняные гробики как копии ранее существовавших построек, исследователи успешно пытаются воссоздать архитектурные нормы и ордеры не дошедших до нас объектов древнего зодчества.
Если рассматривать в том же плане мервские курильницы, связывая их по единству элементов декора с оссуариями, надо признать, что наиболее выразительны и близки им оссуарии Джанбас-калы, [27] Мунон-депе [28] и мервского некрополя, [29] Оссуарий из Джанбас-калы по времени не-
(37/38)
посредственно предшествует ранним курильницам Мерва. Их роднит воспроизведение башнеобразной архитектурной формы и такие элементы крепостной архитектуры, как стреловидные бойницы. В оссуарии, как предполагается, воплощён мавзолей, укрепленный на случай осады. [30] Мунондепинский оссуарий младше мервских курильниц на два с лишним столетия, а оссуарии некрополя несколько старше, но их всех объединяет необычайно тщательное воплощение архитектурного образца, что, несомненно, составляет характерную особенность Маргианы. Мунондепинский оссуарий — круглой формы, увенчанный куполом и зубчатым парапетом с прорезанными в стенке стреловидными отверстиями, по мнению авторов публикации, повторял какие-то монументальные сооружения круглого плана парфянского времени. Некоторые остоданы [астоданы] мервского некрополя, синхронные поздним курильницам Гяур-калы, очень близко воспроизводили прямоугольные постройки, как считают, наусы, [31] крытые куполом с лицевой стеной, выделенной зубчатым парапетом. На их стенках точно такие же как на курильницах прорезанные оконца грибовидного очертания. Некоторые ящички среди прочих архитектурных деталей несут на углах налепы штампованных женских головок. [32]
В отличие от памятников Согда V-VII вв. в Мерве не получил распространения приём украшения бытовой посуды антропоморфными налепами. Если такое украшение курильницы с Балалык-тепе и самих согдийских оссуариев можно было бы ещё связывать с линией развития самого керамического ремесла, то для мервских остоданов [астоданов] реальнее объяснять его заимствованием из архитектуры. Правда, пока не известны мервские курильницы с налепами. Сам же метод оформления здания раннего средневековья скульптурными изображениями применялся довольно широко. [33] О сочетании архитектуры со скульптурой в сооружениях раннесредневекового Мерва говорят письменные источники, в частности знаменитое здание Кей-Марзубан, упоминаемые ал-Факихом, включало в композицию фасада четыре человеческие фигуры. [34] Оно носило, видимо, храмовый характер и было «бутханой». Не исключено, что скульптурами украшались фасады и других храмов, богатых домов знати и таких построек, как наусы. Это нашло своё воплощение в барельефных налепных оссуариях мервского некрополя, как и широкое распространение скульптуры и рельефов вообще в среднеазиатском строительстве этого периода, видимо, отразилось в соответствующих приёмах орнаментики оссуариев, курильниц и отчасти керамики.
Итак, некоторые параллели с оссуариями и аналогии с архитектурным оформлением крепостных сооружений позволяют видеть в культовых среднеазиатских курильницах, распространённых с IV в. н.э., воплощение архитектурных форм, которые на мервских примерах выступают особенно чётко. Если в остоданах [астоданов] есть основания видеть воспроизведение культовых построек (наусов, мавзолеев), то, видимо, и башнеобразные подставки курильниц логично связывать не с чисто фортификационными сооружениями, а с культовыми башнями. Насколько же правомочно предполагать существование таких построек в Средней Азии, прежде всего в самой Маргиане, и какие из них могли служить прототипом мервских подставок?
Сама идея возведения культовых зданий на высоком устремлённом в небо основании традиционна на Востоке. Не будем обращаться к таким древним примерам, как зиккураты, которые, видимо, оказали какое-то влияние на культовое зодчество Средней Азии. Убеждает в этом и обнаружение основания подобной башни на территории Туркмении,
(38/39)
на Алтын-депе, поселении эпохи бронзы. [35] Не сказалась ли сама идея возведения храмов на таком высоком основании на фоне древнейших культовых курильниц на высокой подставке из Месопотамии? Особенно характерен предмет из Киша с подставкой, обвитой спиральным выступом, как бы абстрагированный от зиккурата.
Высокий стилобат не только использовался в древнем среднеазиатском зодчестве, но стал главным элементом культового и дворцового строительства. До нас в Средней Азии, кроме буддийского ступа в Термезе, не сохранилось ни одной постройки культовой домусульманской башни, и судить о них можно лишь по обнаружению платформы-основания, а о принадлежности к тому или иному культу и функциональном назначении можно лишь догадываться. Подробнее остановимся на храмовых башнях. В Иране такая форма святилища существовала ещё в ахеменидскую пору. Р. Гиршман связывает башню в Накш-и-Рустаме и Пасаргадах с возжиганием на их крышах открытого огня, [36] в чём сказался отмеченный ещё Геродотом обычай персов поклоняться божеству на возвышенностях. Возведение таких башен продолжалось в античное время, о чем свидетельствует святилище в Нурабаде III-I вв. до н.э. [37] В сасанидскую пору, когда укрепляется и насаждается ортодоксальный зороастризм в Иране, происходят некоторые изменения в культовой архитектуре, но тип башенного святилища с открытым алтарём огня наверху продолжал существовать. Он сочетался с самим храмом огня. Примером может служить стоящая рядом с храмом башня в Фирузабаде, на которой, по мнению Гиршмана, зажигался огонь при церемониях на открытом воздухе вокруг купольных павильонов. [38]
У среднеазиатских народов с глубокой древности бытовали маздеистские представления. По преданию, в Хорезме был зажжён один из великих огней зороастризма. Некоторые исследователи связывают со среднеазиатскими областями, в частности с Маргианой, формирование самой авестийской традиции. Надо полагать, что здесь выработалось несколько типов храмов, связанных с почитанием огня и местных маздеистских божеств, в том числе башнеобразные. Самым близким примером служит южный культовый комплекс Старой Нисы, где высилась башня, планировочно связанная с Круглым залом. [39] Как уже указывалось в печати, одним из возможных вариантов её назначения могла быть роль монументального основания для алтаря открытого огня. [40] Что касается Маргианы, области особо отмечаемой в авестийской литературе, то здесь в интересующем нас аспекте внимание привлекают остатки комплекса построек конца II-III вв. н.э. в северо-восточной части Мерва (городище Гяур-кала).
Работами ЮТАКЭ расчищена часть башни-монолита из сырцового кирпича (40×40×10 см), в стороне 16,6 м, сохранившаяся на высоту 3,2 м, и рядом с ней выявлено здание, состоявшее из трёх помещений (рис. 3). Самое крупное — шириной 8,6 м, но по длине, видимо, почти вдвое больше. Из него вёл проход в глухое помещение размером 4,1×3,6 м2. Третье помещение не сохранилось. Примечательно, что в заполнении их были найдены фрагменты курильниц. В планировке комплекса существуют явные параллели храмам огня: зал для главных церемоний и изолированное глухое помещение за ним, где хранился священный огонь. Разница с синхронными персидскими храмами огня лишь в отсутствии обводного коридора вокруг зала. [41] Зато почти полная аналогия в планировочном принципе более раннего Квадратного зала Старой Ни-
(39/40)
Рис. 3. План здания с «башней» на Гяур-кале.
(Открыть Рис. 3 в новом окне)
сы, где глухой красный коридор выполнял роль изолированного помещения при мервском храме. [42] Безусловно, храм Гяур-калы намного скромнее и меньше нисийского, но в его руинах найдены цветные штукатурки и мелкие остатки скульптуры, свидетельствующие о некогда парадном его убранстве. Связь с Нисой проявляется и в сочетании храма с башней. Следует отметить, что храм Мерва был возведён на руинах постройки I в. до н.э. — II в. н.э., видимо, того же назначения и также сочетавшейся с башней. Остатки её, сложенные из пахсы, обнаружены восточнее описанной. Планировочная связь мервского культового комплекса с Нисой не случайна. Она свидетельствует о единстве и продолжении самобытных традиций культового зодчества, выработанных в восточных коренных областях Парфянского государства. Интересен и тот факт, что такая форма святилища, как башня, сложилась также, видимо, на основе местных традиций, хотя параллельный процесс отмечен в Иране. Надо полагать, в самом Мерве описанный храм и башня для возжигания священного огня не были единичны.
Возвращаясь к теме нашей статьи, заманчиво предположить, не эти ли башни огня, стоявшие на высоких платформах, воплощены с большой достоверностью в мервских подставках курильниц III в. н.э. В таком случае по этим копиям можно воочию представить себе облик навсегда утраченной формы мервского культового зодчества. Как уже отмечалось, фасады башен несут элементы фортификации и архитектурного декора, что подчёркивает единство средств оформления крепостных, культовых и светских построек, подмеченное уже исследователями. Копии свидетельствуют о квадратности плана башен — единственное обстоятельство, которое можно проверить и подтвердить на материальных остатках самого оригинала. Ярко выраженной архитектурностью примыкает к мервским «башням» культовый стеатитовый предмет из Новой Нисы. Он, видимо, по времени предшествует ранним мервским образцам.
Связь мервских курильниц с чётко датированными слоями придаёт достоверность установленной эволюции их формы. Ранние образцы квадратны в плане и весьма насыщенны орнаментом. Объекты V-VI вв. круглые и оформлены довольно лаконично, хотя архитектурность их выступает чётко. Эти поздние образцы сравнимы с курильницей Балалык-тепе и в меньшей степени с другими башнеобразными подставками. Возможно, переход от пирамидальной подставки к конической отражает изменения самого прообраза, который соответствовал общему направлению в развитии зодчества. В фортификации, например, происходит постепенная, замена квадратных башен округлыми. Украшения
(40/41)
налепами человеческого лица курильницы Балалык-тепе, возможно, передают реальный приём оформления храмов-башен раннего средневековья. Мервские курильницы III в. н.э. как бы открывают собой ряд башнеобразных предметов из других областей Средней Азии.
Чем объяснить, что раньше конца II — начала III в. н.э. эти объекты не были отмечены на Гяур-кале и, видимо, не употреблялись горожанами? Этот вопрос стоит в прямой связи с тем фактом, что особенно широко эти культовые предметы стали встречаться в Средней Азии в раннем средневековье. Видимо, наряду с окончательной канонизацией зороастризма, проводимой под особым покровительством царской власти и коснувшейся в основном иранских земель Сасанидского государства и в меньшей степени таких отдалённых провинций, как Мерв, на территории Средней Азии также шёл процесс оформления разрозненных маздеистских представлений. Центрами его были исторически и экономически сложившиеся области. Складывалась и рафинировалась система ритуальной обрядности, связанная с почитанием древних местных божеств (плодородия, воды, солнца), при отправлении культов которых и применялись главным образом курильницы. Вспомним, что находки фрагментов этих предметов сделаны в домах рядовых и бедных слоёв населения города Мерва. Они были принадлежностью домашних молелен и причастны к идеологическим воззрениям широких народных масс. Процесс этот так и не был завершён, но к приходу арабов, принёсших ислам, некоторые обрядовые действия были уже унифицированы.
Хотелось бы коснуться вопроса, уже довольно широко обсуждаемого в литературе и, на наш взгляд, связанного с предметом данной работы. Речь идёт о генезисе молитвенных (использовавшихся и как сторожевые) башен ислама — минаретов. Обычно в вопросе происхождения их учитываются географические районы их местонахождения, так как ранние минареты различных областей, вошедших в состав халифата, отличаются друг от друга и формой, и декором. Большое своеобразие свойственно ранним мусульманским башням Ирана и Сирии. Минарет Мальвия (IX в.) в Самарре в виде усечённого конуса на квадратном основании, обвитого спиральным пандусом, [43] напоминает о традиции древних культовых башен Месопотамии. От них отличаются минареты Хорасана, Мавераннахра и Афганистана, генезис которых возводят к дозорным башням крепостной архитектуры или к цилиндрическим столбам «стамба» буддийского зодчества. [44] Среднеазиатские минареты, наиболее ранние образцы которых сохранились на территории Туркмении, отличались стройным коническим стволом. Наиболее распространённое средство их художественного оформления — орнаментальная кладка отдельными полосами, чередующимися с обычной кладкой. Башни XI-XII вв. оформлены полосами с геометрическим и эпиграфическим заполнением.
Поясное орнаментальное оформление мервских подставок, как и коническая форма среднеазиатских башнеобразных курильниц, вообще вызывает определённые ассоциации с минаретами и это, видимо, не случайно. Существует ещё одна точка зрения на происхождение башен, связанная с толкованием основного значения слова «минарет» (منار — место, где что-нибудь зажжено). Исходя из этого значения происхождение минаретов выводили из маяков или зороастрийских башен огня. [45] Последнее заслуживает внимания при рассмотрении среднеазиатских минаретов. Действительно, минареты — культовые постройки и логичнее выводить их из прообраза того же характера. Ранние минаре-
(41/42)
ты обычно ставились рядом с мечетью, но не встраивались в неё. Точно так же башни сочетались с храмом, но в большинстве не были связаны с ним конструктивно. Башня Старой Нисы составляет исключение, но строилась она как самостоятельный элемент и была соединена с «Круглым залом» потом, когда был выстроен второй ряд обводного коридора. Первым обратил внимание на существование минаретоподобных культовых сооружений в домусульманской Средней Азии М.Е. Массон. [46] Сейчас, когда имеется, материальное подтверждение бытования башен-храмов в Средней Азии, в частности связанных с возжиганием огня, есть все основания признать их роль в генезисе культовых башен ислама. Может быть, несколько риторически прозвучит вывод, который тем не менее напрашивается: если оссуарии формой подражали постройкам, связанным с погребальным культом, наусам, древним мавзолеям, которые в свою очередь послужили прообразом мавзолеев мусульманской поры, то башнеобразные культовые курильницы типа мервских были копиями башен-храмов огня, которые сыграли свою роль в формировании облика минаретов ислама.
Примечания. ^
[2] Eliot H.W. Excavations in Mesopotamia and Western Iran, sites of 4000-500 В.С. Cambridge. Massachusetts. 1950. tabl. 20.
[4] Marshall I. Mohenja[Mohenjo]-Daro. The Yndus [Indus] civilization, v. 1. London. 1931. tabl. 79.
[6] Marshall I. Taxila. Cambridge University Press, v. 3, 1951, tabl. 125.
[7] Eliot H.W. Op.cit., tabl. 22, 33.
[8] Barnetie R.D. Assirische Palastreliefs. Prague, tabl. 28-29, 107.
[13] Pumpelly R. Explorations Turkestan, v. I. Washington, 1908, tabl. 11.
[18] Шишкин В.А. Варахша. М., 1963, с. 161, табл. 14; Живопись Древнего Пенджикента. М., 1954, с. 104, 116.
[20] Marshall I. Op.cit., v. 1, p. 208-209.
[23] Le Berre M.H., Schlumberger D. Observations sur les remparts de Bactres. — MDAFA, v. 19. Paris, 1964, pl. 38.
(42/43)
[34] Ал-Факих. — МИТТ, т. I. М.-Л., 1939, с. 151.
[36] Ghirschman R. Iran from the Earliest times to the Islamic Conquest. London, 1954, pl. 19 (a).
[38] Ghirschman R. Op.cit., fig. 94.
[41] Ghirschman R. Op.cit., fig. 93.
|