П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.

назад | оглавление | далее

Глава VI. Аскизская культура: традиции енисейских кыргызов предмонгольского времени.

VI.3. Развитие аскизской культуры. Эволюция узды.

Как уже говорилось, ареал формирования аскизской культуры — прежде всего Тува; в Минусинской котловине в Х в. по-прежнему функционировали чаатасы. Эталонным памятником раннего этапа аскизской культуры считается тувинский могильник Эйлиг-хем III (Грач, Савинов, Длужневская 1998), где сочетаются изделия, выполненные как в “тюхтятском”, так и в аскизском стиле. По этой логике, данный памятник отражает переходное состояние аскизской культуры, что не совсем верно: аскизские материалы этого памятника вовсе не кажутся “смешанными”, это именно раннеаскизские вещи, соседствующие в комплексах двух курганов (№№ 3 и 4) с вещами ляоской традиции. Эйлигхемские материалы отражают сосуществование культурных комплексов в некоей общности, причём эта общность в эйлигхемское время уже разваливалась.

Исчезновение во второй половине Х в. традиции строительства чаатасов и связанных с ней элементов кыргызской культуры (как бы ни трактовались обстоятельства этого процесса) является точкой отсчёта времени абсолютного господства аскизских традиций, распространившихся из Тувы на оба приенисейских региона. В конце Х в., в XI и XII вв. аскизские традиции полностью определяют облик кыргызской культуры. Однородность памятников — новое для кыргызской культуры явление: прежде система погребальных ритуалов складывались как минимум из двух основных традиций. Письменные источники не дают оснований говорить о каких-либо серьёзных потрясениях в указанный период. Кыргызское общество в течение какого-то времени развивалась стабильно и до определённого момента — без заметных внешних влияний. Поэтому проследить развитие культуры не так просто: в основе поиска должен лежать анализ изменчивых форм одной из распространённых категорий инвентаря. Такова прежде всего узда, а именно — удила и псалии, весьма своеобразные, изменчивые, представленные сериями комплексных и случайных находок. Общую схему развития псалиев предложил И.Л.Кызласов [Pис.85-86]. В целом эволюция прослежена этим автором верно, однако построенная им схема представляется слишком общей и недостаточно структурированной, и кажется необходимым рассмотреть эволюцию узды поподробнее.

Рис.85-86. Развитие аскизской узды по И.Л.Кызласову.

Любой культурно-эволюционный процесс имеет две стороны: формально-морфологическую и функционально-технологическую. Они состоят в диалектической взаимосвязи: декор развивается в рамках, заданных функциональностью предмета, но и свобода технологического совершенствования во многом ограничена традиционными представлениями о декоре. В развитии удил и псалиев аскизской культуры это правило проявилось в полной мере. Функционально-технологическая составляющая этого развития — в переходе от вставных псалиев к напускным и от кольчатых удил к упоровым; декоративная, формально-морфологическая составляющая — проявлена главным образом в переходе от стержневых псалиев к пластинчатым и в переносе акцента с окончаний и вставных скоб псалиев на плоскость пластины [Рис.87]. Всё это было в значительной степени обусловлено и производственно-технологическими обстоятельствами — переходом к ковке, серебряным инкрустациям etc. Поэтапно этот процесс выглядел следующим образом.

Исходной формой стали обычные для предшествующего времени S-образные и J-образные (у И.Л.Кызласова Г-образные) псалии с двукольчатыми (8-образными, витыми или ложновитыми) удилами. Стержни псалиев вставлялись во внутренние кольца удил, однако при необходимости, простоты ради, надевались на грызла, то есть использовались как напускные — вероятно, такое случалось при оперативной замене, когда кузницы поблизости не было [Рис.87]. При этом, однако, псалии неизбежно болтались, а при снятой узде комплект разваливался и запутывался. Скобы вставных псалиев первоначально выгибали из стержней, а позднее изготавливали из фигурно вырезанной пластинки с двумя шпеньками, вставлявшимися в отверстия на стержне (I-II этапы). Такие псалии известны как в аскизской культуре, так и в других синхронных и более ранних культурах. Изготовление этих форм не прекращалось и позднее, когда уже существовали псалии следующих этапов.

Наряду с двукольчатыми удилами в раннеаскизских памятниках встречаются и однокольчатые со стремечковыми завершениями грызл. Они особенно важны для понимания процесса развития аскизской узды. Внешние стремечковые завершения грызл были тоньше, чем собственно грызла, так как при выковывании удил окончания просто расплющивали и затем оформляли в соответствии с обычаем. Поэтому при переходе от “стремечка” к стержню грызла естественным образом возникал уступ, и при использовании псалия как напускного этот уступ оказывался в роли упора, благодаря которому псалий, запертый снаружи кольцом для повода, не болтался. Мастеру оставалось лишь “узаконить” этот уступ, оформить его в виде поперечной полочки; таким образом, появление упоровых удил было обусловлено технологически; однако не меньшую роль сыграло и развитие псалиев.

Плоские скобы сборных стержневых псалиев в большинстве сибирских культур украшались путём придания большей или меньшей вычурности вырезному внешнему контуру, и только. Однако в аскизской культуре были распространены богато декорированные пластины, и неизбежно появлялось стремление не только предельно украсить пластинчатую скобу, но и расширить декорируемую плоскость; отверстия же для грызл, наоборот, следовало уменьшить, чтобы освободить как можно больше места для декора. Раз акцент сместился с окончаний на пластину, то стандарты оформления окончаний постепенно стали размываться, и появились многочисленные вариации на тему “сапожков” и “шишечек”, отражавшие не столько канон, сколько прихоть мастеров и заказчиков. Эти псалии уже не нужно было делать сборными — они использовались как напускные, и необходимость в стержне как основе псалия отпала. Псалии III-IV этапов — уплощённые и плоские — уже цельнокованые; они как бы представляют собой отделившуюся от стержня очень длинную скобу с двумя щелевыми отверстиями — для удил и для наконечника нащёчного ремня, — но с окончаниями, воспроизводящими оформление традиционных стержневых псалиев. Распространение приёмов украшения пластинчатых изделий на псалии должно было повлечь за собой и отказ от традиционных “сапрожковых” и “шишечковых” завершений. Так и произошло; на V этапе развития псалиев “шишечки” исчезли, а вместо них распространились вырезные окончания, сходные с окончаниями шарнирных накладок из тех же комплектов [Рис.87]. Известна большая серия таких псалиев, главным образом из случайных находок. Редкие комплексные находки подтверждают правомерность сопоставления псалиев с накладками, причём это влияние было взаимным: известны подвески с каплевидной или биконической шишечкой на конце. Следует отметить, что из двух основных типов на V этапе сохраняются лишь J-образные, а S-образные выходят из употребления.

Рис.87. Типогенез аскизской узды.

Уже в раннеаскизском материале фиксируется сосуществование трёх основных типов набора инвентаря:

1. с уздечными принадлежностями — удилами и псалиями, с султанчиками, однако без тройников-распределителей;

2. без удил и псалиев, но обязательно с султанчиками и тройниками-распределителями;

3. без узды, а только с седельными принадлежностями и стременами, с бусами, булавками и серьгами (И.Л.Кызласов определяет погребения с таким набором инвентаря как женские).

По поводу различий между первыми двумя типами наборов интересно отметить, что позднейшая композиция “пластинчатый псалий+нащёчник” (из наборов первого типа) образует фигуру, сильно напоминающую шарнирный тройник-распределитель (из наборов второго типа). То, что пластинчатые псалии с нащёчниками, не попадая в одни комплексы с шарнирными тройниками, повторяют их форму и декор, наводит на мысль о возможности ритуального замещения [Рис.88]. Даже стержневые псалии не попадали в один комплект с шарнирными тройниками (исключение — кург. Уюк-Тарлык, 51, столь богатый инвентарём, что появляется подозрение о смешанности сопроводительных наборов группового погребения — одних уздечных комплектов там три пары; вообще вопрос об аскизских курганах, перенасыщенных инвентарём, ещё ждёт особого исследования). Возможно, разница между наборами первого и второго типов отражает разницу в общественном положении погребённых; этот вопрос требует особого исследования.

Рис.88. Формальные соответствия принадлежностей аскизской узды.

Наконец, отмирает и “сапожковое” завершение: типологически позднейшие псалии имеют окончания, оформленные с одной стороны по образцу шарнирных подвесок, а с другой — по образцу нащёчных ремней из того же комплекта [Рис.88]. И.Л.Кызласов не заметил соответствия между псалиями и нащёчниками и разнёс псалии из кург. Черновая, 12 и Каменка V,3 по разным типологическим этапам (Кызласов И.1983: 28 - Рис.7). Однако именно с V этапа развития аскизскую традицию оформления узды можно считать окончательно сформировавшейся, полностью освободившейся от наследия форм предшествующей эпохи. Нужно заметить, что количественно преобладают псалии IV этапа; V этап представлен крайне незначительным числом экземпляров, причём именно на этом этапе появляются изделия весьма своеобразного “камкенского” облика. Относительно поздняя дата “каменских” типов не вызывает сомнений (что не помешает рассмотреть этот вопрос поподробнее), и общую последовательность основных этапов можно считать установленной.

Вместе с тем не следует забывать о том, что рассматриваемый период истории кыргызов был весьма спокойным, и нет никаких оснований думать, будто формы резко сменяли одна другую. Конечно, типологически ранние формы бытовали довольно долго. К тому же скорость типогенетических процессов может быть любой, и если бы удалось точно продатировать каждый экземпляр, то итоговая хронологическая шкала оказалась бы далеко не столь стройной, как эволюционная. Можно, однако, указать ориентирующее правило: чем больше вариантов у типа, тем меньший промежуток времени следует отвести для всей этой совокупности, отражающей период поиска оптимальных форм. А вот стабильные типы, наоборот, чаще всего бытуют подолгу.

Удила с упором-полочкой тоже развивались, но здесь влияние декора уже не сказывалось.  Края полочки часто выводились за границу контура петли, и вскоре выяснилось, что полочка и не требуется, если есть шиповой упор, который к тому же проще в изготовлении. Удила с шиповым упором коррелируют с псалиями IV-V этапов и являются типологически позднейшей формой, использовавшейся с вертикальными псалиями (но не позднейшей формой упоровых удил вообще). Соответствие эволюции удил с эволюцией псалиев доказывает справедливость предложенных построений и усиливает возможности относительного датирования [Рис.87].

К V типологическому этапу относятся и уникальные сборнопластинчатые псалии из Малиновки; видимо, к тому же времени относятся и псалии из органических материалов, от которых остаются скобы на длинных пластинах со шпеньками (И.Л.Кызласов в своей тщательно разработанной классификации не нашёл для них места ни в одном из шестидесяти типов). “Дробление” традиции при отсутствии внутренних причин для интенсификации типообразовательных процессов показывает, что на исходе изучаемого периода, где-то одновременно с появлением “каменских” инноваций, развитие аскизской культуры было резко дестабилизировано. Надо полагать, произошли некие события, оказавшие воздействие на жизнь енисейских кыргызов и их культуру. Очевидная соотнесённость этих событий с инновациями “каменского” типа требует с особым вниманием рассмотреть поздний, по периодизации И.Л. Кызласова — “каменский” этап аскизской культуры.

назад | оглавление | наверх | далее