Л.А. Евтюхова

О племенах Центральной Монголии в IХ в.

(По материалам раскопок курганов.)

// СА. 1957, №2. С. 205-227.

[ OCR автора сайта по сканам Алексея Гордиенко, спасибо ему. ]

В 1948 и 1949 гг. Монгольской историко-этнографической экспедицией АН СССР [1] и Комитета Наук МНР в окрестностях монастыря Эрдени-Цзу были произведены раскопки 27 каменных курганов в трёх пунктах (см. приложение).

Самая ближняя группа курганов расположена в 8 км от Эрдени-Цзу, вверх по течению Орхона, в узкой долине реки, на высоком увале правого берега, в урочище Дель (Орхон-Дель). Здесь было раскопано 11 курганов.

Вторая группа — Джаргаланты (где в 1948 г. нами были раскопаны 2 кургана, а в 1949 г. — 13) находится в 18 км к юго-востоку от Эрдени-Цзу, на левом берегу р. Хухшин-Орхон, по дороге в Шанг-Сомон, не доезжая до последнего 2 км.

В третьем пункте, справа от дороги из Шанг-Сомона на курорт Худжиртэ, не доезжая до него 2 км, в урочище Хушот расположен большой могильник, состоящий из плиточных могил. Здесь встречаются также и небольшие каменные курганы. Один из них, подквадратной формы, был раскопан в 1949 г.

Все насыпи каменных курганов сложены из довольно крупных обломков скал весом от 1 до 50 кг. Внешний вид курганов неоднороден. Среди них можно выделить четыре типа.

К первому типу относятся насыпи округлой формы. Второй тип — это такие же округлые насыпи, но окружённые кольцевыми выкладками из камней и иногда имеющие радиальные выкладки, ориентированные по странам света. К третьему типу следует отнести округлые насыпи, окруженные четырёхугольными каменными выкладками. Четвёртый тип составляют четырёхугольные каменные выкладки.

Тяжёлый грунт, в котором были вырыты могилы, не всегда позволял выяснить точные очертания могильных ям; кроме того, большинство погребений оказалось ограбленными, и неглубокие могильные ямы часто нарушались при ограблении.

Каменные насыпи, окруженные кольцевыми и радиальными каменными выкладками, по-видимому, относятся к ритуальным сооружениям, так как при раскопках такой насыпи [2] в группе Джаргаланты, несмотря на тщательные поиски могильной ямы, никаких признаков последней не прослежено. Всё сооружение оказалось сложенным на материке, и ни под насыпью, ни в камнях насыпи следов погребения также не найдено.

Однако насыпи с кольцами, но без радиусов, имели под собой погребения. Примером этому могут служить курган № 9 в Джаргалантах и курган № 1 в Орхон-Деле.

(205/206)

Рис. 1. Джаргаланты. Раскопки кургана № 2.

Два последних типа насыпей (третий и четвёртый) являлись погребальными сооружениями с неглубокими могильными ямами.

В некоторых случаях (Джаргаланты, №№ 2 и 3, погребение 1; Хушот-Худжиртэ, могила Л) в могильных ямах сохранились остатки дерева, указывающие на наличие гробов. В могиле № 8 в Орхон-Деле стенки ямы были обставлены шестью каменными плитами, образующими каменный ящик.

Многие из вскрытых погребений, несмотря на то, что значительная часть их оказалась ограбленной, позволяют определить, что покойники были ориентированы головой на запад [3] (или северо-запад) и на восток. [4] Все сохранившие своё первоначальное положение костяки лежали вытянуто на спине с руками, положенными вдоль тела; [5] у женщины из кургана № 2 в Джарралантах руки, слегка согнутые в локтях, лежали кистями на бёдрах, но в кургане № 3 в Джаргалантах, где было вскрыто два погребения — женщины (ограбленное) и ребёнка (целое) — в разных могильных ямах, покойники лежали спиной кверху, лицом вниз, с руками, вытянутыми вдоль тела. Труп женщины спиной кверху могли перевернуть грабители во время ограбления, но детское погребение, лежавшее в той же позе, ограблено не было.

Погребений с каменными насыпями первого типа в 1948 и 1949 гг. было раскопано в Джаргалантах — девять, в Орхон-Деле — пять и одно в Хушот-Худжиртэ. Из 15 раскопанных насыпей только три оказались неограбленными. Без каких-либо находок были три насыпи, с остатками костей человека и животных — пять. В остальных были найдены отдельные предметы, не взятые грабителями. В кургане № 2 в Джаргалантах пожилая женщина была похоронена с двумя конями, причем её костяк лежал головой на восток, а лошади имели обратную ориентировку. Также с противоположной ориентировкой был похоронен и мужчина с одним конём в могиле Л в Хушот-Худжиртэ. В Орхон-Деле (курган № 5) были найдены остатки костей от двух коней, но из-за опустошительного ограбления установить ориентировку покойника и коней не удалось.

(206/207)

В нашей статье мы даём описание пяти почти одновременных курганов. [6] Остальные, из-за отсутствия в них находок, пока не могут быть определены.

Наиболее хорошо сохранившимся и давшим ряд интересных предметов было погребение в кургане № 2 в Джаргалантах (рис. 1), под округлой каменной насыпью (первого типа).

Рис. 2. Джаргаланты. Погребение в кургане № 2. (Открыть Рис. 2 в новом окне.)

В южной части квадратной могильной ямы (2,35х2,35 м), ориентированной по странам света, на глубине 1,1 м, головами на запад были положены на уступе два коня. В северной части могилы ниже уровня конских скелетов лежал костяк женщины, вытянуто на спине, головой на восток. Руки, слегка согнутые в локтях, кистями были положены на бёдра (рис. 2). Весь скелет женщины был плотно обёрнут целым куском хорошо сохранившегося войлока.

Около ушей женщины найдены две золотые серьги в виде овального массивного кольца со шпеньком на верхней части, где, по-видимому, в своё время были укреплены жемчужины или бусины (рис. 4, 2). На спускающемся вниз довольно длинном стержне нанизаны 10 сидящих друг на друге колечек, сделанных из шести спаянных между собой шариков. Подобный тип серёг хорошо известен среди древностей кочевнического мира VIII-IX вв. — от Южной Сибири до Дуная. Однако самой близкой аналогией для наших серёг является золотая серьга из каменного склепа внутри второго Зеленчукского храма (Северный Кавказ) из раскопок

(207/208)

X.Р. Лайпанова в 1940 г. [7] Эта серьга имеет точно такое же расширение внизу и стержень, на который нанизаны четыре подвижных столбика, имитирующих бусинки. Особенно важным является то обстоятельство, что в этом склепе вместе с серьгой была найдена альмандиновая печать с арабской надписью и именем князя Ашота I, правившего Арменией с 855 г. по

Рис. 3. Джаргаланты. Курган № 2. Китайское зеркало (9/10 нат. вел.). [Ø=11 см]

891 г. [8] Таким образом точно устанавливается датировка этого типа серёг — IX в. Эту же датировку ещё раз подтверждает и другая подобная серьга из катакомбы № 2 Верхнего Алкуна в Грозненской области, найденная в раскопках Е.И. Крупнова и Л.П. Семенова в 1939 г. в сопровождении арабской монеты также IX в.

Следует отметить, что серьги сходной формы, т.е. с выступом на верхней части кольца и различного рода подвесками на нижней, существовали и в более раннее время, но утолщение нижних концов при переходе в перехват для подвески появляется не ранее второй половины VIII в. [9] Серьга, совершенно аналогичная нашей, имеется и в древностях Минусинской котловины, но она происходит из случайных находок из с. Кривошеина. [10]

(208/вклейка)

Рис. 4. 1 — футляр из шёлка с зеркалом внутри. Джаргаланты, кург. № 2; 2 — золотая серьга Джаргаланты, кург. № 2; 3, 4 — золотые серьги. Джаргаланты, кург. № 3, могила 2; 5-10 — бусы из голубой пасты и сердолика. Джаргаланты, кург. № 3, могила 2.

(вклейка/209)

В головах у женщины из погребения в Джаргалантах были найдены положенные в чёрную лаковую чашечку овальной формы гребень в шёлковом мешочке и зеркало в футляре. [11]

Рис. 5. Джаргаланты. Курган № 2.

1-7 и 9-11 — принадлежности сбруйного убора северной лошади; 8 — костяной гребень; 12 — шелковый футляр для гребня; 13 — косточки от урюка и сливы; 14 — железный нож в деревянной рукояти; 15 — глиняный сосуд.

Зеркало из белой бронзы (диаметром 11 см) прекрасно сохранилось, его отполированная поверхность и сейчас совершенно ясно отражает изображение (рис. 3). Оборотная сторона зеркала покрыта фигурами четырёх химер, сгруппированных вокруг центральной кнопки, сделанной в виде сидящей лягушки. Вокруг химер по всей поверхности переплетены виноградные лозы с гроздьями и листьями, среди которых порхают птицы, напоминающие воробьёв. Все это выполнено высоким рельефом. Такого

(209/210)

Рис. 6. Джаргаланты. Курган № 2. Китайские надписи на дне лаковой чашечки. 1 — надпись внутри; 2 — надпись снаружи.

типа зеркала известны в литературе под названием «виноградник»; они являются произведениями китайского искусства танского времени. [12]

В кнопку зеркала была продета свёрнутая жгутом полоска очень тонкого китайского шёлка золотистого цвета, за которую прихватывали рукой при употреблении зеркала.

Зеркало было положено в могилу в специально для него сшитом футляре из шёлковых тканей (рис. 4, 1). Его нижняя часть сшита из двух слоёв зеленоватого шёлка, проложенного внутри тонким слоем войлока. По краю имеется толстый рубец, в который вшиты четыре треугольных клапана с завязками на концах из тесьмы, сшитой из свернутого вдвое зеленоватого тонкого шёлка. Два противоположных клапана сделаны из тонкого золотистого шёлка, два другие клапана — из плотного шёлка с тканым узором, изображающим прямолинейные фигуры зелёного и красного цветов, окаймлённые жёлтым контуром. Фигуры имеют «ступенчатые» очертания, объясняющиеся техникой тканья. Все клапаны подшиты подкладкой из зеленоватого шёлка, а края обшиты толстой каймой из того же плотного шёлка с узором.

Гладкий шёлк подкладки футляра — китайского происхождения. Но узорчатый, судя по технике тканья, — иранский. Этот шёлк для обладательницы зеркала, по-видимому, являлся большой ценностью, так как один из клапанов с узором сшит из двух разных кусочков, даже без подбора рисунка. [13] Зеркало в футляре было обернуто в кусок тонкого шёлка, причём в этом же свёртке были положены: короткий и широкий железный нож листовидной формы с деревянной ручкой (рис. 5, 14) и две плодовые косточки — одна, по-видимому, от урюка, другая от сливы (рис. 5, 13), причем на последней сохранилась даже кожица.

Под свёртком с зеркалом лежал костяной гребень (7,5х5 см) с длинными тонкими зубцами и скруглённой спинкой (рис. 5, 8). Он был вложен в четырёхугольный футляр, скроенный и сшитый в виде конверта (рис. 5, 12). Верх футляра из плотного желтовато-золотистого шёлка, а подкладка — из тонкого (типа тафты) того же цвета. На внутреннем кармане футляра пришиты две завязки из зелёного узорчатого шёлка, сшитого в виде ленты, а откидной клапан имеет завязку из жёлтого шёлка. В этом же футляре вместе с гребнем был положен зуб человека.

Лаковая чашечка, в которой лежали все описанные выше предметы, оказалась очень плохой сохранности; от неё уцелели лишь отдельные куски дна и бортиков. Чашечка сделана из чёрного, очень тонкого лака. На внутренней стороне сохранились остатки нескольких китайских иероглифов крупной однострочной надписи, читающейся как «Хань-Цзи» (клеймо Хань), нанесённых широкой кисточкой ярко-красным лаком. На наружной стороне имеется один иероглиф малого размера, читающийся как «Тай» (рис. 6, 2). Кроме того, на лаковой поверхности дна каким-то

(210/211)

остриём нанесено несколько штрихов в виде прямых и поперечных линий, запятой и несомкнутого овала.

Остатки ткани, в которую были завёрнуты зеркало, гребень и лаковая чашечка, представляют собой большой интерес. По определению Е.С. Видоновой, эта ткань шёлковая с вытканным узором в виде некрупной двойной клетки. Цвет фона — светло-песчаный на двойных контурах

Рис. 7. Джаргаланты. Курган № 2.

1 — левое стремя северной лошади; 2 — правое стремя северной лошади; 3 — удила южной лошади; 4 — удила северной лошади; 5 — лепной сосуд из серой глины; 6 — кувшин.

клетки, а самая середина клетки — тёмно-песочного цвета. Оригинален приём тканья: в ткани различаются две основы и два утка. Таким образом получилась ткань, сотканная в два слоя. Эти слои по внутренним контурам клетки сотканы друг с другом. Изнанка несколько иного цвета, чем лицевая сторона. Переплетение нитей простейшее. На двух фрагментах имеется шов «в запошивку», сделанный тонкой шёлковой нитью. Это говорит о том, что ткань, по-видимому, была частью одежды.

Е.С. Видонова считает, что, судя по искусному и оригинальному приёму выделки двуслойного шёлка, можно предполагать, что он сделан китайскими мастерами.

Погребение женщины из Джаргалантов сопровождали три стоявших в головах покойницы глиняных сосуда. Первый сделан из серой глины, леплен от руки, баночной формы (рис. 7, 5). Венчик слегка отогнут и покрыт вертикальными нарезками, образующими своего рода крупный грубый «жемчужник». На плечиках слабым штрихом нанесён зигзагообразный поясок, причем некоторые верхние углы «прикрыты» скобкой. Сосуды такой формы хорошо известны из погребального инвентаря кыргызских

(211/212)

могил Хакассии VII-VIII вв., тюркских могил Алтая и курыканских могил Прибайкалья.

Второй сосуд — кувшин из красновато-жёлтой глины (рис. 7, 6) высотой 26 см. Его горло кверху уплощено и оттянуто вперёд в виде сливного носика. Вокруг края идет довольно широкий накладной бортик. На боках кувшина хорошо заметны тёмные потёки какой-то жидкости, стекавшей по плечикам сверху вниз. Прямые аналогии в древностях Южной Сибири и

Рис. 8. Джаргаланты. Курган № 2. Китайские монеты из погребения (нат. вел.). (Открыть увеличенный Рис. 8 в новом окне.)

Монголии для этого кувшина нам неизвестны. Кувшинов с ручками нет ни в памятниках алтайских тюрок, ни у енисейских кыргызов; наиболее близкие аналогии следует искать в памятниках Семиречья VIII-X вв. [14] Своей формой этот кувшин отчасти напоминает сосуды из салтовских могил, катакомб Балты и Чми. [15] Только уплощённость верхней части горла позволяет искать некоторые черты сходства с ними.

Третий, плоский, круглый сосуд, стоявший у левой ноги покойницы, сделан из красноватой глины (рис. 5, 15). Внутри него найден кусочек жёлтой охры. Прямых аналогий ему в древностях Южной Сибири мы не знаем, но такая форма сосудов известна в танском Китае [16] (правда, там они сделаны из фарфора).

Рядом с сосудиком лежал небольшой мешочек из тонкого зеленоватого шёлка, перевязанный тесёмочкой из такого же шёлка. В нем оказались семь китайских монет танского времени (достоинством в 1 чох) из белой бронзы прекрасной сохранности. Все эти монеты совершенно одинаковы и датируются IX в. (рис. 8). На мешочке — следы иероглифов.

К югу от женского погребения находились два конских скелета. Обе лошади лежали в одинаковой позе: на животе с подогнутыми ногами. Северная лошадь была положена в могилу в верховой упряжке с седлом, южная — только в простой уздечке, от которой сохранились железные удила с эсовидными псалиями (рис. 7, 3), по форме тождественные удилам, найденным в кургане около восточной оконечности горного кряжа Хайрхан у Наинтэ-Сумэ в Северной Монголии. [17] Такие же удила были найдены В.П. Левашевой в кургане № 4 первого Капчальского могильника в Хакассии; [18] они известны также из раскопок А.В. Адрианова у

(212/213)

Рис. 9. Джаргаланты. Курган № 2. Шёлковая ткань от чепрака северной лошади.

оз. Кызыл-Куль в Минусинской котловине [19] и в Абаканской степи, [20] причём вместе с удилами с эсовидными псалиями в последнем кургане были найдены и стремена, подобные стременам лошади из Джаргалантов.

От седла северной лошади сохранились куски кожи от чепрака, украшенного большим куском плотной шёлковой ткани сложного переплетения с тканым узором. После многовекового пребывания шёлка в земле его фон стал коричневато-жёлтого, а узор зеленоватого цвета (рис. 9).

Рис. 10. Джаргаланты. Курган № 2. Реконструкция узора на шёлковой ткани от чепрака северной лошади.

Эта ткань была расчищена и реставрирована Е.С. Видоновой. По её определению, первоначальный тон ткани, возможно, был белым, а узор, по всей вероятности, синим. На основании сохранившихся частей узора Е.С. Видонова сделала его реконструкцию (рис. 10), по которой видно,

(213/214)

что узор состоит из больших кругов (15 см диаметром), расположенных поясами вплотную друг к другу, а каждый пояс находится на большом расстоянии один от другого. Контуры кругов сделаны тёмным цветом, на фоне которого выделяются «горошины» в цвет фона ткани. Сверху и снизу круга «горошины» разделены четырёхугольниками. В кругах помещено какое-то асимметричное изображение, построенное на ломаных линиях, но из-за плохой сохранности ткани в этом месте его содержание не поддаётся расшифровке. Между поясами кругов заключены стилизованные изображения «дерева жизни» и парные птицы, напоминающие гусей, обращённые головами в разные стороны. Вся трактовка и расположение узора описываемой ткани несомненно иранского облика. Круги с изображениями деревьев или пальметок между ними хорошо известны на сасанидских тканях. В коллекциях Ватиканского музея имеется ткань этого времени, на которой в кругах изображены птицы, отчасти напоминающие наших. [21] Деревья, подобные нашим, есть в изображении сцены охоты на львов [22] на сасанидской ткани, относящейся ко времени Хозроя II (591-628). С изображениями таких же сцен известны ткани китайского производства этого же времени. [23] Так, например, на одной из них заключённые в круг четыре воина стреляют из луков во львов, а «горошины» так же, как и на нашей ткани, сверху и снизу круга разделены квадратами. Издавший эти ткани Лессинг считает, что они являются несомненным подражанием сасанидским. Такое утверждение мне кажется вполне допустимым. В его пользу говорит вся схема расположения узора, китайские же мастера только придали лицам воинов свои черты и одели их в китайские одежды. Таким же образцом перенесения иранских мотивов является кусок ткани, найденный В.В. Радловым в первом малом кургане II Катандинского кладбища. Здесь схема распределения элементов орнамента иранская, но сюжет и трактовка — китайские. [24] В статье А.А. Захарова, издавшего эту ткань, справедливо приведено замечание Н.Н. Соболева, что «иранские ткани имеют неизменную геометричность фигур, обуславливаемую грубостью техники ткани и получаемую от непоследовательного разделения нитей основы в станке при раскрытии зева». Эту же геометричность очертаний рисунка с характерной «ступенчатостью» контура мы имеем и в упомянутой выше иранской ткани с «древом жизни» из собрания Ватиканского музея и в нашей ткани из Джаргалантов. В то же время на катандинской ткани и на ткани, изданной О. Мюнстербергом, мы видим плавные очертания линий рисунка. Два куска ткани, совершенно одинаковой с катандинской, были найдены и П.К. Козловым в Монголии при раскопах Малых курганов в Ноин-Уле, относящихся к танскому времени. [25]

Учитывая этот анализ техники изготовления тканей, мне кажется возможным признать иранское происхождение ткани из Джаргалантинского кургана. Иранской же, вероятно, является и та ткань, из которой сделаны клапаны футляра для зеркала из описываемой (могилы в Джаргалантах. Хотя рисунок узора здесь и неясен из-за малого размера кусочков ткани, но очертания его имеют ту же «ступенчатую» геометричность.

Кроме описанной выше ткани, от седла северной лошади сохранились небольшие кусочки войлока и остатки его деревянных частей. На правом боку лошади найден кусок деревянной доски от наплечника (длина около 30 см, толщина до 1,5 см).

(214/215)

Сбруйный убор северной лошади украшали 29 предметов. Среди них: листовидные подвесные бляхи двух типов, овальные наременные бляшки (рис. 5, 1-7, 10), обоймы, концевые наременные бляшки и пряжки. Все они бронзовые, за исключением налобной бляхи, которая сделана из серебра.

По расположению бляшек хорошо прослеживается схема их расположения на сбруе.

Налобная бляха листовидной формы с четырёхугольной петлёй для подвешивания (рис. 5, 2), такая же бляха с округлой петлёй с правого плеча лошади (рис. 5, 3), а также остальные бляхи листовидной формы, но с вырезными краями (рис. 5, 1 и 7) относятся к серии сбруйных украшений, хорошо известных у енисейских кыргызов VII-VIII вв. Эти бляхи мы знаем по раскопкам В.П. Левашовой в первом Капчальском могильнике [26] и по отдельным находкам из других мест.

В Копёнском чаатасе отдельные бляхи были найдены во втором тайнике кургана № 6. [27] Но благодаря рельефной фигурке всадника (оттуда же) мы узнали точно, к какой части конского убора принадлежат эти бляхи. Они служили украшениями нагрудного и потфейного ремней. Распределение блях на скелете лошади в Джаргалантах указывает, что и здесь они были на нагрудном ремне и на чепраке.

Подобной формы бляхи, но без ушков, а с дырочками в верхней части, встречаются и в салтовских погребениях [28] и в катакомбах Балты [29] и являются широко распространённым конским украшением кочевнического мира VII-VIII вв. Однако все же достаточно ясно не только сходство, но и тождество в формах блях кыргызских и джаргалантинских и некоторое различие их с аланскими.

Овальные наременные бляшки с вырезными краями и продольной рельефной полоской найдены двух размеров — длиной 4 и 3 см (рис. 5, 5). Совершенно такой же формы и таких же размеров известны наременные бляшки из кургана № 3 в Туяхте на Алтае. [30] Это погребение точно датируется VII-VIII вв. найденным в нём серебряным кувшинчиком с орхоно-енисейской надписью, а также всем комплексом сопровождавших его вещей.

По сохранившемуся на левой стороне чепрака северной лошади куску сыромятного ремня можно установить местонахождение и соотношение овальных бляшек с листовидными. Как видно на рис. 5, 4, овальная бляшка укреплена на ремне, а листовидная при помощи тонкого ремешка подвешена под ней, причём этот ремешок проткнут одной из лапок овальной бляшки. Рядом на ремне остались отверстия, в которые были вставлены лапки соседней овальной бляшки; таким образом, видно, что на нагрудном ремне эти бляшки были закреплены почти вплотную одна к другой.

Судя по расположению бляшек, все они украшали уздечку, нагрудный ремень и чепрак. Потфейный же ремень был без украшений. Несмотря на то, что его остатков не найдено, не приходится сомневаться в его наличии, ибо верховая езда по гористой местности без потфейного ремня неудобна, а по копёнским рельефам всадников [31] этот ремень нам хорошо известен, точно так же, как и по изображениям всадников на енисейских

(215/216)

писаницах, где почти у всех лошадей имеются потфейные ремни как с подвесными бляхами, так и без них. [32]

Удила северной лошади железные с массивными эсовидными псалиями (рис. 7, 4), они подобны удилам из поздних кыргызских погребений. В качестве примера можно привести удила из кургана № 1 (могила II) первой группы Капчальского могильника. [33]

Стремена, как это иногда бывает в одном и том же седельном наборе у енисейских кыргызов, не парные, но одной формы (рис. 7, 1 и 2). У левого стремени лопатки и петли с прямым верхом, а у правого — с треугольным. Ближайшей аналогией этих стремян являются найденные на территории Монголии в Наинтэ-Суме два стремени северного коня. [34]

Подобные стремена обычны как для енисейских кыргызов, так и для алтайских тюрок. Они известны из погребения Ак-Кюна и Курайской степи, [35] из Копёнского чаатаса (курган № 6, второй тайник) [36] и из Капчальского могильника [37] в кургане № 5 и др.

Такое же стремя было найдено и среди предметов Тюхтятского клада, [38] а также в кургане в седловине над р. Таштык [39] С.А. Теплоуховым.

У левого стремени были найдены две бронзовые пряжечки (рис. 5, 10) и ременной наконечник (рис. 5, 6) того же стиля, что и овальные пряжки. Эти предметы указывают на то, что стремя не было закреплено, а его можно было подтягивать или удлинять по мере надобности.

Ещё одной принадлежностью седельного набора является большая железная подпружная пряжка (рис. 5, 11), сходная с пряжками из Копёнского чаатаса, Тюхтятского клада и первого Малого кургана из II Катандинского кладбища. [40]

Как видно из описания Джаргалантинского кургана № 2, все найденные там предметы могут быть отнесены к VIII-IX вв.; монеты тоже указывают на IX в.

Здесь же следует отметить, что найденные монеты были очень хорошей сохранности, без патины. Благодаря этому видно, что они были положены при погребении совершенно новыми, без каких-либо следов изношенности. Вполне вероятно, что этот факт свидетельствует о характере погребального ритуала, который требовал, чтобы в загробную жизнь покойника сопровождали новые монеты. Количество монет, положенных при погребении, не случайно. В одном из склепов танского времени в Астане была найдена круглая плетёная коробочка, в которой лежали костяной гребень джаргалантинского типа и семь танских монет. [41]

Курган № 3 в группе Джаргаланты был той же формы, что и курган № 2. Его диаметр 7 м, высота 23 см; он также был сложен из обломков скал. На горизонте под насыпью находились две могильные ямы (размеры первой: с запада на восток — 2,5 м, с севера на юг — 60 см; размеры второй: с запада на восток — 80 см, с севера на юг — 35 см). В первой могиле было обнаружено ограбленное погребение. Костяк (женщины?) лежал головой на восток (черепа не было). По расположению костей установлено, что костяк лежал на животе (т.е. лицом вниз) с руками, вытянутыми вдоль тела. Вещей при погребении не было найдено, но ориентировка та же, что и в кургане № 2. Во второй могиле кургана № 3 был найден костяк ребёнка (судя по серьгам и бусам, девочки лет двух),

(216/217)

ориентированный головой на восток, с руками, вытянутыми вдоль тела, и также лицом вниз. Можно предположить, что в этом кургане в одном и том же положении были похоронены мать с ребёнком. Причина такого положения неясна, и одновременных аналогий такому обряду в погребениях Саяно-Алтайского нагорья нет. Восточная ориентировка погребений и тип курганной насыпи обоих погребений кургана № 3 и кургана № 2 схожи; может быть, это позволит объединить их в одну группу.

В погребении девочки (курган № 3, вторая могила) около ушей лежали две серёжки из тонкой золотой проволоки, согнутой в кольцо, с заходящими друг на друга концами (рис. 4, 3 и 4). У шеи найдены шесть бусин от ожерелья (рис. 4, 5-10): пять из голубой пасты и одна из тёмного сердолика, бочонкообразной формы. Сердоликовые бусы в кыргызских древностях встретились нам в культурном слое при раскопках поселения у с. Малые Копёны, [42] а также найдены и в кургане № 9 Копёнского чаатаса. [43]

Из-за крайне недостаточного количества материалов из раскопок на территории Монголии нам приходится прибегать к сопоставлению предметов, найденных в наших раскопках, с материалами из сопредельных областей — Саяно-Алтайского нагорья и др. Пока только одно погребение в Монголии, раскопанное экспедицией Академии наук СССР в 1925 г., несомненно, относится к тому же кругу памятников, что и наши два кургана в группе Джаргаланты. Это — упомянутое уже выше погребение мужчины у Наинтэ-Сумэ, по обряду полностью совпадающее с джаргалантинским. Там покойник также был положен головой на восток, а кони — на запад. Этот факт, а также одинаковое конское убранство говорят нам об одновременности погребений.

Хушот-Худжиртэ, могила Л.

В 1949 г. в группе плиточных могил, расположенных близ курорта Худжиртэ (в 50 км от Эрдени-Цзу), нами была вскрыта четырёхугольная (3,60х2,30 м) каменная выкладка (четвёртый тип), сложенная из крупных обломков скал в прямую линию. В могильной яме (2,60х1,40 м) было обнаружено ограбленное погребение мужчины с конём.

Костяк человека лежал вытянуто на спине, головой на запад. Правая рука была вытянута вдоль тела; левые конечности отсутствовали, за исключением кости бедра, отброшенного на скелет лошади. Конь лежал вдоль левого бока человека, головой в ту же сторону (рис. 11).

Судя по сохранившимся остаткам дерева и войлока, человек был погребён в гробу, выложенном войлоком. При погребении человека найдены только очень плохо сохранившийся нож (или кинжал?) в деревянных ножнах с деревянной же рукояткой, лежавший на локте левой руки, и большие куски остатков одежды из шёлковой ткани (рис. 12). По определению Е.С. Видоновой, эта ткань сложного переплетения. Узор состоит из вытканных круглых многолепестковых розеток (напоминающих цветы вроде ромашки), расположенных рядами, причем розетки находятся одна над другой в шахматном порядке. В промежутках между ними (фон) ткань более плотная. По контуру розеток сохранились следы проколов — это остатки от несохранившейся нити, оконтуривавшей узор. Кое-где по контуру всё же сохранились её остатки.

Такая техника разделки узоров известна только на китайских тканях, где контуры прошивались тончайшими полосками вызолоченной кожи или бумаги. [44] На нашей ткани заметны сохранившиеся блестки золота. Очевидно, и здесь была применена эта же техника, и контур был прошит, по всей вероятности, полосками позолоченной бумаги, которая истлела в

(217/218)

земле раньше шёлка, а на их месте остались только проколы и позолота. На фрагментах ткани, найденных на левом боку покойника, сохранились следы покроя. В одном случае куски ткани сшиты вместе кромками, в другом — швом сшиты куски, выкроенные из целой ткани. На некото-

Рис. 11. Хушот-Худжиртэ. Погребение в могиле Л. (Открыть рис. 11 в новом окне.)

1 — стремя; 2 — удила; 3 — железный нож: 4 — бронзовая бляшка; 5 — пряжка костяная; 6 — серебряная накладка; 7 — железная пряжка; 8 — бронзовое большое кольцо; 9 — кольцо медное; 10 — бляшка в виде розетки (бронза); 11-12 — кожаный ремешок с бляшкой-розеткой; 13 — бляшка-розетка; 14 — железное кольцо; 15 — ремень с бронзовыми накладками; 16 — предмет из рога.

рых фрагментах сохранились мелкие складочки, украшавшие одежды, по-видимому, на груди. Нашитые рядами шёлковые узкие шнурки сплетены вручную «в косичку» и расположены перпендикулярно по отношению к складкам. На одном фрагменте насчитывается до 60 рядов шнурков, нашитых вплотную друг к другу.

(218/219)

Одежда была на подкладке, от которой сохранились куски шёлковой тафты.

Конь был положен в могилу в седельной упряжи, от которой сохранились железные удила (рис. 13, 14), одно стремя и несколько наременных бляшек.

Простые двусоставные удила с крупными кольцами в Саяно-Алтайском нагорье хорошо известны в поздних погребениях енисейских кыргы-

Рис. 12. Хушот-Худжиртэ. Ткань из могилы Л.

зов и алтайских тюрок. На примере погребения из кургана № 1 шестой группы Курая С.В. Киселёв доказывает, что свободно вращающиеся крупные кольца у удил появились в этих местах не ранее IX-X вв. [45]

Стремя из Хушот-Худжиртэ с плоским овальным подножием и узкими круглыми дужками, переходящими в плоский четырёхугольный выступ (рис. 13, 13), также является поздним типом и, как это мы видим на примере указанного выше стремени, сопутствует только что описанному типу удил. [46]

Наременные бронзовые бляшки, по-видимому, были накреплены на узду. Одна из них пластинчатая, вырезная (рис. 13, 4), четыре — в виде шестилепестковой круглой розетки (рис. 13, 1-3, 5). У одной имеется железный шпенёк для насада на ремень. Две бляшки скреплены с остатками ремня при помощи бронзовых колечек, в которые продет ремешок, завязанный узлом или продетый в прорез. В монгольских древностях подобные бляшки пока нам неизвестны, но в Сросткинском могильнике на Алтае найдено несколько таких же бляшек в могиле № 2 (10). [47]

Как известно, Сросткинский могильник хорошо датируется найденными в его погребениях танскими монетами середины IX в.

От потфейного ремня у задних ног лошади сохранился кусок вдвое сложенного и прошитого сыромятного ремня с тремя бронзовыми бляшками двух типов, не имеющих аналогий в других находках (рис. 13, 12). Интересно отметить, что проколы для прошивки ремня сделаны узким концом ножа, а не шилом.

Костяная пряжка в виде овального блока с двумя овальными прорезями для ремня, найденная в могиле Л, по-видимому, от конской подпру-

(219/220)

ги (рис. 13, 11). Однако в ней есть одна особенность, которая также ставит её в ряд более поздних памятников — это железный шпенёк от язычка. В пряжках раннего времени язычки делались костяные.

Среди костей коня были найдены также небольшая железная круглая пряжка и железное кольцо с петлёй от пробоя (рис. 13, 6 и 7). Три такие же пряжки лежали на левой стороне груди покойника, но они всё же,

Рис. 13. Хушот-Худжиртэ. Могила Л.

1-9, 12 — принадлежности конского сбруйного убора; 10 — предмет из кости; 11 — костяная пряжка; 13 — стремя; 14 — удила.

очевидно, принадлежали конскому убору и были сюда отброшены при ограблении могилы. Кроме того, здесь же были найдены два бронзовых кольца в виде пластинки с фигурными краями и двумя дырочками и обломок какого-то бронзового предмета в виде изогнутой узкой пластинки, заканчивающейся круглой розеткой в виде пятилепесткового цветка.

В области пояса покойника рядом с нижним концом ножа лежал костяной предмет с двумя рядами круглых отверстий, в которые вставлены костяные колки (рис. 13, 10).

Орхон-Дель.

В 8 км к югу от Эрдени-Цзу, вверх по течению Орхона, на правом его берегу, на высоком увале у подножия горы Дель, расположены небольшие (от 2,5 до 8 м в диаметре, а курган № 5 — 12 м) курганы и могилы

(220/221)

всех четырёх типов: простые каменные насыпи, такие же насыпи, окружённые кольцевыми или четырёхугольными выкладками из камней, и четырёхугольные площадки, выложенные из обломков скал.

В этой группе нами были раскопаны курганы всех указанных типов. Все они оказались ограбленными ещё в древности и дали незначительный по количеству, но достаточно интересный по содержанию материал. Погребения из курганов №№ 5, 7 и 11 по времени оказались наиболее близкими к описанным выше. [48]

Рис. 14. Орхон-Дель.

1 — железное кресало из кургана № 11; 2-6 — железные наконечники стрел из кургана № 11; 7 — железные удила из кургана № 5; 8 — железная пряжка-медальон из кургана № 5; 9 — обломок глиняного сосуда; 10-12 — костяные застёжки от пут и обойма из белого металла, найденные в кургане № 7.

Все погребения были в неглубоких могильных ямах (до 40 см глубиной), часто плохо прослеживаемых в каменистом грунте.

В кургане № 7 были найдены отдельные конские кости; может быть, это остатки от положенного в могилу коня. В кургане № 5 погребение сопровождали кости барана, а в № 7 — коровы.

В кургане № 5 костей коня не было, но в нём найдены железные удила, простые, двусоставные, с небольшой петлёй (рис. 14, 7), своей формой похожие на такие же удила из каменной оградки в I группе курганов Курайской степи на Алтае. [49]

В этом же кургане найдена железная застёжка в виде медальона овальной формы со слегка вырезными краями (рис. 14, 8). Верхняя и

(221/222)

нижняя её стенки склёпаны на ободке. Наружная сторона имеет с одного края отверстие для крючка встречной пряжки, а середина застёжки украшена ажурной прорезью, в которой можно усмотреть элементы стилизованных изображений животных. Поверхность верхней и нижней стороны застёжки шероховатая, как бы чешуйчатая в результате разделки фона в виде мелких капелек металла.

Эта техника разделки фона встречается обычно на узких длинных накладках с небольшими выступами, весьма характерной формы. Иногда фон на этих накладках, как и на других предметах конского убора, состоит из мелкого геометрического штрихового узора в виде кружков или косых поперечных линий и пр. Подобные предметы в сравнительно небольшом числе известны главным образом из случайных находок на территории Минусинской котловины и относятся ко времени не ранее IX в. Это устанавливается наличием двух накладок в составе вещей Тюхтятского клада, датированного китайской монетой императора Ву-Цзуна [50] (IX в.), и полным отсутствием подобных предметов с описанной техникой выделки в кыргызских погребениях VII-VIII вв. В качестве примера можно ещё указать на находку подобных накладок в каменном кургане на набережной, возле пристани в г. Абакане, [51] в коллекциях О.Б. Згерского-Струмилло, А.В. Адрианова и др., собранных в Минусинской котловине и хранящихся в Государственном историческом музее. К этому же времени относятся подобные предметы, найденные Л.Р. Кызласовым в 1954 г. у с. Малиновка в Тувинской автономной области, где возле каменного кургана с трупосожжением стоял надмогильный камень с орхоно-енисейской надписью. [52]

Самой значительной находкой из кургана № 5 в Орхон-Деле являются два обломка от сосуда из желтовато-красной глины. Их поверхность покрыта штампованным узором в виде небольших, вписанных одна в другую скобок (рис. 14, 9).

В 1949 г. Монгольская историко-этнографическая экспедиция произвела крупные раскопки древней уйгурской столицы Хара-балгас, разгромленной енисейскими кыргызами в 840 г. Раскопки подтвердили летописные известия о разрушении этой столицы огнём и мечом. Следовательно, существование бытовых предметов, находимых в культурном слое Хара-балгаса, обрывается именно в IX в. Глиняная посуда Хара-балгаса несомненно уйгурская. Часть её своей формой лишь до известной степени напоминает так называемые «кыргызские вазы» Минусинской котловины. Техника нанесения орнамента при помощи штампов и состав теста также имеют сходство с кыргызскими, но узоры этих штампов и их размещение на тулове сосудов резко отличны. Таким образом, теперь явилась возможность точно выделить тип уйгурской керамики, и вот именно к этому типу и относятся два обломка, найденные нами в кургане № 5 Орхон-Деля. В Хара-балгасе это самый массовый тип посуды, встречавшийся в изобилии при наших раскопках.

Более поздняя уйгурская керамика тоже стала известной нам после 1949 г. из раскопок городов Хадасан и Чин-тологой, относящихся, по всей вероятности, ко второму уйгурскому периоду (X-XII вв.). [53] Посуда этого времени имеет свои характерные особенности, отличающие её от более ранней, хара-балгасского типа.

Учитывая высказанные замечания, мне кажется возможным определить народность человека, погребённого в пятом кургане в Орхон-Деле. Этот человек, тесно связанный своим бытом с уйгурской столицей, вернее всего — уйгур.

(222/223)

В связи с этим определением возникает возможность решения некоторых вопросов, связанных с изучением древностей Минусинской котловины. Выше уже нами был отмечен ряд аналогий для железной пряжки из кургана № 5 в Орхон-Деле, отличающейся особой техникой разделки поверхности.

Так как эти предметы появляются на Среднем Енисее не ранее IX в., то возникает предположение о том, что их могли сюда принести уйгуры после 860 г., т.е. после двадцатилетнего господства над ними енисейских кыргызов, когда уйгуры взяли реванш и освободились от кыргызского владычества. Вполне возможно, что к этому времени относятся и вещи из погребения, раскопанного в 1946 г. Абаканским музеем на пристани р. Абакан, [54] и указанный ряд таких же предметов из случайных находок в Минусинской котловине, а также из погребения у с. Малиновки в Тувинской автономной области, раскопанного Л.Р. Кызласовым.

В шестой могиле Орхон-Деля были найдены часть железного крюка, два обломка железных четырёхгранных гвоздей (?) и обломок дна сосуда из серой глины.

В кургане № 7 (четырёхугольная выкладка) была вскрыта могильная яма (размером 1,40х1,40 м, глубиной 1,25 м) с сильно разграбленным погребением человека с конём. Из вещей в ней были найдены только два костяных запора от конских пут — цурки (рис. 14, 10 и 11). Одна из них асимметричная, с боковым выступом, является широко распространенной формой для Саяно-Алтайского нагорья VI-IX вв. Другая — более редкой формы — с двумя боковыми выступами.

В кургане № 11 (округлая каменная насыпь), оказавшемся, как и все прочие, ограбленным, среди костей скелета человека, разбросанных в могиле, найдены железное кресало, пять железных наконечников стрел и бронзовая обоймочка.

Кресало четырёхугольной формы, пластинчатое, с двумя вырезами в верхней части по бокам четырёхугольного выступа, с отверстиями на нём и в середине пластины (рис. 14, 1), является поздним предметом, так как в древностях Саяно-Алтайского нагорья до IX в. такая форма нам неизвестна. Из случайных находок у С. Батени в Хакассии [55] нам известно одно железное кресало сходного типа. На его верхнем выступе приделана пряжка для подвешивания к поясу. Возможно, что у нашего кресала также в верхнем отверстии могла быть закреплена подобная пряжка, но не исключена возможность его прикрепления к поясу и при помощи ремешка, продёрнутого сквозь два отверстия, имеющихся на кресале. С ним сходны и другие кресала из случайных находок в Минусинской котловине. [56]

Четыре из найденных наконечников стрел одинаковой формы — трёхгранные с выступающими гранями (рис. 14, 2-5), пятый — также трёхгранный, но грани у него гладкие, в поперечном разрезе дающие треугольник (рис. 14, 6).

Небольшая четырехугольная наременная обойма сделана из белого металла (рис. 14, 12).

Рассмотрев находки из трёх курганов группы Орхон-Дель, можно сделать заключение, что все они приблизительно одновременны. Учитывая наличие в инвентаре кургана № 5 уйгурской керамики хара-балгасского типа, а также одинаковый обряд погребения в неглубоких могильных ямах под невысокими каменными насыпями, можно предположить

(223/224)

принадлежность этих курганов Орхон-Дель к одной и той же этнической группе.

Подводя итоги описания погребений поздних кочевников Монголии, мне кажется возможным выделить из них три основные группы.

К первой группе можно отнести каменные курганы, раскопанные нами в урочище Джаргаланты (курганы №№ 2 и 3), и курган в Наинтэ-Сумэ. [57] Их объединяет, прежде всего, обряд погребения — под округлой каменной насыпью. И там и здесь покойники имели восточную ориентировку, а кони лежали головами в противоположную от хозяина сторону. Такой обряд сближает указанные погребения с погребениями алтайцев VIII-IX вв. Могильный инвентарь имеет аналогии как в древностях енисейских кыргызов, так и алтайских тюрок, но найденный в Джаргалантинском кургане № 2 глиняный кувшин является, по-видимому, местным изделием. Таким образом, обращая главное внимание на погребальный обряд и отмечая его сходство с алтайским, следует предположить, что в описанных монгольских курганах были похоронены представители аборигенного тюркского населения, в свое время, т.е. с VI в., пришедшие в монгольские степи с Алтая и принесшие с собой свой погребальный обряд, отличающийся от кыргызского, где до XI в. господствовал обряд трупосожжения. В VIII-IX вв. на Среднем Енисее появляются погребения с конём, [58] но и конь и хозяин здесь клались головами в одну сторону.

Ко второй группе относится погребение из Хушот-Худжиртэ. Внешний вид погребальной насыпи своеобразен — она подчетырёхугольной формы и обложена камнями, как и окружающие её плиточные могилы. Однако здесь был погребён человек с конём, головой на запад. Эта ориентировка, а также положение человека головой в одну сторону с конём, указывают на сходство этого погребального обряда с существовавшим на Алтае и в Минусинской котловине. Этому не противоречит и могильный инвентарь в виде стремян и удил. В середине IX в. (в 840 г.) на уйгурские земли нахлынула масса енисейских кыргызов и других тюркоязычных племён Саяно-Алтая и завоевала их. Само местоположение этой могилы на территории могильника, состоящего из более ранних плиточных могил, указывает на то, что для этого человека не было места на каком-нибудь родовом кладбище местного населения.

В третью группу выделяются погребения в урочище Орхон-Дель. Здесь совершенно ясно определяются захоронения населения, тесно связанного с городской уйгурской культурой начала IX в., хорошо теперь известной нам по раскопкам уйгурской столицы Хара-балгас. Вполне возможно, что в Орхон-Дель хоронили людей, связанных с уйгурским укреплением, расположенным на горе, возвышающейся с южной стороны, над монастырём Эрдени-Цзу и долиной Орхона.

Как видно из всего сказанного выше, все три группы погребений относятся к одному времени, но тем не менее их отличают особенности, отражающие не только характерные черты погребального обряда, но и своеобразие быта этих народов. Если в первых двух группах мы встречаемся скорее с кочевой культурой, которая для тюркоязычных племён Саяно-Алтая столь ярко отражена и в письменных документах, то в третьей группе, которую следует связывать с уйгурами, мы видим более сложную картину, когда местное население, сохраняя кочевые традиции, в то же время, даже в глухих районах горных пастбищ, оказывается связанным с городской культурой, которая так ярко выделяет уйгуров из числа других народов Центральной Азии.

(224/225)

Приложение.

Орхон-Дель.

(225/226)

Джаргаланты.

(226/227)

Джаргаланты (продолжение).

Хушот-Худжиртэ.

[1] Экспедиция работала под руководством С.В. Киселёва.

[2] Её размеры следующие: диаметр — 10 м, высота — 44 см.

[3] Джаргаланты, кург. № 8; Хушот-Худжиртэ, кург. Л; Орхон-Дель, кург. №№ 1, 4, 8.

[4] Джаргаланты, кург. № 3, 4 (В).

[5] Джаргаланты, кург. №№ 4, 9; Хушот-Худжиртэ кург. Л; Орхон-Дель, кург. №№ 1, 4, 8.

[6] Джаргаланты, кург. №№ 2 и 3; Хушот-Худжиртэ, могила Л, и Орхон-Дель, кург. №№ 5, 7 и 11.

[7] Хранится в ГИМ.

[8] В.А. Крачковская. Печать Багратида Ашота с арабской надписью, КСИИМК, вып. XII, 1946.

[9] Из датированных серёг можно указать: 1) бронзовые золоченые серьги из Покровки, катакомба № XXV, погребение 3; хранится в ГИМ, № 40526 (№ 1311), дата 788 г.; 2) серьги из Балты, раскопки В.И. Долбежева 1897 г., могила I, дата VIII-IX вв. н.э.

[10] В.П. Левашова. Из далёкого прошлого южной части Красноярского края. Красноярск, 1939, табл. XVI, рис. 3.

[11] Весь материал из могильника Джаргаланты хранится в Центральном гос. краеведческом музее МНР в г. Улан-Баторе.

[12] М. Лаврова. Китайские зеркала ханьского времени (из собрания Румянцевского музея). Материалы по этнографии, т. IV, вып. 1, Л., 1927, стр. 14, рис. 11; R. Fry, L. Binyon, А. Kendrick, В. Rackham, W. Yells, О. Siren, W. Winkworth. Chinese Art, an introductory review of painting, ceramics, textiles, bronzes, sculpture, jade, etc. ... London, 1925, Bronzes plate 13, рис. С; R. W. Swallow. Ancient Chinese Bronze Mirrors. Peiping, 1937, табл. 19.

[13] Таблица в красках, как и все другие рисунки, выполнены автором.

[14] МИА, № 14, 1950, табл. LXVI, рис. 4.

[15] Тр. XII АС, т. I. М., 1905, табл. XXIV, рис. 109.

[16] R.L. Ноbsоn. The George Eumorfopoulos collection. Catalogue of the Chinese, Corean and Persian Pottery porcelain. London, 1925, т. I, табл. LIII, рис. 355.

[17] Г.И. Боровка. Археологическое обследование среднего течения р. Толы. Сб. «Северная Монголия», т. II. Л., 1927, стр. 73 и табл. IV, рис. 35.

[18] В.П. Левашова. Два могильника кыргыз-хакасов. МИА, № 24, 1952, рис. 1, 36.

[19] Хранятся в ГИМе, инв. № 36854.

[20] Там же, инв. № 36517.

[21] J. Lessing. Die Gewebe Sammlung des К. Kunstgewerbe Museum. Berlin, 1900.

[22] Там же.

[23] Там же; см. также О. Münsterberg. Chinesische Kunstgeschichte, т. II, Esslingen a. N, 1912, стр. 382, рис. 559.

[24] А.А. Захаров. Материалы по археологии Сибири. Раскопки акад. В.В. Радлова в 1865 г. Тр. ГИМ, вып. I. М., 1926, табл. VI; Н.Н. Соболев. Очерки по истории украшения тканей. М.-Л., 1934.

[25] Хранятся в отделе Востока в Гос. Эрмитаже.

[26] В.П. Левашова. Два могильника кыргыз-хакасов, МИА, № 24, рис. 1, 28-30.

[27] Л.А. Евтюхова. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948, стр. 39, рис. 66.

[28] Тр. XII АС, т. I, табл. XXII, рис. 92-95.

[29] МАК. т. VIII, 1900, табл. XVI, рис. 3 и 4.

[30] Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв. Отчёт о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г. Тр. ГИМ, вып. XVI. М., 1941, стр. 115, рис. 68.

[31] Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв. Чаатас у с. Копёны. Тр. ГИМ, вып. XL М., 1940, табл. VII и VIII.

[32] Л.А. Евтюхова. Ук. соч., стр. 104, рис. 187, 188, 190 и 191.

[33] В.П. Левашова. Два могильника..., рис. 1, 37.

[34] Г.И. Боровка. Ук. соч., стр. 73 и табл. IV, рис. 38 и 39.

[35] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири. М., 1952, табл., L, рис. 22.

[36] Там же. табл. LIX, рис. 5.

[37] В.П. Левашова. Два могильника..., рис. 1, 39 и 42.

[38] Л.А. Евтюхова. Ук. соч., стр. 70, рис. 135.

[39] С.А. Теплоухов. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. Материалы по этнографии, т. IV, вып. 2. Л., 1929, табл. II, рис. 38.

[40] А.А. Захаров. Ук. соч., табл. VI, рис. 8.

[41] Aurel Stein. Innermost Asia, Oxford, 1928, с. III, табл. LXXXIX.

[42] Л.А. Евтюхова. Ук. соч., стр. 35, рис. 43.

[43] Там же, стр. 76, рис. 161.

[44] Н.Н. Соболев. Ук. соч.

[45] С.В. Киселёв. Древняя история Южной Сибири, стр. 310.

[46] Там же.

[47] Хранятся в Гос. Русском музее в Ленинграде; одна бляшка издана М.П. Грязновым. См. М.П. Грязнов. Древние культуры Алтая. Материалы по изучению Сибири, вып. 2. Новосибирск, 1930, стр. 10, рис. 159.

[48] Курганы №№ 5 и 11 — в виде округлых каменных насыпей, курган № 7 — четырёхугольная каменная выкладка.

[49] Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв. Отчёт о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г., стр. 116, рис. 70.

[50] Л.А. Евтюхова. Ук. соч., стр. 70, рис. 133.

[51] А.Н. Липский. Раскопки древних погребений в Хакассии в 1946 г. КСИИМК, вып. XXV, стр. 83, рис. 31.

[52] Отчёт Л.Р. Кызласова о раскопках в Туве, хранящийся в архиве ИИМК АН СССР.

[53] С.В. Киселёв. Древние города Монголии. СА, II, 1957.

[54] А.Н. Липский. Ук. соч., стр. 83.

[55] Покупка А.В. Адрианова в 1899 г. Хранится в ГИМ, инв. № 39152 (по описи АК № 163). Дар и отношение ИАК от 17 марта 1901 г., № 528.

[56] Минусинский музей, инв. № 6969-6978, 7122, 7126, 3362-3363, 8006-8007. Многие из них могли прикрепляться в виде клапана на мешочках, подвешенных к поясам, хорошо известных по изображениям на каменных изваяниях Тувинской автономной области.

[57] Раскопки экспедиции АН СССР в 1925 г.

[58] В.П. Левашова. Два могильника...; С.В. Киселёв. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г. Ежегодник Гос. музея им. Мартьянова. Минусинск, 1929; Л.А. Евтюхова. Ук. соч.

наверх