главная страница / библиотека / обновления библиотеки
К.В. ТреверК вопросу о так называемых сасанидских памятниках.// СА. XVI. 1952. С. 282-286.
Термин «сасанидский», который мы до последнего времени применяли к различным видам памятников материальной культуры и искусства, находимых не только на территории собственно Ирана (т.е. Персии), но и в Средней Азии и на Кавказе, а также и в Приуралье, с каждым годом всё настойчивее требовал внесения большей ясности в то содержание, которое мы вкладываем в это понятие.
Результаты раскопок последних лет в Средней Азии и на Кавказе, а также изучение отдельных находок привели нас к постановке вопроса о необходимости замены этого династического термина другими наименованиями. Речь идёт о тех случаях, когда техника, сюжет и стиль, а также надписи и место нахождения тех или иных сосудов, тканей, росписей, рельефов, печатей и т.д., свидетельствуют о принадлежности этих предметов либо народам Кавказа, либо народам Средней Азии.
О сложности этого вопроса можно судить хотя бы по тому, что ни один из известных нам сасанидских сосудов не был найден во время раскопок; все они были обнаружены в составе случайно находимых кладов, притом главным образом в Приуралье, в Поволжье и на Украине, повидимому, на путях прохождения основных торговых магистралей. Сложен этот вопрос и потому, что в сознании многих исследователей самый термин «сасанидский» вызывал и продолжает вызывать представление о едином и неделимом явлении культуры. Я.И. Смирнов, в своё время лучший знаток «сасанидского» искусства, предостерегал от злоупотребления этим термином ещё в 1909 г. 1 [1]
В процессе накопления и изучения в Эрмитаже «сасанидских» памятников после Великой Октябрьской социалистической революции всё настойчивее стала выявляться несостоятельность этого термина, всё отчётливее стала вырисовываться порочность и антинаучность построений некоторых представителей буржуазной науки, полагающих, что все так называемые сасанидские предметы должны быть рассматриваемы и изучаемы как творения мастеров Ирана и только Ирана. Изучение «сасанидских» памятников с этих позиций неизбежно должно было привести исследователей к невозможности уложить все «сасанидские» памятники в полагающиеся им хронологические рамки, и тогда стали появляться не выдерживающие никакой критики термины вроде «позднесасанидский», «раннемусульманский», хронологические рамки которых охватывали около трёх веков (VII-IX вв.). В то же время изучение памятников «сасанидского» искусства, связанного, как известно, с династией и двором, зачастую приводило к заключению, что тот или иной, казалось бы, сасанидский предмет является носителем ряда черт, не свойственных ни Персии, ни искусству периода сасанидской династии.
Всё это, вместе взятое, определённо и чётко ставило вопрос о географическом, хронологическом и социальном содержании термина «сасанидский», тем более, что углублённое изучение этого круга памятников приводило к установлению их зависимости или в технике, или в стиле, а иногда и в сюжете, от корней, залегающих за пределами Ирана — на Кавказе и в Средней Азии.
В 1935 г. мною была сделана попытка из общей массы «сасанидского серебра» выделить группу предметов, относимых мною к греко-бактрийскому кругу памятников, созданных народами Средней Азии 1 [2] а также попытка обосновать их связь не только с территорией Афганистана, как этого, может быть, хотелось бы некоторым представителям зарубежной буржуазной науки, а главным образом с древними народами, обитавшими на территории Таджикистана, Узбекистана и Туркмении 2. [3]
В 1938 г. уже не вызывало сомнения, что «стилистические сходства», которые, казалось бы, можно было объяснять воздействием сасанидского искусства на культуру соседних стран, в действительности являются во многих случаях результатом воздействия именно этих народов на искусство сасанидское 3. [4] Становилось всё более очевидным, что народы, в тот или иной исторический период входившие в круг политического влияния Ирана, несомненно вносили свой вклад в сложение культуры сасанидского Ирана 4, [5] а дальнейшее изучение этой группы памятников привело уже от предположения к утверждению, что местом изготовления известной части «сасанидских» памятников искусства, несомненно, являются страны Кавказа — Армения, Грузия и Дагестан 5. [6] При этом особенно «одиозным», колебавшим основные устои зарубежной правоверной иранистики, являлось утверждение, что если вообще применять условно термин «сасанидский», то его нельзя относить только к тем произведениям искусства, которые фактически изготовлены на территории сасанидского государства, потому что характерные черты того же самого стиля наблюдаются и на предметах, созданных за географическими и хронологическими пределами сасанидского Ирана 6. [7]
Порочность термина «сасанидский» становилась всё более очевидной.
Раскопки в Хорезме дали С.П. Толстову возможность значительно расширить и углубить вопрос о среднеазиатском вкладе в то, что принято называть сасанидским искусством, выделив из массы «восточного серебра» группу предметов хорезмийского происхождения и установив, что имеющиеся на некоторых из них надписи, до этого расшифровке не поддававшиеся, начертаны хорезмийским письмом 7. [8]
К группе памятников среднеазиатского происхождения относят и серебряное блюдо с изображением осады крепости 8 [9] (в собрании Эрмитажа), причём одни исследователи относят его к Хорезму (А.И. Тере- ножкин и С.П. Толстов), а другие — к Согду (Г.А. Пугаченкова и М.Е. Массон).
Не исключена возможность, что с древним Маргом (Маргиана, Мерв) можно было бы приводить в связь (если не по происхождению, то по бытованию) серебряное блюдо с изображением Варахрана I (Эрмитаж) 1 [10]: на обороте этого блюда имеется согдийская надпись, заключающая в себе термин «марг-хватав» — «владыка Мерва».
С культурой одного из народов Средней Азии (с территорией древней Бактрии) следует, повидимому, сближать три серебряных кувшинчика (в собрании Эрмитажа) с изображением богини Анаит под аркадами храма 2. [11] На венчике одного из этих кувшинчиков вырезана согдийская надпись, ещё не прочитанная 3. [12]
Выделению небольшой группы памятников кавказского происхождения на первых порах содействовало то обстоятельство, вернее — та деталь, что на ряде памятников, найденных на территории Закавказья [серебряное блюдо, обнаруженное около Нор-Баязета (Армения) 4, [13] рельеф в Звартноце (Армения) 5 [14] и серебряное блюдо, изображение которого Я.И. Смирнов видел в Тбилиси] 6, [15] имеется изображение фигуры медведя, тогда как на сасанидских блюдах, бесспорно персидских, изображены всевозможные звери и животные, кроме медведя. Это-то наблюдение и явилось первым по времени в ряду других, которые привели к заключению, что определённая группа предметов, найденных на Кавказе, должна являться творением мастеров и художников местных, кавказских, а не импортом из Ирана, так как в персидском фольклоре и эпосе медведи, насколько мне известно, не упоминаются 7. [16]
Большим событием явилась находка во время раскопок усыпальницы эриставов в Армази (около Мцхеты) в Грузии серебряного блюда II-III вв. (судя по комплексу находок в саркофаге) с погрудным изображением мужской фигуры «сасанидского» типа в кулохе и с цветком в руках 8. [17] Изображение это является портретом местного князя или вельможи и, несомненно, местной работы, судя по некоторым деталям изображения.
Столь же большим событием явилось нахождение в 1942 г. в Краснодарском крае, на территории Красной поляны, серебряного блюда тоже «сасанидского» типа, с изображением охоты на медведей какого-то правителя пли вельможи в высокой шапке с округлым верхом (кулоха). Это блюдо исследовано А.Н. Мелиховым, которому удалось отыскать его у одного из находчиков и передать его в музей в Сухуми; в своей работе А.Н. Мелихов приводит это блюдо в связь с целым рядом предметов, найденных в Закавказье и на Северном Кавказе (которые до сих пор принято было считать импортом из сасанидского Ирана), и датирует блюдо началом III в. 9 [18]
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что оба блюда датируются временем не позже начала III в., т.е. тем временем, когда сасанидский стиль (первый Сасанид воцарился в 226 г.) выработаться ещё не мог, и, тем не менее, по первому впечатлению оба предмета могли бы быть определены как «сасанидские». В обоих случаях изображенный носит «кулох», в обоих случаях на блюдах имеются надписи (ещё не прочитанные), арамейское письмо которых близко к пехлевийскому (пахлавик) и к начертаниям букв армазского письма.
Все вышесказанное даёт основание говорить о кавказской группе «сасанидских» предметов, по времени предшествующих настоящим сасанидским произведениям искусства и тем самым подтверждающих положение о вкладе народов Кавказа и Средней Азии в выработку «сасанидского» стиля.
Таким образом, в последнее время термин «сасанидский» условно определял сюжетно и стилистически связанную между собой группу памятников, созданных не только на территории Персии, но и в соседних странах, некогда с нею политически связанных, и не только в период правления Сасанидской династии, но и до и после этого периода. Этот термин определял группу памятников, созданных сходными социально-экономическими условиями и имеющих в зависимости от той или иной народной среды те или иные отличающие их друг от друга особенности в сюжетах, технике и стиле.
Тем не менее и при наличии элемента условности этот термин продолжал оставаться порочным, применение его требовало оговорок, назревала необходимость в коренном пересмотре этого вопроса, и начались поиски нового термина для этой группы памятников. Но мне думается, что нет надобности в поисках и в введении в научный обиход какого-то нового, единого термина, который мог бы заменить собой определение «сасанидский» и который был бы одинаково применим как к памятникам, созданным на Кавказе и в Средней Азии, так и к тем, которые выполнены персидскими мастерами сасанидского Ирана.
Мне представляется, что наиболее правильным было бы применять безоговорочно термин «сасанидский» только к тем памятникам искусства, которые созданы самими персами и которые найдены как на территории Ирана (в смысле современной Персии), так и вне его пределов, если они по характеру сюжета, стилю и технике совпадают с памятниками заведомо персидскими-сасанидскими. Я имею в виду официальные рельефы на скалах, где изображены церемониальные сцены из обихода сасанидских царей, как триумф Шапура II над римским императором Валерианом, инвеститурные и придворные сцены и др. К группе подлинно сасанидских памятников должны быть отнесены также изображения царей на монетах и исторически известных официальных лиц — вельмож и жрецов — на печатях.
Что касается памятников «сасанидского» типа, отличающихся от собственно сасанидских предметов той или иной особенностью (в сюжете, технике или стиле), характерной для памятников искусства народов Средней Азии или Кавказа, то эти предметы следовало бы называть памятниками среднеазиатскими или памятниками кавказскими, притом и в тех даже случаях, когда они найдены вне территории Кавказа или Средней Азии. Хронологическое определение такого среднеазиатского или кавказского предмета можно было бы в некоторых случаях, но только если в этом встретится надобность, дополнять обозначением «сасанидского типа», определяя этим только стилистические особенности и хронологические рамки, но не этническую среду, в которой создано произведение искусства.
Всё более расширяющиеся археологические работы, проводимые как в Средней Азии, так и на Кавказе, несомненно углубят, расширят и пополнят наши знания новыми материалами и позволят нам вскоре давать и ряд более дифференцированных определений, как это в настоящее время уже делается для предметов хорезмийских, согдийских, армянских и грузинских, а в ближайшее время, надо надеяться, будет сделано и для соответственных памятников, связанных с территорией и культурой Азербайджана, Дагестана и Северного Кавказа.
Но при достигнутой пока степени изученности этих предметов нам порою всё же придётся ограничиваться более широкими и обобщающими определениями, указывающими на те группы народов, в среде которых создавались или могли быть созданы те или иные памятники искусства.
[1] 1 Я.И. Смирнов. Восточное серебро. СПб., 1909, стр. 8.[2] 1 Труды III Международного конгресса по иранскому искусству и археологии, М.-Л., 1938. (Моя статья «Проблема греко-бактрийского искусства»).[3] 2 К.В. Тревер. Памятники греко-бактрийского искусства. М.-Л., 1940.[4] 3 И.А. Орбели. Survey of Persian Art, т. I, 1938, стр. 754.[5] 4 И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл. М.-Л., 1935, стр. XXI.[6] 5 И.А. Орбели. Survey of Persian Art, т. I, стр. 716.[7] 6 To же.[8] 7 С.П. Толстов. Древний Хорезм. М., 1948, стр. 187-195, табл. 86, 87.[9] 8 И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл, табл. 20.[10] 1 Я.И. Смирнов, ук.соч., табл. XXV, №53. — И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл, табл. 4.[11] 2 Я.И. Смирнов, ук.соч., табл. XLVI, XLVII, №№80, 81. — И.А. Орбели и К.В. Тревер. Сасанидский металл, табл. 44-47.[12] 3 И.А. Орбели и К.В. Тревер, ук.соч., табл. 46, 47.[13] 4 Я.И. Смирнов, ук. соч., табл. CXXIII, №309.[14] 5 Б.Н. Аракелян. Сюжетные рельефы Армении IV-VII вв. Ереван, 1949, табл. 47 (штриховой рисунок не точен).[15] 6 В архиве Я.И. Смирнова имелась акварель этого блюда.[16] 7 Моё сообщение, прочитанное в разряде археологии Кавказа РАИМК в 1929 г.[17] 8 Н. Бердзенишвили, И. Джавахишвили и С. Джанашиа. История Грузии, ч. I. Тбилиси, 1959 (рис. на стр. 83).[18] 9 Статья А.Н. Мелихова, посвящённая этой находке, печатается в КСИИМК.
наверх |