Д.Г. Савинов
Д.А. Клеменц и минусинская археология.
// Пигмалион музейного дела в России. (К 150-летию со дня рождения Д.А. Клеменца). СПб: Лань. 1998. С. 111-119.
В истории отечественной науки имеется одна чрезвычайно яркая, своеобразная и до конца ещё не оценённая страница — научные исследования русских политических ссыльных. Будучи осуждёнными за свою революционную деятельность на многолетнее поселение в глухих и тогда ещё совершенно неисследованных районах Сибири, эти люди, как правило молодые, разносторонне одарённые и насильственно вырванные из привычной сферы общественной жизни, нашли в себе силы столь же активно обратиться к изучению этнографии и древностей того региона, куда их закинула судьба. Никто из них до этого не подозревал о своём будущем поприще, но именно обращение к научной деятельности позволило им перенести все тяготы политической ссылки и занять достойное место среди выдающихся людей своего времени. Ярким представителем этой плеяды был Дмитрий Александрович Клеменц, с именем которого в конце XIX в. связаны наиболее важные достижения в изучении древностей Минусинского края.
В известном смысле Д.А. Клеменцу «повезло»: условия проживания в Минусинске были менее суровыми, чем в первоначально определённой ему якутской ссылке. Степи среднего Енисея уже давно, со времен Д.Г. Мессершмидта, привлекали к себе внимание исследователей как область древних культур, монументальных курганов и великолепных бронзовых изделий. Сам Минусинск в это время благодаря неутомимой деятельности Н.М. Мартьянова, основателя Минусинского музея, становится одним из крупных центров культурной жизни Сибири. Д.А. Клеменц прибыл в Минусинск в декабре 1882 г. и сразу вошёл в число ближайших сподвижников Н.М. Мартьянова, занимавшихся изучением минусинских древностей.
Деятельность Клеменца как археолога Южной Сибири уже неоднократно и сравнительно полно освещалась в литературе. [1] Основные этапы этой деятельности, охватывающей всего несколько лет (с 1882 по 1890 гг.), но тем не менее чрезвычайно насыщенной и плодотворной, могут быть представлены следующим образом. I этап — 1883-1884 гг. — поездки по Минусинскому краю и его окрестностям (в 1883 г. — совместно с А.В. Адриановым — в верховья Абакана и Томи, до сих пор ещё
(111/112)
слабо изученные в археологическом отношении); II этап — 1885-1886 гг. — подготовка и издание знаменитого труда «Древности Минусинского музея» (Томск, 1886), выдвинувшего Клеменца в число ведущих специалистов по археологии и древней истории Южной Сибири; III этап — 1888-1890 гг. (уже после снятия полицейского надзора, переезда в Томск в 1886 г. и затем в Иркутск в 1888 г.) — самостоятельные археологические раскопки в разных районах Минусинского края, в том числе первых больших курганов (Назаровского и Уйбатского) с коллективными захоронениями. Проблемы сибирской археологии интересовали Клеменца и на протяжении всей его последующей жизни, о чём свидетельствуют археологические наблюдения во время поездки на Алтай в 1904 г.
Обычно деятельность Д.А. Клеменца рассматривается в одном ряду с другими крупными исследователями, сотрудничавшими с Минусинским музеем, в первую очередь, — А.В. Адриановым, И.Т. Савенковым и И.П. Кузнецовым-Красноярским. Нисколько не умаляя заслуг этих исследователей, следует сказать, что среди них Клеменц занимает особое место. Его роль как археолога Южной Сибири может быть по достоинству оценена только при сравнении с работами самого крупного его предшественника — академика В.В. Радлова — и по тому значению, которое имели (и имеют) исследования Клеменца для современной минусинской археологии.
На первое место здесь должны быть поставлены «Древности Минусинского музея», изданные всего через три с лишним года после первого знакомства Клеменца с этими материалами. В предисловии к книге, написанном от имени Комитета Минусинского музея Н.М. Мартьяновым, говорится, что именно Д.А. Клеменцу было предоставлено право «ознакомления читателей с... Минусинским округом и его древностями. Общее количество предметов, находившихся в то время в археологическом отделе музея, составляло 3630 единиц, из них медных и бронзовых изделий 1270. [2] Это была беспримерная по тщательности и полноте исполнения систематизаторская работа. Вместе с тем, как отмечает Э.Б. Вадецкая, «сам Д.А. Клеменц считал, что с изданием каталога поспешил, поддавшись настоянию Н.М. Мартьянова, в чём раскаивался и собирался писать продолжение». [3] К сожалению, это желание не осуществилось. Была подготовлена также «Карта Минусинского округа с указанием главнейших археологических памятников», опубликованная позже в «Сибирских древностях» В.В. Радловым.
«Памятники, дошедшие до нас от древних обитателей Минусинского округа, — писал Клеменц, — заключаются, во-первых, в могилах, рассеянных по всему югу Енисейской губернии... затем в остатках древних сооружений, земляных валах и городищах, остатках оросительных каналов, каменных изваяниях, статуях, камнях с надписями, скалах, покрытых рисунками и надписями, покинутых копях и рудниках; кроме того, по всему югу Енисейской губернии постоянно находят на пашнях, в сыпучих песках, а иногда и при разработке приисков, в наносных речных отложениях, древние бронзовые,
(112/113)
железные, золотые, серебряные, а также каменные предметы». [4] Это был первый, практически исчерпывающий перечень видов памятников, на исследование которых в будущем была ориентирована минусинская археология.
Главное место среди них принадлежит погребальным комплексам. В связи с этим отметим, что до сих пор исследование древних культур бассейна среднего Енисея, за исключением произведений изобразительного искусства, в первую очередь петроглифов, представляет собой по сути «курганную» археологию. Д.А. Клеменц на основе визуального изучения огромного количества наземных сооружений разрабатывает их классификацию, более дробную и более соответствующую действительности, чем предложенная ранее В.В. Радловым. «Классификация г. Радлова, — отмечает Клеменц, — не обнимает всех известных видов курганов и могил. Воспользовавшись его классификацией, мы сделаем к ней добавления на основании личного изучения могил». [5]
Распределение погребальных памятников Саяно-Алтайского нагорья, по Радлову, сочетает в себе черты периодизации и классификации. С одной стороны, они делятся на 4 периода (меди и бронзы, древнейший железный, новейший железный и позднейший железный), что является своеобразной модификацией «системы трёх веков», принятой в европейской периодизации. С другой стороны, памятники первого периода, исследованные на Енисее, делятся по внешним признакам наземных сооружений на 5 типов, [6] из которых узнаваемы тесинские, сарагашенские и карасукские погребения. [7] К району Минусинских степей, таким образом, относятся только памятники 1 и 3 периодов, по периодизации Радлова.
Классификация Д.А. Клеменца (именно классификация, а не периодизация) включает два больших класса наземных сооружений, известных на Енисее: плоские курганы и курганы с насыпью. В этом отношении Клеменц был совершенно прав, так как большинство надмогильных сооружений Минусинской котловины, во всяком случае до сарагашенского этапа, представляют собой не курганы в прямом смысле этого слова, а ограды, превратившиеся в процессе археологизации в «плоские» объекты. Каждый из двух классов, по Клеменцу, делится на 6 разновидностей в зависимости от формы и размеров сооружений, порядка расположения надмогильных камней и т.д. [8] Почти все из выделенных Клеменцем сооружений могут быть соотнесены с хорошо известными сейчас типами памятников различных археологических культур, что свидетельствует о тщательности их описания. Некоторые из них уже сопоставлены Э.Б. Вадецкой с карасукскими, сарагашенскими, таштыкскими и тесинскими. [9] К этому следует добавить баиновские (четырёхугольные одиночные ограды с плитами по углам), подгорновские (прямоугольные, из примыкающих друг к другу оград с плитами по углам и посередине длинных сторон); возможно, афанасьевские (плоские курганы в виде одного-двух кругов, выложенных на поверхности) и позднесредневековые (небольшие каменные насыпи на горах и увалах). Как справедливо отметил Ю.Г. Белокобыльский, «в типологии
(113/114)
Д.А. Клеменца нет несуществующих типов памятников». [10] Все они описаны достаточно точно применительно к одному — минусинскому — историко-культурному региону, с указанием конкретных мест нахождения того или иного вида сооружений. Последнее обстоятельство представляется немаловажным, так как может и сейчас учитываться при выделении локальных вариантов той или иной археологической культуры.
«Конечно, — отмечает В.И. Матющенко, — эта классификация (Клеменца. — Д.С.), как и многие другие, сделанные до него, выполнена по внешним признакам насыпей, без учёта внутреннего устройства погребальных сооружений, погребального инвентаря и других признаков. Она несёт печать своего времени...». [11] Это верно, но по отношению к данному исследователю не вполне справедливо. До 1888 г. Клеменц не имел возможности проводить археологические раскопки, следовательно, не мог судить ни о внутримогильных конструкциях, ни о характере сопроводительного инвентаря. Можно не сомневаться, что, имея такую возможность, Клеменц сумел бы сопоставить внешние признаки курганов с происходящими из них находками, тем более что по этому пути уже шёл В.В. Радлов. На визуальном же уровне эта работа выполнена блестяще.
В книге Клеменца приведены данные о местонахождении многих известных памятников на территории Минусинской котловины, в том числе упоминаются и Батени [12] — место будущих исследований С.А. Теплоухова; даётся описание условий находки стел с руническими надписями из с. Иудино (совр. Бондарево), [13] впоследствии переведённых С.Г. Кляшторным и повествующих о кыргызских посольствах в Тибете, [14] и многие другие данные.
Что касается хронологического аспекта распределения памятников, то здесь точка зрения Д.А. Клеменца весьма своеобразна. Возражая В.В. Радлову, он писал: «Мы тщательно избегаем выражений: бронзовый век, железный век. Самое поверхностное знакомство с нашими местными памятниками древности указывает, насколько относительны эти термины к данной местности». [15] Основанием для этого послужили совершенно правильные наблюдения о переживании каменных орудий в эпоху бронзы и бронзовых изделий в эпоху железа. «Скажем более, — отмечает Клеменц, — введение выделки железа не произвело сразу крупного переворота в культуре, ремёслах и образе жизни местных жителей, а освоились с новым материалом наши аборигены лишь мало-помалу». [16] Действительно, как мы сейчас знаем, индустрия эпохи бронзы сохранялась на Енисее очень длительное время и широкое распространение железа относится здесь только к хуннскому времени, то есть к самому концу I тыс. до н.э. Что касается предложения Клеменца «характеризовать эпохи развития доисторической культуры не металлами, а формами и типами предметов (эпоха топора, кельта, эпоха появления мечей и сабель, первых земледельческих орудий)», [17] то оно имеет определённый историографический интерес, сочетая в себе идеи эволюционной концепции, с которой обычно связывают теоретические взгляды Клеменца, и культурно-исторической школы.
(114/115)
В своей работе Д.А. Клеменц впервые обращается к вопросам типологии минусинских бронзовых изделий, выделив для этого ножи и кельты. [18] Так, ножи он разделил на два вида — кривые и прямые. Кривые ножи, «по большей части медные, толстые, с резко отделяющейся рукояткой и лезвием, загнутым к рукоятке», он считал более древними, тем самым предвосхитив на интуитивном уровне выводы М.Д. Хлобыстиной об относительной хронологии карасукских ножей. [19] Типология кельтов, по Клеменцу, хорошо отражена во второй части книги «Древности Минусинского музея» — Атласе. [20] Показательно (и, очевидно, не случайно), что именно к типологии кельтов, как наиболее репрезентативному материалу, обращается позже М.П. Грязнов в своей классической статье «Древняя бронза Минусинских степей». [21]
Ещё один сюжет, который хотелось бы отметить — классификация Д.А. Клеменцем минусинских каменных изваяний. Можно полностью согласиться с Ю.Г. Белокобыльским в том, что «из всех исследований археологов, которые так или иначе затрагивали в своих работах вопрос о каменных изваяниях, достижения Д.А. Клеменца были наиболее внушительными». [22] Именно Клеменц первым выделил позднюю группу антропоморфных фигур (с сосудом в двух руках) и отделил их от основной массы минусинских каменных изваяний, [23] как мы сейчас знаем — окуневских. Позднее это будет ещё раз доказано на обширном материале М.П. Грязновым и Е.Р. Шнейдером. [24] О том, с каким вниманием относился Клеменц к подобного рода памятникам, свидетельствуют выполненные им рисунки серии окуневских изваяний, найденных при раскопках большого кургана Уйбатского чаа-таса, — очень точные, с передачей фактуры камня и всеми деталями нанесённых изображений. [25]
К раскопкам на территории Минусинской котловины Д.А. Клеменц смог приступить только в 1888 году, после получения Минусинским музеем права на проведение археологических работ. Учёным были проведены наиболее масштабные и самые результативные полевые исследования на севере Минусинской котловины, на р. Чёрный Июс и в верховьях Чулыма, а также на Тагарском острове около Минусинска. У с. Чебаки на р. Черный Июс было раскопано 6 курганов; из них 3 могут быть отнесены к баиновскому, 3 — к подгорновскому этапу тагарской культуры. [26] Предварительно был составлен подробный топографический план могильника, «раскопки были произведены тщательно, выполнены великолепные, хранящиеся в архиве чертежи этих раскопок». [27] Кроме того, в соответствии с классификацией Клеменца, было описано 530 курганов, располагавшихся в той же местности; обнаружено городище на хребте Арга. Но главным открытием сезона 1888 г. явились раскопки большого кургана у с. Назарово, содержащего коллективное (более 100 погребённых) захоронение и значительное количество (всего 123 предмета) сопроводительного инвентаря. Позже в степной части Минусинской котловины наиболее близкий комплекс будет исследован С.А. Теплоуховым у д. Лепёшки, [28] по которому М.П. Грязновым выделен лепёшкинский этап (III в. до н.э.), [29] а по кургану, раскопанному Д.А. Клеменцем, будет назван одновременный ему назаровский этап лесостепной тагарской культуры. [30]
(115/116)
В 1889-1900 гг. Д.А. Клеменц предпринял раскопки большого кургана на окраине Уйбатского чаа-таса, вошедшего в литературу под названием «кургана Клеменца». [31] Практически одновременно, в 1889 г., финская экспедиция во главе с И.Р. Аспелиным исследовала большой курган у с. Тесь. Это были два первых больших кургана-склепа тесинского этапа, названного М.П. Грязновым по кургану, раскопанному Аспелиным. Однако с не меньшим основанием он мог бы быть назван по кургану, раскопанному Клеменцем, — уйбатским. Отмечая тщательность раскопок Клеменца, С.В. Киселёв писал, что «в гораздо более общих чертах известны результаты ведшихся в то же время в 1889 г. проф. Аспелиным в окрестностях с. Тесь на р. Тубе раскопок так называемого „Большого кургана”». [32]
Все исследователи отмечают высокий, во многом опережающий своё время, качественный уровень раскопок Клеменца. «Раскопки Д.А. Клеменца, — пишет М.А. Дэвлет, — явились первыми и единственными в дореволюционный период полевыми исследованиями в Южной Сибири, произведёнными на высоком методическом уровне». [33] Наилучшим доказательством истинности этого утверждения могут служить материалы раскопок большого Назаровского кургана. [34] Курган копался четырьмя траншеями, оконтуривающими место центрального захоронения. Отметим, что и позже многие курганы раскапывались одной траншеей с «выходом» на погребение. Тщательно фиксировались все находки в насыпи и следы грабительских перекопов; делались необходимые разрезы с указанием уровня древней и современной поверхности; на чертежах обозначено место репера: «здесь вбит кол, от которого брались расстояния по траншее». Показан характер заполнения могильной ямы; судя по чертежу, был расчищен пол погребальной камеры, обозначены места находок и каждому скелету дан свой номер. Из опыта раскопок подобных памятников уже в наше время мы знаем, насколько трудоёмким и требующим тщательной фиксации является процесс их исследования. Д.А. Клеменц первым прошёл этот цикл без каких-либо существенных потерь от начала и до конца. При этом для определения специалистами помимо вещей брались кости людей и животных, что, по мнению М.А. Дэвлет, «делали далеко не все археологи даже несколько десятилетий спустя». [35]
Для сравнения приведем некоторые данные о раскопках В.В. Радлова, который раскопал в Минусинской котловине более 100 археологических объектов — курганов и могил, [36] никак не документированных. О характере этих работ можно судить по его раскопкам в западной Сибири. Так, в Барабинской степи у д. Кызыр Радлов раскопал за 5 дней 26 курганов, а о раскопках около г. Мариинска писал: «Так как курганы земляные, раскопки не представляли трудностей, и мне хватило всего нескольких дней на то, чтобы раскопать большое количество курганов и составить себе ясное представление об их внутреннем устройстве». [37] В этом случае, и это особенно видно в сравнении с отчётами Клеменца, вряд ли можно говорить о какой-то научно поставленной методике раскопок. Конечно, Радлов копал раньше Клеменца и дейст-
(116/117)
вительно в духе своего времени, но в данном случае акценты должны быть расставляться иначе: между полевыми исследованиями Радлова и Клеменца проходит качественный рубеж, и именно от Д.А. Клеменца и далее — к С.А. Теплоухову и М.П. Грязнову следует прослеживать развитие методической школы в сибирской археологии.
Ещё один объект пристального внимания Клеменца наряду с другими видами археологических памятников — укреплённые городища на горах в разных районах Минусинской котловины, известные в современной литературе под названием «све». Впервые одно из них — городище на горе Устанах — было открыто Клеменцем ещё во время поездки 1883 г. [38] При описании городища на хребте Арга была зафиксирована стена из сложенных насухо плит песчаника длиной «в 1000 шагов». «Интересно было бы, — писал по этому поводу Клеменц, — произвести систематические раскопки вдоль стенок городища, но я оставил это на долю будущего более счастливого исследователя, у которого будут на это достаточные средства». [39] В настоящее время это желание Клеменца осуществилось, и именно на городище Устанах были сделаны наиболее интересные открытия, позволяющие отнести возникновение минусинских «све» к периоду окуневской культуры. [40]
Таким образом, по всем направлениям теоретического и практического изучения памятников Д.А. Клеменцем было сказано новое слово в минусинской археологии. Только глубочайшее уважение к древностям, тщательность их исследования, сознание личной ответственности перед наукой и обществом за право заниматься их изучением позволили Клеменцу в сравнительно короткий срок достигнуть столь значительных результатов.
Начало научного осмысления минусинских древностей связывается с именем С.А. Теплоухова. [41] И это совершенно справедливо: созданная Теплоуховым в 20-х гг. XX в. уникальная периодизация, значение которой выходит далеко за пределы Южной Сибири, с очень небольшими коррективами продолжает действовать до сих пор. Однако идеи Теплоухова возникли не на пустом месте. Несомненно, свою роль здесь сыграли и периодизация В.А. Городцовым европейских степных культур эпохи бронзы, и знакомство с богатейшим собранием древностей Минусинского музея, систематизация которых была осуществлена Клеменцем, и подробная классификация Клеменца, которую так или иначе мог использовать С.А. Теплоухов. Как исследователь Клеменц стоит ближе — и не только хронологически — к Теплоухову, чем к Радлову. Поэтому с достаточной уверенностью можно сказать, что генеральную линию в развитии минусинской археологии представляют несколько наиболее крупных имен: Д.А. Клеменц, С.А. Теплоухов, затем С.В. Киселёв и М.П. Грязнов.
Следует отметить, что многие начинания Д.А. Клеменца позднее были использованы другими археологами. Как говорится, «новое — это хорошо забытое старое». Возможно, частично в этом виноват и сам Клеменц, который, как известно, всегда считал себя простым собирателем древностей, а вопросами их исторической интерпретации, по его мнению,
(117/118)
должны были заниматься «настоящие» учёные из центральных научных учреждений. Однако история науки подтвердила необоснованность столь критического отношения к себе Дмитрия Александровича. Интерес к его работам, несмотря на то что многое осталось неопубликованным, никогда не ослабевал. В этом отношении показательна такая деталь: лист использования архива Клеменца (№23,1888 г.), заведённый в ИИМК в 1948 г., непрерывно заполнялся в течение 50 лет; и первыми в этом списке стоят фамилии А.П. Окладникова, С.С. Черникова и М.П. Грязнова.
В заключение необходимо сказать следующее. Никто из археологов так яростно и убеждённо не выступал против хищнических раскопок сибирских курганов и «разбазаривания» древностей, как Д.А. Клеменц. Прекрасно и актуально звучат его слова о том, что «уважение к прошлому страны всё равно что уважение к родителям. Общество, пренебрегающее этой обязанностью, стоит на уровне не помнящего родства». [42] Подтверждением этому высказыванию служит вся многогранная научная деятельность Дмитрия Александровича Клеменца.
Примечания
[1] Дэвлет М.А. 1). Клеменц как археолог // СА. 1963. №4. С. 3-9; 2). К истории исследования памятников тагарской культуры // Южная Сибирь в скифо-сарматскую эпоху // ИЛАИ. Кемерово, 1976. Вып. 8. С. 17-33; Вадецкая Э.Б. К истории археологического изучения Минусинских котловин // ИЛАИ. Кемерово, 1973. Вып. 6. С. 11-115. Белокобыльский Ю.Г. Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири: История идей и исследований XVIII — первая треть XX в. Новосибирск, 1986. С. 70-74; Матющенко В.И. История археологических исследований Сибири (до конца 1930-х годов): Учебное пособие. Омск, 1992. С. 62-68; Ковешникова Е.А. Историография археологии Сибири и Дальнего Востока в конце XIX — начале XX в. Красноярск, 1992. С. 15-22, 88-90.
[3] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 112.
[5] Там же.
[6] Радлов В.В. Из Сибири: Страницы дневника. М., 1989. С. 411-414.
[7] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 109.
[9] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 113-114.
[10] Белокобыльский Ю.Г. Указ.соч. С. 71.
[11] Матющенко В.И. Указ.соч. С. 65.
[19] Хлобыстина М.Д. Бронзовые ножи Минусинского края и некоторые вопросы развития карасукской культуры. Л., 1962.
(118/119)
[21] Грязнов М.П. Древняя бронза Минусинских степей // Тр. ОИПК ГЭ. Л., 1941. Т. 1. С. 237-271.
[22] Белокобыльский Ю.Г. Указ.соч. С. 72.
[25] Архив ИИМК, д. №23,1888 г., л. 257-264.
[26] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 113.
[27] Ковешникова Е.А. Указ.соч. С. 22.
[29] Грязнов М.П. Введение // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. Новосибирск, 1979. С. 4.
[33] Дэвлет М.А. Клеменц как археолог. С. 7.
[34] Архив ИИМК, д. №23,1888 г.
[35] Дэвлет М.А. Клеменц как археолог. С. 7.
[36] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 108.
[37] Радлов В.В. Указ.соч. С. 453, 459.
[38] Клеменц Д.А. Материалы, собранные Д.А. Клеменцем при экскурсиях в верхний Абакан в 1883 и 1884 гг. Омск, 1890. С. 29.
[40] Готлиб А.И. Горные архитектурно-фортификационные сооружения окуневской эпохи в Хакасии // Окуневский сборник: Культура, искусство, антропология. СПб., 1997. С. 134-161.
[41] Грязнов М.П. С.А. Теплоухов и его роль в истории сибирской археологии // Источники и историография. Археология и история. Омск, 1988. С. 69-75.
[42] Вадецкая Э.Б. Указ.соч. С. 115.
|
