|
Н.В. Полосьмак|
|
|
Рис. 2. Ландшафт плато Укок.(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
Рис. 3. Месторасположение плато Укок.(Открыть Рис. 3 в новом окне) |
— 10,4-28,8 мм. Снега зимой бывает мало, а растительности луговых тундрово-степных сообществ субальпийских и альпийских лугов, сухих дерновинно-злаковых степей вполне достаточно для прокорма животных. Поэтому с давних пор здесь зимуют со стадами семьи скотоводов. Проживание пазырыкцев на Укоке летом было исключено: в таком случае погибло бы прекрасное зимнее пастбище, кроме того, растительности здесь недостаточно для летнего содержания скота, обширные долины с прекрасным травостоем и более мягким климатом находятся немного ниже плоскогорья Укок.
Продуктивность зимних пастбищ Укока очень высока. В настоящее время каждую осень сюда поднимается из Джезатора 32-33 семьи, каждая со своим стадом овец (по 770 голов в среднем) и лошадей (до 400-500 голов). Лишь иногда животных подкармливают комбикормом и то в небольших количествах. Вероятно, некоторый запас сена, которое заготавливают обычно в конце августа — начале сентября, имели с собой и пазырыкцы, поднимавшиеся в начале ноября на Укок. Именно в это время гонят на укокские зимники стада овец и джезаторские пастухи. Дней через 20 сюда приходят табуны коней. В конце марта появляются новорождённые ягнята, к этому времени стада овец уводят с зимних пастбищ. Жеребята родятся на Укоке в феврале — марте. А уже в конце мая — начале июня, до разлива рек, конские табуны с новорождёнными также уходят вниз, в Джезатор, на летние пастбища. Этот порядок жизни на плато, регламентируемый самой природой, вероятно, сохранялся веками и вряд ли принципиально отличался от того, что был у пазырыкцев, использовавших Укок как зимнее пастбище.
Прожить зиму на Укоке нельзя без теплых бревенчатых жилищ-зимников и загонов для скота. Строительство зимников в Саяно-Алтае является одним из непременных элементов кочевого скотоводства и имеет давнюю историю [Грач, 1980, с. 42]. Вряд ли можно согласиться с широко распространённым выводом о том, что многоугольные срубные жилища алтайцев появились под влиянием русских крестьян и представляли собой переходную форму от традиционной конической юрты к русской избе [Тощакова, 1978, с. 75]. В Горном Алтае традиция возведения бревенчатых построек имеет древнюю и, вероятно, непрерывную историю; она связана со средой обитания и образом жизни населения этой горной страны.
Пазырыкские зимники могли быть похожи на те, что видел во время своих путешествий по Алтаю в 1860-1870 гг. В.В. Радлов: восьмиугольная бревенчатая постройка с крышей такой же формы, сужающейся кверху, дымовым отверстием и покрытая слоями березовой коры [1989, с. 139]. Похожие, но шестиугольные бревенчатые постройки на алтайских зимниках были описаны С.С. Сапожниковым [1911, с. 53]. Обратить особое внимание на многоугольную конструкцию зимников на Алтае в недавнем прошлом нас заставил тот факт, что в кург. 1 могильника Ак-Алаха I верхнее перекрытие над срубом было сделано из брёвен от разобранного многоугольного жилища или заготовок для него. Эта находка со всей очевидностью, во-первых, свидетельствует о наличии бревенчатых зимних жилищ на Укоке, а во-вторых, даёт представление об их форме.
Невозможно объяснить однозначно, почему брёвна жилища оказались в могильной яме. Главной причиной, видимо, был дефицит леса на Укоке. Но поскольку в погребальном обряде, как правило, нет ничего случайного, наличие брёвен можно объяснить заботой живых о жизни в ином мире. Так, теленгиты снимали с юрты один-два шеста и оставляли их в могиле умершего для того, чтобы тот мог построить себе жилище в потустороннем мире [Тощакова, 1978, с. 132]. В.В. Радлов отмечал и другой интересный обычай у современных ему алтайцев: «...корьевые юрты и юрты, сооруженные из брёвен, после смерти одного из членов семьи остаются пустыми, семья строит себе новую юрту в другом месте» [1989, с. 180]. Возможно, близкие представления о жилище, в котором умер родственник, существовали и у пазырыкцев. И брёвна от этих построек могли использоваться в безлесном районе для сооружения погребальных камер, тоже своего рода жилищ...
Сооружение бревенчатых зимников в безлесном районе было делом трудоёмким, но вполне возможным. Отсутствие леса на самом Укоке никак не сказалось на погребальном обряде пазырыкцев. Для сооружения погребальных камер здесь, как и везде, использовалось большое количество брёвен и жердей. Пазырыкцы доставляли на плато брёвна для погребальных склепов и лиственные заго-
товки для колод — лес, как и сейчас, был недалеко. Как писал С.С. Сапожников, в 20 верстах к северо-западу от Ак-Алахинского таможенного пикета появлялись первые деревья лиственничного леса (его граница была на высоте 2360 м над уровнем моря) [1911, с. 151], «отсюда стражники берут лес и зимой на санях возят на пустынный Укок» [Там же, с. 42]. В настоящее время считается, что на Укок удобнее и легче возить лес зимой, по льду. Как показал анализ древесины из ак-алахинских курганов, проведённый дендрохронологом Цюрихского археологического центра Матиасом Зайфертом, все брёвна, из которых сооружались погребальные камеры, были срублены в зимнее время.
Необходимости в дровах у пазырыкцев, вероятно, не было. Зимники отапливались кизяком (как это делается в настоящее время), который в большом количестве скапливался рядом с жилищами. На огне, используя в качестве топлива кизяк, готовили пищу. Вероятно, брёвна были необходимы только для сооружения жилищ и погребальных камер.
Пазырыкцы, которые вместе со своим скотом проводили на плато зиму, оставили здесь свои могилы — цепочки каменных курганов. Курганы очень мало задернованы. К западу от них находятся каменные кольца и курганчики поминальников, к востоку — ряд балбалов. Пазырыкские могильники на Укоке сохранили почти первозданный вид. Они расположены по всей долине Ак- Алахи, главным образом у подножия холмистых морен, где имелось много камней для сооружения курганных насыпей, рядом с современными зимниками или удобными для них местами.
Еще недавно пастбища, принадлежавшие каждой отдельной семье, отделялись друг от друга сооружёнными из камней знаками — пирамидками, «каракша». Они и сейчас возвышаются на горных склонах Укока, выполняя роль пограничных знаков. В древности такое же значение могли иметь цепочки каменных курганов — могил членов семьи или рода. Они маркировали родовую территорию и отделяли собственные угодья от пастбищ соседей. Погребениями родных на зимних пастбищах пазырыкцы как бы закрепляли за собой территорию, которую покидали на лето. «...Этот обычай, — писал С.И. Руденко, — прошёл сквозь века; казахи и киргизы до недавнего времени хоронили своих умерших только в зимовках» [1952, с. 9 (неверная ссылка)]. Однако нельзя с уверенностью утверждать, что постоянными местами захоронений пазырыкцев были только зимники. Судя по данным этнографии, например, тувинцы, у которых постоянные кладбища появились довольно поздно, «хоронили умерших обычно в тех местах, где традиционно проводились посезонные кочёвки семейно-родственных групп. Поэтому умершие члены одной семьи могли быть похоронены в зависимости от времени года на родовых территориях, вблизи зимних или летних кочевий» [Дьяконова, 1980, с. 116].
Судя по этнографическим свидетельствам, у южных алтайцев на основе многолетнего опыта сложился следующий порядок кочевания: «осенью семья со скотом, юртой и всем скарбом переправлялась в ложбины, где имелся обильный корм для скота, и отсюда медленно продвигалась к зимним пастбищам, в горы... Ранней весной начиналось передвижение в обратном порядке» [Тощакова, 1978, с. 70]. Этот способ кочевания, названный вертикальным, позволял рационально использовать пастбищные угодья и, скорее всего, мало чем отличался от способа кочевания пазырыкцев Южного Алтая в V-III вв. до н.э. Поэтому можно предполагать, что какие-то из многочисленных могильников, исследованных В.Д. Кубаревым в соседней с Укоком Чуйской долине, где были и есть летние пастбища, принадлежали тем пазырыкским семьям и родам, которые проводили на плато зиму.
Наличие на Укоке большого количества пазырыкских курганов, довольно длинных их цепочек из семи-восьми каменных сооружений, до трёх каменных колец-поминальников к западу от каждого кургана свидетельствует о том, что много десятилетий подряд пазырыкцы возвращались сюда зимой. Зимняя жизнь на высокогорном пастбище помимо основного занятия — выпаса скота разнообразилась охотой. В.В. Радлов, описывая хозяйственные занятия современных ему алтайцев, * [сноска: * Обращение к данным этнографии алтайцев объясняется тем, что они проживают в той же экологической нише, что и пазырыкцы. В их образе жизни и системе жизнеобеспечения просматривается много общего.] отмечал, что «зимой охотой занимается всё мужское население» [1980, с. 155]. На Укоке помимо хищников, обычных для этой полосы (медведи, волки, лисицы, хорьки, соболя), обитают барсы (Felis uncia, у алтайцев — ирбис), рыси (Felis lynx wardi) и красные волки (Canis alpinus). Из грызунов особого внимания заслуживают сурки (Arctomys baibacina), маленький заяц, постоянно серый (Lepus totai) [Сапожников, 1912, с. 13-14]. В этом списке есть все пушные звери, чей мех население, оставившее Пазырыкские, Катандинский, Ак-Алахинский курганы, использовало для изготовления одежды и разнообразных изделий. Ещё недавно в горах Алтая водилось много каменных козлов — тау-теке, горных баранов, до сих пор встречаются маралы. Их реалистичные образы запечатлены на изделиях пазырыкцев, живших на Укоке. Ранней весной здесь в реках, ручьях и озерах было много хариусов. А по свидетельству С.С. Сапожникова, в горных реках ещё недавно высоко заходил таймень. Фигурками рыб часто украшены попоны из кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Из хищных птиц на Укоке сейчас обитают коршун, степной орёл, ушастая сова. Фауна Горного Алтая формировала бестиарий в пазырыкском искусстве.
Скотоводческое хозяйство и занятия охотой не исключали существования у пазырыкцев примитивного земледелия, близкого по своей технической оснащённости (заступ) к собирательству, которое скорее всего преобладало в хозяйственной деятельности в силу природных условий Южного Алтая. Часто встречающиеся в насыпях пазырыкских курганов, в том числе и на Укоке (кург. 1 могильника Бертек-10; кург. 1 могильника Бертек-1), каменные зернотёрки и даже жернова свидетельствуют о большом значении растительной пищи в жизни алтайских скотоводов. Важно отметить расположение этих предметов (там, где это удалось установить) в погребении — на востоке круглой каменной ограды, которая, возможно, обозначала сакральное, освоенное, пространство, отводимое умершему. Пазырыкцы, включая зернотёрки и жернова в погребальный инвентарь, вероятно, придавали им особое значение, верили, что благодаря этим предметам погребённый в потустороннем мире не будет нуждаться в пище. Ещё не так давно каменные зернотёрки или ручные мельницы были атрибутами юрты алтайцев и находились всегда на правой стороне юрты, у двери [Тощакова, 1978, с. 116]. Возможно, этим орудиям отводилось определённое место в пазырыкском жилище и как отражение этого — в погребальном сооружении.
Пазырыкцы, как и все скотоводы Центральной Азии в древности (например, сюнну), в средневековье (например, монголы), вероятно, имели собственные небольшие посевы зерновых, скорее всего проса. Но недостающее количество зерна получали путём обмена из земледельческих государств Китая. Период существования пазырыкской культуры на Алтае (VI-II вв. до н.э.) совпал со временем подъёма земледелия в Китае. Там во второй половине периода Чуньцю (770 г. до н.э. — 403 г. до н.э.) все земледельческие орудия стали изготавливать из железа. Это позволяло обрабатывать обширные земельные площади, расширять и совершенствовать ирригационную систему. Благодаря железным орудиям для земледельцев открылась возможность освоения когда-то «неподъёмных» целинных земель северных варваров [Очерки истории Китая, 1959, с. 99]. Это был серьёзный повод для столкновений с кочевниками, которые боролись за свои пастбища. Расширение посевных площадей и улучшение земледельческих орудий способствовали получению больших урожаев зерновых: чумизы, проса, конопли, пшеницы. Излишки зерна могли использовать для обмена с «варварами» на продукты скотоводства и охоты.
Плодородие земли и трудолюбие народа стали популярным сюжетом древнейшего поэтического памятника Китая «Шицзин» [1987, с. 291]:
Толпами, толпами вышли жнецы на поля,
Грудами хлеба покрылась повсюду земля.
Это не только у нас так велик урожай,
Это не только сей год — изобильнейший год:
С древности наша земля урожаи даёт!
Китайцами очень ценились (часто дороже земли) породистые кони [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 106], которых было немало у пазырыкцев, в том числе у проживавших на Укоке. Этот пограничный район мог быть местом сезонных базаров. Но вероятно, чаще, чем обмен, происходил простой грабёж. В период бескормицы ничто не могло удержать кочевников от грабительских набегов. Хорошо обеспечив себя с осени зерном, легче было пережить зиму...
Обращая внимание на различия между зимними и летними пастбищами, В.В. Радлов писал, что к «зимним стоянкам предъявляется гораздо больше требований, чем к летним, именно зимние стоянки определяют плотность расселения кочевников и от них зависит благополучие поголовья скота. Неслучайно для кочевника богатство какого-то района определяется обилием и удобством зимних стоянок, и можно считать, что все сражения и военные походы киргизских орд в прошлые столетия были не чем иным, как постоянным стремлением захватить лучшие зимние стоянки» [1989, с. 254]. Это замечание очень важно, так как район Укока, являясь изолированным местом, вместе с тем мог быть очень оживлённым перекрёстком, так как системами троп через восемь перевалов, а также по долине Ак- Алахи он был связан со многими крупными географическими и культурно-историческими зонами Центральной Азии. * [сноска: * Перевал Укок соединяет плоскогорье с долиной р. Бухтармы (Восточный Казахстан), он самый низкий (абсолютная высота 2519 м) и открыт для передвижения практически круглый год; перевал Улан-Даба (2695 м) открыт с мая до сентября (отрезок Монголо-Казахского тракта, включающий эти два перевала, используется до настоящего времени для перегона скота); перевал Ирбисту-Даба соединяет плоскогорье с Монголией, однако его использование ограничено — он открыт только два месяца — июль и август. На юге есть два перевала, соединяющие Укок с районами Северо-Западного Китая, это Канас (2650 м) и Бетсу-Канас (2671 м), три северных перевала — Теплый ключ (2906 м), Ак-Кол (2769м), Богомуюс (2844 м) соединяют плоскогорье с соседними котловинами — Самахинской и Тархатинской и далее, через перевал Тара-Елангаш (Южно-Чуйский хребет), — с западными и центральными районами Чуйской котловины.]
Борьба за зимние пастбища Укока была одной из страниц истории пазырыкской культуры. Каждый пазырыкский мужчина, похороненный в акалахинских курганах, был воином. С оружием хоронили и мальчиков, которые с детства готовились стать воинами. В военных столкновениях участвовали также молодые женщины. Опасность нападения соседей была постоянным тревожным фактором в жизни пазырыкцев. Не старость, а война и болезни являлись причинами смерти. Среди раскопанных на Укоке погребений нет ни одного, где был бы похоронен пожилой человек; только дети, молодые и средних лет мужчины и женщины.
В таком районе, как Укок, на периферии культуры, в её пограничном районе, опасность военных набегов была больше, нежели на основной,
центральной, территории её распространения. Пазырыкцы, проводившие на плато зиму, не ведая того, несли пограничную службу, защищая южные границы своей территории. Хотя некоторые вещи, выполненные в пазырыкском стиле, находят за пределами Горного Алтая, на территории современного Китая от Великой китайской стены до северных границ, они вряд ли могут являться свидетельствами расширения зоны распространения пазырыкской культуры в этом направлении. По разным причинам пазырыкцы могли проникать и проникали в соседние с Горным Алтаем районы Центральной Азии — Туву, Казахстан, Синьцзян, Монголию. Но там они не играли такой роли, как на своей исконной территории. Пазырыкцы являлись частью безымянных «северных варваров», упоминавшихся в китайских хрониках много веков подряд, оказывавших важное воздействие на политическую ситуацию в Древнем Китае.
Укок — южный форпост пазырыкской культуры. В этом районе пазырыкцы были наиболее близки к Китаю. Возможно, через Укок на Алтай попадали китайские вещи, известные по раскопкам Пазырыкских и Башадарских курганов. Население этой зоны в скифский период её истории не было однородным: в одних могильниках есть погребения с различным обрядом захоронения. Вместе с тем во всех раскопанных богатых курганах знатные люди похоронены только по пазырыкскому обряду. Это указывает на то, что на Укоке, как и во всем Горном Алтае, реальная власть и главенствующее положение принадлежало пазырыкцам.