главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Н.Н. ПогребоваГрифон в искусстве Северного Причерноморья в эпоху архаики.// КСИИМК. Вып. XXII. 1948. С. 62-67.
Изображение грифона в обоих его вариантах — с орлиной и с львиной головой — было широко распространено в искусстве Северного Причерноморья, особенно Боспора, главным образом в IV-III вв. до н.э. Однако проникает этот образ в Северное Причерноморье значительно раньше. Известные нам наиболее ранние памятники с изображением грифона относятся к VI в. до н.э. При этом в связи с разнородностью культурного облика Северного Причерноморья, доступного разным культурным воздействиям, эти изображения выявляют различные типы грифона, имеющие разное происхождение. В основном можно наметить три типа грифона: 1) ориентализирующий, переднеазиатский, 2) греческий, 3) скифского звериного стиля.
К первому типу относятся фантастические существа, изображенные на золотых ножнах мечей из Мельгуновского клада (Литой курган) (рис. 14) и Келермеса. [1] Оба погребения представляют собой наиболее ранние из известных нам скифских курганов Северного Причерноморья и связаны между собой стилистическим родством инвентаря. На тех и других ножнах развёртывается шествие фантастических существ с туловищами льва или быка, с головами льва, орла, барана, быка или человека и с крыльями в виде рыб. Существа с головами льва и орла держат в руках (человеческих) натянутые луки, как бы собираясь спустить стрелу. Из этих существ те фигуры, которые имеют львиное тело, орлиную голову и скорпионий хвост, несмотря на необычную форму крыльев, могут быть определены как грифоны.
Для Греции подобный тип грифона, конечно, необычен. По всей своей концепции эти существа являются несомненным продуктом древневосточных космогонических представлений, которые в излюбленные комбинации птичьих, животных и рыбьих форм вкладывали идею сочетания извечных природных стихий: неба, земли и воды. Фантастичность образа — вполне в переднеазиатском вкусе, так же как и спиралевидные локоны, ниспадающие с голов орлиноголовых грифонов Литого кургана. Подобные локоны можно встретить на грифонах хеттских печатей, [2] также на бронзовом урартийском грифоне из Топрах-Кале. [3], [4]
В верхней части келермесских ножен изображены две крылатые человеческие фигуры, стоящие по обеим сторонам древа жизни в традиционной схеме переднеазиатских изображений. Над фигурами помещены солярные знаки — розетки. Таким образом, грифон является здесь участником комплекса изображений, раскрывающих определённую систему мировоззрения, связанного с идеями древневосточной космогонии. С другой стороны, чёткость и ясность выполненных изображений напоминает работу ионий-
Рис. 14. Грифон на ножнах меча из Литого кургана.(Открыть Рис. 14 в новом окне)
ских торевтов. Однако мне кажется более убедительным мнение Б.Б. Пиотровского, который ближайшие аналогии к этим памятникам находит в кругу урартийской культуры Закавказья. [5]
Отмечая «явно скифский стиль» изображений оленя и стилизованных птичьих голов на боковых выступах ножен, Б.Б. Пиотровский полагает, что эти «интереснейшие памятники» нельзя считать импортом и что они «или делались скифами под влиянием образцов урартийского (или вообще древневосточного) искусства или изготовлялись для скифов в кавказских районах, где урартийская культура была ещё жива». [6] Последняя же, в свою очередь, соприкасалась и с культурами Древнего Востока, и с ионийской культурой Греции.
Иного порядка грифон наблюдается на других памятниках, тоже из архаических скифских погребений. В том же Келермесе обнаружены высокохудожественные изделия, повидимому, греческой, ионийской работы: серебряное позолоченное зеркало и золотая диадема. Круглое массивное серебряное зеркало [7] покрыто тонким золотым листом с выгравированными на нём изображениями. Последние, по наблюдению Б.В. Фармаковского, [8] были выгравированы первоначально на серебряной поверхности самого зеркала, а после укрепления на нём золотого листа — оттиснуты на этот лист.
Изображения келермесского зеркала состоят из ряда групп — это так называемая Артемида Персидская — Πότνια τηρών (Владычица зверей), держащая двух львов; два льва в геральдической схеме, под ними горный козёл и баран; два сфинкса в симметричной группе над сидящим грифоном; орёл и медведь, под ними лиса; две бородатые фигуры, борющиеся с грифоном; лев у пальмы над бараном; два сфинкса в геральдической схеме над пантерой; лев, терзающий быка, и внизу кабан.
Рис. 15. Грифон на зеркале из Келермеса.(Открыть Рис. 15 в новом окне)
Изображение сидящего орлиноголового грифона опубликовано Г. Боровкой в Известиях РАИМК, т. II, 1922 (рис. 15). Грифон изображён присевшим на задние лапы, как бы готовясь к прыжку. Тип, иконография и стиль его изображения чрезвычайно характерны для греческого искусства Малой Азии эпохи ранней архаики: на орлиной голове — длинные остроконечные уши, зубчатый гребень на шее ещё отсутствует, нос украшает высокая острая надставка, клюв яростно раскрыт и из него высовывается извивающийся тонкий язык; по шее спускаются два спиралевидных локона, восходящие ещё к хеттским прототипам и характерные для ранней греческой архаики.
Фигура грифона изолирована, как она чаще всего встречается в архаическом греческом искусстве. Крылья, состоящие из отдельных чётко вырисованных перьев, подняты вверх почти прямо, ещё не приобретя той серповидной закруглённости, которая характерна для поздней архаики. Такой тип крыльев, идущий от переднеазиатских и, в частности, от финикийских грифонов, преобладал в раннюю пору искусства острова Родоса и прибрежной полосы западной Малой Азии. [9] Стилистическое родство грифона келермесского зеркала с грифонами на вазах милетско-родосского круга отмечает также и Боровка. [10]
Второй грифон на келермесском зеркале изображён в процессе борьбы с двумя бородатыми архаическими фигурами. Грифон стоит между ними на одной задней ноге, другой — отталкиваясь от противника, стоящего перед ним и схватившего его за обе передние лапы. Голову свою с яростно раскрытым клювом грифон повернул к другому противнику, стоящему сзади. Последний хватает грифона за горло и за хвост, т.е. по характеру борьбы, в которой противники одолевают его, сцена напоминает борьбу с грифоном финикийских памятников. По своему внешнему виду грифон аналогичен только что описанному.
Группа интересна тем, что она изображает грифона в момент активного действия в борьбе с людьми, что для греческой архаики крайне редко и не характерно. Для Северного Причерноморья это будет первый известный случай изображения грифона в многофигурной сцене активного действия. Подозревать здесь борьбу с аримаспами не приходится, так как в VI в. этот миф еще не был распространён. Самый характер борьбы резко отличен от обычных изображений сцен борьбы грифонов с аримаспами и амазонками на краснофигурных вазах, где грифон никогда не является побеждённым.
Судя по сходству с подобными же изображениями в искусстве Передней Азии и, в частности, Финикии и принимая во внимание, что все остальные сюжеты изображений келермесского зеркала группируются вокруг центральной фигуры богини — Владычицы зверей, — происхождение данного мотива нужно искать в символике Передней Азии и связывать его, может быть, с культом Великой Матери.
Таким образом, для грифонов келермесского зеркала характерны два момента, которые можно будет проследить и в дальнейшей эволюции типа грифона в Северном Причерноморье. Здесь впервые для Юга СССР намечается связь грифона, с одной стороны, с Владычицей зверей, с другой — со сфинксами (над сидящим грифоном изображены два сфинкса). Мы увидим его в дальнейшем в непосредственной связи и с той и с другими в геральдических схемах последующего времени.
Художественный уровень изображений на келермесском зеркале очень высок, и сохранность вполне хорошая, почему выгравированные на нём грифоны могут по праву считаться наиболее классическим образцом греческого архаического грифона на Юге СССР.
Головка архаического грифона украшает также великолепную золотую диадему из того же погребения. [11] Диадема представляет собой золотой обруч с розетками, украшенный впереди пластической головкой грифона. С обруча свисают овальные подвески и две цепочки с бараньими головками на концах. Розетка и подвески инкрустированы синей эмалью. Грифон — архаический, орлиноголовый с разинутым яростно клювом и острыми торчащими ушами. Характерно сочетание головки грифона с бараньими головами. Грифона вместе с бараном мы только что видели в свите Владычицы зверей. Оба они были, вероятно, привлечены как магические апотропеи для охраны покойного, так как диадема, опоясывавшая шлем, [12] имела здесь значение погребального венца. Тэния шлема, по описанию Шефольда, [13] украшена была «скифскими птичьими головами».
В том же Келермесе прекрасный тип головы греческого архаического орлиноголового грифона с острыми торчащими ушами, большим выпуклым продолговатым глазом, яростно разинутым клювом и извивающимся языком мы находим на бронзовом навершии в форме типичного для Кубани сквозного полого бубенца. [14]
Навершия в скифских погребениях, наряду с конским уздечным набором, относятся к наиболее не-греческой части погребального инвентаря, связанной с не-греческим погребальным ритуалом. Но тип грифона — греческий архаический, созвучный бронзовым протомам от котлов из Олимпии [15] и Дельф. [16] Однако келермесское навершие всё же несколько отличается от последних. Некоторые характерные признаки греческого архаического грифона здесь опущены: нет ни надставки на лбу, ни спиралевидных локонов, формы более обобщены. Особенно примечательна удивительно органическая связанность изображения с формой бубенца, округлые очертания которого повторяются контуром головы грифона. На фоне этих обобщённых форм хищно загнутый клюв и острые торчащие уши производят особенно сильное впечатление.
Для всех перечисленных памятников Келермеса характерна своеобразная смесь греческого с восточным и также со скифским. Она чувствуется в полихромном сочетании эмалированных украшений с золотом диадемы, в характере обработки головки грифона, [17] в «скифских птичьих головах» шлема, в декоративности композиции, не-греческих сюжетах зеркала и в появлении греческого грифона на не-греческой утвари. Всё это заставляет думать о центрах производства, открытых для всех этих культурных веяний; мне думается, что хотя бы для части вещей их приходится искать где-то в урартийском культурном кругу, поскольку «Урарту было самым тесным образом связано с Ионией», [18] но также и с Переднеазиатским Востоком и со скифами. Во всяком случае, очень возможно, что даже и ионийские вещи, каким, невидимому, является серебряное зеркало, могли, как указывает Б.Б. Пиотровский, в архаическую эпоху попадать на Кубань через Закавказье, [19] роль которого, как передатчика разнородных культурных влияний, должна была быть очень велика.
Гораздо более уверенно о непосредственном греческом импорте можно говорить в отношении крайнего запада Северного Причерноморья. Изображение грифона на фрагменте расписной архаической энохои из Ольвии может рассматриваться, как образец чисто греческого (ионийского) архаического грифона. [20] К сожалению, от фигуры грифона сохранилась только часть головы, груди и передняя лапа, но и этого достаточно, чтобы составить себе о нём представление и оценить высокое художественное достоинство данного памятника.
Грифон изображён сидящим. Голова у него — орлиная, с архаической надставкой на лбу, яростно разинутым клювом, откуда высовывается тонкий извивающийся язык. Вполне отвечает манере архаического искусства ромбовидный глаз, а также изолированность сидящей фигуры среди таких же изолированных фигур других животных — в данном случае перед грифоном вырисовывается фрагментарно сохранившаяся фигура гуся. В поле между грифоном и гусём разбросаны солярные знаки — концентрические круги, свидетельствующие о древнем солярном значении грифона, которое он имел на Востоке, но которое в греческом искусстве принимает уже чисто орнаментальный смысл.
Судя по стилю росписи, Б.В. Фармаковский считает энохою импортной из Малой Азии и относит её к разряду «милетско-родосских» архаических ваз. [21] Фрагмент найден на территории греческого города, и ваза, повидимому, употреблялась у греческого населения.
В скифском искусстве с его звериным стилем такого ясно выраженного грифона, как на вышеуказанных импортных изделиях, мы не найдём совсем. То, что обычно принято называть «скифским грифоном», в большинстве случаев оказывается просто головой хищной птицы. Схема её в виде большого выпуклого круглого глаза и загнутого книзу сомкнутого клюва с резко обозначенной восковицей чрезвычайно распространена в скифском быту. Этот мотив постоянно встречается на предметах утвари и особенно на вооружении и золотых и бронзовых частях конского уздечного набора.
Иногда встречается и целая фигура хищной птицы, именно птицы, а не грифона, как, например, на ножнах меча из Мельгуновского клада; [22] см. также бронзовую птицу из Семибратних курганов. [23]
Из хищных птиц, особенное значение в обиходе скифов и других нe-греческих племён Северного Причерноморья имел, повидимому, орёл. Весьма частое изображение орлиной головы на скифской конской сбруе говорит за то, что орёл у скифов на той стадии, на которой мы застаём их на берегах Чёрного моря, связывался с покровительством конным воинам, Изображение орла должно было магически охранять их, сообщая силу удара, быстроту, боевую мощь.
С другой стороны, очень рано уже мы находим изображения, где этот традиционный образ реальной хищной птицы наделяется известными фантастическими элементами. Так, на бронзовом навершии из Ульского аула (курган №2) [24] имеется изображение птичьей головы в виде круглого кольцевидного глаза и огромного загнутого спиралью клюва, за глазом же прослеживается продолговатое остроконечное звериное ухо. Таким образом, создается фантастический образ птицы со звериным ухом, табл. 24 и 25.
На бронзовых псалиях Ульского аула [25] изображены присевшие и пригнувшие к земле головы, готовясь к прыжку, фантастические хищники с орлиной головой и звериным, может быть львиным, телом. Стиль их изображения настолько своеобразен, что они лишь по чисто формальным признакам могут быть поставлены в связь с греческим грифоном.
Нет никакого сомнения в том, что скифский «грифон» представляет собой самобытное явление, уходящее своими корнями в далекое прошлое. Гольмстен, [26] анализируя скифо-сибирский звериный стиль, показала, что на определённой стадии развития в изображениях этого стиля сочетаются элементы тела разных зверей с целью усиления боевых и устрашающих качеств реального животного. Изображая хищную птицу на своём вооружении, скифский воин якобы магически приобретал её свойства. Отсюда стремление изобразить её возможно более внушительно, особенно подчеркнув её крепкий, острый клюв и зоркий глаз, а иногда и цепкий коготь; добавление уха волка или другого зверя, а иногда и тела животного (Ульские псалии), должно было ещё более усилить магическое действие изображения.
Так получился образ, иконографически близкий орлиноголовому грифону, с которым он ввиду этого легко стал отождествляться очень скоро после появления образа грифона в изделиях Северного Причерноморья. Слияние это произошло в первую очередь на территории Боспора, где мы видим больше всего и «импортных» грифонов, явившихся продуктом разнородных, западных и восточных, культовых представлений. Боспор остаётся главной территорией распространения изображений грифона и в последующую эпоху, когда наряду с дальнейшим развитием орлиноголового типа на переднеазиатской иконографической основе создается своеобразный облик боспорского львиноголового грифона. Но это происходит уже в V-IV вв. до н.э.
[1] Келермесские ножны не опубликованы. Описание см. у Б.Б. Пиотровского. История и культура Урарту, 1944, стр. 312.[2] A. Furtwängler. Antike Gemmen, табл. 1, 7.[3] RLV, т. XIII. табл. 98; [4] И.И. Мещанинов. Халдоведение, рис. на обложке.[5] Б.Б. Пиотровский. История и культура Урарту, 1944, стр. 312.[6] Б.Б. Пиотровский. Ук.соч., стр. 312.[7] М. Rostovtzeff. Iranians and Greeks in S. Russia, Oxford, 1922, табл. 6; RLV. т. VI, табл. 81-a.[8] OAK, 1905, стр. 56.[9] F. Poulsen. Der Orient und die frühgriechische Kunst, 1912, стр. 90.[10] Г.И. Боровка. Бронзовый олень Ульского кургана [Кубанской обл.], ИГАИМК, вып. 11, 1922.[11] Б.В. Фармаковский. АА, 1905, стр. 58-59, рис. 4.[12] RLV, XIII, табл. 82.[13] Schefold. ESA. XII, стр. 12.[14] G. Borovka. Scythian Art, London, 1928, табл. 27; OAK, №118, 1908. рис. 169.[15] Словарь Röscher, т. I, ч. 2, стр. 1766; словарь Daremberg et Saglio, т. II, ч. 2, стр. 1672.[16] Fouilles de Delphes, т. V, вып. I, табл. X.[17] Е. Minns. Scythians and Greeks, 1913, стр. 222. [ Видимо, ссылка относится к следующей за ней цитате. ][18] Б.Б. Пиотровский. Ук.соч., стр. 320.[19] Там же.[20] MAP, 34, табл. I.[21] Б.В. Фармаковский. Архаический период на Юге России. Там же, стр. 16.[22] MAP, 31, СПб., 1911. табл. IV.[23] М. Rostovtzeff. The Animal Style in S. Rossia and China, 1929. табл. X, 5.[24] M. Rostovtzeff. Ук.соч., табл. VI; Б.В. Фармаковский: MAP, 34, табл. XII, 4 и 6; G. Воrоvkа. Ук. соч., табл. 24 и 25.[25] M. Rostovtzeff. Ук. соч., табл. VIII, 1.[26] В. Гольмстен. Из области культа древней Сибири. Сб. в честь Н.Я. Марра. 1934, стр. 115-116.
наверх |