главная страница / библиотека / обновления библиотеки / Содержание

М.Б. Медникова

Неизгладимые знаки:
татуировка как исторический источник.

// М.: «Языки славянской культуры». 2007. 216 с., вклейка. (Studia naturalia)

 

Глава 6. Современность и традиция. Назад к истокам?

 

Суть эпохи — глобализация.

Одиночество в большом городе. Постфольклор как средство общения.

Эклектика побеждает.

Экстремалы.

Самобичеватели в исторической ретроспективе. Единственная альтернатива.

Этнические мотивы. Да здравствуют кельты и японцы!

Возрождение архетипа.

Элитарные развлечения.

Современные опасности.

 

Нам простительно подражать тем, кого природа наделила щедрее, чем нас в этом отношении, украшая себя их красотой, прятаться под тем, что мы отняли у них, и одеваться в шерсть, перья, меха и шелка.

Мишель де Монтень

 

Суть эпохи — глобализация.   ^

 

Значительная часть населения нашей планеты живёт сегодня в условиях индустриального или даже постиндустриального общества. К каким изменениям в мироощущении это привело?

 

Нас уже не удивляют успехи в области пересадки органов (трансплантологии), в генной инженерии, операции по перемене пола, зачатие в пробирке, клонирование млекопитающих, радикальная косметическая хирургия или фармакология.

 

Мы живём в обществе постмодернизма. Как будто тасуя карточную колоду, мы перемешиваем слои прошлых знаний, неожиданно и часто случайно извлекая давно забытый опыт. Современные люди достаточно самоуверенны. Создается впечатление, что с помощью вы-

(180/181)

соких технологий человечество приобрело инструмент для изменения своей сущности и, прежде всего, своей бренной оболочки.

 

По словам социолога Майкла Фезерстоуна, для западной цивилизации характерны мобильность, движение и преодоление границ. Эта подвижность опирается на культурный релятивизм Запада, слишком долго воспринимавшего лишь классические, то есть античные каноны красоты и теперь стремящегося испытать что-то новое.

 

Характерная черта эпохи — небывалое увеличение численности землян и появление мегаполисов, диктующих культурные стереотипы остальному миру. Благодаря развитию информационных технологий появился термин «глобальное давление». Не секрет, что постоянное проживание среди большого количества себе подобных — большой стресс, имеющий далеко идущие физиологические и психологические последствия. В зависимости от индивидуальных особенностей представители городской культуры XXI века по-разному реагируют на вызовы времени. Неожиданно оказались востребованными, казалось бы, давно забытые явления, ранее прочно обосновавшиеся на обочине современной цивилизации. Безусловно, возрождение интереса к мистике, нетрадиционным культам — попытки найти защиту от избыточного информационного давления среды, замедлить агрессивный темп жизни. К тому же большие группы людей легко превращаются в толпу, суммарный интеллект которой значительно ниже индивидуального. Не случайно в толпе легко распространяется феномен изменённого сознания.

 

Одиночество в большом городе. Постфольклор как средство общения.   ^

 

Мегаполис предстаёт перед новичком как воплощение первозданного Хаоса. Всего слишком много, всё слишком быстро. Чересчур много людей, одно только их скопление заставляет подсознательно искать проявления конкуренции и агрессии. Нигде человек не бывает так одинок, как в условиях большого города. И он ищет людей, близких себе по духу и системе ценностей.

 

Современная городская цивилизация породила такое явление, как «постфольклор», возникающее параллельно официально санкционированной, «элитарной» культуре и традиционно-фольклорной традиции патриархального села. И вот объединяются для общения

(181/182)

любители японских фильмов в стиле «анимэ», сражаются на мечах толкиенисты [толкинисты] или фанаты «Звёздных войн».

 

По словам отечественного исследователя этого феномена С.Ю. Неклюдова, постфольклор делится в соответствии с социальным, профессиональным, клановым и даже возрастным расслоением общества. Он включает такие разные проявления, как рукописные альбомы, тюремные поделки (чётки, шахматы, платки), настенные граффити и татуировки, украшения и жесты, некоторые формы речи, «посвятительные» обряды уголовников, подростков, солдатов-срочников, туристов, альпинистов и др.

 

В предыдущей главе мы говорили о «закрытых» традициях татуировок в группах, по разным причинам действительно изолированных от окружающего мира. В огромном пространстве городов, наполненных множеством жителей, формируется аналогичная ситуация. В поисках самоидентификации люди стремятся к объединению в ограниченные сообщества и добровольно обрекают себя на изоляцию. Важным элементом культурных кодов, присущих таким «добровольным беглецам от глобализации», становится иногда испытанное средство традиционного общества — татуировка.

 

Но границы любого закрытого коллектива неизбежно проницаемы. Поэтому не случайно мода на татуировки охватывает и немаргинальные слои населения.

 

Эклектика побеждает.   ^

 

Весьма популярными изданиями стали так называемые энциклопедии татуировки — своеобразные «словари символов» постиндустриальной эпохи. Анализ содержания этих энциклопедий может быть предметом отдельного исследования. Сюжеты современных татуировок, предлагаемых на выбор мастерами тату, эклектичны, в них перемешаны и западные, и восточные культурные традиции. Не будет преувеличением сказать, что на наших глазах вырабатывается новый, отсекающий лишнее, «квази-язык», в котором старые знаки, ранее имевшие ограниченное эпохой или локальное значение, приобретают универсальный и усреднённый смысл. Можно также предположить, что путём «искусственного отбора» глобализации происходит вычленение наиболее ценных и общедоступных изобразительных символов, пусть это и происходит в рамках весьма специфической субкультуры.

(182/183)

 

Итальянский обществовед Альберто Мелуччи ввёл понятие «странствующих кодов», получающих распространение в информационную эпоху. Под «кодами» он понимает сопряжённые понятия тела, идентичности, культурного и общественного начал. Существует широкий набор кодов, связанных с направлением боди-арта. Их рассматривают в первоначальных категориях идентичности, то есть в связи с этносом, полом, сексуальностью.

 

Широкое распространение татуировок, начиная с 90-х годов XX века, в немаргинальных слоях общества было бы невозможным, если бы это не отвечало неким глубинным потребностям. По-видимому, здесь не обходится без активизации области коллективного бессознательного, нашей общечеловеческой сущности, сопротивляющейся всё возрастающему информационному шуму. Изнемогая от избытка информации, человечество прибегает к испытанным методам самоидентификации. Основа основ — собственное тело. Манипуляции с ним — ответ сложному миру вокруг. В терминологии французского мыслителя Мишеля Фуко они могут быть названы изобретениями, поскольку нарушают монотонность, заданность и банальность мира.

 

Некоторая часть урбанизированной молодёжи сегодня парадоксально напоминает средневековых рыцарей, но только на месте герба — одежда, причёска, грим, татуировка, вместо индивидуального гимна — специально подобранная мелодия мобильного телефона.

 

Экстремалы.   ^

 

Остановимся подробнее на некоторых современных тенденциях в интерпретации человеческого тела. Здесь мы никак не можем обойтись без обращения к исследованиям американского социолога Виктории Питтс (Pitts, 2003), сделавшей достоянием научной общественности экстремальные методы обращения со своим телом, ставшие обычным делом для многих американцев. Исследовательница применила качественный интерпретационный метод анализа интервью и текстов. Она использовала так называемый «метод снежка», который не позволяет употребить статистический анализ из-за крайней разнородности исходных данных. Ещё бы, люди, которых опрашивала Виктория, были слишком эксцентрическими личностями. Другой важный момент: Питтс не интервьюировала обычных подростков, она находила неординарных американцев постарше. Хотя среди опрошенных

(183/184)

Рис. 6.1. Виртуальная модификация лица Орлан.

(Открыть Рис. 6.1 в новом окне)

 

было несколько двадцатилетних, самому старшему «объекту изучения» исполнилось 53 года.

 

Один из респондентов Виктории, двадцатилетний Эндрю, перенёс сотни часов болезненных процедур татуирования, пирсинга, шрамирования, выжигания и «самооперирования». В его мировоззрении смешались взгляды постмодерниста и киберпанка. Для того чтобы до неузнаваемости изменить внешность, Эндрю использовал и высокотехнологичные приёмы и способы, применявшиеся в обществах традиционной культуры (например, новозеландскими маори). Результаты этих экспериментов шокируют добропорядочных обывателей. Покрытый шрамами и росписью молодой человек испытывает значительные ограничения: не может посещать определённые магазины, вызывает подозрения у пограничников. Многие просто считают его сумасшедшим. Но, по словам Эндрю, «благодаря изменению своего тела, он смог контролировать такие вещи, которые раньше не мог». Киберпанки, подобные этому юноше, достигают эффекта, возможного раньше только в фантастических романах.

 

Другой экстремальный пример — французская художница Орлан, превратившая своё тело в объект творчества. Если честно, то силиконовые имплантанты, внедрённые ею в область надбровья, вызывают у меня сложное впечатление, так же, как и необычная окраска кожи (Орлан показывали по российскому телевидению). (Рис. 6.1) Впрочем, Орлан так часто меняла облик за свою жизнь (а она не очень молода), что способна удивить ещё раз, преобразившись до неузнаваемости. Её самая известная акция называлась «Реинкарнация св. Орлан». Для того чтобы обрести новую внешность, она перенесла радикальные хирургические операции и совместила в своём лице лоб Моны Лизы и подбородок Венеры Боттичелли. Детали признанных эталонов женской красоты оказались настолько неконгруэнтны, что, разочаровав-

(184/185)

шись в идеале, художница стала экспериментировать, обращаясь к традициям деформации у доколумбовых индейцев, древних египтян и африканцев. По счастью, не для всех этих проектов Орлан ложилась на хирургический стол, иногда в презентациях участвовали её изображения, обработанные в графических программах.

 

В. Питтс считает, что высокотехнологические телесные проекты этого мастера перформанса наполнены общественной связующей идеей и с позиций феминизма исправляют идеал женской красоты, распространённый в мужском изобразительном искусстве.

 

С начала 1990-х годов западные журналисты и социологи обратили своё внимание на явление, вскоре названное «Ренессансом татуировок». Имелось в виду не только увеличение числа людей с татуировками, но и приобщение к этой традиции новых социальных групп — представителей среднего класса и женщин. Вдобавок к татуировкам некоторые современные европейцы и американцы позаимствовали у традиционных народов скарификацию; клеймение раскалённым металлом; пирсинг (не только ушей, но и тела); подкожные имплантанты из металла и прочих материалов, выступающие из туловища объёмными фигурами; аномальное растяжение мочки уха.

 

Публичные акции по изменению тела проводились в крупнейших культурных столицах мира — в Нью-Йорке, Сиэттле, Сан Франциско, Лондоне и Амстердаме. Конечно, среда для таких представлений была специфическая: садомазохистские клубы, альтернативные музыкальные фестивали, некоторые арт-галереи. Во время акций происходили вещи, чудовищные для обыденного европейского восприятия. Нанесение рубцов и клейм было ещё самым безобидным занятием, но встречались и иголки, загнанные под кожу, и шары, прибитые к телу. Распространение получила и такая процедура, как «подвешивание», совершенно идентичная по форме обычаю некоторых индийских религиозных фанатиков, упомянутому мной в комментарии к четвёртой главе.

 

По словам Виктории Питтс (Pitts, 2003), произошло осознанное заимствование ритуалов и эстетики у коренных народов Африки, Индии, Америки и Полинезии, которые тут же слились с техно-кожано-латексной субкультурой садомазохизма и фетишизмом. Позже добавились любители перформанса, панки 1[1] сексуально ориентированные

(185/186)

Рис. 6.2а, б. Панки всегда интересовались этническим стилем.

(Открыть Рис. 6.2 в новом окне)

 

феминистки 1[2] спиритуалисты Новой Эпохи 2[3] любители западных татуировок и просто сумасшедшие. С этого момента специалисты стали обсуждать «культурную политику модификаций человеческого тела». (Рис. 6.2а, б)

 

Нельзя отрицать, что модификаторы взялись за дело всерьёз. Так, киберпанки стали использовать достижения биомедицины и новых информационных технологий для внедрения подкожных имплантантов или для нанесения рубцов лазером. Создавались и создаются новые «стили тела». Расширение возможностей изменения тела сопровождалось ростом числа студий, общественным интересом к боди-арту, появлением специальных журналов, веб-сайтов, выставок и книг. За короткое время сформировалось новое общественное движение, направленное на изменение человеческого тела, данного от природы. Если не принимать во внимание неизбежные эротические и

(186/187)

сексуальные аспекты таких действий, можно сказать, что в них воплотились некоторые идеи научной фантастики XX века о создании на основе живых организмов биомеханических существ. В современном общественном сознании татуировка — самая респектабельная из этих манипуляций.

 

Даже если оставить за рамками интерес к не-западным цивилизациям, тендерные и сексуальные взаимоотношения, феномен человеческого тела стал привлекать общественный интерес ещё в восьмидесятые годы XX века. Объект социального контроля со стороны патриархального общества, медицины, религии — тело человека, стало рассматриваться как пространство для самовыражения, получения удовольствия, укрепления связей с другими людьми.

 

Публикация в 1985 году книги под названием «Современные примитивы» стала поворотным пунктом в распространении новых тенденций рассмотрения тела. В ней описывался и иллюстрировался опыт евроамериканца, взявшего имя Факир Мусафар. Факир и его последователи, бывшие до этого маргинальной группой, практиковавшей, на взгляд обывателя, экстремальные методы членовредительства, стали известны и популярны. По мнению В. Питтс, современный примитивизм преследует своей целью выражение солидарности с традиционной культурой и ностальгию по ней.

 

Вот как изложил своё кредо сам Мусафар: «Неважно, коренные ли мы американцы, возвращающиеся на свои пути, или городские аборигены, отвечающие некоему внутреннему универсальному архетипу, ясно одно: мы ниспровергли основы западной культуры относительно собственности и использования тела. Мы верили, что наше тело принадлежит нам, не отцу, матери или супругу; или государству или его монарху, правителю или диктатору; или общественным институтам военных, образовательных, воспитательных, исправительных или медицинских учреждений» (цит. по Pitts, 2003, р. 9). Как видно из этого эмоционального манифеста, человеческое тело рисуется объектом абсолютной свободы.

 

По-видимому, урбанизированным создателям этой идеологии представляется, что носители традиционных культур из-за их близости природе ведут естественный, гармоничный и ничем не регламентированный образ жизни. На самом деле, как мы знаем, жизнь «архаического человека» строжайшим образом регламентирована и подчиняется системе ритуальных запретов и испытаний, воплощённых, в том числе, в манипуляциях с телом. (Рис. 6.3)

(187/188)

Рис. 6.3. Жители современных городов стремятся вернутся [вернуться]
к «естественному» и «ничем не регламентированному» образу жизни далёких предков.

(Открыть Рис. 6.3 в новом окне)

 

Новые «модификаторы», напротив, стремились выразить протест против ценностей своего общества и избрали для этого путь внешнего заимствования практик обращения с телом. Была провозглашена цель продемонстрировать символический контроль над телом, испытывая и украшая его способами, запрещёнными западной культурой. По словам Мусафара, «способ языка, выбранный для объяснения их поведения (самоповреждение) был отрицательной и до-юридической формой контроля».

 

В этом, на мой взгляд, ещё одно отличие от архаического способа мышления, где на первое место выдвигается вовсе не контроль над телом, а воссоздание сакрального текста.

 

В определённом смысле моё мнение подкреплено словами авторитетного исследователя татуировок в Полинезии А. Джелла (Gell, 1993): в то время как в не-иерархических обществах знаки на теле отражают имманентную «самость» и внутреннее содержание, «проступающее» на коже, в обществах иерархических знаки и клейма выражают подавление обесцененного тела.

 

Современные сторонники практик обращения с телом, будучи продуктом американского происхождения и образования, не впитали с детства мифологию и сакральные ценности традиционного общества, поэтому, несмотря на проявляемый ими энтузиазм, их действия во многом бессмысленны, или, точнее, наполняются новым смыслом. Такой новой мотивацией может стать вживление в человеческий организм микрочипов, превращающее индивидуума в биоробота. Сторонники этого высокотехнологичного направления так и называют себя киборгами.

 

Примечателен обобщённый портрет «нового манипулятора», каким рисуют его американские социологи: это белокожий, часто гомосексуальный представитель среднего класса, образованный сторон-

(188/189)

ник идеологии «New Age» и «pro-sex», обладающий сформированными политическими пристрастиями.

 

Несколько лет назад на международном научном совещании, проходившем в стенах Бирмингемского университета и посвящённом некоторым специфическим аспектам древнейшей хирургии, мне довелось познакомиться и пообщаться с эксцентричной английской аристократкой. Аманда Филдинг, леди Нейдпат в молодости, самостоятельно просверлила себе череп электродрелью и сняла об этом фильм, превратив происшедшее в художественную акцию. Можно порадоваться за неё, ведь, вскрыв голову в месте прохождения важнейших кровеносных сосудов головного мозга, она осталась жива. Хотя все нейрохирурги, смотревшие это документальное кино, были в ужасе и возмущении. Мотивация для столь рискованной операции так и осталась мне до конца непонятной. С одной стороны, это был вызывающий перформанс, с другой — якобы способ регуляции внутричерепного давления.

 

Но, надо сказать, число последователей леди Аманды растёт, и это не должно не вызывать беспокойства у специалистов, призванных следить за физическим и психическим здоровьем населения.

 

*

 

Говоря об экстремалах, пронзающих и рубцующих своё тело сегодня, мы не можем не заметить, что большинство из них происходит из вполне благополучных семей, и, более того, живёт в самых богатых и законопослушных странах мира.

 

Осмелюсь предложить некоторые свои объяснения столь странному поведению, естественно, оставив за рамками откровенные психопатологические случаи. В середине XX века философия экзистенциализма стала ответом на сытые, «мещанские» ценности буржуазного мира. Это был сугубо интеллектуальный ответ, блестяще реализованный в рамках письменной (по Лотману) культурной традиции. В результате весь мир узнал, что истинная жизнь и высшее осознание ценностей возможно лишь в очень короткий миг «бездны мрачной на краю». Собственно, что-то такое цивилизованный мир уже знал, скорее, подозревал, основываясь на полузабытой памяти о своём происхождении от традиционного общества. Именно поэтому философия экзистенциализма оказала такое воздействие на современное ей молодое поколение и, в частности, служила идеологическим обеспечением бурных событий 1968 года, связанных со студенческими беспорядками во Франции.

(189/190)

 

Современные татуировки и прочие действия в экстремальных формах — такой же ответ на буржуазность и протест против избытка благополучия. Но не интеллектуальный, а реализованный в рамках мнемонической традиции, на уровне коллективного бессознательного.

 

Также важно подчеркнуть, что среди адептов экстремальных способов обращения со своим телом много художественно одарённых, тонко чувствующих натур, отличающихся по способу восприятия от стандартного обывателя.

 

Самобичеватели в исторической ретроспективе. Единственная альтернатива.   ^

 

Волей-неволей мы вынуждены обратиться к рассмотрению тех моментов в истории человечества, когда появлялись определённые общественные группы людей, декларативно провозглашавшие своей целью самоповреждение и, по-видимому, получавшие в результате этих действий экстатическое (или сексуальное) удовольствие. Автора не особенно интересует болезненная основа этих действий, но волнует выяснение исторического контекста, в котором возможно появление «самовредителей».

 

Здесь же мы постараемся дать характеристику противоположного способа обращения с человеческим телом.

 

Итак, как мы могли уяснить из анализа письменных источников и этнографических данных, самоповреждение — характерная черта поведения человека традиционного общества в момент траура. Нанося себе увечья в знак скорби по умершему, «архаический человек» отдаёт ему самую высокую дань уважения, действует сообразно с религиозными традициями своего племени. В принципе, это характерный вариант поведения в рамках «культуры до культуры». Как только появляется священный текст, написанный буквами, с его страниц звучит отрицание древнего ритуала.

 

Но, как и грамотность никогда не была повсеместной, траурные ритуалы, сопряжённые с самотерзанием плакальщиков, изжить повсеместно не удалось. В некоторых культурных традициях существовали даже категории плакальщиков-профессионалов, и тем не менее, нельзя сказать, что эти люди по своим идеологическим представлениям стояли обособленно от сакральных обычаев своего народа. Напротив, они им следовали.

(190/191)

 

Новое появилось в Римской империи и было с неодобрением отмечено Лукианом, когда он написал о «ненормальностях» почитателей философа Перегрина. Поклонники киника бичевали себя уже, можно так выразиться, из соображений идеологии.

 

По-видимому, следующими, кого следует упомянуть в этом ряду, были флагелланты — дословно «бичующиеся». Эта христианская секта возникла в Италии начала XIII века и в 1349 году была объявлена еретической.

 

Питательной средой для течения стала городская беднота, на которую воздействовали взгляды некоторых францисканцев-спиритуалов. Кроме отрицания индульгенций и культа святых в основе вероучения флагеллантов центральной идеей стало ожидание скорого конца света и стремление к покаянию. Покаяние производилось путём самобичевания и «крещения кровью». Вслед за францисканцами бичующиеся вели аскетический и странствующий образ жизни, отвергая накопление церковью богатств, ношение роскошной одежды и т.д. Показательно, что их идеи оказались на редкость заразительными, за короткое время приобретя характер эпидемии. Известно, например, что в 1249 году почти все население Перузы под влиянием их проповедей было охвачено манией покаяния. Северная Италия была заполнена процессиями, в которых участвовали десятки тысяч кающихся, ходивших босыми и раздетыми, бичуя себя плетьми.

 

Конечно, это был классический случай массового психоза, погружения большой части населения в состояние изменённого сознания.

 

Учение флагеллантов было ориентировано на близкую смерть и вызвало волну самотерзаний. По-видимому, произошла активизация мифологического мышления, увязывающего вместе смерть и саморазрушение. Мы можем предполагать: последователи Перегрина во II в. н.э. интуитивно ощущали близкую гибель античного мира, что вызвало у них сходную реакцию.

 

А зачем терзают свою плоть сегодняшние флагелланты и прочие экстремалы? Может быть, они тоже боятся конца света?

 

Как мы знаем, есть все резоны дать положительный ответ на последний вопрос. Слишком многие футурологи предрекают в наши дни близкий конец человечества: из-за техногенных катастроф, глобального потепления, невиданных эпидемий, перенаселения, космических пришельцев и т.п.

 

Конечно, к прогнозам учёных следует относиться с вниманием. Но как часто такие высказывания напоминают пророчества кухарки

(191/192)

профессора Преображенского Дарьи Петровны: «28 ноября 1925 года, в день преподобного мученика Стефана земля налетит на небесную ось...» Кстати, булгаковском в «Собачьем сердце» речь шла о манипуляциях с телом и создании нового существа...

 

Теперь, какова же альтернатива, позволяющая человечеству отказаться от самоповреждений перед лицом близкой смерти?

 

Как ни банально звучит, это философия гуманизма, то есть, согласно определению, рефлектированный антропоцентризм, исходящий из человеческого сознания и имеющий своим объектом ценность человека. Впервые возникнув в античную эпоху, гуманизм предполагал высшее культурное и нравственное развитие человеческих способностей в эстетически законченную форму в сочетании с мягкостью и человечностью. Заметим, это была эра всеобщей грамотности свободных граждан Римской империи.

 

XIV век, покончивший с учением флагеллантов, стал началом новой волны европейского гуманизма, подготовившей эпоху Возрождения.

 

Мы не будем говорить о культурных достижениях в эпоху Ренессанса, они и так очевидны. Важнее другое: чем больше расширялись географические и исторические познания европейцев, тем больше интереса они испытывали к традициям «варварских» культур во вновь открываемых колониях и в собственном прошлом.

 

Здесь характерен пример Англии времён Елизаветы I, Шекспира, Марло — высшей точки английского Возрождения, связанной с письменной культурой. Публикации 80-90-х годов XVI века открыли перед современниками мир аборигенов Вирджинии. Были опубликованы рисунки Джона Уайта, изображавшие алгонкинов. Участник французской экспедиции во Флориду (1562-1565 гг.) Жак Ле Мойн де Марке, будучи гугенотом, бежал в Англию после Варфоломеевой ночи и только там сумел опубликовать гравюры, изображавшие татуированных туземцев (Fleming, 2000).

 

Когда наследником английского престола стал король Шотландии Яков VI, этот факт вызвал активную реакцию в среде тогдашних британских историков, занявшихся поиском общих корней двух народов. Антиквар Уильям Кэмпдон обратился, по традиции, к античным источникам и «заново открыл» тексты, посвящённые обычаю пиктов татуировать себя. В «Истории Великой Британии» (1611), написанной Джоном Спидом, изображение татуированной кельтской женщины уже украшало обложку... (Рис. 6.4)

(192/193)

Рис. 6.4. Юная дочь пиктов.
Фрагмент рисунка Жака Ле Мойн Де Марке (1585-1588),
Йельский Центр Британского Искусства, Нью Хевен.

(Открыть Рис. 6.4 в новом окне)

(193/194)

 

Так забытое прошлое стало видеться образованным европейцам утраченным раем. Не правда ли, это похоже на современное восприятие некоторых этнических традиций?

 

Этнические мотивы. Да здравствуют кельты и японцы!   ^

 

Если говорить о «этнических татуировках», далеко не всегда они имеют в своей основе твёрдые исторические обоснования. Это можно сказать об одном из самых популярных направлений — нанесении на кожу кельтских орнаментов. Как мы уже отмечали во второй главе, долгое время признанные исследователи древней культуры островных кельтов скептически относились к татуировкам, якобы распространённым среди них, несмотря на сообщения греческих историков и знаменитых римских полководцев. В крайнем случае, признавалось, что кельты индоевропейского происхождения могли позаимствовать традицию расписывать своё тело от более древнего аборигенного населения островов, частично истреблённого, частично ассимилированного воинственными пришельцами. Специалисты по кельтам несколько дрогнули после открытий замерзших скифских мумий в горах Алтая. Судя по всему, скифы, так же как и древние жители Синьцзяня, чьи татуированные мумии нашли позже в пустыне Такламакан, были индоевропейцами, как и кельты. Но так ли это важно для адептов современного этнического стиля? Они хотят, чтобы древние кельты были татуированы, и они делают себе наколки в этническом стиле так, как они себе это представляют.

 

Так уж получилось, но уже как минимум второй раз за недавнюю историю человечества начало века совпадает с оживлением интереса к традициям дальневосточных культур. Если в начале XX века этот интерес привёл к повсеместному распространению ширм и бумажных вееров, то в XXI веке — в центре внимания ирэдзуми и живописная традиция юкийо, характерная для периода Эдо (1603-1868). Казалось бы, оба вида изобразительной деятельности существовали независимо друг от друга долгие столетия. Но только сейчас специалисты обратили внимание на изображения татуировок в «картинах текущего мира» (Takahiro Kitamura, 2003).

 

Они помогают изучать стилистику прежних татуировок и обогащают современную традицию. Многие картинки запечатлели знаменитых актёров с телами, разукрашенными цветущей сакурой, драко-

(194/195)

Рис. 6.5. Рисунок Утагава Кунисада (1786-1865),
изображающий знаменитого актёра.

(Открыть Рис. 6.5 в новом окне)

(195/196)

нами, разнообразными растительными орнаментами и более сложными мифологическими сюжетами. (Рис. 6.5)

 

Мы уже говорили об основных сюжетах японских татуировок, а в предыдущей главе упомянули о распространённости их у якудза. Но, оказывается, архетипическая «разбойничья идея» сыграла в возникновении ирэдзуми у японцев куда большую роль. Знаменитый востоковед и писатель, автор детективов про судью Ди, Ван Гулик считал, что на простых жителей Японии повлияла популярная новелла «Суикодэн», заимствованная у китайцев и опубликованная в 1757 году. История 108 воинов стала очень востребована горожанами эпохи Эдо, во многом благодаря красочным татуировкам, а многочисленные художники и артисты стали подражать благородным эпическим разбойникам, нанося ирэдзуми.

 

Популярные искусства эпохи Эдо — театр Кабуки, юкийо (печать картинок с помощью резных деревянных дощечек) и ирэдзуми — оказали друг на друга большое влияние. Актёры Кабуки даже изобрели специальный костюм для выступлений, телесного цвета, но покрытый полной имитацией ирэдзуми. Они не могли носить постоянную татуировку, им ведь приходилось перевоплощаться в разных героев. Современный театр Кабуки провозглашён национальным достоянием, и традиция ношения костюмов с татуировкой продолжается. Когда юкийо после столетней изоляции японцев в последней трети XIX века попали на Запад, они оказали большое воздействие на европейскую школу живописи, прежде всего, на импрессионистов. Всё японское было настолько модно и воспринималось так позитивно, что наследник русского престола, будущий царь Николай II, путешествуя по Дальнему Востоку, захотел получить на память ирэдзуми. Однако он не знал, что в то время в Японии татуировка воспринималась как привилегия неаристократических классов.

 

Возрождение архетипа.   ^

 

До сих пор, обсуждая современное состояние вопроса, мы говорили об экстремальных группах. Но есть большое число не столь экстравагантных людей, которым всё ближе становится идея нанесения татуировки. По данным американских социологов, сегодня из взрослых жителей США татуирован каждый седьмой. При этом среди опрошенных в возрасте 40-56 лет татуирован каждый десятый, а среди тех, кому 25-34 года — уже каждый третий (http://tattoo.by/tattoo/american_tattoo.html).

(196/197)

 

А как обстоит дело в России? Для того, чтобы составить об этом представление, мне пришлось предпринять небольшое самостоятельное исследование 1[4] В отличие от Виктории Питтс, я столь же намеренно не стала обращаться к представителям маргинальных субкультур и завсегдатаям тату-салонов. Социологический опрос по разработанной мною анкете был проведён в конце 2004 — начале 2005 гг. преимущественно среди студентов двух столичных гуманитарных вузов (Государственного Университета Гуманитарных Наук и Российского Государственного Гуманитарного Университета). Рассмотрим данные по двум выборкам отдельно.

 

Среди первокурсников ГУГНа на вопрос о наличии татуировок и пирсинга ответил положительно каждый пятый, или 20% опрошенных. Мы придавали большое значение характеристикам этой группы, поскольку её суммарный возраст в большей степени соответствовал гипотетическому возрасту прохождения обрядов посвящения в обществе традиционной культуры: 60% опрошенных в возрасте 17 лет, 20% — 19 лет, 20% — 20 лет.

 

Количество молодых людей в выборке с татуировками и пирсингом несколько преобладало над количеством девушек (соответственно, 60 и 40 процентов). Мысль сделать наколку посещала юношей впервые в 13, 17 и 18 лет, по словам респондентов, это решение было принято самостоятельно (33,3%) или под влиянием друзей (66,7%). Первая татуировка или пирсинг были ими сделаны от 13 до 18 лет. У юношей татуировка чаще локализована на ногах (100%), в половине случаев к этой татуировке добавляется маркировка предплечья. В 100% случаев пирсинг затрагивал хрящ уха, в 50% к нему добавлялась перфорация мочки и правой брови.

 

Ответы респондентов на группу вопросов, позволявших выявить мотивацию, наиболее неотчётливы. Наколки и пирсинг наносятся «просто так», впрочем, нашёлся человек, считающий, что татуировка в японском стиле «символизирует его жизненные предпочтения».

 

В то же время можно предполагать, что тату и пирсинг у молодых людей этой группы преследуют характер демонстрации. Об этом свидетельствует нанесение рисунка тигра, символизирующего, по мнению респондента, силу; то, что татуировка, не говоря уже о пирсинге, чаще затрагивает открытые места тела. Вместе с тем, юноши

(197/198)

не обязательно считают, что татуировка и пирсинг улучшают их внешний вид (формально 66% — «за»). Один респондент, ответивший на этот вопрос положительно, в другом месте анкеты признался: он не считает, что татуировка и пирсинг повышают привлекательность её обладателя. Зато «татуировка (пирсинг) помогает выделиться из толпы» (33,3%), «повышает социальный статус» (66,7%), помогает «чувствовать себя другим человеком» (33,3%). Но есть и такие юноши, которые считают, что нанесение наколки не несёт никаких личностных изменений и социальных последствий (33%). Вообще, опрошенные студенты живут в толерантной среде. Их выбор положительно оценили друзья (66,7%), безразлично — родственники (100%) и отрицательно — преподаватели (33%).

 

Первокурсницы впервые захотели сделать татуировку в 16-18 лет и реализовали это желание в 17-18 лет. Татуировка нанесена на пояснице (50%), на плече (50%), пирсинг — на левой брови (50%). Ношение обычных серёжек не будем считать показательным в силу распространённости этой скорее декоративной традиции. Хотя и здесь может быть важен возраст перфорирования мочки уха (5 и 17 лет) 1[5] Девушки принимали решение самостоятельно, без влияния со стороны друзей, о котором они хотели бы сообщить. Их стремление также демонстративно в своей основе: татуировка почти никогда не закрыта одеждой (если только речь не идёт о зиме). В сюжетном отношении встречены растительный орнамент и имя друга на японском языке. Соответственно, можно предположить, что в выборе девушек преобладали романтика и стремление украсить себя. Восприятие татуировок и пирсинга позитивное со стороны друзей и безразличное со стороны родителей.

 

Выборка, полученная в опросе, произведённом на базе РГГУ, несколько отличается по своему составу и более разнородна, к тому же она постарше. Опрошенные молодые люди имели неполное или законченное высшее образование.

 

Возраст юношей варьировал от 21 до 26 лет. Они приняли решение сделать татуировку самостоятельно (100%), в возрасте 13 (25%), 17 (25%) и 18 (50%) лет. Реализовать желание сумели впервые в 18

(198/199)

и 19 лет (по 50%). Иногда наколка была получена во время службы в армии (25%). Идея сделать пирсинг уха возникла и была реализована в 16 лет (25%). Татуировки в 100% случаев локализованы на руках (2/3 назвали плечо, 1/3 — запястье); временами, что неудивительно в нашем климате, они бывают скрыты одеждой.

 

50% признались, что делали наколки для улучшения внешнего вида, но встречались и другие объяснения: «в дополнение общего стиля», «для собственного удовольствия». Позитивные последствия для своей жизни прослеживают 75%; 25% придерживается мнения об отсутствии влияния татуировок на свою жизнь, в то же время 50% опрошенных вместе с положительными усматривают отрицательные моменты в нанесении татуировок. «Чувствуют себя другим человеком» с наколкой и пирсингом двадцать пять процентов; встречена и такая формулировка: «преодолел сомнения в собственном самоопределении». Хотя, по их мнению, отношение окружающих к ним не изменилось или даже стало лучше (50%), половина юношей упоминают негативное отношение родных и близких к самой процедуре.

 

У половины опрошенных в сюжетах татуировок присутствуют этнические мотивы, причём вновь доминирует Япония. Встречены растительные орнаменты, рисунки в стиле Hi-tech и даже тараканы и черви. Отвечая на вопросы о возможной символике, респонденты упоминали «знаки войны», «жизнеспособность», «любовь к морю», но половина юношей заявила, что их татуировки ничего не означают.

 

Сравнивая две исследованные юношеские группы, не трудно заметить, что первокурсники более откровенны. Они ещё не стесняются признаться во влиянии со стороны друзей, в то время как молодые люди постарше настаивают на своей самостоятельности. Кроме того, в оценках первокурсников больше преобладают демонстративные мотивы. Они, безусловно, преобладают и у юношей постарше, но подсознательно вытесняются более солидными объяснениями. Несмотря на нейтральные или положительные ответы о влиянии наличия татуировок на социальный статус, у молодых людей постарше растёт понимание негативного восприятия этих действий со стороны окружающих.

 

Группа девушек, опрошенных на базе РГГУ, наиболее многочисленна и разнородна в возрастном отношении — от 18 до 27 лет. 36,4% девушек моложе 20 лет, 63,6% — старше двадцати.

 

Желание сделать татуировку возникло в 15 (27%), 16 (36,4%), 18 (18,2%), 20 (9,1%) лет и в 22 (9,1%) года. 27% признались, что сделали татуировку под влиянием друзей.

(199/200)

 

Локализация татуировок: спина (40%), живот (10%), ноги (20%), плечо (20%), предплечье (10%). У тех, кто имеет татуировки, пирсинг не столь популярен — только у 27%. Локализация пирсинга (за вычетом традиционных серёжек) — язык (33,3), пупок (66,7).

 

Если выбран этнический мотив, доминирует «Китай» (50%), встречены «Япония» (25%) и «кельты» (25%). Присутствуют растительные орнаменты (их популярность наиболее высока), изображение молнии, инициалы любимого человека; появляются нетипичные для юношей персонажи: «бабочка» и «заяц». Рисунки символизируют «молодость», «красоту», «вечную дружбу», «удачу», «пламя», «воду», означают «собственное имя на китайском языке», «просто нравятся».

 

Последствия для жизни: «чувствую себя другим человеком» (27,3%), никаких (27,3%), позитивные (45,5%). Признают, что их действия встретили отрицательную реакцию, немногие (18,2%).

 

И, наконец, «методом снежка» в рамках нашего исследования было опрошено несколько взрослых индивидуумов, выделявшихся из московской летней толпы явным наличием у них татуировок на открытых частях тела.

 

Мужчина, 45 лет, предприниматель с высшим образованием.

 

Получил татуировку в 20 лет, на память о каком-то событии (скорее всего, в армии, точнее, на флоте). Татуировка на плече, обычно закрыта одеждой, изображает представителя семейства кошачьих. Последствия для жизни в результате нанесения татуировки оценивает как негативные. Татуировка, по его словам, символизирует военно-морской корабль и флаг. Друзья, знакомые, родные отнеслись к наколке отрицательно, но отношение их к носителю татуировки не изменилось. Считает, что это способ выделиться из толпы, но не считает шрамирование, татуировку или пирсинг знаком привлекательности.

 

Женщина, 40 лет. Образование среднее. Профессия — повар.

 

Захотела сделать татуировку в 25 лет, самостоятельно. Первую нанесла в 31 год, вторую — в 38 лет, третью — в сорок, у частного мастера. Во всех случаях — на память о каком-то событии или человеке. Локализация — спина, грудь, плечо. Обычно наколки закрыты одеждой. После этого чувствует себя другим человеком. На вопрос, этнические мотивы какой страны были выбраны для

(200/201)

рисунка, ответила «Россия». Наколки символизируют «мои пристрастия». Ответы на группу вопросов о социальных последствиях противоречивы. Отмечает повышение своего социального статуса после нанесения татуировок и одновременно отрицательное отношение к татуировкам друзей, знакомых, родных. Мало того, на прямой вопрос: «Изменилось ли их отношение к Вам?» получен ответ: «Пренебрежительное отношение». Считает, что татуировка — способ выделиться из толпы, повышающий привлекательность её обладателя.

 

Женщина, 41 год. Образование высшее. Сфера деятельности — управление.

 

Мысль сделать татуировку возникла в 30-31 год, самостоятельно, была реализована в 32 года. Татуировка нанесена в задней части туловища, в виде ящерицы. Мотивировка: нравится внешний вид. Изображение символизирует силу, вечность и огонь. Не оказала никакого влияния на социальный статус. Друзья, знакомые, родные восприняли её положительно, их отношение не изменилось. Не считает, что это способ выделиться из толпы. Полагает, что татуировка, шрамирование или пирсинг повышают привлекательность своего владельца.

 

Отчётливо видно, что пик желающих сделать татуировку или пирсинг совпадает во всех молодёжных подгруппах со сроками завершения полового созревания, у некоторых реализация этого намерения бывает отсрочена (по-видимому, из-за скрытого негативного отношения родителей), но, как правило, происходит до 20 лет. Создаётся впечатление, что у юношей нанесение татуировок или пирсинга носит более демонстративный характер, чем у девушек. Тематика предпочитаемых ими изображений больше говорит о стремлении утвердиться, показать силу, изжить неуверенность. То есть в определённом смысле татуировка молодых людей напрямую связана с понятием агрессивности. У девушек всё спокойнее: локализация наколок не столь демонстративна, доминируют чисто декоративные или романтические мотивы. Примечательны отличия в отношении к татуировкам, наблюдаемые у взрослых респондентов. 2/3 сорокалетних оценили восприятие окружающими их татуировок как негативное (кстати, не исключено, что этим людям нанесли наколки в момент, когда они принадлежали карцерным группам). При этом только у взрослого, обра-

(201/202)

зованного, успешного мужчины встречено признание отрицательной роли наколки в его жизни. Больше никто из опрошенных в таких настроениях не признался. У взрослой женщины с высшим образованием на первом плане стоял вопрос собственной привлекательности, сопряжённый с декоративно-позитивным восприятием татуировки.

 

*

 

Человек, органически включённый в контекст письменной культуры (по Лотману), а именно к такой категории относятся опрошенные нами студенты гуманитарных вузов 1[6] должен априори отвергать любые способы создания мнемонических знаков на теле. Тем не менее, мы наблюдаем противоположную картину — явную активизацию идеи манипуляций со своим телом.

 

Можно было бы предположить, что студенты-гуманитарии, преимущественно будущие историки, ищут таким визуальным способом свою аутентичность, опираясь на исторически апробированные образцы поведения. Но это слишком сложно, к тому же мы наблюдаем явление татуировок повсеместно и не только у лиц, отягощенных избыточным гуманитарным знанием.

 

Ещё одна интерпретация, сугубо декоративная: так модно, так престижно в определённых кругах. Но являются ли все современные татуировки языком общения?

 

Тут можно вспомнить одну аналогию. В XVIII веке, который трудно упрекнуть в недостаточной приверженности идее письменной цивилизации хотя бы потому, что он назван эпохой Просвещения, в салонном, светском общении огромное значение приобрёл «язык мушек». Небольшие метки на лице воспринимались как эмблемы, поскольку определённая локализация соответствовала вполне конкретной фразе. Конечно, мушки можно было менять местами, в этой подвижности было их главное достоинство и принципиальное отличие от татуировок. В этом смысле Н.Н. Миклухо-Маклай, уподобивший некоторые аборигенные татуировки мушкам европейских дам, по-видимому, ошибался. Скорее их надо было сравнивать с родинками.

 

Зачем дамы и кавалеры XVIII века, вольтерьянцы и вольтерьянки, наклеивали на лица мушки? Ведь, невзирая на все условности, они могли обмениваться письмами или, в конце концов, просто поговорить. Конечно, мушки — это была игра. В ней можно усмотреть отголоски

(202/203)

карнавальной культуры. Но в основе карнавала лежит слишком много сакрального и архетипического. Поэтому пышный расцвет визуального языка мушек в письменный век великих европейских философов вполне может быть назван подсознательной игровой компенсацией на избыточное количество интеллектуальных текстов, внезапно хлынувших в сознание грамотного европейского человека.

 

Двадцатый и двадцать первый века по количеству суммарной информации, обрушиваемой на рядового горожанина, выходят за рамки нашего предшествующего развития. Речь идёт даже не о быстрой смене культурных стереотипов, а о самом характере поступающей информации. Письменная культура сдаёт свои позиции перед лицом сперва телевизора, потом — компьютера. Впрочем, характер сведений, которые преобладают, пока соответствует письменной традиции: мы больше обращаем внимание на происшествия, чем на обыденность. Но есть отличия: новое всё чаще поступает к нам не через написанное слово, а через картинку в телевизоре. Интенсивность использования зрительного канала общения резко возрастает. Но, в отличие от абстрактных букв, которые надо ещё уметь сложить в слова и фразы, чтобы получить нужный нам образ, видеоряд активизирует буквальное восприятие действительности. Отсюда «комиксовое», или «клиповое», сознание многих современных людей. Если человек с детства не приучен много читать, подобный тип восприятия ему гарантирован. Хорошо это или плохо, не нам судить. Но это закономерно в той ситуации, в которую поставлено современное урбанизированное человечество.

 

Когда я написала этот текст, мне случайно попалась статья в «Огоньке», посвящённая современному падению грамотности. Автор приводит мнение специалистов с кафедры практической стилистики русского языка (факультет журналистики МГУ). Если судить по письменным работам абитуриентов и студентов, произошло коренное перераспределение грамотности. Раньше относительно грамотных было от половины до двух третей будущих журналистов. Теперь совершенно неграмотны процентов семьдесят, и только остальные тридцать умеют как следует писать и говорить (Быков, 2005).

 

Итак, мы можем предположить, что внезапная реанимация идеи татуировок, охватившей немаргинальные слои населения, связана с ослаблением позиций письменной культуры. Таким образом, на распространение татуировок косвенно повлияли технические достижения, меняющие способ передачи информации, стрессы, воздействующие на жителей больших городов.

(203/204)

 

Но прогнозировать развитие ситуации мы не будем. Дело в том, что письменная традиция в истории своего появления слишком тесно связана с процессом урбанизации (Древний Восток, античный мир, Китай). А современная нам цивилизация как раз и строится на гиперразвитии городов. Так что не исключено, что из противоречивых тенденций возобладает магистральная, и татуировки вновь станут уделом немногочисленных общественных группировок.

 

Элитарные развлечения.   ^

 

Приступая к работе над этой книгой, я и не предполагала, что встречу отголоски туземных практик востребованными представителями современной элиты, условно говоря, наиболее образованной и высокооплачиваемой частью населения. Но действительность, как это часто бывает, превзошла ожидания. Приведу только один пример.

 

В наше время совершенно неожиданно возрождаются некоторые совершенно архаические способы украшать себя, такие, например, как инкрустация зубов, больше подобавшая индейцам доколумбовой Америки. Сейчас в гламурных кругах Москвы не вызывает удивления вкрапление в зубы стразов или сапфиров. Есть стоматологические клиники, предлагающие услуги на рынке декорирования.

 

Современные опасности.   ^

 

Говоря о современном буме татуировок, было бы нечестно не упомянуть о тех опасностях для здоровья, которые подстерегают любителей этой моды. Во-первых, это инфекции. В XX веке человечество открыло для себя такие заболевания, как синдром приобретённого иммунодефицита (СПИД), кроме того, активизировались крайне опасные формы гепатита. Вдобавок, есть такие инфекции, как столбняк или туберкулёз (тоже активизировавшийся, особенно в нашей стране). Использование многоразовых инструментов или недостаточная дезинфекция в момент нанесения татуировки создают огромную угрозу заражения. Кстати, Американская Ассоциация банков крови и Красный Крест не принимают кровь от доноров с татуировками, сделанными менее года назад. Если не применять ДНК-тестирование, только через год станет более или менее ясно, заразились вы СПИДом в результате татуирования или нет.

(204/205)

 

К тому же сама операция представляет собой ощутимый удар по иммунной системе человека. Представьте себе, капельки чернил внедряются под кожу. Обычно наше тело отторгает чужеродные вкрапления при помощи лейкоцитов, поглощающих подобные частицы. Но клетки-лейкоциты меньше по размерам частичек пигмента, поэтому они не могут с ними справиться. А теперь допустим, что в иммунной системе уже существует напряжение, возникшее под воздействием неблагоприятных экологических условий (к сожалению, такова среда наших крупных городов и не только). Тогда татуировка может выступить катализатором самых серьёзных патологических процессов, включая онкологические заболевания лимфатической системы и крови. К несчастью, уже известны клинические данные о связи татуировки с развитием лейкемии и лимфогранулематоза.

 

А как же, спросите вы, древние люди или аборигены тихоокеанских островов? Ведь они покрывали всё тело наколками и раком крови не болели?

 

Во-первых, мы не можем установить всех последствий татуирования в древнем мире. Может быть, кто-то такого воздействия не выдерживал, не случайно оно считалось опасным и производилось в момент посвящения. Во-вторых, вплоть до XX века, открывшего антибиотики и прочие интенсивные способы лечения, люди вообще жили относительно недолго, и отсроченные негативные эффекты не успевали обнаружить себя. В-третьих, надо признать, что наши предки были закалённее, выносливее и здоровее нас. Может быть, потому, что они были ближе к природе, а ещё потому, что сама природа не была отравлена антропогенным воздействием.

 

Чтобы уберечь здоровье людей от негативных последствий татуировок, медицинские эксперты Европейского Союза даже озаботились разработкой предупредительной директивы, которая будет призвана регламентировать иглы, красящие субстанции, а также рисунки и места тела, куда их можно наносить. Это не просто бюрократическая акция. Сам факт обращения политиков к этой теме говорит о масштабах проблемы.

 

В общем, собираясь в тату-салон и выбирая рисунок татуировки, оцените ещё раз все риски и подумайте: а надо ли это вам?

 


 

[1] 1 Панки всегда интересовались этническим стилем, и их знаменитая причёска позаимствована у североамериканских индейцев, где она известна под названием «могавк».

[2] 1 Это движение всесторонне исследует, каким ограничениям и насилию подвергается женское тело в патриархальном обществе, и предлагает свои рецепты обретения свободы.

[3] 2 Спиритуалисты Новой Эпохи (New Age) тоже обсуждают угнетение тела западной патриархальной религиозной традицией. Кроме того, они не признают систему контроля и доминирования над телом со стороны западной медицины и обращаются к восточным практикам.

[4] 1 Я пользуюсь случаем принести глубокую благодарность моим добровольным помощникам, и прежде всего, Т.Ю. Шведчиковой.

[5] 1 Интересно, я сама проколола уши в 16 лет, перейдя в выпускной класс. Насколько я теперь вспоминаю, руководствовалась не столько декоративными соображениями. У нас в доме и серёжек-то не было. Просто почему-то было необходимо это сделать.

[6] 1 В ответах на нашу анкету встречались грубые грамматические ошибки, что, впрочем, ещё не означает непросвещённости респондентов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / Содержание