С.Г. Кляшторный
Древнетюркские племенные союзы
и государства Великой Степи.
// С.Г. Кляшторный, Д.Г. Савинов. Степные империи Евразии.
СПб: Фарн. 1994. С. 8-91.
Памятники письменности Центральной Азии и Сибири
в раннем средневековье.
В VI-VII вв. тюркоязычные племена Центральной и Средней Азии, входившие в состав Тюркского каганата, а также западно-тюркские племена Нижнего Поволжья, Подонья и Северного Кавказа, создавшие Хазарское государство, уже пользовались собственным письмом. Очевидно, необходимость в письме возникла из нужд административной и дипломатической практики, из нужды фиксации государственных актов и государственной традиции; определённую роль могли играть и религиозные мотивы.
Иноземные источники сообщают о деревянных дощечках, на которые у тюрков наносились резы (знаки?) при исчислении «количества требуемых людей, лошадей, податей и скота». Вместе с тем, тюркские послы снабжались грамотами. Так, прибывший в 568 г. в Константинополь, ко двору Юстина тюркский посол, согдиец Маннах, привёз послание от кагана, написанное, как рассказывает византийский историк Менандр, «скифскими письменами».
О том, что это были за «письмена», можно судить по древнейшему сохранившемуся памятнику Тюркского каганата — Бугутской надписи из Центральной Монголии. Стела с надписью была водружена на кургане с захоронением праха Махан-тегина, брата и соправителя одного из первых тюркских каганов, Таспара (572-581), примерно через 15 лет после посольства Маниаха. Надпись сделана на согдийском языке; на одной из сторон стелы имелась также почти полностью уничтоженная эрозией короткая надпись на санскрите письмом брахми. Основной согдийский текст, к сожалению, сохранившийся не полностью, рассказывает о событиях первых тридцати лет существования Тюркского каганата, особенно подробно описывая заслуги Таспар-кагана. Из обращений к читателям видно, что согдийский текст был понятен в каганате достаточно широкому кругу образованных людей из верхов тюркского общества. Большое число согдийцев жило при дворах тюркских каганов: они были дипломатами и чиновниками, придворными и наставниками в грамоте, о чём прямо сообщают иноземные источники; они строили осёдлые поселения и водили торговые караваны в Китай, Иран и Византию с товарами, принадлежавшими тюркской знати. Их культурное влияние на тюрков было очень значительно; главным образом через согдийцев тюрки познакомились с достижениями древних цивилизаций Средней и Передней Азии.
Есть все основания полагать, что наряду с использованием согдийского языка, тюрки использовали согдийский алфавит для фиксации собственной речи. В те же годы, когда была воздвигнута Бугутская стела, на тюркский язык было впервые переведено и зафиксировано письменно буддийское сочинение (Нирвана-сутра) с целью пропаганды буддизма среди тюрков. Оно не могло быть записано на бумаге иным алфавитом, кроме хорошо известного тюркам согдийского.
(76/77)
Позднее этот алфавит, после некоторых модификаций, получил название «уйгурского», т.к. древние уйгуры пользовались им особенно широко в IX-XV вв. Но для письма на камне (так называемого «монументального письма») курсивный согдийский алфавит использовали редко.
В начальный период истории Тюркского каганата, не позднее первой половины VII в., на основе согдийского письма, дополненного несколькими знаками, сходными с древнетюркскими тамгами (родовыми символами), в тюркской среде возникло новое письмо. Оно состояло из 38 не сливавшихся между собой на письме знаков геометризованных очертаний и, в отличие от согдийского, было хорошо приспособлено для фиксации на дереве или камне (процарапыванием и резьбой). Новая письменность очень точно передавала фонетические особенности тюркского языка; так, большая часть согласных знаков имела два варианта написания, в зависимости от того, с каким гласным этот согласный употреблялся, мягким или твёрдым. В отличие от согдийского, это письмо позволяло ясно различать между собой знаки (в согдийском многие знаки писались сходно) и было значительно проще в употреблении иг заучивании.
Первоначально, древнетюркское письмо было открыто в долине Енисея, в 20-е гг. XVIII в., немецким учёным Д. Мессершмидтом, состоящим на службе у Петра I, и сопровождавшим его пленным шведским офицером И. Страленбергом. Они назвали письмо «руническим», по его сходству со скандинавским руническим письмом. Название, хотя и не совсем точное, оказалось удобным и закрепилось в науке. В 1889 г. русский учёный Н.М. Ядринцев открыл в Северной Монголии, в долине р. Орхон, огромные каменные стелы с надписями руническим письмом. Дешифровали и прочли найденные тексты датский учёный В. Томсен, который первый нашел ключ к алфавиту, и русский тюрколог В.В. Радлов, давший первое чтение надписей. По месту находки основных памятников письмо стали называть «орхоно-енисейским», а по другим признакам (язык и характер письма) его продолжают именовать древнетюркским руническим письмом. Самыми крупными памятниками рунического письма из всех найденных остаются памятники Северной Монголии, сосредоточенные главным образом в бассейнах рек Орхона, Толы и Селенги. Все они были воздвигнуты в эпоху второго Тюркского каганата (689-744 гг.) и Уйгурского каганата в Монголии (745-840 гг.). Наиболее известны памятники в честь Бильге-кагана и его брата, полководца Кюль-тегина, воздвигнутые в 732-735 гг. и памятник советника первых каганов второго Тюркского каганата, Тоньюкука, созданный вскоре после 716 г., ещё при жизни Тоньюкука (памятник написан от его имени). Все крупные памятники орхонской группы довольно однообразны по форме. Они содержат рассказ о жизни и подвигах их героев, излагаемый на фоне общей истории Тюркского государства, и сопровождаемый различного рода политическими декларациями. Надписи содержат очень богатый материал для изучения истории, идеологии и культуры древнетюркских племён и народностей, их языка и литературных приёмов.
(77/78)
Более ста пятидесяти памятников с руническими надписями обнаружено в долине Енисея, на территории Тувы и Хакасии. Большую их часть составляют стелы при погребениях древнетюркской знати, воздвигнутые в VIII-XII вв. Енисейские тексты значительно короче орхонских и носят характер эпитафий, оплакивающих и восхваляющих погребённых кыргызских бегов; однако, в отличие от орхонских, здесь крайне мало историко-политических сведений и описаний. Написаны памятники тем же древнетюркским литературным языком.
Мелкие и плохочитаемые надписи найдены на скалах Прибайкалья и верхнего течения р. Лены, где жило древнетюркское племя курыкан. Несколько мелких наскальных надписей и надписей на сосудах обнаружено на Алтае. Достаточно крупные тексты на бумаге найдены в Восточном Туркестане, где рунический алфавит до X в. использовался в Уйгурском государстве (IX-XIII вв.), созданном бежавшими из Монголии, после военного поражения от кыргызов (840 г.), токуз-огузскими племенами (главным из них были уйгуры).
На территории Средней Азии и Казахстана следует выделить две группы рунических памятников ферганскую (мелкие надписи на керамике, VIII в.) и семиреченскую (на территории Киргизии и Казахстана). Сюда относятся девять надписей на намогильных камнях валунах и наскальные надписи в ущелье Терек-сай (долина р. Талас), надписи на керамике, обнаруженные близ г. Джамбул, мелкие надписи или отдельные знаки на монетах и бытовых предметах, надпись на деревянной палочке (случайно обнаружена при горных работах в долине р. Талас), а также рунические надписи на двух бронзовых зеркалах из Восточного Казахстана, мелкая надпись на глиняном пряслице с Талгарского городища (близ Алма-Аты).
Все эти памятники созданы в Западнотюркском каганате и Карлукском государстве (VII-IX вв.); надписи на бронзовых зеркалах принадлежат кимакам. Наиболее загадочна надпись на деревянной палочке. Тип письма на ней очень отличается от орхоно-енисейского, но совпадает с письмом мелких надписей, обнаруженных в небольшом количестве на древней территории Хазарского государства — в Поволжье, Подонье и на Северном Кавказе, а также с письмом так называемых «печенежских» надписей на золотых сосудах, открытых при раскопках в долине Дуная (надписи Надь-Сент-Миклоша). Этот западный вариант рунического письма, несмотря на все попытки, всё ещё остаётся не расшифрованным из-за отсутствия сколько-нибудь крупных текстов. Быть может, таласская палочка указывает на древние связи между хазарами и Западнотюркским каганатом.
Вряд ли древнетюркское руническое письмо употреблялось где-либо после XI-XII вв. В Центральной и Средней Азии его потеснили сначала уйгурский курсив, а затем арабское письмо, распространившееся среди тех тюркских племён, которые приняли ислам.
Большие рунические тексты Монголии и Енисея являются не только важными историческими документами, но и выдающимися литературными произведениями. Особенно показательны в этом отношении два
(78/79)
самых больших рунических текста — надписи в честь Бильге-кагана и Кюль-тегина. Они написаны от имени самого Бильге кагана, хотя, как написано в конце текстов, их автором было другое лицо. Во всей средневековой тюркоязычной литературе, нет более блестящих образцов политической прозы, сохранившей традиционные формы ораторского искусства и обработанного веками устного повествования о деяниях богатыря.
Композиция обеих надписей совершенно аналогична; более того, значительные части надписей текстуально совпадают. Вводные строки памятников посвящены давним временам: «Когда вверху возникло голубое небо, а внизу — бурая земля, между ними обоими возникли сыны человеческие. Над сынами человеческими воссели мои предки!... Четыре угла света все были им врагами. Выступая в поход с войском, народы четырёх углов света они все покорили... Они правили..., устанавливая порядок среди кёков и тюрков, не имевших до того господина. Они были мудрые каганы, они были мужественные каганы, и их приказные были, надо думать, мудрыми, были, надо думать мужественными, и их дети и народ были единодушны, поэтому-то, надо думать, они и правили столь долго государством... После них стали каганами их младшие братья, а потом стали каганами их сыновья. Так как младшие братья не были подобны старшим, а сыновья не были подобны отцам, то сели на царство, надо думать, неразумные каганы, и их приказные были также неразумны, были трусливы. Вследствие неверности бегов и народа, вследствие обмана и подстрекательства обманщиков из Китая и их козней, из-за того, что они ссорили младших братьев со старшими, а народ — с бегами, тюркский народ привёл в расстройство своё до того времени существовавшее государство и навлёк гибель на царствовавшего кагана».
Так повествует Бильге-каган о создании и упадке, подъёме и крушении первого Тюркского каганата, время возникновения которого (середина VI в.) казалось в 731 г., когда ткался текст надписи, легендарно далёким. Традицию, сохранившую через два столетия память о минувших событиях, можно было бы назвать скорее эпической, нежели исторической, если бы за лаконичным текстом памятника не чувствовался отзвук больших общественных потрясений, а в размеренном ритме повествования не проступала столь отчётливо патетика политической декларации, прославляющей то новое социальное устройство, которое дали тюркам далёкие предки царствующего кагана. В той же ритмике изложены далее события, связанные с созданием второго Тюркского каганата, рассказано о подвигах Бильге-кагана и Кюль-тегина.
Божественная воля, проявлением которой является власть кагана, верность кагану бегов и народа, подчинение народа бегам, — таков лейтмотив идей, пронизывающих обе надписи. Как бы резюмируя преподанный своим слушателям и читателям урок истории, Бильге-каган подводит итог сказанному: «Если ты, тюркский народ, не отделяешься от своего кагана, от своих бегов, от своей родины... ты сам будешь жить счастливо, будешь находиться в своих домах, будешь жить беспечально!».
В этих строках ясно выражена сущность идеологии аристократической верхушки Тюркского каганата; в надписи настойчиво звучит требование
(79/80)
абсолютной покорности народа кагану и бегам — и вместе с тем весь текст памятников должен служить, по мысли автора, обоснованием и подтверждением этой идеи. Благополучие тюркского народа есть результат подчинения кагану, который вместе с бегами из своей ставки посылает войско в победоносные походы, награждая народ добычей и данью покорённых племён: «Их золото и блестящее серебро, их хорошо тканные шелка, их напитки, изготовленные из зерна, их верховых лошадей и жеребцов, их чёрных соболей и голубых белок я добыл для моего тюркского народа!».
В памятниках подчёркивается, что всё написанное — «сердечная речь» Бильге-кагана, его подлинные слова, высеченные по его приказу. Для того, чтобы тюркский народ помнил, как он, Бильге-каган, «неимущий народ сделал богатым, немногочисленный народ сделал многочисленным», чтобы тюркский народ знал, чего ему следует опасаться, а чему следовать, «речь» кагана запечатлена на «вечном камне»: «О тюркские беги и народ, слушайте это! Я вырезал здесь, как вы, беги и народ... созидали своё государство, как вы, погрешая, делились, я всё здесь вырезал на вечном камне. Смотря на него, знайте вы, теперешние беги и народ!».
Политическая декларация с немалой долей социальной демагогии, хвала и упрек прежним и нынешним поколениям, постоянные обращения и призывы к «слушателям», разнообразная палитра художественных приемов, речения и афоризмы эмоционально окрашивают и преобразуют стиль официального повествования, говорят о незаурядном литературном даровании автора текста, историографа и панегириста царствующей династии. Автором же, «начертавшем[-им] на вечном камне» «слово и речь» своего сюзерена был Йолыг-тегин, родич Бильге-кагана, первый названный по имени автор в истории тюркоязычных литератур.
Язык рунических надписей был в VII-X вв. единым и стандартным литературным языком, которым пользовались различные тюркские племена, говорившие на своих языках и диалектах огузы, уйгуры, кыргызы, кимаки и другие. Общий письменный литературный язык рунических надписей обладал стилистическим единообразием и устойчивостью образных средств, наиболее богато представленных в орхонских памятниках. Общность языка и литературного канона памятников указывает на тесные культурные связи древнетюркских племён и делают беспочвенными попытки рассмотрения памятников как языкового и литературного наследия какого-либо одного народа.
Древнеуйгурская письменность развилась, начиная с IX в., в городах Восточного Туркестана. Сами авторы называли язык, на котором они писали, «тюркским». И действительно, язык этих памятников, как литературный язык, явился прямым наследником языка рунических памятников, лишь незначительно отличаясь от него в грамматическом отношении. Однако, будучи широко использован в религиозных сочинениях, главным образом переводных, в юридической документации, отражающей новые формы быта тюркского населения Восточного Туркестана, этот язык получил дальнейшее развитие и
(80/81)
представлен большим богатством лексики, грамматических и стилистических форм. На территории Средней Азии и Казахстана древнеуйгурская письменность имела меньшее распространение, чем в Восточном Туркестане. Во всяком случае, её ранние памятники не сохранились, но известно об её употреблении и на этой территории по упоминаниям в документах, происходящих из Турфанского оазиса. Так, в одном из них рассказывается о манихейских обителях в Таразе (совр. Джамбул), где писались и переводились на тюркский язык сочинения духовного содержания. Известно, что манихейская разновидность древнеуйгурского письма — самая древняя и наиболее близкая к согдийскому прототипу. Вероятно, скриптории манихейских монастырей в Таразе существовали в VIII-IX вв. Сохранилась переписка (два ярлыка) уйгурских или карлукских князей на древнеуйгурском языке, относящаяся к X в., о событиях в долине р. Или; там упомянуто тюркское племя басмылов и пленники-согдийцы. Важно заметить, что в ярлыке, написанном от имени «правителя государства Бильге-бека», упоминается полученное им послание на согдийском языке, которое он «соизволил понять». Это свидетельствует о продолжающем бытовании согдийского языка и письма в тюркской среде.
Распространение согдийского письма в тюркской манихейской среде подтверждается двумя согдийскими надписями IX-X вв. на керамике, хранящимися в Джамбульском музее; в одной из них упомянут «архиерей Ширфарн», а в другой — «пресвитер Ильтаг». Ещё большее значение для истории тюрко-согдийских контактов в Семиречье имеют наскальные надписи в ущелье Терек-сай. Они относятся к X-XI вв., написаны на согдийском языке и содержат длинные перечни тюркских князей, посетивших долину. Надписи свидетельствуют, что даже в эпоху начавшейся исламизации тюркской знати в государстве Караханидов, она продолжала ещё сохранять согдийскую образованность и «языческие» имена.
Таким образом, в раннем средневековье на территории тюркских государств в Центральной и Средней Азии бытовало два вида древнетюркской письменности — руническая и курсивная (древнеуйгурская) и продолжала сохраняться появившаяся здесь ранее согдийская письменность. Несомненно, что письмом пользовались прежде всего верхние слои тюркского общества. Однако, наличие непрофессиональных рунических надписей, выполненных небрежно и без достаточных знаний орфографической традиции, как например, надпись на бронзовом зеркале из женского погребения в Прииртышье или на пряслице с Талгарского городища, показывает довольно широкое распространение рунического письма среди тюркоязычного населения Центральной и Средней Азии.
|