![Сообщения Государственного Эрмитажа. [Вып.] XXXIX. Л.: «Аврора». 1974.](/img/sge-039.jpg)
С.Г. Кляшторный, Е.И. Лубо-Лесниченко
Бронзовое зеркало из Восточного Туркестана
с рунической надписью.
Публикуемое зеркало [1] поступило в отдел Востока Эрмитажа в составе восточнотуркестанских коллекций. Точных сведений о месте его происхождения не сохранилось. Вероятнее всего, это случайная находка или покупка у местного населения, сделанная в начале века С.Ф. Ольденбургом или урумчинским консулом И.Н. Кротковым в районе Турфана. После очистки зеркала, проведённой в 1972 г., на нём выявилась выцарапанная по краю руническая надпись.
Зеркало шестидольное с шишкой-петлёй в центре. Орнаментальное поле заполнено шестью стилизованными шестилепестковыми цветками. Цветы двух
(45/46)
типов: с остроконечными и желобчатыми лепестками, расположены в чередующемся порядке.
Подобные зеркала при Тан (VII-X вв.) имели достаточно широкое распространение, хотя большинство известных нам аналогий из китайских, японских и западных каталогов не имеет ссылки на их происхождение. Нам известны семь зеркал с указанием места находки. Три из них происходят из провинции Шэньси [2] и по одному из Хэнани, [3] Чжэцзяна [4] и Кореи. [5] Фрагмент зеркала, близкого к публикуемому, был обнаружен Саяно-Шушенской экспедицией на юге Тувы. [6] На основании этих данных можно сделать предварительный вывод, что центр производства зеркал этого типа находился в Северном Китае.
Бронзовое зеркало. Оборотная сторона (инв. № ТУ-640).
Несколько больше можно сказать о декоре зеркала и его символике. Цветы с остроконечными лепестками определяются как цветы водяного каштана — лин (Trapa Natans) и с желобчатыми лепестками как цветы мальвы — куй (Malva Sylvestrus). [7]
Мальва в Китае издавна считалась цветком, связанным с символом ян, солнцем и активным жизненным началом. Это обстоятельство было вызвано тем, что цветы мальвы поворачиваются вслед за солнцем. На это указывает комментатор «Чжоули» (V-III вв. до н.э.) Ван Чжао-юй: «Трава куй сразу после произрастания стремится за солнцем и поэтому заслуживает почитания». [8] Эта же мысль выражена в «Хуай Нань-цзы» (III в. до н.э.): «Мудрец следует за дао, так же как цветок куй тянется к солнцу». [9] Подобно киновари, мальва занимала важное место в даоских рецептах достижения бессмертия, о чём свидетельствует «Священная книга Южного дворца горы Гоулоу» и «Лэй гун пай чжи». [10]
Помогая достижению бессмертия, мальва, по даоским представлениям, является также сильнодействующим оберегом, отгоняющим чертей и нечистую силу. Так, Су Гун сообщает, что она издавна употреблялась для усмирения нечисти и отпугивания чертей, а Чжэн Цюань считает, что мальва может избавить от жестокой лихорадки, злых духов, оборотней и подобных им сверхъестественных сил. [11]
Водяной каштан в качестве подобного мальве снадобья, дающего долголетие, и оберега упоминается во многих раннесредневековых письменных источниках. Сведения об употреблении водяного каштана в качестве эликсира бессмертия можно встретить в «Жизнеописаниях бессмертных — сян», в книгах Тао Хун-цзина, Цзя Сы-се, Цянь Сана, Дуань Чэнь-ши и других. [12] Су Гун, кроме того, добавляет, что употребление в пищу водяного каштана снимает отравление, производимое приёмом киновари. [13]
Подобно лотосу, водяной каштан произрастает в воде и, являясь выражением символа инь, он, по древним представлениям, умеряет действие огня. По этой причине, согласно «Фынсу тунъи», водяной каштан и лотос изображали на потолках дворцовых построек как оберег от пожаров. [14]
В связи с тем, что цветы водяного каштана имеют гладкую и блестящую поверхность, в древнем Китае они ассоциировались с зеркалом и, как говорит Цзя Сы-се, «изображая цветок водяного каштана с шестью лепестками, всегда имеют в виду зеркало». [15] Особенно часто эту связь между цветами водяного каштана и бронзовыми зеркалами можно видеть в стихах. Так, Юй Синь в «Оде о зеркале» говорит о магическом зеркале, которое «освещает стену, и на ней сами собой возникают цветы водяного каштана». [16] Сравнение пруда, заросшего водяным каштаном, с зеркалом можно видеть у Бо Цзюй-и [17] и многих других танских поэтов. С вышеупомянутыми цветами обычно связываются лопастные зеркала танского времени: имеющие, подобно публикуемому, закруглённые лопасти — с мальвой, а остроконечные лопасти — с водяным каштаном. [18]
Как форма зеркала, так и его орнамент свидетельствуют о разрыве с ханьской традицией: уничтожается деление зоны декора на внешнюю и внутреннюю, зооморфный орнамент сменяется растительным, появляются лопастные формы.
Слабая изученность танских зеркал не позволяет чётко определить временные границы бытования этого типа. Лопастные формы зеркал возникают в Китае, по-видимому, в VII-VIII вв. [19] Производство зеркал рассматриваемого типа началось в период Высокой Тан (650-750 гг.), что подтверждает находка подобного зеркала в могиле, датированной 670 г. [20] Сравнительная многочисленность этих зеркал и их широкое распространение свидетельствуют о достаточно длительном периоде их бытования.
Рунические знаки, высотой 7-10 мм, процарапаны слабыми штрихами вдоль кромки внешнего бортика оборотной стороны зеркала; часть знаков не сохрани-
(46/47)
Бронзовое зеркало. Прорисовка орнамента и надписи.
лась. Отчётливо читаются 1-8 и 13-15 знаки. Многочисленные царапины и выбоины поверх надписи и отсутствие повреждений, пересекаемых знаками, указывают на то, что зеркало сравнительно скоро после изготовления попало в ту среду, где имела распространение древнетюркская письменность.
Транслитерация: cqyqmyzs. . . o s
Текст: ас aqyqymyz . . . о us
Перевод: являй (нам) наши волнения! . . . племя (род). Замечания: aqyq (aqy) «течение, поток, волнение» — термин, специфический именно для буддийских текстов. В технической буддийской терминологии обозначает «волнение дхарм», «поток страстей» (калька санскритского srava, китайского lou), имеет также метафорическое значение: «непостоянство, изменчивость». [21] В контексте надписи на зеркале возможно и это последнее значение («открой нам наше непостоянство!»). Вне буддийских текстов в древнетюркских памятниках это слово не зарегистрировано. Палеографически надпись ближе к енисейскому варианту рунического письма, нежели к орхонскому, и совершенно отличается от дукта «рун на бумаге» из Восточного Туркестана. [22] До настоящего времени в этой области известно лишь пять рунических граффити. Одна, поверх фрески левой стены 8-го пещерного храма Дуньхуана, явно поздняя по дукту; сама фреска относится ко второй половине VIII в. [23] Четыре других надписи открыты Д.А. Клеменцем в одной из жилых пещер буддийского храма близ городища Яр-хото (Турфанский оазис). [24] Эти надписи, процарапанные по штукатурке, прочитаны В.В. Радловым, которым установлен явно буддийский характер граффити и идентичность их дукта енисейскому варианту руники. [25]
Как по конфессиональной принадлежности, так и по особенностям письма надпись на зеркале не отличается от граффити из Яр-хото. Тем не менее датировка и этническая атрибуция надписи на зеркале весьма сложны. Тюркские буддийские общины в Монголии и Восточном Туркестане появились не позднее второй половины VI в., [26] но лишь к X в. на территории Восточного Туркестана тюркский (уйгурский) буддизм становится господствующей религией, оказывая сильнейшее воздействие на северные тюркские племенные объединения. [27] Имеются свидетельства о существовании буддийской миссии среди кимаков [28] и кыргызов. [29] Последнее особенно интересно в связи с особенностями дукта восточнотуркестанских граффити.
Военное присутствие кыргызов в Джунгарии и Таримском бассейне во второй половине IX-X вв. отмечено разными источниками, однако, весьма вероятно, оно носило эпизодический характер и не завершилось их переселением на эти земли. [30] Следует иметь в виду, впрочем, что руническое письмо в его енисейском варианте широко представлено в эпиграфике Западной Монголии [31] и использовалось отнюдь не только кыргызами. Во всяком случае, мы можем засвидетельствовать, учитывая сравнительно позднюю датировку енисейских памятников, наличие в Турфанском оазисе в IX-XI вв. тюркоязычной буддийской общины, не идентичной уйгурской и, скорее всего, связанной с северными или северо-восточными соседями уйгуров.
Следует также отметить, что в настоящее время известно, вместе с издаваемым экземпляром, восемь зеркал с надписями: пять зеркал из Минусинской котловины и два — из Восточного Казахстана. Публикуемое зеркало дополнит, таким образом, небольшую коллекцию бронзовых зеркал музея с руническими надписями.
[1] Инв. № Ту-670. Диаметр зеркала 13 см, край отбит.
[2] Шэньсишэн чуту тунцзинь (Зеркала, обнаруженные в провинции Шэньси), Пекин, 1959, № 150 (на кит. яз.); Лян Шан-чунь, Яньку цзан цзин (Зеркала, хранящиеся в Яньку), т. 3, Бейпин, 1940, № 104-105 (на кит. яз).
[3] Лян Шан-чунь, указ, соч., № 106.
[4] Ван Ши-лунь, Чжэцзян чуту тунцзинь цюань цзи (Собрание зеркал, обнаруженных в провинции Чжэцзян). Пекин, 1957, № 51 (на кит. яз.).
(47/48)
[5] Тесэн косэки цзуфу, т. 9. Токио, 1929, с. 1167, № 3824 (на японском яз.).
[7] В. Gyllensvard, «A Botanical Excursion in the Kempe Collection», Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, No. 37, Stockholm, 1965, p. 173; Лян Шан-чунь. Указ. соч., № 104-105.
[8] Тушу цзичэн, т. 538, Шанхай, 1934, цз. 83, с. 3 (на кит. яз.).
[9] Tao, The Great Luminant, London, 1934, p. 167.
[10] Ли Ши-чжэнь, Бэньцао ганму (Основы фармакологии), т. 3. Пекин, 1958, цз. 19, с. 93-94 (на кит. яз.).
[11] Там же, с. 93.
[12] Тушу цзичэн, с. 30а-30б; Ли Ши-чжэнь, указ. соч., т. 5, цз. 39, с. 70; Дуань Чэнь-ши, Юан цзанцзу, Шанхай, 1937, цз. 19, с. 156.
[13] Ли Ши-чжэнь, указ. соч.
[15] Тушу цзичэн, с. 30а-30б.
[17] Бай сян шань цзи (Сочинения Бо цзюй-и). Пекин, 1958, т. 2, цз. 58, с. 21.
[18] Лян Шан-чунь, указ, соч., т. 3, № 104.
[19] В. Gyllensvard, Tang Gold and Silver, Stockholm, 1957, p. 46-47.
[20] Шэньсишэн чуту тунцзинь, № 150.
[21] G. Clauson, An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-century Turkish, oxford, 1972, p. 82-83.
[23] P. Pelliot, Les grottes de Touen-houang. Peintures et sculptures bouddhiques des époques des Wei, des Tang et des Song, t. I, Paris, 1920, pl. XVIII. Определением даты фрески мы обязаны
М.Л. Пчелиной.
[24] D. Klementz, «Turfan und seine Altertümer», Nachrichten über die von der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften zu St. Petersburg im Jahre 1898 ausgerüstete Expedition nach Turfan, H. l, St.Petersburg, 1899, S. 38, 47-48.
[25] W. Radloff, «Altuigurische Sprachproben aus Turfan», Nachrichten..., S. 80-83.
[26] S.G. Kljastornyj, V.A. Livsic, «The Sogdian Inscription of Bugut Revised», Acta Orientalis Hungarica, t. XXVI, 1972, fasc. 1, p. 79-81.
[27] A. v.Gabain, «Der Buddhismus in Zentralasien», Handbuch der Orientalistik, Abt. I, Bd. 8, Abschn. 2, Leiden, 1961, S. 506-509.
[29] L. Bazin, «Histoire et philologie turques», Annuaire 1970-1971. Chronique. Ecole pratique des hautes études, Paris, 1971, p. 375-378.
[31] Полевые наблюдения С.Г. Кляшторного.
|