Ю.С. Худяков

Кыргызы в Восточном Туркестане.

// Кыргызы: этногенетические и этнокультурные процессы в древности и средневековье в Центральной Азии. Материалы Международной научной конференции, посвящённой 1000-летию эпоса «Манас» 22-24 сент. 1994 г. Бишкек: 1996. С. 180-195.

По тексту с сайта kyrgyz.ru

Первые древние кыргызы упоминаются в китайских источниках в конце III в. до н.э. под названием гяньгунь (цзяньгунь), когда они были покорены вместе с племенами динлинов, хуньюев, цюйше и синьли.[1] Длительное время указание о расположении покоренных племен на «севере» от владений хуннов в Ордосе служило основанием для локолизации земель цзяньгуней в районе оз. Кыргыз-Нур, а динлинов — в Минусинской котловине.[2] Однако для такой локализации нет достаточных оснований. Судя по распространению памятников хуннской культуры, границы хуннской державы включали Ордос, Монголию, Забайкалье, Саяно-Алтай и Восточный Туркестан.[3] Более определённо говорится о районе обитания цзяньгуней в источнике, повествующем о событиях I в. до н.э. во время похода в Восточный Туркестан шаньюй северных хуннов «Чжичжи со своим войском атаковал усуней и разгромил их. Затем на севере от усуньских земель разбил (племя) уцзе сдались (ему). Подняв их войско, (Чжичжи) на западе разгромил цзяньгуней. К северу сдались динлины Объединив эти владения, (Чжичжи) неоднократно направлял свои войска против усуней и всегда побеждал их. В 7000 ли на восток от Цзянькунь находится ставка шаньюев, а в 5000 ли на юг — Чеши; Чжичжи и обосновался (в землях цзянькуней)».[4]

Известно несколько мест расположения ставок хуннских шаньюев. Ставка Дайлин располагалась к югу от гор Иньшань, напротив китайского пограничного округа Дай; ставка Лунчен — на берегу р. Хуанхэ.[5] По мнению Л.Р. Кызласова, ставка Бэйтин (Шаньюйтин, Лунчэн) находилась в долине р. Орхон, вблизи известного в средние века г. Хэдуньчэн.[6] Однако город Хэдунчэн находился в долине р. Эдзин-гол, к югу от Гоби: следовательно, третья ставка также могла находиться в долине Эдзин-гола. Владения Чеши находились в Турфане. По мнению Л.А. Боровкой , земли цзяньгуней должны были находиться к северу от восточных земель усуней, к западу от пустыни Дзосотын-Элисун, к северу от горного хребта Боро-Хоро, входящего в горную систему Тянь-Шаня.[7] Описание событий, в которых участвовал шаньюй Чжичжи, подтверждают, что в конце I тыс. до н.э. кыргызы обитали в Восточном Туркестане.

В ходе борьбы Чжичжи с усунями с ним вступил в союз правитель Канцзюй. «К цзяньгуням был немедленно отправлен гонец для переговоров с Чжичжи».[8] Шаньюй «заключил с ним союз и двинулся во главе войск на запад»,[9] где в землях канцзюев и погиб. Судя по этим данным, Восточный Туркестан является исторической родиной кыргызов — цзяньгуней.

В этих землях кыргызы продолжали обитать вплоть до середины I тыс. н.э. В источнике III в. н.э. сказано, что «владение Ганьгунь расположено северо-западнее Канцзюй. Отборного войска 30 тыс. человек».[10] Севернее Канцзюя, т.е. восточнее Гяньгунь находится владение Динлин. В источниках III в. до н.э. — III в. н.э. подчёркивается, что динлины и гяньгуни обитают на разных территориях. В источниках, описывающих события середины I тыс. н.э., кыргызы под названием «хэгу» упоминаются среди телеских племен (гаоцзюйских динлинов). Их местонахождение указано «на запад от Иу, на север от Яньци, по сторонам Байшаня» и «к северу от Яньци у белых гор».[11]

Традиция помещать земли гяньгуней в Восточном Притяньшанье, к северу от Карашара (Яньци), сохранилась вплоть до раннего средневековья, когда кыргызы уже обитали на Енисее. В источнике танского времени сказано: «Хагас есть древнее государство Гяньгунь. Оно лежит от Хами на запад, от Харашара на север, подле Белых гор».[12] «Владение Хагас некогда составляло западные пределы хуннов».[13] В середине I тыс. н.э. «жители владения Гяньгунь перемешались с динлинами».[14] Это могло произойти на территории Восточного Туркестана в период вхождения кыргызов (хэгу) в состав телесской конфедерации (гаоцзюйских динлинов), когда эти племена подвергались военному давлению со стороны жуань-жуаней. В начале V в. н.э. кыргызы (цигу) были покорены жуань-жуанями.[15] Жуань-жуаньские каганы вели частные воины, стремясь подчинить гаоцзюйских динлинов (теле).

В начале IV в. н.э. жуань-жуани «разбили динлинов», вернули свои прежние земли, впервые построили город, обнесенный внешними и внутренними стенами, и назвали его Мумочэн.[16] В течение последующих лет жуань-жуани неоднократно наносили поражения телесцам. Вероятно, в ходе жуаньско-телесских войн кыргызы были переселены в Минусинскую котловину, а во главе переселенцев был поставлен представитель васального рода Ашина — Цигу, который стал править на землях «между реками Афу и Гянь».[17]

Это могло произойти в середине V в.н.э., когда тюрки Ашина были поселены на «южной стороне Алтайских гор».[18] Памятники гянь-гуней остаются не выделенными. В VI в.н.э. кыргызы уже обитали на Енисее. С того времени на Минусинской котловине распространяются памятники кыргызской культуры.[19]

В VI-VIII вв. н.э. государство кыргызов на Енисее подвергалось неоднократным вторжениям войск тюркских, сейянтосского и уйгурских каганов. Кыргызы попадали в зависимость от каганов центральноазиатских государств. Границы кыргызской культуры не выходили за пределы Минусинской котловины.[20]

В 20-е годы IX в., воспользовавшись ослаблением уйгуров, восстали против Уйгурского каганата. В результате длительной войны в 840 г. уйгурское государство было разгромлено Кыргызские войска продвинулись в Монголию, доходили до Алашаня и южной Маньчжурии. Одним из основных направлений военных походов кыргызов в середине IX в. стал Восточный Туркестан, куда они устремились вслед за бежавшими уйгурами и другими телесскими племенами. Уйгуры появились в Восточном Туркестане еще в конце VIII в., в ходе войн с тибетцами. После крушения уйгурского каганата сюда переселилась большая группа телесских племен создавших Турфанское и Кучарское княжества.[21]

Весной 843 г. кыргызские войска совершили первый поход в Восточный Туркестан, заняв города Аньси и Бэйтин.[22] В 848 г. вождь одной из групп уйгуров Панлэ-тегин отвоевал Аньси и объявил себя каганом. В 866 г. телесские племена под предводительством Буку Чина заняли Бэйтин, Сичжоу и Луньтай.[23] Для восстановления своих позиций кыргызы совершили поход в Восточный Туркестан в конце IX в. во время похода кыргызские войска заняли города Пенчул и Аксу, а доходили до Кашгара.[24] В этот период кыргызы действовали в союзе с тибетцами. В 904 г. кыргызы совместно с тибетцами и тюрками Ли Кэюна вмешались в междоусобицу в самой империи Тан.[25]

Длительное время из-за слабой изученности археологических памятников Восточного Туркестана какие-либо материалы, связанные с пребыванием кыргызов на данной территории, не выделялись. В свое время автор отнёс к числу свидетельств пребывания кыргызов в Восточном Туркестане фреску из Кум-Тура, изображающую кыргызских воинов в момент нападания на один из восточнотуркестанских городов.[26]

Новые возможности для выделения материалов кыргызской культуры открываются при ознакомлении с музейными коллекциями и археологическими памятниками Восточного Туркестана. Такая возможность была предоставлена во время работы автора в составе экспедиции «Шёлковый путь» на территории Китая в 1990 г.[27] В музеях городов Даньхуан и Урумчи выставлены предметы вооружения и торевтики, характерные для кыргызской культуры IX-X вв. н.э.[28]

Среди них особый интерес представляет комплекс находок из памятника Вашися, расположенного в уезде Жоцян, в окрестностях оз. Лоб-Нор. В музее истории СУАР в г. Урумчи экспонируются несколько предметов из Вашися. Среди них железный черешковый наконечник стрелы. Он имеет плоское сечение пера, остроугольное остриё, пологие плечики, удлинённую шейку с упором, приостренный черешок. Подобные наконечники появляются у кыргызов и древних тюрок в конце I тыс. н.э. и распространяются у ценральноазиатских кочевников в начале II тыс. н.э.[29] Наконечник стрелы из Вашися покрыт платиной и не коррозирован. Подобная особенность присуща железным предметам из курганов кыргызской культуры, побывавшим на погребальном костре в процессе совершения обряда кремации.

Из Вашися происходит большая бронзовая сбруйная бляха сердцевиной формы. Сердцевидное поле бляхи окаймляет выступающий полукруглый бортик, с внутренней стороны которого имеется ряд сферических выступов. В нижней части бляхи выступ имеет форму трилистика. В ценре расположен второй, более узкий бортик, параллельный наружному. Он окаймляет фигуру в виде стилизованного цветка, свисающего лепестками вниз. Подобные бляхи были характерны для древних тюрок, кыргызов и кимаков.[30] Наиболее близкие аналогии бляхе из Вашися имеются в материалах кыргызской культуры из Минусинской котловины.[31]

Ещё одна находка из Вашися в музее г. Урумчи — бронзовая бляха-тройник, распределитель ремней. Она имеет округлую центральную часть, внешнее кольцо и три соединительные перемычки. В центре бляхи рельефом изображена в профиль сидящая водоплавающая птица с выступающим клювом, округлой головой, большим глазом и сложными на теле крыльями. Перемычки заканчиваются округлыми выступами, выходящими за диаметр кольца. На перемычках изображены бутоны цветов. Подобные сбруйные бляхи-тройники были широко распространены у кочевников, включая древних тюрок, кимаков и кыргызов, в конце I тыс.н.э.[32] Изображение водоплавающих птиц характерно для орнаментации кыргызской торевтики «эпохи великодержавия».[33]

Помимо находок, выставленных в экспозиции музея СУАР, из Вашися происходит еще несколько предметов торевтики, опубликованных в альбоме «Материальная культура древних народов Синьцзяна».[34] Среди них две удлинённые накладки с выступом на нижнем и фигурным вырезом на верхнем конце. Одна из них имеет прорезной орнамент, образующий вертикальный ряд косых крестов. На другой вкладке имеется четыре вертикальные рельефные полосы. В коллекции имеется бляха в виде двух соединённых широких колец с петлями с обеих концов. Своеобразна бляшка-тройник из фигур, напоминающих пряжки и накладку с петлей, а также бляшка в виде шестилепестковой розетки с округлым отверстием в центре.

В коллекции есть обойма с широким отверстием и выступами для соединения с подвесной накладкой. В составе находок есть бляха-оправа с гладкой поверхностью и фигурным проемом. Подобные предметы характерны для многих культур средневековых кочевников конца I тыс.н.э. Аналогичные накладки, бляшки, обоймы и прорезной орнамент характерны для кимакской и кыргызской культур IX-X вв.н.э.[35]

В музее г. Даньхуан имеются предметы торевтики, характерные для кыргызской культуры. Среди них бронзовая бляха-тройник с орнаментом в виде пальметт на выступах, соединяющих внешнее кольцо с перемычками, идущими к центру. В центре они сходятся окончаниями, напоминающими рыбий хвост. В этом музее выставлено шесть бронзовых рельефов, изображающих взнузданных и осёдланных лошадей. Среди них имеются идущие направо и налево, но по манере исполнения и всем регалиям они совершенно идентичны. Лошади изображены в движении иноходью, с приподнятой передней и задней ногами. У них плотное туловище, короткая шея, голова опущена мордой вниз, уши приподняты. Грива не выделена. Хвост длинный. На голове у лошади узда. Изображены наносный, нащёчный, подшейный ремни и ремень оголовья. Повод натянут к передней луке седла. Седло имеет высокую переднюю и полуголую [? — видимо, надо: пологую. — П.А.] наклонную заднюю луки, полки с округлыми лопастями краями. От потника идут нагрудный, подшейном и подпружный ремни. На нагрудном и подшейный и подпружный ремни. На нагрудном и подшейном ремнях изображены деления, вероятно, прямоугольные бляхи.

Подобные предметы характерны для кочевых культур конца I тыс. н.э. Они представлены в кимакской и кыргызской культурах IX-X вв.н.э.[36] Подобная манера изображения лошадей характерна для бронзовых рельефов Минусинской котловины, хотя дуньхуанские рельефы выглядят более реалистичными.[37] Сёдла, изображённые на дуньхуанских рельефах, относятся к VII-X вв.н.э.[38]

Хотя нет сведений об условиях нахождения этих предметов, сходство их формы и орнаментации с аналогичными находками из кыргызских комплексов IX-X вв. из Южной Сибири позволяет, на данном этапе изучения, отнести находки из Вашися и Дуньхуана к числу памятников кыргызской культуры в период вторжения кыргызских войск в Восточный Туркестан.

В эпоху великодержавия кыргызы, заняв обширные пространства Центральной Азии, вошли в соприкосновения с многими народами и культурами, познакомились с разными религиозными системами. От уйгуров какая-то часть кыргызов восприняла манихейство.[39] В результате непосредственных контактов с тибетцами кыргызам стали известны тексты религии бон.[40] У тибетцев и жителей таримского бассейна кыргызы могли воспринять буддизм. О том, что часть кыргызской знати заинтересовалась буддийским вероучением, свидетельствуют найденные в Дуньхуане, «записанные тибетскими буквами китайские тексты, выполненные по заказу киргиза На-se-to-AB-ga-den из знатного рода».[41] Тексты, заинтересовавшие представителя «княжеского дома страны Кыргыз» были буддийского содержания.[42] Среди скопированных Д.А. Клеменцем в Восточном Туркестане настенных рунических надписей, имеются тексты буддийского содержания.[43] В.В Радлов прочитал в одной из них имя Шакья-Муни.[44] По заключению С.Г. Кляшторного эти надписи выполнены енисейских вариантом рунического алфавита, т.е. сделаны кыргызами.[45] Из Восточного Туркестана происходит бронзовое зеркало с рунической надписью.[46] Хотя Бартольд В.В. утверждал, «что несмотря на торговые сношения с буддистами (тибетцами) и мусульманами, нет никаких известий о каком-либо успехе среди киргизов буддийской или мусульманской пропаганды»,[47] влияние буддийской канонической символики отчетливо прослеживается в кыргызской торевтике IX-X вв.

Одной из первых обратила внимание на наличие в кыргызской торевтике буддийской орнаментации Л.Г. Нечаева. Она считала, что такие орнаментальные мотивы, как «узел счастья» и пламевидные изображения «могут быть расшифрованы на основе буддийской символики».[48] Попытка Я.И. Сунчугашева трактовать эти изображения в свете данных хакасского фольклора как солнце и луну представляется несостоятельной.[49] В своё время автор настоящей статьи отметил сходство данного мотива с манихейской и буддийской канонической символикой.[50] В дальнейшем отмечалось сходство некоторых мотивов орнаментики кыргызской торевтики в качестве буддийских символов: драгоценной жемчужины, охваченной пламенным ореолом и зонтом или цветком смоквы.[51]

Н.В. Леонтьев, помимо пламенеющей жемчужины, отнёс к числу буддийских и ряд других мотивов: личины, парных рыбок фигуры в трёхрогом головном уборе и изображение «бесконечного узла».[52] Ряд буддийских сюжетов в орнаментике кыргызской торевтики из памятников Тувы выделила г.В. Длужневская.[53] Согласно ее мнению, эти сюжеты явились результатом влияния на кыргызов культуры киданей.[54] Отдельные буддийские символы — «бесконечный узел», «пламенеющая жемчужина» и др. выделила в кыргызском торевтике г.Г. Король.[55]

Хотя используемые для орнаментации торевтики буддийские символы не образуют устойчивой замкнутой системы, поскольку наряду с ними широко использовались мотивы из иранской, согдийской и китайской орнаментальной традиции,[56] можно не сомневаться, что кыргызские торевты не просто заимствовали чужую символику, но знали смысл изображений, которые переносили на поясные и сбруйные украшения. Символ «жемчужина в огне» считался одаряющим исполнением желаний, «зонт» — одной из благих эмблем,[57] «узел счастья» — символом, приносящим счастье и. т.д. В целом, буддийская символика на кыргызской торевтике носит благожелательный характер. О проникновении буддизма свидетельствует появление в текстах рунических памятников на Енисее буддийских терминов.[58] Н.В. Леонтьев относит ко времени распространения буддизма на Енисее некоторые находки буддийских скульптур и алтарей с чашечками-светильниками.[59]

При определении времени и места распространения буддизма среди кыргызов г.В. Длужневская и Н.В. Леонтьев связывают появление буддизма на Енисее с влиянием киданьской империи Ляо в X в.н.э. на кыргызское государство.[60] Действительно, в орнаментации торевтики и фарфоровой посуды у киданей встречаются схожие с буддийскими символы, например, «жемчужина в огне».[61] Однако в памятниках кыргызов в Минусе и Туве буддийская символика распространена очень широко, зафиксирована она и на торевтике в погребениях древних тюрок.[62] Вряд ли столь широкое распространение буддийской канонической символики в кыргызской культуре можно объяснить эпизодическими поездками представителей кыргызской знати для обучения в киданьской империи Ляо.[63]

Больше всего оснований считать распространение буддизма в IX-X вв. в Саяно-Алтае результатом походов кыргызов в Восточный Туркестан и включения части его территории в Кыргызский каганат. Именно на территории Восточного Туркестана, как свидетельствуют тибетские и енисейские рунические надписи, кыргызы познакомились с буддийским вероучением и произошло это в IX в.н.э. Обилие буддийских элементов в памятниках кыргызской культуры IX-X вв. свидетельствует о достаточно устойчивых и длительных контактах с Восточным Туркестаном. В то же время, в Минусе найдено очень немного вещей киданьского производства, только одно зеркало с киданьскими иероглифами [64] и не одной монеты империи Ляо.[65]

В X в. кидани совершили ряд походов в степи к западу от Маньчжурии, основав на завоёванных землях ряд крепостей, самой западной из которых являлся Хэдунчен, который, по мнению Л.Р. Кызласова, находился на р. Орхон.[66] Однако возможно, что этот город располагался гораздо южнее, в Хэлочуани, в долине р. Эдзингол.[67] Кидани распространили своё влияние на запад до Алтайских гор и Турфанского княжества.[68] Киданьское завоевание открыло пути для расселения в западном направлении монголоязычных кочевых племён. В результате единый кыргызский этнический массив разделился надвое. Часть кыргызов была вынуждена переселиться в Туву, Минусу и Причулымье из Монголии.[69] Другая часть кыргызского этноса оставалась в Восточном Туркестане. В X в. кыргызы обитали по соседству с уйгурами, карлуками и чигилями. В этот период они владели г. Пенчул.[70]

В конце X в.н.э. сунский посол Ван Яньдэ отметил, что кыргызы находились «под управлением государства Гаочан»,[71] т.е. уйгурского турфанского княжества. Оторванные от основного этнического массива, восточнотуркестанские кыргызы, постепенно утратили часть своих обычаев. По сведениям автора XII в. ал-Марвази, кыргызы обитали южнее кимаков, восточнее карлуков и ягма, северо-восточнее городов Куча и Арк, в этот период они оставили обычай сжигания умерших и стали их хоронить.[72] Вероятно, с начала II тыс. н.э. восточнотуркестанские кыргызы в культурном отношении обособились от енисейских.

Археологические материалы, которые можно было бы отнести к кыргызам в Восточном Туркестане ко II тыс. н.э., остаются не выделенными. Отдельные свидетельства, касающиеся участия кыргызов в исторических событиях в Восточном Туркестане в XIV-XVI вв. н.э., содержатся в письменных источниках.[73] По нашему мнению, именно вокруг переселившихся на западный Тянь-Шань восточнотуркестанских кыргызов началось формирование современной кыргызской народности, путем ассимиляции местного ираноязычного и тюркоязычного населения Притяньшанья, включая тюркские и монгольские племена Моголистана, отдельных групп ойратов.[74] Кыргызы постепенно расселялись по территории Семиречья, Тянь-Шаня, Алая, Памира, Афганистана. Некоторые родоплеменные подразделения вошли в состав нескольких современных тюркоязычных народов, что обусловило частичное сходство родоплеменного состава и культуры кыргызов, казахов и алтайцев.

[1] Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л., 1950. Ч.I. С. 50; Таскин В.С. Материалы по истории сюнну. М., 1968. Вып. I. С. 41.

[2] Бартольд В.В. Киргизы // Сочинения. Т.II, ч.I. М., 1963. С. 477; Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири // МИА № 9. М.-Л., 1949. С. 267; Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. М., 1960. С.161-162.

[3] Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье. Улан-Удэ, 1976. С. 20; Давыдова А.В. Иволгинский комплекс — памятник хунну в Забайкалье. Л., 1985. С.3; Цэвэндорж Д. Новые данные по археологии хунну. // Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985. С.51-53; Кызласов Л.Р. О памятниках ранних гуннов. // Древности Восточной Европы. М., 1969. С.119; Кубарев В.Д., Журавлева А.Д. Керамическое произвоство хуннов Алтая. // Палеэкономика Сибири. Новосибирск, 1986. С. 102.

[4] Боровкова Л.А. Запад Центральной Азии во II в. до н.э. VII в. н.э. М., 1989. С.61.

[5] Таскин В.С. Материалы по истории сюнну. М., 1973. Вып.2. С. 83.

[6] Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. М., 1984. С. 14.

[7] Боровкова Л.А. Запад Центральной Азии... С.62.

[8] Таскин В.С. Материалы по истории сюнну. Вып.2. С.38.

[9] Там же. С.39.

[10] Супрененко Г.П. Некоторые источники по древней истории кыргызов. // История и культура Китая. М., 1974. С.237.

[11] Там же. С.239.

[12] Бичурин Н. Я. Собрание сведений... С.350.

[13] Там же. С. 351.

[14] Там же. С. 350-351.

[15] Там же. С. 188.

[16] Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. М., 1984. С.290.

[17] Бичурин Н.Я. Собрание сведений... С. 222.

[18] Там же. С. 221.

[19] Худяков Ю.С. Кыргызы в Центральной Азии. // Вопросы этнической истории кыргызского народа. Фрунзе, 1989. С. 31.

[20] Худяков Ю.С. Кыргызы на Енисее. Новосибирск, 1986.

[21] Малявкин А.Г. Уйгурские государства в IX-XII вв. Новосибирск, 1983. С. 160, 196.

[22] Там же. С. 197.

[23] Там же. С. 131.

[24] Бартольд В. В. Киргизы... С. 492.

[25] Franke O. Geschicte des chinesischen Reiches. Berlin, 1962.B. 2S.526.

[26] Худяков Ю.С. «Легендарная сцена» из Кум-Тура. // Сибирь в древности. Новосибирск., 1979. С. 108.

[27] Худяков Ю.С. По «шёлковому пути»: археологические коллекции в музеях Шаньси, Ганьсу и Синьцзяна. // Общество и государство в Китае. М., 1991. Ч. 3. С.176-178.

[28] Худяков Ю.С. Кыргызы в Восточном Туркестане. // Источники по средневековой истории Кыргызстана и сопредельных областей Средней и Центральной Азии. Тезисы докладов и сообщений междуреспубликанской научной конференции, посвященной памяти В.А. Рамодина.- Бишкек, 1991. С. 111.

[29] Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Ценральной Азии. Новосибирск, 1986. С. 146; Он же. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск, 1991. С. 108-109.

[30] Могильников В.А. Кимаки. // Степи Евразии в эпоху средневекоья. М., 1981. Рис. 26, 56.

[31] Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное исскуство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990. рис. 46.

[32] Могильников В. А. Тюрки... Рис. 24,16; Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века. М., 1969. Рис. 34, 6.

[33] Кызласов Л. Р. Король Г.Г. Декоративное искусство... С. 138.

[34] Синьцзян гудай минцзу вэньу. // Материальная культура древних народов Синьцзяна. Пекин , 1985. Рис. 320.

[35] Могильников В.А. Сросткинская культура. // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 45; Кызласов Л.Р. Тюхтятская культура древних хакасов (IX-X вв.). // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, С. 56.

[36] Кызласов Л. Р. История Тувы... рис. 34, 6; Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948. Рис. 194-195.

[37] Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII вв. Новосибирск, 1980. Табл. 4,5.

[38] Вайнштейн С.И. Некоторые вопросы истории древнетюрской культуры. // Советская этнография, 1966.- номер 3. С. 69-70; Амброз А. К. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV-VIII вв.) // Советская археология, 1973. номер 4. С. 96.

[39] Худяков Ю.С. Шаманизм и мировые религии у кыргызов в эпоху средневековья. // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск, 1987. С. 71-72.

[40] Воробьева-Десятовская М.И. Фрагменты тибетских рукописей на бересте из Тувы. // Страны и народы Востока. М., 1980. Вып. 22 С.131.

[41] Там же. С. 131.

[42] Кызласов Л.Р. История Тувы... С. 127.

[43] Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. М., 1988. С. 27.

[44] Насилов Д.М. Радлов В.В. и изучение уйгурских памятников. // Тюркологический сборник 1971. М., 1972. С. 75.

[45] Устное сообщение С.Г. Кляшторного. Выражаю признательность С.Г. Кляшторному, обратившему моё внимание на принадлежность данных памятников кыргызам.

[46] Кляшторный С.Г., Лубо-Лесниченко Е.И. Бронзовое зеркало из Восточного Туркестана с рунической надписью. // Сообщения Гос. Эрмитажа. Л., 1974. Т. XXXIX. С. 47.

[47] Бартольд В. В. Киргизы... С. 496.

[48] Нечаева Л.Г. Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты. // Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции. М.- Л., 1966. Т. II. С. 118, 129; Прим. 78.

[49] Сунчугашев Я.И. Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа. Новосибирск, 1979. С. 142.

[50] Худяков Ю.С. Орнамент наборных поясов из погребений Ник-Хая. // Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск, 1983. С. 149; Худяков Ю. С. Уйгуры на Среднем Енисее. // Известия СО АН СССР, сер. истории, филологии и философии. 1985. Вып. 3. С. 59.

[51] Худяков Ю. С., Хаславская Л.М. О пламевидном орнаменте в южносибирской торевтике. // Рериховские чтения 1984 года. Новосибирск, 1985. С. 249.

[52] Леонтьев Н.В. О буддийских мотивах и средневековой торевтике Хакасии.// Историко-культурные связи народов Южной Сибири. Абакан, 1988. С. 189-192.

[53] Длужневская г.В. Проблема датировки памятников енисейских кыргызов в Туве. // Информационный бюллетень МАИКЦА. 1990. Вып. 16. С. 73.

[54] Длужневская г.В. Кидани и кыргызы. Проблема взаимовлияния. // Взаимодействие и взаимовлияние цивилизаций и культур на Востоке. М., 1988. Т. I. С. 156.

[55] Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное исскуство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990. С. 66, 70, 101-108, 112.

[56] Худяков Ю.С., Хаславская Л.М. Иранские мотивы в средневековой торевтике Южной Сибири. // Семантика древних образов. Новосибирск, 1990. С. 119-124.

[57] Терентьев А.А. Опыт унификации музейного описания буддийских изображений. // Использование музейных коллекций в критике буддизма. Л., 1981. С. 36, 40.

[58] Чадамба З.Б., Васильев Д.Д. Тюркские руничесике надписи Уюк-Оорзак. // Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980. С. 142.

[59] Леонтьев Н.В. О буддийских мотивах... С. 185, 189.

[60] Длужневская г.В. Кидани и кыргызы... С. 156; Леонтьев Н.В. О буддийских мотивах... С. 185.

[61] Крюков М.В., Малявин В.В., Софонов М.В. Китайский этнос в средние века (VII- XIII вв.). М., 1984. С. 83, рис. 11.

[62] Нечаева Л.Г. Погребения с трупосожжением... С. 118, 129; Сунчугашев Я.И. Древняя металлургия... С. 142; Худяков Ю. С. Орнамент наборных поясов... С. 149; Худяков Ю.С., Хаславская Л.М. О пламевидном орнаменте... С. 245-248; Леонтьев Н.В. О буддийских мотивах.. С. 185-192; Савинов Д.Г., Павлов П.Г., Паульс Е.Д., Раннесредневековые впускные погребения на юге Хакасии. // Памятники археологии в зонах мелиорации Южной Сибири. Л., 1988. Рис. 11, 1-4; 12, 6.

[63] Кызласов Л.Р. История Тувы... С. 96.

[64] Стариков В.С. Бронзовое зеркало с неизвестными иероглифическими письменами из Минусинской котловины. // Древние системы письма. Этническая семиотика. М., 1986. С. 237.

[65] Лубо-Лесниченко Е.И. Дальневосточные монеты из Минусинской котловины. // Сибирь, Ценральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск, 1975. С. 164.

[66] Кызласов Л.Р. История Южной Сибири... С. 14.

[67] Малявкин А.Г. Уйгурские государства... С. 113.

[68] Там же. С. 114.

[69] Беликова О.Б. Среднечулымский локальный вариант культуры енисейских кыргызов начало II тыс. н.э. // Источники по истории Кыргызстана и сопредельных областей Средней и Центральной Азии. Бишкек, 1991. С. 18.

[70] Кызласов Л. Р. История Южной Сибири... С. 75.

[71] Малявкин А.Г. Уйгурские государства... С. 117.

[72] Караев О., Кожобеков М. О переселении енисейских киргизов на Тянь-Шань. // Вопросы этнической истории киргизского народа. Фрунзе, 1989. С. 59.

[73] Там же. С. 60-64.

[74] Худяков Ю.С. Кыргызы в Центральной Азии. // Вопросы этнической истории киргизского народа. Фрунзе, 1989. С. 40.