Ю.С. Худяков, С.П. Нестеров
Группа погребений Ник-Хая.
В 1977 г. на побережье Красноярского водохранилища, на небольшом мысу на восточном склоне горы Корова, в 18 км к юго-западу от д. Знаменка Боградского района Хакасской АО, школьники и студенты, работавшие в составе 2-го отряда Средне-Енисейской экспедиции, собрали коллекцию бронзовых и железных предметов. В результате доследования памятника в 1978 г., опроса участников сборов и местных жителей удалось установить принадлежность находок трём разрушенным погребениям, выделенным нами в группу погребений Ник-Хая.
По сведениям местного чабана, уроженца с. Малые Копёны, до изменения рельефа местности вследствие колебания уровня воды в Красноярском водохранилище погребения на мысу не имели внешних признаков на современной поверхности. В результате подмыва водами водохранилища склона горы Корова происходит перемещение рыхлых отложений вплоть до обнажения коренных пород.
Рис. 1. Удила. Погр. № 1.
(131/132)
Впервые обнажение, остатков погребений и находок (бронзовых накладных бляшек) произошло в 1976 г. Часть находок собрана местными жителями и утрачена. Другие материалы, обнаруженные в 1977 г., были позднее переданы в наше распоряжение участниками сборов. [1] Сбор на погребении производился неоднократно и разными людьми, что затрудняет выяснение связанной с находками ситуации. Тем не менее по результатам опроса участников сборов и осмотра местонахождения в 1978 г. можно составить известное представление о принадлежности этих материалов к одному погребению.
Погребение № 1. По описанию участников сборов, оно представляло собой «россыпь костей скелета человека», часть из которых располагалась внутри прямоугольного ящика из тонких, вертикально врытых песчаниковых плит. К моменту обнаружения в 1977 г. каменный ящик был частично затоплен водой. Внутри него кроме костей скелета человека находились кости коня и несколько бронзовых и железных предметов.
При доследовании погребения в 1978 г. выявлен развал костей скелета человека: бедренные, большие берцовые, плечевые, лучевые, рёбра, позвонки. Среди них кости коня: череп, нижняя челюсть, копыта, первые и вторые фаланги, берцовые.
Следов каменного ящика не обнаружено.
В составе инвентаря погребения найдены: железные двусоставные удила с восьмёркообразными завершениями звеньев, S-образными псалиями и свободно вращающимися внешними кольцами (рис. 1), тройник, 5 прямоугольных и полуовальная накладные бляшки, пряжки, покрытые растительным орнаментом, начельник,
Рис. 2. 1-7, 9 — накладки сбруи; 8 — пряжка. Погр. № 1.
(132/133)
линзовидная накладная бляшка от узды (все накладки покрыты оловянистой амальгамой), обломок дужки стремени (рис. 1, 2), мелкие фрагменты керамики. При погребённом находились обрывки берестяного колчана со спекшимися воедино шестью трёхлопастными наконечниками стрел, 4 из них с вытянуто-пятиугольным «бронебойным» пером, 2 — с шестиугольным пером, остроугольным остриём и округлыми отверстиями в нижней трети лопастей (рис. 3, 1). Найдены детали наборного пояса: 5 удлинённых и 15 укороченных шестиугольных накладок, 1 восьмёркообразная, 5 обойм, 3 пряжки. На девяти накладках сохранились обрывки ремня, в двух случаях по 2 накладки и обойма. Накладки позолочены. Они крепились к ременной основе пояса на бронзовых шпеньках, скреплённых с тыльной стороны железной пластиной. На удлинённых накладках — орнамент в виде композиции из трёх фигур: по краям — чаши светильника с языком пламени, в центре — символ из разделённого на отдельные полоски овала с выступом наверху. Укороченные накладки имеют орнамент в виде чаши светильника с языком пламени. Обоймы снабжены орнаментом в виде трёх языков пламени. [2] Судя по инвентарю, погребение принадлежало взрослому мужчине.
Погребение № 2. Расположено в 1 м к северу от погребения № 1. На участке площадью 3x1 м, вытянутом в длину по линии северо-северо-запад — юго-юго-восток, среди беспорядочно набросанных плит на поверхности обнаружено скопление костей скелета человека: 2 бедренные, 2 большие берцовые, плечевые, лучевые, обломок нижней челюсти со следами окислов меди, обломки черепа,
 
Рис. 3. 1 — наконечники стрел; 2 — обломок псалия. Погр. № 1. Рис. 4. 1 — подпружная пряжка; 2 — нож; 3 — стремя. Погр. № 2.
(133/134)
позвонки, рёбра. Среди них — кости коня (череп, нижняя челюсть, копыта, первые и вторые фаланги, берцовые) и нижняя челюсть овцы. При зачистке развала обнаружены железные стремя, подпружная пряжка, нож (рис. 4), 16 бронзовых прямоугольных, 6 полуовальных, 7 сердцевидных накладок, 2 тройника, пряжка от узды (рис. 5, 6). У 13 накладок сохранились обрывки ремней, 3 из них
(134/135)
Рис. 6. 1-12 — накладки сбруи; 13 — пряжка; 14 — накладка пояса. Погр. № 2. (Открыть Рис. в новом окне)
(135/136)
крепятся к одному фрагменту. Среди находок 1 укороченная шестиугольная накладка пояса (рис. 6, 14), 2 серебряные серьги, 2 бронзовых полых бубенца, 4 округлые и две цилиндрические бусины из цветного стекла, одна из которых с рисунком (рис. 7), и мелкие неопределённые фрагменты керамики. При зачистке обнаружены в сочленении кости предплечья и часть костей запястья левой руки, расположение которых свидетельствует о том, что погребённый был ориентирован головой на северо-северо-запад. На уровне запястья, подле предполагаемого местоположения правой руки, на обрывке ремня лежали три накладки узды (см. рис. 5, 17). Инвентарь погребения принадлежал взрослой женщине.
Погребение № 3. Расположено в 1,5 м к северо-востоку от погребения № 1. От конструкции могильного сооружения сохранилась восточная стенка каменного ящика из вертикально стоящих тонких песчаниковых плит. Каменный ящик был ориентирован по линии северо-восток — юго-запад. К западу от стенки под завалом плит находилось погребение взрослого человека на спине, вытянуто, руки вдоль туловища, без черепа. Скелет ориентирован на северо-восток. Судя по шейным позвонкам, голова была отчленена. Четыре грудных позвонка срослись с рёбрами, образуя «горб». Справа от скелета человека лежали копыта, вторые фаланги и берцовые кости коня.
Слева от скелета найдены обрывки колчана с двумя сильно коррозированными железными наконечниками стрел, от которых сохранились только черешки, железный крюк и костяная петля (рис. 8, 9). Здесь же находились фронтальная и две боковые срединные костяные накладки лука (см. рис. 9). Среди находок были подпружная пряжка, железная втулка, стержень, скоба, назначение которых из-за фрагментарности установить трудно, и фрагмент керамики с прямым венчиком (см. рис. 8). При погребенном найдены остатки пояса: 6 удлинённых и 14 укороченных шестиугольных накладок, 1 восьмёркообразная и 1 полуовальная накладки, обойма и 2 пряжки. [3] На 19 накладках сохранились обрывки ремней, три из них — на одном обрывке ремня. Накладки позолочены и имеют орнамент в виде чаши светильника с языком пламени и овала с выступом наверху. На обоймах изображены три языка пламени. Судя по инвентарю, погребение принадлежало взрослому мужчине.
Несмотря на то, что погребения подвергались значительному разрушению, а их инвентарь — частичному разграблению, представляется возможным дать примерную реконструкцию основных черт погребального обряда.
Погребения Ник-Хая совершены по обряду трупоположения в каменных ящиках со шкурой коня. Погребения не имели внешних признаков на современной поверхности, что, возможно, связано с интенсивными процессами изменения рельефа, сползания крутого склона горы Корова, перекрывшем террасу, на которой производилось захоронение. На восточной оконечности мыса встречаются каменные ящики, относящиеся к тесинскому этапу тагарской культуры. Не исключено, что погребения № 1 и 3 из группы погребений Ник-
(136/137)
Рис. 7. 1, 2 — серьги; 3, 4 — бубенцы; 5-10 — бусы. Погр. № 2.
Рис. 8. 1, 2 — черешки наконечников стрел; 3 — крюк колчана; 4 — подпружная пряжка; 5-7 — железные предметы. Погр. № 3.
(137/138)
Хая были впущены в погребальные конструкции более раннего времени.
Инвентарь мужских погребений — это оружие, наборный пояс, сбруя коня. В женском погребении обнаружены украшения, нож, сбруя.
Вероятно, с погребёнными ставили сосуды с жидкой пищей, от которых сохранились отдельные мелкие фрагменты, и клали мясо овцы.
Подобный обряд погребения известен на Алтае и в Западной Сибири. [4] На Среднем Енисее он был впервые зафиксирован Г.Ф. Миллером и И.Г. Гмелиным со слов бугровщика Селенги еще в XVIII в. для ряда могил Копёнского чаа-таса, расположенного в 5 км к югу от Ник-Хая. [5] Судя по описанию, подобные погребения можно считать впускными в кыргызские курганы типа чаа-тас с каменной насыпью и вертикально стоящими стелами. Заметим, что могильные ямы «обложены вертикальными плитами», т.е. имеют каменные ящики.
Инвентарь погребений Ник-Хая находит себе многочисленные аналогии среди вещественных комплексов памятников конца I тыс. н.э. в Южной Сибири и степной полосе Евразии.
Сбруя из погребений Ник-Хая представлена массивными двусоставными удилами с восьмёркообразными завершениями звеньев и S-образными псалиями с плоскими изогнутыми концами, прямоугольной петлёй для крепления и свободно вращающимися кольцами. Подобные удила известны в памятниках VIII-X вв. на Среднем Енисее, [6] в Туве, на Алтае. [7] Удила соединялись с ремнями оголовья. Судя по количеству и форме накладок, оголовье конской узды на Ник-Хая состояло из двух нащёчных, затылочного, налобного, наносного и подчелюстного ремней, украшенных накладными бляшками с растительным орнаментом. В местах соединения этих ремней к ременной основе прикреплялись бляхи-тройники. Прямоугольными накладками украшались нащёчные, наносный, налобный и затылочный ремни. В центре наносного и налобного ремней были прямоугольная бляшка-начельник и овальная накладка. Полуовальные накладки, судя по форме, прикреплялись к подчелюстному ремню, который застёгивался с помощью пряжки с полуовальной накладкой-щитком. Сердцевидные бляшки, вероятнее всего, были на небольших ремешках, свисающих с налобного и наносного ремней. Судя по сохранившимся фрагментам, ремни оголовья имели ширину 2,2 см. Накладные бляшки располагались на ремне очень тесно, на расстоянии до 0,5 см друг от друга. В целом узда, украшенная накладными бляшками с растительным орнаментом, покрытыми оловянистой амальгамой (что придаёт накладкам серебристый оттенок), имела очень нарядный вид (рис. 10, 1). Последнее обстоятельство, вероятно, свидетельствует о высоком положении её владельца. [8]
От сбруи сохранились и массивные железные подпружные пряжки и стремена с плоской подножкой и восьмёркообразной петлей, имевшие очень широкое распространение в памятниках средневековых кочевников евразийских степей в VI-X вв. Они известны также в Минусинской котловине, [9] на Алтае [10] и в Туве. [11]
(138/139)
 
Рис. 9. 1 — петля колчана; 2-4 — накладки лука. Погр. № 3. Рис. 10. Реконструкция узды (1) и пояса (2).
Оружие из погребений Ник-Хая включает остатки сложносоставного лука с двумя срединными боковыми и одной фронтальной костяными накладками. Такие луки были распространены в Южной Сибири в IX-X вв. н.э. [12] Трёхлопастные наконечники стрел с вытянуто-пятиугольным «бронебойным» пером известны на территории Саяно-Алтая в IX-X вв. н.э. [13] Трёхлопастные наконечники стрел с шестиугольным пером, остроугольным остриём и покатыми плечиками были найдены в Туве в памятниках VIII-IX вв., приписываемых уйгурам. [14]
Наборные пояса из мужских погребений совершенно одинаковые. Они состоят из кожаного ремня шириной 2 см, украшенного укороченными шестиугольными накладками и обоймами. Ремень соединялся пряжкой и продевался в обоймы. По сторонам от поясного ремня вниз свешивались ремешки, украшенные удлинёнными шестиугольными накладками и завершающиеся узкой плоской накладкой или пряжкой. Они служили для подвешивания к поясу оружия (ножен палаша, кинжала, колчана, налучья), а также бытовых предметов (огнива, ножа) и всевозможных амулетов [15] (рис. 10, 2). Если форма описанных накладок из погребений Ник-Хая вполне традиционна для подобных изделий VIII-X вв. в Южной Сибири, то их орнаментальные мотивы отличаются большим своеобразием. Изображение символа в виде овала с выступом наверху известно на
(139/140)
части бляшек их Тюхтятского клада и среди материалов Минусинского краеведческого музея, на которых оно сочетается с традиционным растительным орнаментом. [16] Стилизованные рисунки языков пламени встречены на сердцевидных бляшках из погребения с о-ва Ржаной на р. Кан, изображение светильника известно на предметах из кыргызских памятников Тувы. [17] Символика этих изображений находит близкие себе аналогии среди манихейских и буддийских фресок уйгуров Восточного Туркестана.
Стилизованный рисунок светильника по очертаниям близок изображениям на головных уборах уйгурских князей-манихеев с фресок Муртука в Восточном Туркестане. [18] Согласно вероучению манихеев, существо бытия составляет борьба света и мрака. Излюбленным мотивом уйгурских манихейских фресок является изображение солнечного божества на колеснице с расходящимися лучами, огня с разветвлёнными языками пламени. [19] Ввиду того, что значительная часть канонов и религиозной символики были заимствованы Мани и его последователями в буддизме, мотивы изображения светильника и языков пламени находят себе широкие аналогии среди буддийской символики более позднего времени в Тибете [20] и Монголии. [21]
Набор украшений из женского погребения — серебряные серьги, бубенцы, бусы — характерны для памятников Южной Сибири и степной Евразии конца I тыс. н.э. Подобные серьги известны в Туве, [22] на Алтае [23] и в Западной Сибири. [24]
В целом группа погребений Ник-Хая по многочисленным аналогиям для основных категорий инвентаря с сопредельных территорий надёжно датируется последними веками I тыс. н.э. По взаимоисключающим вещам эту датировку можно ограничить в пределах VIII-IX вв. н.э.
Если по составу инвентаря погребения из Ник-Хая вполне соответствуют существующим представлениям о культуре кочевников Южной Сибири в конце I тыс. н.э., то особенности погребального обряда и канонические мотивы в орнаментике позволяют предполагать пришлое происхождение оставившего их населения. Погребения по обряду трупоположения со шкурой коня известны в настоящее время в Минусинской котловине, в пределах узкой локальной зоны на левобережье Енисея, между устьями рек Тесь и Ерба. Широкое распространение подобного обряда на весьма отдалённых друг от друга территориях — в Монголии, в Минусинской котловине, в Западной Сибири, [25] в Среднем Поволжье, [26] в Венгрии [27] — не позволяет отнести его к одной определённой этнической общности. Основные категории инвентаря и орнаментальные мотивы свидетельствуют в пользу проникновения населения, оставившего погребения Ник-Хая, с юга, из Центральной Азии. Вероятнее всего, это уйгуры, принявшие в VIII в. манихейство и дважды в ходе войн 758 и 795 гг. нанёсшие жестокие поражения кыргызам в пределах Минусинской котловины.
В середине IX в. разгромленные кыргызами уйгуры были вынуждены покинуть Центральную Азию. Значительная часть их переселилась в Восточный Туркестан, где основанное ими государство
(140/141)
просуществовало вплоть до завоевательных походов Чингисхана. Часть уйгуров вошла в состав кимаков, оставивших сросткинскую культуру в Восточном Казахстане, на Алтае и в Западной Сибири. [28] Уйгуры оказали значительное культурное влияние на кыргызов, в результате среди последних получило некоторое распространение манихейство. [29] Возможно, некоторые украшения сбруи и наборного пояса, золотая и серебряная посуда из Тюхтятского клада, Ржаного, Копёнского чаа-таса и могильника Над Поляной [30] есть результат военного грабежа кыргызами уйгуров после их поражения в 840 г. н.э.
Примечания
[1] Выражаем признательность А.С. Полякову, передавшему в наше распоряжение часть находок 1977 и 1978 гг.
[2] Худяков Ю.С. Орнамент наборных поясов из погребений Ннк-Хая. — В кн.: Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск, 1983, рис. 1, 2
[3] Там же, рис. 3.
[4] Грязнов М.П. История древних племён Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка. — МИА, 1956, № 48, с. 102; Чиндина Л.А. Могильник Рёлка на Средней Оби. Томск, 1977, с. 100.
[7] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ.... рис. 16, 4.
[8] Le Coq A. Die Buddistische spätantike in Mittelasien. Bd 3. Berlin, 1933, Taf. 32.
[9] Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, с. 578.
[10] Там же, с. 516.
[12] Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов VI-XII веков н.э. Автореф. канд. дис. Новосибирск, 1977, с. 10.
[13] Худяков Ю.С. Опыт типологической классификации наконечников стрел енисейских кыргызов IX-XII вв. — В кн.: Соотношение древних культур Сибири с культурами сопредельных территорий. Новосибирск, 1975, с. 311.
[14] Кызласов Л.Р. История Тувы..., рис. 25, 1.
[15] Le Coq A. Die Buddistische spätantike..., Taf. 14, 17.
[16] Евтюхова Л.А. Археологические памятники..., рис. 130, 132; Сунчугашев Я.И. Древняя металлургия Хакасии. Новосибирск, 1979, табл. XXXI, 2, 3, 9.
[17] Музей НГУ, кол. 489; Нечаева Л.Г. Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты. В кн.: Труды ТКАЭЭ, т. 2. М.-Л., 1966, рис. 12, 1, 2; 15, 3, 5; 24, 3; Маннай-Оол М.X. Археологические исследования ТНИИЯЛИ в 1967 г. — Учён. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1968, вып. 13, табл. 2, рис. 1, 3, 9.
[18] Le Coq A. Die Buddistische spätantike..., Taf. 14, 16.
[19] Ibid., Taf. 5.
[20] Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета. — Избр. труды, т. 1. Новосибирск, 1981, с. 237.
[21] Гумилёв Л.Н. Старобурятская живопись. М., 1975, табл. 10, 15.
[22] Кызласов Л.Р. История Тувы..., табл. I, 19.
[23] Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ..., рис. 7, 4, 5.
[24] Чиндина Л.А. Могильник Рёлка..., с. 39.
[25] Там же, с. 100.
[26] Халикова Е.А. Погребальный обряд Танкеевского могильника и его венгерские параллели. — В кн.: Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972, с. 152.
(141/142)
[27] Балинт Ч. Погребения с конями у венгров в IX-X вв. — Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972, с. 178.
[28] Савинов Д.Г. Расселение кимаков в IX-X веках по данным археологических источников. — В кн.: Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976, с. 101.
[29] Кызласов Л.Р. История Тувы..., с. 127.
|