И.М. Дьяконов
Послесловие к статье А.А. Гавриловой.
Переднеазиатское и, в частности, мидийское происхождение ворсового ковра из Пятого пазырыкского кургана представляется,
(102/103)
безусловно, не лишённым вероятия. Переднеазиатского же происхождения (в самом широком смысле слова), вероятно, и некоторые другие находки из Пазырыка; в особенности можно назвать чепрачную ткань с изображением шествующих львов. Но говорить о переднеазиатском происхождении тех или иных найденных здесь памятников можно лишь условно, и не обязательно имея в виду именно и только Мидию. Мы слабо знаем как искусство Мидии, так и более восточных районов Иранского нагорья.
Мидийская аттрибуция ворсового ковра основана на том, что во-первых, как указывает С.И. Руденко, ворсовые ковры известны (но только по описаниям, восходящим к малодостоверному Ктесию) при дворе ахеменидских царей в Персеполе, а также реконструируются на основании изображений на ассирийских рельефах, из которых всё же не вполне ясно, что дело идёт о коврах именно ворсовых. Во-вторых, животные, изображённые на пазырыкском ворсовом ковре, определяются С.И. Руденко как пятнистые олени, что возможно для Мидии; однако по форме рогов и морде не исключается их отождествление с лосями, а что касается орнаментальных пятен, то мы находим их в Пазырыке даже на изображениях львов. Но лоси — животные лесной зоны Евразии, и если видеть здесь лосей, то пришлось бы определить ковёр как местный алтайский. Всё же отождествление этих зверей как оленей, а ковра — как переднеазиатского, не может быть опровергнуто.
Кроме единичного скального рельефа нам фактически не известно никаких достоверно мидийских памятников искусства. Но также не известно нам и достоверных памятников искусства восточных соседей Мидийского царства — древнейшей Парфии, Бактрии и т.д. В своей работе С.И. Руденко пользовался сравнениями искусства Пазырыка исключительно с хорошо исследованным искусством древней Передней Азии, расположенной за тысячи километров от Пазырыка, хотя, казалось бы, гораздо важнее должны были бы быть связи с культурами более близких территорий. То обстоятельство, что у нас нет дошедшего от них изобразительного материала, не может служить доказательством того, что его не было, и что, например, ворсовые ковры не имели распространения и не изготовлялись к востоку от Мидии — в частности. на территории, где возник зороастризм и существовало царство династии Кавианидов, к которой принадлежал и покровитель Заратуштры — Кави Виштаспа. Мне удалось предложить расшифровку традиционных указаний на время жизни Заратуштры = «за 10 поколений до Александра Македонского», т.е. примерно в VII в. до н.э.; предложена и локализация царства Кавианидов (в Дрангиане, то есть в Сеистане — на юго-западе Афганистана, предположительно это археологическая культура Нади-Али II) (Дьяконов 1971: 136-144, прим. 45, 52, 77). Несомненно, соприкосновение пазырыкских «скифов» с царством Кавианидов (или, скорее, с его преемником — Бактрией) гораздо
(103/104)
вероятнее, чем их непосредственное соприкосновение с Мидией. В той же моей работе указывается, что царство Кавианидов испытало тяжёлое поражение от кочевого ираноязычного племени тура (вождь Франграсьян, Афрасиаб по «Шахнаме» Фирдоуси), но было возрождено в правление Кави Хаусравы, второго или третьего предшественник Кави Виштаспы. При Кави Хаусраве царство Кавианидов (или его влияние) распространилось на всю Арьйошайану (Арьянэм Вайджо, Ариана греков), включавшую, согласно Михр-Яшту, (Авеста, Яшт Х) территорию от Хорезма, по нижнему и среднему течению Аму-Дарьи, по долинам Теджена, Мургаба, Герируда и Хильменда (но кроме Бактрии вдоль верхнего течения Аму-Дарьи по Вахшу и Пянджу). Разрушено это царство было другим «сакским» племенем, хьяуна (хионитами, вождь Арджатаспа), уже при Кави Виштаспе, причём погиб и сам Заратуштра. После гибели царства Кавианидов господство на этих территориях перешло к Бактрии, особое могущество которой и до Ахеменидов и при них подчеркивалось греческими авторами. К сожалению изобразительное искусство Бактрии известно только по разрозненным и различно датируемым мелким вещам из так называемого «Амударьинского клада». Следует, далее, заметить, что хотя в богатом искусстве Пазырыка есть мотивы, которые можно увязать с такими индоиранскими божествами, как Индра, Агни (например, изображения мифических петухов), но незороастрийский характер этого искусства очевиден если у племён Алтая были соприкосновения с зороастрийскими территориями, это могли быть только враждебные столкновения. Есть некоторые основания отождествлять «скифов» Пазырыка с разрушителями царства Кавианидов и врагами учения Заратуштры. Вообще термин «скифы» (*skudha) можно применять к жителям Алтая середины I тысячелетия до н.э. лишь условно, т.к. в источниках этот термин, как правило, применяется к одной конкретной группе ираноязычных кочевых племён, существовавшей наряду с другими такими же группами — киммерийцами, савроматами (сарматами), саками; к восточным сакам, очевидно, принадлежали племена тура, хиониты и, возможно, и другие племена, среди которых очевидно, были и племена Горного Алтая.
Поскольку памятники Пазырыка датируются, по С14, V в. до н.э., постольку они относятся к периоду после падения Кавианидского царства и соприкасались (в доахеменидское или раннеахеменидское время), скорее всего, с Бактрией; Бактрия этого времени, несомненно могла иметь ряд культурных черт, роднивших её с Мидией или общих для всей Ахеменидской державы. Таким образом, мидийское влияние могло дойти до Пазырыка только через бактрийское посредство.
Литература. ^
Дьяконов И.М. Восточный Иран до Кира // История Иранского государства и культуры. М., 1971.
|