|
И.Р. Ахмедов
|
|
Рис. 1. Псалии «боспорской» группы:1-4 — Керчь; 5 — Ундрих; 6 — Керчь; 7 — Керчь. Раскопки Шкорпила.1-4 — бронза, серебро, железо; 5 — серебро; 6 — бронза, железо; 7 — серебро, железо.1-6 — с оригинала; 7 — по OAK, 1905.(Открыть Рис. 1 в новом окне)(Открыть Рис. 2 в новом окне) |
Рис. 2. Элементы уздечных наборов и сбруи из сарматских боспорских и гуннских комплексов:1 — Неаполь Скифский; 2-3 — могильник Новый; 4, 5-7 — Нейзац; 8-9 — Керчь; 10 — Новогригорьевка, погребение 8; 11 — Беляус.1 — по Дашевская, 1991; 2-3 — по Ильюков, Власкин, 1992; 4 — по Малашев, in print; 8-9 — по Засецкая, 1993; 10-11 — по Засецкая, 1994. |
абразива и заполированы вровень с поверхностью пластины.
Ещё одна пара псалиев была также куплена в Керчи (ГИМ, инв. №23889-90) (Рис. 1, 6). Они изготовлены из бронзы, верхняя часть оформлена в виде зооморфной фигуры, развёрнутой, подобно экземпляру из Ундриха, вперёд от кольца псалия; морда животного моделирована теми же приёмами, что и у псалий из рассматриваемой коллекции. Это широкие плоскости боковых сторон морды, уши с дуговидной задней стороной, выделенная скула, к отличительным признакам относится отсутствие границы между шеей и мордой, боковые плоскости, сужаясь, переходят в боковую грань шеи, имеющей ромбическое сечение и несколько отогнутой в сторону кольца. Пасть животного показана при помощи длинного треугольного углубления, но в отличие от всех рассмотренных аналогов у морды животного здесь имеются ноздри, выделенные углублением на верхней стороне. Крупная неподвижная петля, изготовленная вместе с стержнем псалия, имеет выраженную двускатную заднюю сторону; нижняя часть псалия изготовлена в виде плоской, слегка расширяющейся к нижнему концу, пластинчатой лопасти. В кольцах псалиев сохранились бронзовые наконечники биметаллических удил, с двускатными петлями и овальными втулками для крепления железной части удил, закреплённых в этих втулках при помощи железных штифтов.
Биметаллические псалии происходят из разграбленной катакомбы 6, раскопок В.В. Шкорпила 1905 г. (тупик 1 Кладбищенского переулка, вблизи Госпитальной улицы) из Керчи (OAK, 1905. С. 61. Рис. 70; Шкорпил, 1909. С. 1, 3-4. Рис. 1, 7) (рис. 2, 7). Серебряное окончание железного стержня псалия (к сожалению, обломанного) оформлено в виде головы грифона, уши которого имеют вытянутую линзовидную выемку, как у псалия из могильника Ундрих, а шея декорирована поясом горизонтального рифления, подобно нижней части публикуемых керченских псалиев. В то же время головки грифонов имеют выделенный выпуклый глаз, с округлым углублением на месте зрачка, а пасть, похожая на клюв, показана длинной дуговидной углублённой линией.
Л.А. Мацулевич датировал склепы 1905 г. в тупике Кладбищенского переулка «по характеру вещей и на основании находки монеты Рескупорида VI (303-341) не старше второй половины IV в.» (Мацулевич, 1926. С. 22). А.И. Айбабин определяет даты пряжек из этого склепа в целом второй половиной IV — первой половиной VII в. (Айбабин, 1990. С. 19). Фибулы, аналогичные найденным в этом склепе, по И.П. Засецкой, бытуют до середины V в. (Засецкая, 1993. С. 35. Табл. 4, 8), в то же время среди материалов склепа присутствует пряжка типа IV.1.В, по М.М. Казанскому. Этот тип датируется второй половиной V-VI вв. (Kazanski, 1994. P. 160-161. Fig. 16, 12).
А.К. Амброз относил псалий из склепа к предметам II группы, основываясь на находке обрывков золотой фольги с чешуйчатым орнаментом, по его мнению, от пластин, украшавших ленчики седла (Амброз, 1989. С. 81. Рис. 39), и «геральдических» пряжек, помещая его в хронологической таблице в составе предметов воинского комплекса VI-VII вв. (Амброз, 1994. С. 57, 88. Рис. 11). Однако сопоставление с публикуемыми псалиями с зооморфными окончаниями позволяет относить этот экземпляр ко времени середины — второй половины V в.
Лишь один псалий этой группы найден далеко за пределами Боспора: в могильнике Ундрих в Рязанской области (раскопки А.Н. Гаврилова в 1983 г. ) (рис. 1, 5). Он отлит из серебра, верхняя часть оформлена в виде объёмной головы животного, пасть показана при помощи подтреугольных углублений, скула выделена рельефным валиком, ухо миндалевидной формы, с выемкой. Сечения псалия в верхней части миндалевидной формы, задняя часть шеи зооморфного изображения имеет чётко выраженную грань. Петля округлой формы, сечение овальное. Нижняя часть стержня овального сечения, с выступающей шишечкой в виде сдавленного сегмента. Обоймы для ремней — прямоугольные, внутренние пластины повторяют очертания внешних, шпеньки для крепления заполированы вровень с поверхностью внешней пластины, петли двускатные, с плоской гранью, переходящей на верхней пластине в рельефный треугольник. Рельефные треугольники на обоймах имеют аналоги — на уздечных зажимах с обоймами овальной формы в памятниках гуннского времени — во всадническом погребении хронологического горизонта D2 в Мундольсхайме в Эльзасе (Kazanski, 1995. P. 119), в погребении 1 могильника Куркли в Дагестане, на последних треугольники крупнее (Давудов, 1969. Рис. 18). Для уточнения нижней даты комплекса из Куркли важно наличие в нём прямоугольных односоставных пряжек с прогнутым язычком, аналог которым есть в Черняховском могильнике Косаново среди хроноиндикаторов I хронологической группы вещей (280-320 гг. ) (Шаров, 1992. Табл. IV, 71). Из инвентаря сохранились лишь серебряный круглодротовый браслет с расширяющимися концами, украшенными параллельными поперечными линиями плакировки золотом (аналогичные находки известны в древностях горизонта Смолин-Косино: Germanen; Tejral, 1995. Abb. 22; 1997. Fig. 8) и половина серебряного денария Антонина Пия 138-161 г. (определение Н.А. Фроловой). Для определения даты комплекса имеет значение наличие в нём крестовидной фибулы рязанского типа, относящейся к наиболее ранним образцам, появляющимся в конце IV в. (Ахмедов, 1998). Все это указывает на дату комплекса в рамках горизонта Д2/Д3, по Я. Тейралу, середины — третьей четверти V в.
Украшения в виде стилизованных головок животных широко распространены на различных предметах эпохи переселения народов. Наиболее роскошный набор происходит из Камина с парными головками коней и грифонов на обоймах шарнирных подвесок, а также бляха, в которой восемь стилизованных головок грифонов образуют круглую фигуру «солярного» вида (рис. 6, 32-37). Известны такие находки в Германии (Кухаренко, 1982. Рис. 4. С. 240), в сбруйных украшениях стиля Сесдал в южной Швеции первой половины V в. (Norberg, 1931. S. 104-111. Abb. 8; 12; 13). В V в. звериные головки очень часто помещаются на язычках пряжек, браслетах, гривнах, что служит для исследователей неким хронологическим маркёром и связывается исследователями с переработкой провинциально-римских прототипов (Айбабин, 1990. С. 29, 59, 63; Амброз, 1995. С. 48). Однако есть данные, указывающие на необходимость уточнения времени появления этой традиции. Так, в могильнике Кошибеево подвязная фибула второй подгруппы имеет узкую ножку, оформленную звериной головкой (Спицын, 1901. Табл. IX, 5). Следует отметить, что изображения из Качина изготовлены в иной технике, характерной для узды стиля Качин — Кошовени де Жос — Унтерзибенбрунн. Изображения животных известны и в боспорской традиции. В склепах 1904 г. из Керчи имеются пластинчатая накладка с изображением хищника (волка?) (рис. 2, 8), иконографически весьма близкая публикуемым экземплярам — у него имеется миндалевидное ухо с выделенной центральной частью, круглый глаз (подобно экземпляру из склепа 6) и линиями пуансонных вдавлений показан язык. Там же найдены парные накладки, выполненные в полихромном стиле в виде направленных в разные стороны козлов с общим туловищем (рис. 2, 9). Эти находки датируются И.П. Засецкой второй четвертью IV — первой половиной V в. (Засецкая, 1993. Кат. 175-176. С. 68. Табл. 35). К первой половине V в. относятся также объёмные изображения животных из кочевнических погребений на городище Беляус и в Новогригорьевке (погребение 8) (Рис. 2, 10-11) (Засецкая, 1994. Табл. 2, 7 [1]; 26, 7), у которых уши выполнены при помощи миндалевидного углубления. Близкое изображение известно в погребении второй трети V в. в Арпаш-Домбифёлд в Паннонии (L’Or des princes barbares, 2000. Kat. 16, 1-3).
Парные головы лошадей известны и в более ранних памятниках: так, в известном сарматском погребении II в. в Неаполе Скифском конский налобник украшен двумя парами головок направленных в разные стороны (рис. 2, 7) (Дашевская, 1991. Табл. 75, 7). Парные лошадиные головки известны на костяных навершиях гребней, считающихся типичными находками комплексов прохоровской культуры, с единичной находкой в комплексе (курган D4 у хутора Шульц) среднесарматского времени (Скрипкин, 1990. С. 169, 176. Рис. 37, 36-44). И.В. Синицын связывал эти изображения с культом коня как главного производственного животного сармат (Синицын, 1946. С. 77). Изображения стилизованных головок грифонов имеются на железных двудырчатых псалиях с плакировкой полосками золотой фольги из среднесарматского погребения 5 кургана 67 могильника Новый, вместе с которыми найдены выпуклые круглые бляшки со стилизованными головками грифонов, составляющих свастикообразные фигуры (рис. 2, 2-3) (Ильюков, Власкин, 1992. С. 80. Рис. 19, 31, 32; 20, 7) что свидетельствует об отражении в этих украшений узды элементов солярного культа. Близкие мотивы присутствуют на колесовидных псалиях из сарматского погребения в Котлубани на нижнем течении Волги (рис. 2, 4) (Скрипкин, 1987). Возможно, заимствованием нижнедонских приёмов украшения предметов конского убранства боспорскими торевтами следует объяснять присутствие в инвентаре склепа на Васюриной Горе (Тамань) парных литых металлических деталей уздечного набора, украшенных объемными изображениями головок грифонов, изготовленных в позднеантичной стилистике (Ростовцев, 1914. С. 40-41. Табл. XVIII). В Крыму известен также уздечный набор с зооморфными деталями из склепа 17 могильника Нейзац (Храпунов, Мульд, 2000. Рис. 12). В составе узды наряду с кольчатым трензелем, фасетированными накладками и наконечниками ремней, содержатся четыре фиксатора ремней оголовья, две обоймы в виде голов хищников и одна обойма с головой барана (рис. 2, 5-7). Изобразительные приёмы, использованные при изготовлении этих деталей, весьма близки керченским. На сарматские корни этих мотивов указывает изображение бараньей головы. Как известно, баран являлся символом фарна — *hvarnah (древнеиранское) — одного из основополагающих понятий иранской мифологии. Образ фарна тесно связан с божеством ветра Веретрагной, одной из инкарнаций которого был баран. Известно, что Шапур II в одном из сражений имел на голове шлем в виде головы барана (Ammian Marcellin, XIX, 1, 3).
Материалы склепа синхронизируются уже с древностями первой половины — середины III в. (период IIа, по В.Ю. Малашеву) (Малашев, in print). К этому же времени относятся и указанные материалы из могильника Нейзац (Храпунов, Мульд, 2000).
Всё это свидетельствует о том, что зооморфные украшения узды были достаточно характерны для ираноязычных кочевников в первой половине I тысячелетия. Эти мотивы, наряду с провинциально римскими элементами, были органично переработаны в узде гуннского времени.
Кавказские зооморфные псалии второй половины V в. — первой половины VI в.
В кавказских древностях второй половины V в. известны две находки зооморфных псалиев. В первую очередь, это серебряный псалий с птичьей го-
Рис. 3. Находки на Северном Кавказе:
1-10 — Кудинетово; 11 — Камунта или Кумбулта, серебро;
1-10 — по Амброз, 1989; 11 — с оригинала.
(Открыть Рис. 3 в новом окне)
ловкой, инкрустациями стеклянными вставками, с В-образной скобой, украшенный по краю каймой, аналогично бляшкам цебельдинского набора из Кудинетово (Кабарда) (рис. 3, 1) в составе набора вещей второй половины V — начала VI в., имеющих средиземноморское происхождение (Kazanski, Mastykova, 1999. Р. 539-540; Амброз, 1989. Рис. 39, 1-13). Верхняя часть псалия — пластинчатая, инкрустирована четырьмя каменными пластинами в виде валиков, в верхней части — стилизованная головка птицы, в центральной части стержень псалия имеет шаровидное расширение с поясками рифления по краям, здесь же крепится В-образная петля с двумя округлыми зажимами для ремней оголовья. Нижняя часть псалия сделана в виде лопасти с валиком, инкрустированным двумя пластинами. Остальная часть лопасти разделена на две полосы, инкрустированные треугольниками. Зоны инкрустации окружены имитацией зерни.
Конструкция псалия находит аналоги в европейских древностях. Так, особенности системы крепления псалия в кольце удил, когда шаровидное расширение стержня зажато кольцом-втулкой, известны на удилах из погребения 9 могильника Deersheim в Средней Германии (Shneider, 1983. Abb. 27, 1; Abb. 74, б). Наиболее роскошные наборы с такой схемой псалиев известны в Apahida II (Horedt et Protase, 1972; Harhoiu, 1998. Р. 159-160. Pl. LXIII, LXV, LXVI). Эта же конструкция известна в скандинавской узде эпохи раннего Венделя и связана с указанными по происхождению (рис. 6, 3-5) (Arrhenius, 1980. Р. 12. Fig. 16, b-c; 1983). Наборы из Deersheima и Apahida весьма близки ещё и потому, что в их составе находятся детали узды, богато украшенные инкрустациями, выполненными в одном стиле, являющимся общим для горизонта погребений с престижным инвентарём Апахида— Блучина — Турне (см. рис. 6). Этот горизонт датируется 450-490 гг. периода D3 (Tejral, 1997; Kazanski, Perin, 1997. Р. 206-210). Под стенами Цибилиума так же найден набор с железными удилами и бронзовыми позолоченными украшениями ремней, инкрустированными вставками из красного стекла (Воронов, Шенкао, 1982. С. 134. Рис. 6, 31-37), изготовленный в том же стиле, что и наборы из Apahida и Deersheima, но с утраченными псалиями. К этому горизонту на Северном Кавказе относятся также находки на могильнике Зеленодольский (сборы В.Г. Флёрова) в Кисловодской котловине. Вероятно, под влиянием этого стиля были изготовлены конские уборы стиля Лермонтовская скала — Дюрсо, на псалиях вместо зооморфных деталей помещены полиэдрические украшения, а инкрустированные фиксаторы ремней оголовья имеют характерную арочную форму. Эти древности ранее рассматривались в составе группы II степных древностей (Амброз, 1989. С. 78; 1994. С. 56-57). В рамках этой группы анализировал предметы узды этого горизонта и автор данной работы (Ахмедов, 1997а. С. 14-15; 1997б). Однако дальнейшее изучение показало, что северокавказские находки представляют собой самостоятельную группу узды, тесно связанную с центрально-европейскими древностями и в то же время имеющую восточноевропейские корни в рамках понтийской группы узды гуннского времени. Сейчас дату этого горизонта определяют по-другому: I этап могильника Дюрсо (к которому относятся погребения с уздой этого стиля) А.В. Дмитриевым определяется второй половиной V в. с возможным сужением до последней трети V в. (Дмитриев, 1982. С. 103; 1979, С. 222). Для памятников Кисловодской котловины, по И.О. Гавритухину и В.Ю. Малашеву, это период Iа, относящийся «не к первым десятилетиям V в. » (Гавритухин, Малашев, 1998. С. 46, 66-67), или середина V — начало VI в. (Kazanski, Mastykova, 1999. Р. 566).
Другой серебряный псалий с зооморфным окончанием найден в Верхней Рутхе (Камунта или Кумбулта, собрание К.И. Ольшевского, ГИМ, инв. №86868) в Дигорском ущелье Северной Осетии. Верхняя часть псалия изготовлена в виде стилизованной птичьей головки, с невыделенным клювом, с овальными площадками, на которых размещены выпуклые глаза. Под площадками — параллельные насечки, возможно, обозначающие перья. Центральная часть стержня цилиндрическая, с двумя отверстиями, в которых сохранились остатки железных петель для крепления ремней оголовья. Нижняя часть оформлена в виде неширокой лопасти (рис. 3, 11). Конструкция изделия восходит к псалиям второй группы стержневидных псалиев гуннского времени (Akhmedov, in print). Общая схема сочетания элементов близка псалиям группы «Дюрсо — Лермонтовская скала» и подражаниям этой группе в уральских и поволжских древностях (погребение 134, Безводнинский могильник; погребение на улице Г. Тукаева в Уфе, Башкирия) (Ахмедов, 1997. Рис. 1; Амброз, 1989. С. 74-79, 81; Краснов, 1980. Рис. 53, 5).
Способ изображения птичьей головы, аналогичный рассматриваемому, появляется на крупных пряжках горизонта Смолин (фаза D2/D3, по J. Tejral), на среднем Дунае (Smolin, Zmajevo et cet.) (Tejral, 1995. Abb. 22, 1-2, 10; abb. 23, 3). Однако наиболее близкие изображения встречены на язычках крымских больших пряжек с прямоугольным щитком варианта 1-7, по А.И. Айбабину (Херсонес, склеп 14/1914 года, вторая половина V — первая половина VI в.) (Айбабин, 1990. С. 30; Kazansky, 1994. Р. 166-168), и гепидских орлиноголовых пряжек (находка в Керчи, Коллекции Берлинских музеев; Ковин в Югославии и др.) (Айбабин, 1990. С. 34-35. Рис. 24, 1; 26, 2). Таким образом, по сочетанию конструкции и декора псалий можно датировать второй половиной V — первой половиной VI в.
Западные зооморфные псалии конца V — начала VI в.
Среди многочисленных находок предметов конского убора меровингского времени из Западной Европы автору известен лишь один псалий с зооморфными окончаниями, происходящий из погребения 68 Charleville — Mezieres в Арденнах (Périn, 1972; Périn, 1995. Fig. 9) (рис. 4, 1-2). Эти удила изготовлены из железа, на верхней части, стилизованное изображение птичьих головок с длинными клювами. Стержни псалиев округлые, поверхность покрыта поперечным линиями плакировки, имитирующим рифление стержня, средняя часть с D-образными петлями для ремней повода и уздечки прямоугольная в сечении, на нижнем конце подтрапециевидное расширение. Головки птичек очень схематичны, боковые грани плоские, таким образом изображение получается как бы контурным.
Погребение 68 — воинское, с престижным инвентарем: пряжка с декором «клуазонне», меч типа IVd, по W. Menghin (Menghin, 1994/95, 160), наконечники копья и дротика, боевой топор, монета императора Зенона (474-491). Датируется погребение в рамках фазы ABD для северо-востока Франции второй половиной — концом V в. (Périn, 1998. Fig. 4, 7, 8) и корреспондируется с горизонтом погребений «Flonheim-Gultlingen» — группа В2-В3, по W. Menghin (Menghin, 1983). Эта группа тесно связана с дунайскими древностями типа Apahida — Blucina (Périn, 1995. Р. 249).
Среди последних и надо искать прототипы для изображений из Mezieres. Именно в инвентаре погребения 2 в Apahida II, где найдены украшения узды, седла, ременных гарнитур украшенные в стиле «клуазонне», в декоре которых обильно представлены изображения головок птиц (рис. 6), представлены псалии из этих наборов, составные, с выделенной в центральной части втулкой, куда вставлялись стержни из органического материала, покрытые рифлеными металлическими колпачками. Именно эти втулки и имитируют центральные расширения рассматриваемых псалиев (Horedt, Protase, 1972; Harhoiu, 1998. P. 159-160. Pl. LXIII, LXV, LXVI, L’Or des princes barbares, 2000. Kat. 29, 22-26, 29).
В то же время тип псалиев из погребения 68 Mezieres входит в группу Form l раннемеровингского времени, по J. Oexle. Псалии этой группы с максимально схематизированными птичьими головками известны в Liebenau, эта схема встречается и в более позднее время, в группах Form 2 и 3 — Rißtissen, Schretzheim (рис. 4, 3-5). J. Oexle указывает на связь группы Form l с уздечными наборами Центральной и Восточной Европы гуннского времени и на параллели второй половины V — начала VI в. из северокавказских и понтийских памятников (Дюрсо, Лермонтовская скала и др. ) (Oexle, 1992. S. 81-82. Bd. 5. Taf. 72, 113, 200).
Таким образом, находка из Mezieres является одним из звеньев, связующих древности гуннского и меровингского периодов, и иллюстрирует процессы создания новых форм трензеля, в которых ярко прослеживаются восточные элементы.
Находка псалиев с зооморфными окончаниями известна и в Северной Европе. В «княжеском» кургане V в. в Xögom, среди многочисленных принадлежностей уздечных и сбруйных наборов присутствуют железные одночастные удила с выступом в средней части, во внешние кольца которых вставлены железные псалии S-видной формы с бронзовыми головками птиц на верхних концах. В средней части — D-образные кольца для крепления ремней оголовья и повода, нижние концы слегка сужаются (рис. 5, 1-2). Автор определяет этот набор как принадлежность «боевой узды», очевидно, основываясь на устройстве грызла, строгих удил, предназначенных для жёсткого управления лошадью во время сражения (Ramqvist, 1992. Pl. 35, 41).
Птичьи головки предельно стилизованы, изготовлены в манере, близкой 1-му германскому звериному стилю. Характерные рельефные валики на клюве, шее, затылке, верхней части головки, проработка деталей клюва сближает эти изображения с птичьими головками на разделителе ремней из находки в Sjorup (Germanen, 1987. Kat. XI). Зажимы для ремней фигурные, изготовлены в виде маски животного.
В более позднее время в скандинавских древностях, также спорадически, встречаются псалии с зооморфными окончаниями. Наиболее яркий образец происходит из воинского погребения I в ладье первой трети VII в. у o. Vendel (Stoilpe, Ame, 1912) (рис. 5, 5). Эти псалии — железные, украшены плакировкой поперечными линиями, на верхней, слегка изогнутой части — стилизованные птичьи головки. Б. Аррениус считает, что эта схема псалиев соотносится с находками из Германии. В то же время находка из Högom может указывать на более ранние заимствования с континента, тем более что в более раннем погребении XIV (рис. 5, 4), относящемся к первой половине — середине VI в., находились псалии с фигурными зажимами, выполненными в виде антропоморфной маски, близкие по обшей схеме к прототипам из Högom. В то же время Б. Аррениус указывает на прототипы конструкции самих псалиев из погребения 2 в Apahida. Имитация звериных головок видна и на псалиях из погребения XII второй половины VI в. (рис. 5, 3) (Arrhenim, 1980. Р. 12, 20, 36. Fig. 16с, 18a-b; 1983. Fig. 6).
К этому можно добавить уже указанные предметы из погребения вождя (погребение 9) могильника Deersheim в средней Германии (Shneider, 1983. Abb. 27, 1; Abb. 74, 6), изготовленные в том же стиле, что и находки из Apahida.
Более простые псалии с зооморфньми концами известны также в Норвегии в более позднее время (рис. 5, 6-7) (Rygh, 1885. N573-574).
|
|
|
Рис. 4. Находки псалиев с зооморфным декором в Западной Европе:1-2 — Méziéres; 3 — Liebenau; 4 — Schretzheim, 5 — Rißtissen.1-2 — по Périn, 1995, 1998; 3-5 — по Oexle, 1986.(Открыть Рис. 4 в новом окне) |
Рис. 5. Находки псалиев с зооморфным декором в Скандинавии:1-2 — Хегом; 3-5 — Vendel; 6-7 — Норвегия.1-2 — по Ramqvist, 1992; 3-5 — по Arrhenius, 1983; 6-7 — по Rygh, 1885.(Открыть Рис. 5 в новом окне) |
Рис. 6. Уздечные наборы с зооморфным декором в Юго-Восточной Европе:
1-11 — Apahida, погребение 2; 12-16 — Концешты; 17-23 — Якушовице; 24-30 — Казаклия; 31-37 — Качин.
1-11 — по Harhoiu, 1998; 12-16 — по Засецкая, 1994; 17-23 — по Godlowski, 1995; 31-37 — по Кухаренко, 1982.
(Открыть Рис. 6 в новом окне)
Эта схема приживается в Скандинавии и существует вплоть до конца I тысячелетия, к которому относятся богато декорированные находки из погребения в Borre (Müller-Wille, 1986. Abb. 3, 1, 3). Следует указать, что в коллекции ГИМ находятся аналогичные псалии из неопубликованного клада на городище Супруты (раскопки С.А. Изюмовой).
Таким образом, находки псалиев с зооморфным декором из Западной и Северной Европы следует рассматривать вместе, в контексте культурных контактов и переработок мотивов. Поиск прототипов приводит авторов к региону Центральной Европы в целом, находки же, использующиеся в качестве аргументов, сосредоточены практически водном «королевском» погребении в Apahida (округ Клуж в Румынии). Всё это требует более внимательно рассмотреть находки конского убора с зооморфными украшениями в Юго-Восточной Европе.
Детали конского убора с зооморфными мотивами в Юго-Восточной Европе.
Как уже было указано выше, наиболее яркие уздечные и сбруйные наборы с деталями, декорированные в стиле «клуазонне», с применением зооморфных мотивов происходят из «королевского» погребения 2 в Apahida (Horedt, Protase, 1972; Harhoiu, 1998; L’Or des princes barbares, 2000). Здесь нет псалиев с зооморфными окончаниями, но присутствует большое количество блях, мелких бляшек, наконечников ремней, седельных накладок, выполненных как в виде отдельных фигурок птиц (седельные накладки), отдельных головок животных (наконечники ремней), так и в виде композиции, в которую входят геометрические фигуры, отдельные элементы изображений головок птиц — клювы, головки (бляхи узды и сбруи). Все они изготовлены из золота, для вставок использованы фанаты, пластинки красного, в некоторых случаях — зелёного стекла, под которые подложены золотые пластинки с решётчатой поверхностью, которая была призвана обогатить игру цвета на поверхности стеклянных пластин (рис. 6, 1-11).
Образ птицы наиболее полно предстаёт в седельных накладках (рис. 6, 7; 8, 4). Головки птиц — с длинными вытянутыми клювами, с овальным глазом. Крылья изящно изогнуты, тело показано в виде овального, выпуклого медальона, на котором инкрустации выполнены в виде стилизованных перьев. Гранатовыми тёмными вставками подчёркнуты основание клюва, шея, центр и низ медальона, верхние края и концы крыльев, более светлого тона гранаты использованы для клюва и лап. Лапки проработаны рифлением, возможно, имитирующим пальцы. Фигурка показана фронтально, голова — в профиль, такой приём потом будет широко использоваться при изображении геральдических животных.
Круглые бляхи от сбруи украшены каймой из стилизованных птичьих клювов, идущей по краю полусферических центральных медальонов (рис. 6, 8, 10-11). Меньшие по размеру круглые фиксаторы ремней на местах крепления ремней украшены тремя головками птиц. Две головки направлены клювами влево, одна в обратном направлении таким образом, что создаётся композиция развернутых в разные стороны головок. Этот приём использован и в композиции мелких бляшек сбруи (рис. 6, 4-5), в которых вставки зелёного стекла отделяют друг от друга головки птиц, инкрустированные вставками красного цвета. Сам приём изображения парных головок, направленных в одну или разные стороны, восходит к изобразительной системе воинских ременных гарнитур позднеримского времени и широко представлен в памятниках Дунайского и Рейнского лимеса (Böhme, 1986. Р. 25-34. Abb. 2-4, 6-7, 9-11). Два наконечника ремней, возможно, не относящихся к узде, украшены головами лошадей, схема изображений которых, вероятно, повторяет в технике «клуазонне» головки животных на псалиях «боспорской» группы (рис. 6, 9).
В этом регионе зооморфные украшения узды и сбруи известны и в более раннее время. Наиболее близка к седельных бляхам из Apahida накладка из богатого погребения из Концешт в Румынии (рис. 6, 13) (Засецкая, 1994. С. 174-175. Табл. 19, 2. Рис. 15). Она изготовлена из золота, инкрустирована вставками граната и перламутра. Клюв несколько короче и шире, также выделен глаз, тело покрыто инкрустациями в виде перьев. Иногда это изображение интерпретируют как образ птицы-рыбы, основываясь, вероятно, на общей форме и декорации тела, похожей на чешую. Этот приём весьма характерен для многих изделий эпохи переселения народов, известен на накладках ленчиков жестких сёдел и т.д. (Zasetskaya, 1999. Fig. 7). Известен он и в позднеримском искусстве: так, например, проработаны поверхность тела дельфинов на пряжке из Hontheim (Mosel), на шее птицы с ножен меча из Nydam, фигурка крылатого грифона из Oterrswang, шеи грифонов на пряжке из коллекции музея Castellani в Риме (Haseloff, 1986. Taf. 2-3; 4, 2; 5, 24; Böhme, 1986. Abb. 2).
Наконечники ремней в виде инкрустированных головок птиц, относящиеся к несколько более раннему времени (периоду Д2 европейской хронологии, по Я. Тейралу), известны в составе находок из Szeged-Nagyszeksos (Germanen, 1987; L’Or des princes barbares, 2000. Cat. Exp. 19, 2). Псалии этого времени часто украшаются полиэдрическими головками, которые могут заменять в изобразительной системе зооморфные окончания, и встречаются в алано-германских погребениях гуннских федератов (Лучистое, склеп 88; Лендьелтоти; Унтерзибенбрунн) (Кишш, 1995; Akhmedov, in print).
Изображение птичьих головок присутствует на подвеске-луннице, украшавшей богатую уздечку из
Рис. 7. Предметы конского убора инокультурного происхождения на территории Средней Оки:
1-8 — Ундрих; 9-14 — Курман, погребение 28; 15-19 — окрестности г. Шилово.
1-2, 4, 7-8, 15 — бронза, железо; 3, 6-7, 11, 19 — бронза; 9, 12-14 — серебро; 17 — серебро, оловянистый сплав, кожа; 18 — оловянистый сплав, кожа. Всё с оригинала.
(Открыть Рис. 7 в новом окне)
погребения «гуннского наместника» в Якушовице (Godlowski, 1995. Abb. 4, 3) (рис. 6, 21).
На восточной и юго-восточной окраинах Карпатского бассейна известны две находки богато украшенных уздечек с зооморфными деталями. Узда из Качина на Волыни уже рассматривалась выше.
Уздечный набор с инкрустированными деталями найден в кургане 14 в Казаклии в Молдавии (рис. 6, 24-30) (Agulnikov, Simonenko, 1993. Fig. 2-4; Гросу, 1990). Стилизованными парными головками птиц украшены накладки нащёчных ремней оголовья, составленные из геометрических фигур — круга с округлыми фестонами и ромба. Конструкция удил — применение зажимов разных размеров — сближает этот набор с боспорской инкрустированной уздой второй половины IV — начала V в. (Засецкая, 1993. Табл. 18-19. Табл. 36; Малашев, in print). Зажимы овальной формы характерны для позднесарыатской узды IV в. в целом (Ахмедов, 1995; Малашев, in print); в комплексах гуннского времени известны также в Муслюмово (Засецкая, 1994. С. 191. Табл. 43), где, кстати, встречены и детали ременных гарнитур с инкрустациями. Таким образом, вероятно, набор следует относить к началу V в. Судя по всему, уздечные наборы из Карпатского бассейна являются промежуточным звеном между понтийскими образцами и европейской уздой второй половины V в.
О том, что воинская мода гуннского и постгуннского времени, элементами которой являются конструкция и украшения конского убора, интернациональна и является индикатором контактов и культурных заимствований, свидетельствуют находки уздечных наборов инокультурного происхождения в могильниках поволжских финнов, расположенных на рязанском течении р. Оки в Центральной России *. [сноска: * Приношу искреннюю благодарность А.Н. и А.П. Гавриловым (Шиловский районный народный музей), любезно предоставившим материалы из могильника Ундрих для публикации.] Кроме упомянутого псалия боспорского типа из могильника Ундрих, следует указать случайную находку узды, сделанную в окрестностях этого могильника (рис. 1, 15-19). Удила из этого набора — биметаллические, а фиксаторы ремней украшены серебряными подвесками в виде «ласточкиного хвоста» и являются упрощённым вариантом уздечек типа Качин — Кошовени де Жос — Унтерзибенбрунн. К этому же типу относится уздечный набор из погребения 28 могильника Курман (рис. 7, 9-14) (Уваров, 1890. Табл. 11; Ахмедов, 1995). К более позднему времени относятся два уздечных набора, найденных на могильнике Ундрих: один — со стержневидными псалиями с полиэдрическими головками рифлением, выделенной центральной частью, пряжками с полой рамкой, двускатными зажимами (рис. 7, 1-6), изготовлен в стиле западноевропейской узды последней четверти V в. (D3), наиболее яркие образцы которой встречены в погребениях горизонта Арате 1а — Блучина — Турне (Apahida, Krefel-Gellep 1782, Гроссорнер, Deersheim) (Shneider, 1983; Périn, 1995; L’Or des princes barbares, 2000). От второ-
го уздечного набора сохранились только В-образные вставные петли и зооморфные зажимы (рис. 7, 7-8). Общий облик изображений животных (лошадей?) представляет собой упрощённый вариант зооморфных изображений из погребения Apahida, погребения 1782 Krefeld-Gellep, погребения короля Хильдерика, погребения 319 в Lavoye (Périn, 1995. Fig. 8,10,15; L’Or des princes barbares, 2000. 29. Kat. 11). Эти наборы не являются единичными предметами западного импорта в Центральной России. Существует целый пласт находок, и в первую очередь относящихся к предметам воинского обихода, второй половины V — начала VI в., свидетельствующий о вовлечённости этого региона в события эпохи распада гуннской державы и образования «варварских» королевств (Казанский, 1999; Kazanski, 2000; Ахмедов, Казанский, in print).
Заключение.
Подводя итог, можно сделать следующие выводы:
«Боспорский» тип псалиев изготавливался в системе понтийских стилей узды гуннского времени, формирование которых приходится на рубеж IV-V — первую половину V в. (Ахмедов, in print). Иконография зооморфных изображений в этом регионе во многом восходит к степным традициям, сохраняемым алано-сарматской частью населения Крыма. Самое позднее стилистически, изображение из склепа 6 датируется не ранее середины V в. и представляет собой синтез элементов, характерных как для римской торевтики (изображение грифона), так и для боспорских изделий (моделировка уха, рифление шеи).
В это же время в среде сложного по составу населения Дунайско-Карпатского региона вырабатывается узда стиля Качин-Кошовени де Жос — Унтерзибенбрунн, тесно связанного как с понтийской группой узды (конструкции трензеля, набор декоративных и функциональных элементов), так и с европейскими традициями металлообработки (кербшнит, циркульный орнамент, гравировки и т.д.). Наибольшего расцвета узда этого региона достигает в богато декорированных наборах из Концешт и Apahida, изготовленных в средиземноморских традициях, в которых зооморфные украшения узды и сбруи представляют собой уже целостную систему символов, несущих идеологическую нагрузку. Одновременно эти элементы появляются на Северном Кавказе, где они изготовлены, в целом, в том же стиле, что и набор из Apahida (рис. 8, 5).
Эти древности во многом могли служить эталоном для подражания и материалом, на котором в дальнейшем шло развитие этого мотива в западноевропейских древностях раннемеровингского времени, которые, возможно, вошли одним из элементов в скандинавскую узду середины — второй половины VI-VII вв.
Как правило, эти изделия находились в богатых воинских погребениях. Часть из них отождествляется с погребениями знати, которые находятся в районах скопления находок престижного инвентаря, и ассоциируется с местами образования малых «варварских» королевств во второй половине V в. — Качин, Концешти, Apahida, Кудинетово (Основная литература: Tejral, 1997; Tejral, 1999; Kazanski, 1996; Kazanski, 1999; Мастыкова, Казанский, 2000; Кулаков, 1998).
Эти образования отличались высокой военизированностью, что вызывало особое отношение к предметам воинского обихода. Они были необходимым элементом новой престижной воинской моды (многие элементы которой были характерны только для правящей воинской элиты), которая вырабатывалась в эпоху сложения «варварских» королевств. Неотъемлемой частью этой моды были узда и зооморфные детали. Часть изделий в стиле «клуазонне» горизонта Апахида — Блучина — Турне изготовлена в восточносредиземноморских мастерских для «варварской» знати и в соответствии со вкусами последней (Arrhenius, 1985). Она, в свою очередь, стала образцом для подражания (например, на северо-востоке Франции, средней Германии, Тюрингии, через последние — и в Скандинавии). О связях дунайско-карпатского региона с указанными территориями уже много писалось в литературе (Ament, 1977; Arrhenius, 1980; Périn, 1995; Kazansky, Périn, 1997).
Традиция украшения предметов воинского убора связана с традициями воинской моды позднего Рима и Византии. Изображения из Apahida иконографически связаны с изображением орла на воинских значках римской армии. Орёл в римской мифологии был спутником Юпитера, и его изображения украшали легионные знаки и портупеи мечей, находились в святилищах отдельных частей (Karnap-Bornheim, 1996. Abb. 32). Он являлся непременным спутником изображений императоров и военачальников (арка Константина, надгробие преторианского центуриона) (Bandinelli, 1961. Tabl. 18; 1970. Tabl. 72. Ill. 65). Стела с изображением Юпитера и орла известна в Добрудже, две бронзовые фигурки этих птиц найдены в Нове в Болгарии. Многочисленные находки керамических фигурок орлов и рельефов с ними в Северном Причерноморье связывают с пребыванием там во II-III вв. н. э. римских легионов (Цветаева, 1979. С. 38-43. Рис. 7-12). К V в. относятся великолепные изображения орлов из Sjörup и Вознесенского клада (Germanen, 1987. Kat. XI, 12; Мацулевич, 1959) (рис. 8, 1-2). Неоднократно подобная схема изображения встречается на воинских инсингниях [инсигниях] в Notitia Dignitatum, происхождение которой восходит к первой половине V в. (рис. 8, 5-6) (L’Or des princes barbares, 2000. P. 25. Fol. 74; Antiquités Nationales. №29, Fol. 1). Иконография образа птицы везде одинакова, на изображениях особое значение придается её позе, украшаются грудь, крылья — в изображениях из Apahida они подчёркнуты вставками тёмно-красных
Рис. 8. Позднеримские и ранневизантийские параллели элементам декора узды:
1 — Sjöup; 2 — Вознесенка; 3 — Кудинетово; 4 — Apahida; 5-6 — Notitia Dignitatum, fol. 74, 111.
l — по Germanen; 2 — по Приходнюк, 1980; 4-5 — по L’Or des princes barbares, 2000; 6 — по Antiquiés Nationales, 29.
гранатов (рис. 8, 4). Таким образом, эти предметы принадлежат к пласту регалий, подчёркивающих статус владельца. Как ранее уже определялось исследователями в древностях горизонта Апахида — Блучина-Турне, к этим регалиям относились также богатое оружие, гривны, фибулы, браслеты (обзор и литературу см.: Ахмедов, Казанский, in print) — все вещи характерны для римского имперского воинского антуража.
О том, какое значение имел конский убор в системе социально-иерархических символов, свидетельствуют сообщения древних авторов: так, при провозглашении Юлиана в Галлии в качестве императорской инсингнии [инсигнии] солдаты пытались использовать конский фалар (Ammianus Marcellinus. Rerum Gestarum libri qui supersunt, XX, 4, 15). При захоронении Аттилы в могилу наряду с инсингниями [инсигниями] покорённых народов были помещены и «драгоценные фалеры» — «faleras vario gemmarum fulgore praetiosas et diversi generis insignia» (Iordannis. De origine actibusque getarum, 258). Почти через сто лет после этих событий, перед битвой с Тотилой византийских солдат поощряли к сражению, показывая им поднятые на копья «обычные награды военных» — золотые браслеты, гривны и цепи, а также позолоченные удила (Procopius Caesariensis. Bellum Gothicum, IV, 31, 9).
Использование имперских элементов в предметах воинского обихода, как и в титулатуре правителей (например, у короля Хильдерика), служило для укрепления власти, её легитимности, может быть, изменения её сути: от власти военного вождя — к наследственной власти короля.
Среди аналогичных экземплярам из Apahida по назначению седельных пластин V-VII вв. встречаются не только изображения птиц, как, например, в Bislich 446 (Oexle, 1986. Taf. 173), но и львов, — Qustul (Emery, Kirwku, 1938. Р1. 63), в двух склепах 1904 г. в Керчи (накладки на сбруйные ремни?) (Засецкая, 1993. Кат. 167). Известна целая серия стилизованных изоб-
ражений львов VI-VII в. из Восточной Европы (Амброз, 1989; Приходнюк, 1980. Рис. 59), а также композиции, состоящие из тех и других, в частности, в лангобардском погребении в Castel Trosino (Vallet, 1995. Fig. l, 1; 5, 1).
Упрощённой версией этих инсигний могли быть предметы конского убора и оружия с отдельными элементами изображений птиц. В боспорской версии первоначально на псалиях изображаются привычные в понтийском мире образы, и лишь на самом позднем экземпляре середины — второй половины V в. появляется грифон. Позднее эта схема органично используется от дружинного символа на рубеже тысячелетий до обязательного элемента европейской геральдики вплоть до настоящего времени (Кулаков, 1988).
Литература. ^
Айбабин А.И., 1990. Хронология могильников Крыма позднеримского и раннесредневекового времени // МАИЭТ. Симферополь. Вып. I.
Амброз А.К., 1989. Хронология древностей Северного Кавказа. М.
Амброз А.К., 1994. Юго-Западный Крым: Могильники IV-VII вв. // МАИЭТ. Симферополь. Вып. IV.
Ахмедов И.Р., 1995. Из истории конского убора и предметов снаряжения всадника рязано-окских могильников // Археологические памятники Среднего Поочья. Рязань. Вып. 4.
Ахмедов И.Р., 1997а. Уздечный набор из могильника Заречье 4. // Древности Евразии. М.
Ахмедов И.Р., 1997б. К истории раннесредневековой узды (горизонт Шипово-Сахарная Головка) // Международная конференция «Византия и Крым», Севастополь, 6-11 июня 1997 г. Симферополь.
Ахмедов И.Р., 1998. Рязано-окские «крестовидные» фибулы // Исследования П.Д. Степанова и этнокультурные процессы древности и современности: Материалы международной научной конференции, посвящённой 100-летию П.Д. Степанова. Саранск.
Ахмедов И.Р., Казанский М.М., in print. После Аттилы: Киевский клад и его культурно-исторический контекст // Чтения памяти Е.А. Горюнова. СПб.
Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982. Вооружение воинов Абхазии IV-VII вв. // Древности эпохи Великого переселения народов V-VII вв. М.
Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии раннесредневековых древностей Кисловодской котловины // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара.
Гросу В.И., 1990. Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья. Кишинёв.
Давудов О.М., 1969. Отчёт о работе Горного археологического отряда в 1969 г. // Дагестанский филиал АН СССР. Архив ИА РАН. Р-1. №3936.
Дашевская О.Д., 1991. Поздние скифы в Крыму // САИ. Вып. Д 1-7. М.
Дмитриев A.B., 1979. Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска // СА. №4.
Дмитриев A.B., 1982. Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо // Древности эпохи Великого переселения народов V-VII вв. М.
Засецкая И.П., 1993. Материалы боспорского некрополя второй половины IV — первой половины V в. н.э. // МАИЭТ. Симферополь. Вып. III.
Засецкая И.П., 1994. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV — V вв. ). СПб.
Ильюков Л.С., Власкин М.В., 1992. Сарматы междуречья Сала и Маныча. Ростов-на-Дону.
Казанский М.М., 1999. О балтах в лесной зоне России в эпоху Великого переселения народов // Археологические вести. №6.
Кишш А., 1999. Опыт исследования археологических памятников алан в Западной Европе и Северной Африке // Аланы: история и культура. Аланиса III. Владикавказ.
Краснов Ю.А., 1980. Безводнинский могильник. М.
Кулаков В.И., 1988. Птица-хищник и птица-жертва в искусстве Балтики и Восточной Европы (IX-XI вв. ) // СА. №3.
Кулаков В.И., 1998. Holibo. Междуречье Ильфинг и Фришинг в V в. н.э. // Iстарычна-Археалагiчны зборнiк. №13.
Кухаренко Ю.В., 1982. О Качинской находке V в. // Древности эпохи Великого переселения народов V-VII вв. М.
Малашев В.Ю., in print. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону. Ростов-на-Дону.
Мастыкова А.В., Казанский М.М., 2000. Центры власти и торговые пути в Западной Алании в V-VI вв. // XXI Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Кисловодск.
Мацулевич Л.А., 1926. Серебряная чаша из Керчи // Памятники Государственного Эрмитажа. Пб; Л.
Мацулевич Л.А., 1959. Войсковой знак V в. // Византийский временник. XVI.
OAK 1905: Отчёт императорской археологической комиссии за 1905 г. СПб, 1908 г.
Приходнюк О.М., 1980. Археологiчнi пам’ятки Середнього Приднепров’я VI-IX ст. н.е. Киiв.
Ростовцев М.И., 1914. Античная декоративная живопись на юге России. СПб.
Синицин И.В., 1946. К материалам по сарматской культуре на территории Нижнего Поволжья // СА. №VIII.
Скрипкин A.C., 1987 [1989]. Погребальный комплекс с уздечным набором из Котлубани и некоторые вопросы этнической истории сарматов // СА. №4.
Скрипкин A.C., 1990. Азиатская Сарматия. Саратов.
Спицын A.A., 1901. Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб. Вып. 25.
Уваров A.C., 1890. Курманский могильник // Древности: Труды Московского Археологического Общества. Т. 14.
Храпунов И.Н., Мульд С.А., 2000. Новые исследования могильников позднеримского времени в Крыму // Die spatromische Kaiserziet und diefruhe Volkerwanderungszeit in Mittel- und Osteuropa. Lodz.
Цветаева Г.А., 1979. Боспор и Рим. M.
Шаров О.В., 1992. Хронология могильников Ружичанка, Косаново, Данчены и проблема датировки черняховской керамики // Проблемы хронологии эпохи латена и римского времени. [ПАВ. Вып. 1] СПб.
Шкорпил В.В., 1909. Отчёт о раскопках в г. Керчи в 1905 г. // ИАК. СПб. Вып. 30.
Agulnikov S.M., Simonenko A.V., 1993. A late sarmatian bridle set from Moldova // Communicationes Archaelogicae Hungariae.
Akhmedov I., in print. The new data to the origin of some constructive detailes of the horse’s harness on The Great Migrations period (psaliae).
Ament H., 1977. Zur archäologischen Periodisierung der Merowingerzeit // Germania. 55.
Arrhenius A., 1980. The Chronology of the Vendel Graves: Rapport fran Stocholms Universitets Arkeologiska forsknincs laboratorium. Preprint. 12.
Arrhenius В., 1983. The Chronology of the Vendel Graves // Vendel period studies. Stockholm.
Arrhenius A., 1985. Merovingian Garnet Jewellery. Stockholm.
Bandinelli R., 1961. Archeologia e cultura. Milan.
Bandinelli R., 1970. Rome. La fin de l’art antiques. Gallimard.
Böhme H.W., 1986. Bemerkungen zum spätrömischen Militärstil // Zum Problem der Deutung fruhmittelalterlicher Bildinhalte / Herausgegeben von H. Roth. Sigmaringen.
Emery W.B., Kirwku L.R., 1938. The royal Tombs of Ballana and Qustul. Le Caire. T. 2. Qustul.
Germanen, 1987: Germanen, Hunnnen und Awaren. Schätze der Völkerwanderungszeit. Nürnberg.
Godlowski K., 1995. Das «Fürstengrab» des 5.Jhs und der «Fürstensitz» in Jakuszowice in Südpolen // La noblesse romaine et les chefs barbares du IIIe au VIIe siècle. Tome IX des mémoires publiées par A.F.A.M. Condée-sur-Noireau.
Harhoiu R., 1998. Die frühe Völkerwanderungszeit in Rumänien. Bukarest.
Haseloff G., 1986. Bild und Motiv im Nydam-Stil und Stil I // Zum Problem der Deutung frühmittelalterlicher Bildinhalte / Herausgegeben von H. Roth. Sigmaringen.
Horedt K., Protase D., 1972. Das zweite Fürstengrab von Apahida (Siebenburgen) // Germania. 50.
Carnap-Bornheim von C., Ilkjaer J., 1996. Illerup Adal. 5. Textband. Jutland Archaeological Society Publications XXV: 5.
Kazanski Ì., 1994. Les plaques-boucles méditerranéennes des Ve-VIe siècles // Archäologie Médiévale. 24.
Kazansky M., 1995. Les Sarmates et les Alains dans l’Occident Romain // L’Or des Sarmates. Abbaye de Daoulas.
Kazansky M., 1996. Les tombes «princieres» de l’horizon Untersiebenbrunn, le problème de l’identification ethnique // L’identité des populations archéologiques. Actes des XVIe rencontres internationales d’archéologie et d’histoire d’Antibes. Sophia Antipolis.
Kazansky M., 1999. Les tombes des chefs militaires de l’époque hunnique // Germanen beiderseits des spätantiken Limes. Brno.
Kazansky M., 2000. La zone forestière de la Russie et l’Europe centrale à la fm[fin] de l’époque des Grandes Migrations // Die spätrömische Kaiserziet und die frühe Völkerwanderungszeit in Mittel- und Osteuropa. Lodz.
Kazansky M., Mastykova A., 1999. Le Caucase du Nord et la région méditerranéenne aux 5e-6e siècles. Eurasia Antiqua 5.
Kazanski M., Périn P., 1997. Les Barbares «orientaux» dans l’armée romaine en Gaule // Antiquités Nationales. 29.
Menghin W., 1983. Das Schwert im frühen Mittelalter: Chronologisch-typologische Untersuchungen zu Langschwerten aus germanischen Gräbern des 5. Bis 7. Jahrhunderts n. Chr. // Stuttgart. Bd. l. Wissentschaftliche Beibände zum Anzeiger des Germanischen Nationalmuseums.
Menghin W., 1994/95. Schwerter des Goldgriffspathenhorizonts im Museum für Vor- und Frühgeschichte // Acta Praehistorica et Archaeologica. Bd. 26/27. Berlin.
Müller-Wille M., 1986. Bild und Bildträger: Beispiele im Borre- und Jellingstil // Zum Problem der Deutung frühmittelalterlicher Bildinhalte / Herausgegeben von H. Roth. Sigmaringen.
Norberg R., 1931. Moor- und Depotfunde aus dem 5. Jahrhundert nach Chr. In Shonen // Acta archaeologica. København. Vol. II.
L’Or des princes barbares, 2000. L’Or des princes barbares: Du Caucase à la Gaule Ve siècle après J.С. Paris.
Oexle J., 1992. Studien zu merowingerzeitlichen pferdegeshirr am beispiel der Trensen // Germanishe Denkmäler der Völkerwanderungszeit. Mainz am Rhein. Serie A. Bd. XVI.
Périn P., 1972. Trois tombes de «chefs» du début de la période mérovingienne: Les sépultures 166, 68 et 74 de la nécropole de Mèziéres (Ardennes) // Bulletin de la Société archéologique champenoise. №4.
Périn P., 1995. Les tombes de «chefs» du début de l’époque mérovingienne: Datation et interprétation historique // La noblesse romaine et les chefs barbares du IIIe au VIIe siècle. Tome IX des mémoires publiées par A.F.A.M. Conde-sur-Noireau.
Périn P., 1998. La question des «tombes-références» pour la datatyion absolue du mobilier funéraire mérovingien // La dotation des structures et des objets du haut Moyen Âge: méthodes et résultats. Saint-Germain-en-Laye.
Ramqvist P.H., 1992. Högom. Excavations 1949-1984 // Högom I (Archaelogy and Enviroment, 13). Neumunster.
Rygh O., 1885. Norske oldsager. Christiania.
Shneider J., 1983. Deersheim: Ein Volkerwan-derungszeitliches Graberfeld im Nordharzvorland // Jahresschrift für mitteldeusche Vorgeschichte. Berlin. Bd. 66.
Stolpe Hj., Arne T.J., 1912. Graffältet vid Vendel. Stockholm.
Tejral J., 1995. Die Verbündeten Roms nördlich des panonischen Limes und ihre Nobilität während der’ Spätantke // La noblesse romaine et les chefs barbares du IIIe au VIIe siècle. Tome IX des mémoires publiées par A.F.A.M. Condé-sur-Noireau.
Tejral J., 1997. Les fédérés de l’Empire et la formation des royaumes barbares dans la région du Danube moyen á la lumière des données archologiques // Antiquités Nationales. 29.
Tejral J., 1999. Die spätantiken militärischen Eliten beiderseits der norisch-pannonischen Grenze aus der Sicht der Grabfunde // Germanen beiderseits des spätantiken Limes. Brno.
Zasetskaya I., 1999. Les Steppes pontiques á l’époque hunnique (Questions de chronologie) // L’Occident romain et l’Europe centrale au debut de l’époque des Grandes Migrations. SpisyArch. UstavuCR. Brno. 13.
Vallet F., 1995. Une tombe de riche cavalier lombard découverte a Castel Trosino // La Noblesse romaine et les chefs barbares du IIIe au VIIe siècle. Tome IX des mémoires publiées par A.F.A.M. Condé-sur-Noireau.
Voronov J., 1995. La civilisation matérielle de l’aristocratie apsile (la côte est de la mer Noire) du IVe au VIIe siècle // La Noblesse romaine et les chefs barbares du IIIe au VII siècle. Tome IX des mémoires publiées par A.F.A.M. Condé-sur-Noireau.