П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.

оглавление | далее

Предисловие

Словосочетание «енисейские кыргызы» хорошо известно всем, кто знакомился с раннесредневековой историей и археологией Центральной Азии и Южной Сибири. Проблематика истории и культуры раннесредневековых народов этого региона считается в целом разработанной. Монографии, разделы монографий, статьи и доклады таких исследователей, как С.А. Теплоухов, С.В. Киселёв, Л.А. Евтюхова, Л.Р. и И.Л. Кызласовы, Д.Г. Савинов, Г.В. Длужневская, Ю.С. Худяков и др. — трактуют прежде всего археологические данные; другие авторы — В.В. Бартольд, С.Г. Кляшторный, Л.Н. Гумилёв, С.М. Абрамзон, А.Г. Малявкин, Г.П. Супруненко, О. Караев и другие — публиковали работы, основанные на материалах письменных и этнографических источников и так или иначе затрагивающие кыргызскую проблематику. В основных положениях почти все авторы единодушны, благодаря чему сложилась концептуальная основа понимания письменных и археологических свидетельств кыргызской истории. Отбрасывая расхождения, касающиеся частных вопросов, можно свести эту концепцию к следующим тезисам.

1. Древнейшие носители названия «кыргыз» жили в конце III в.до н.э. к северу от хунну и в 201 г. до н.э. были разгромлены хуннским шанъюем Модэ (кит. Маодунь), после чего «смешались с динлинами», также обитавшими где-то на севере Китая или в Южной Сибири. Спустя некоторое время (определяемое по-разному) кыргызы оказываются уже на Енисее. Некоторые полагают, что смешение кыргызов (гяньгуней) с динлинами произошло не до, а после или во время этого переселения.

2. К VI в. н.э. кыргызы на Енисее уже создают собственное государство, по устройству близкое так называемым степным империям — каганатам. Контакты с тюрками Первого каганата не изучены. Известно, что в 630-40-х гг.* кыргызы были в зависимости от «Дома Сйеяньто» — Сирского каганата, с падением которого в 646: году вновь обрели независимость (этому этапу истории енисейских кыргызов исследователи обычно не придают особого значения). В конце VII в. кыргызский каган добился признания своего титула со стороны тюрков Второго каганата. Вместе с тем в военном отношении кыргызы уступали тюркам и зимой 710/711 гг. потерпели от них сокрушительное поражение, причём тюркские вожди считали кыргызского правителя самым опасным врагом. В течение многих десятилетий кыргызы поддерживали регулярные посольские связи с Китаем, о чём в танских хрониках есть немало упоминаний.

3. В 758 г. уйгуры, развивая свои военные успехи, нанесли поражение енисейским кыргызам, вожди которых после этого утратили право на каганский титул. Кыргызы не раз поднимали восстания, но уйгурам всегда удавалось справиться с мятежниками. В 840 г. кыргызский правитель Ажо сам объявил себя ханом и начал войну, которая спустя два десятилетия привела к падению и развалу Уйгурского каганата под ударами воинственных северных соседей.

4. С 840 года отсчитывают т.н. эпоху кыргызского великодержавия. По мнению ряда исследователей, с этого времени кыргызы господствовали в Центральной Азии, создали огромную державу, проникли даже на Тяньшань, где, по мнению многих, положили начало этногенезу тяньшаньских киргизов. На всём Саяно-Алтае и кое-где за его пределами распространяется мощное культурное влияние енисейских кыргызов.

5. Позднейшие этапы кыргызской истории изучены плохо. Известно, что кыргызы не воевали с киданями, но потерпели поражение в каком-то столкновении с найманами. В XI-XII вв. единого кыргызского государства уже не было: на его месте возникли два особых владения — Кыргыз и Кем-Кемджиут, на Среднем и Верхнем Енисее соответственно. В начале XIII в. кыргызов разгромили монголы. На протяжении этого столетия кыргызы нередко с разной степенью успеха восставали, но всякий раз монголы находили на них управу, и в 1293 г. енисейский народ был разгромлен окончательно.

Такова концептуальная основа большинства кыргызоведческих работ. К этой исторической концепции следует добавить ряд стереотипов восприятия археологического материала. Приводимые ниже положения многими исследователями приняты как безусловные.

1. С древнейшими носителями названия «кыргыз» связывают население, оставившее памятники т.н. таштыкской эпохи (обыкновенно датируемые в пределах первой половины I тыс.) и иногда — памятники предшествовавшего тесинского этапа.

2. Ко второй половине I тыс. относят т.н. чаатасы — могильники нового типа, часто пространственно совмещённые с таштыкскими памятниками и в ряде черт наследующие им. Сквозным признаком, уверенно связываемым с кыргызами, считают обычай трупосожжения. К тому же времени относят сравнительно немногочисленные всаднические ингумации на Среднем Енисее.

3. К середине IX в. у кыргызов складывается новая своеобразная культура, которая после победы над уйгурами распространяется, по мнению исследователей, по всему Саяно-Алтаю, в Прибайкалье и даже в Притяньшанье.

4. В Х в. происходит новая трансформация культуры, и с XI в. для неё уже не типичны ни чаатасы, ни знаменитые кыргызские вазы, ни енисейская руническая письменность. Распространяются новые типы, но выяснить их происхождение удаётся не всегда, и их без лишних рассуждений считают кыргызскими.

5. В VI-X вв. на Среднем Енисее обитает и другое, некыргызское население, оставившее разнообразные всаднические погребения. Происхождение этих инокультурных групп и их роль в истории енисейских племён дискуссионны.

Таковы положения, принимаемые большинством авторов без обсуждения. Дискуссии же ведутся, например, по вопросу о том, существовали параллельно с енисейскими кыргызами ещё и древние хакасы, или нет. К археологии это, разумеется, никакого отношения не имеет. Другие разногласия сводятся к оценкам тех или иных памятников, к различиям в интерпретации всаднических погребений, к вариантам определения формационной принадлежности кыргызского общества. Вещественный материал опубликован очень неполно и разрозненно, его систематический анализ в литературе отсутствует или в лучшем случае недостаточен, отчего изложенная выше концепция оказывается, в сущности, непроверяемой. В литературе отсутствует систематический анализ таштыкской и кыргызской изобразительных традиций.

Занимаясь на протяжении многих лет данной проблематикой специально, я пришёл к выводу о том, что накопленный материал позволяет и в ряде случаев даже требует пересмотреть некоторые положения общепринятой концепции. Детальный анализ публикаций позволяет мне утверждать, что в значительной части эта концепция никогда и никем не обосновывалась и является во многом декларативной. Она никогда не была единственно возможной трактовкой имеющегося материала. Эта концепция основана на серии допущений, недоказанных гипотез и необоснованных деклараций. Они часто логичны, но никогда не единственно допустимы; кроме того, некоторые авторы порой игнорировали ту или иную часть материала, если она не соответствовала их воззрениям, и «не замечали» аргументов и выводов других исследователей, если не могли им что-либо противопоставить. Обычной практикой стало согласовывать свои выводы уже не с фактами, а лишь с другими выводами, своими и чужими, отчего несоответствия накапливаются и заводят учёные построения в тупик. Это дополняется принятой у нас монополией на материал, годами, а то и десятилетиями не публикуемый, доступный лишь в неполных отчётах и нарочито кратких сообщениях. Порой о памятнике вообще известно лишь то, что он был раскопан (так, скажем, о склепе № 2 Сырского чаатаса известно, что в 1950-х гг. он был раскопан Л.Р. Кызласовым, но ни отчёта, ни публикаций нет).

Между тем результаты, полученные некоторыми исследователями — А.К. Амброзом, Б.И. Маршаком, Э.Б. Вадецкой, Г.В. Длужневской и другими — позволяют по-новому взглянуть на ряд принципиально важных вопросов истории и культуры енисейских кыргызов. Собрав и систематизировав значительную часть имеющихся в настоящее время материалов, я взял на себя смелость выработать новый подход к проблематике кыргызоведения, учитывающий как новые данные, так и неиспользованные возможности анализа известных материалов. Некоторые выводы, полученные мною, приведены в предлагаемой работе.

Предлагаемые очерки истории и археологии древних кыргызов во многом вынужденно конспективны, но узловые проблемы разобраны подробно. Несомненно, настоящая работа неполна как по охвату данных, так и по степени использования разнообразных возможностей исследования. Но главной своей задачей я считал не создание свода материалов, а выработку новой, внутренне непротиворечивой концепции истории и археологии кыргызов. Я должен выразить глубокую благодарность Ю.А. Заднепровскому, Б.Н. Пяткину, Ю.И. Трифонову, Э.Б. Вадецкой, Г.В. Длужневской, С.Г. Кляшторному, Д.Г. Савинову, не раз находившим время для обсуждения интересовавших меня вопросов, и всем тем, кто в разные годы помогал мне в работе над этим исследованием. Моя особая благодарность — М.П. Завитухиной, оказавшей неоценимую помощь в изучении эрмитажных археологических коллекций.

 *       *       *

Прежде чем обратиться к собственно кыргызоведческим проблемам, следует обратить внимание на одно важное обстоятельство — столь существенное, что его следует отметить уже в первых абзацах. Среди сибироведов традиционную и обоснованную симпатию вызывают китайские и дальневосточные материалы, имеющие более или менее близкие сибирские и центральноазиатские аналогии, тогда как западные параллели сибирским вещам чаще всего остаются где-то на краю внимания. Тому немало причин, перечислять их не имеет смысла. Однако географическое положение минусинских котловин не даёт оснований пренебрегать западными аналогиями, чрезмерно акцентируя восточные.

Ведь единого непрерывного горно-степного пояса Евразии на самом деле нет: степная полоса чётко разделена — но не на европейскую и азиатскую части (Уралом), как это делается во многих обобщающих работах, а на западную и восточную половины (Тарбагатаем). Это деление проявилось и в археологических материалах, и в изгибах истории, и в климатических обстоятельствах. Система степных котловин Среднего Енисея имеет практически прямые, свободные выходы к Степному Алтаю и далее в западносибирскую лесостепь. От Центральной же Азии её отделяют Саяны, Байкал и Гоби. В древности зимой связь была возможна по льду Енисея (однажды этим путём прошли монголы), или — с великими трудностями — через перевалы Западного Саяна (этот путь документирован тюркским походом зимы 710/711 гг.). Летом Енисей был практически заперт порогами, и пройти можно было лишь по Арбатской и Усинской тропам. Географически — а в конечном счёте и культурно — минусинские степи принадлежат западной половине степного пояса. Так что на самом деле Северный Кавказ и Приуралье куда ближе к Енисею, чем Китай и Корея. Это не значит, что южные и юго-восточные связи несущественны. Это лишь объясняет, почему в нижеследующих построениях западные аналогии минусинским материалам играют столь важную роль.

Предлагаемая веб-версия монографии «Древние кыргызы» — далеко не окончательна. Я то и дело возвращаюсь к ней, редактирую, дополняю и сокращаю её — словом, это живой текст. Если вам небезразлична затрагиваемая здесь проблематика и есть что сказать — пишите мне.

* Здесь и далее особо обозначаются лишь даты до н.э.; обозначение н.э. выпускается.

оглавление | далее