М.И. Воробьёва-Десятовская
Великие открытия русских учёных в Центральной Азии.
// СПб: Изд-во А. Голода. 2011. 248 с.
См. страницу на сайте ИВР РАН.
Глава 1.
Русские учёные на тропах Центральной Азии.
Вопрос о том, что следует понимать под географическим термином «Центральная Азия», отнюдь не тривиален — ведь наряду с ним имеется и другой — «Средняя Азия», который в современной англоязычной научной литературе используется крайне редко.
Среднюю Азию русские и западноевропейские ученые в XVIII и в начале XIX в. называли Большой Бухарией, а земли к востоку от неё — Малой Бухарией. Название «Туркестан», позднее принятое в науке и геополитике для обеих Бухарий, следует считать условным, поскольку оно никогда не употреблялось местными жителями. В 1829 г. русский исследователь Н.Я. Бичурин предложил внести ясность в этот слишком рыхлый географический термин: земли Средней Азии стали именоваться в науке Западным Туркестаном, а земли к востоку от него — Восточным Туркестаном.
Исторические судьбы территорий, расположенных вблизи Восточного Туркестана, позволяют нам расширить это понятие, подобно тому, как в истории культуры Востока возникло понятие «Greater India», под которое были подведены все области исторического распространения индийской культуры.
Какие же территории включает в себя историко-культурный регион Центральная Азия? Его границы охватывают огромное пространство — Восточный Туркестан, Западную Монголию (Джунгарию), Тибет, Северо-Западный Китай. Историко-культурное единство связало эти земли, но их цивилизационная целостность стала известна науке лишь благодаря экспедиционной работе русских учёных, начатой на излете XIX в.
Русские путешественники, географы, историки, археологи, ботаники и зоологи, востоковеды-археологи, лингвисты-палеографы прошли по землям Центральной Азии, открывая одну область за
(9/10)
другой. Географическая карта региона и научно реконструированная история культуры народов, населявших его в I тыс. н.э., — таковым стал итог тяжкого и полного опасностей труда отечественных исследователей.
Делу исследования этих территорий русские учёные отдавали себя без остатка. Центральная Азия, словно неведомая сила, притягивала их, забирала годы жизни и здоровье, но взамен одаривала этих подвижников науки открытиями, обессмертившими их имена.
О каждом из русских учёных, пополнивших сокровищницу географических и историко-культурных открытий в Центральной Азии, можно написать и серьёзное исследование, и захватывающий роман — настолько плодотворным и насыщенным приключениями был их путь первооткрывателей.
Географическое положение Российской империи давало отечественным учёным неоспоримое преимущество в исследовании Центральной Азии. Из западноевропейских коллег лишь англичане обладали сходными возможностями — они могли использовать колониальную Индию как плацдарм для экспедиций в Центральную Азию.
С середины XVIII по середину XIX в. Россию более всего интересовала Западная Монголия (Джунгария), и не только потому, что это была ближайшая и более всего известная территория, с которой приходилось поддерживать торговые связи. На то имелись и геополитические причины. Во второй половине XVII в. Китай благодаря возвышению династии Цин значительно увеличил свои экспансионистские амбиции. Цинская империя активно проявила намерения захватить Западную Монголию и тем самым приблизиться к границам России.
Чтобы урегулировать отношения с Китаем, Россия в 1725 г. послала в Пекин известного дипломата С.Л. Рагузинского. В его задачи входило обследование русско-монгольской границы и переговоры о возможности развития торговых связей России с Монголией. В последнем аспекте посольство Рагузинского не дало желаемых результатов. В 1758-1759 гг. династия Цин осуществила захват Джунгарии. Тем не менее Россия не отказалась от намеченных планов и с пограничной полосы продолжала вести разведку в данном районе Центральной Азии.
(10/11)
В конце XVIII в. у Российской империи появился новый геополитический конкурент, претендовавший на Джунгарию, — Великобритания. Между двумя империями развернулась так называемая Большая Игра — соперничество, принявшее характер комплексной и весьма продолжительной борьбы за влияние в Центральноазиатском регионе. Россия пыталась через Джунгарию оказывать давление на Китай и одновременно отслеживала британскую политическую и военную активность.
Китай в середине XIX в. после Опиумной войны с Британской империей и Тайпинского восстания ослабил свои попытки захватить Синьцзян и Западную Монголию. Однако Российская империя вовсе не собиралась оставаться в роли безучастной наблюдательницы этих событий и в 1860 г. воспользовалась шансом аннексировать Амурскую и Уссурийскую области.
Русская геополитическая активность развивалась и в Средней Азии — генералы Черняев и фон Кауфман присоединили к России территории Кокандского и Хивинского ханств, стремительно продвинув границы Отечества на Восток.
Для России эпоха изучения Центральной Азии началась в середине XIX в. В 1845 г. в Санкт-Петербурге было основано Императорское Русское Географическое общество (ИРГО, или РГО) под Высочайшим покровительством и под председательством одного из великих князей. Первым вице-председателем РГО стал контр-адмирал Фёдор Петрович Литке. В состав его членов вошли не только учёные, но и значительное число военных, что свидетельствовало о совпадении исследовательских и геополитических целей деятельности этой организации.
Составленные в 1848 г. немецкими учёными К. Риттером и А. Гумбольдтом географические карты Центральной Азии основывались на китайских прототипах и нуждались в проверке и серьезных уточнениях. Поэтому ИРГО ставило перед русскими экспедициями задачи картографирования, фиксации путей сообщения, описания водных артерий, гор и горных перевалов, особенностей климата. Наряду с этим в планы ИРГО ставились вопросы описания народонаселения и его этнографических характеристик, учёта археологических памятников.
(11/12)
Член ИРГО, выдающийся отечественный учёный-географ Пётр Петрович Семёнов стал первым европейцем, покорившим горные вершины Тянь-Шаня в 1856-1857 гг. В ходе своей экспедиции он описал геологию обследованной им части Центральной Азии. Позднее, в 1873-1914 гг., когда он являлся вице-президентом ИРГО, экспедиционные обследования Восточного Туркестана, Тибета, Монголии и северо-западных территорий Китая сделались приоритетными для отечественной науки. В 1906 г. деятельность П.П. Семёнова была особо отмечена Императором: фамилии учёного был добавлен наследственный прославляющий эпитет — Тян-Шанский.
В 1858-1859 гг. исследование и картографирование горных массивов Центральной Азии продолжил Б.Л. Громбчевский, направленный в Кашгар.
В те же два года отечественный учёный казахского происхождения Ч.Ч. Валиханов совершил первое путешествие в Кашгар с историко-культурными целями. Он изучал дислокацию археологических памятников и собирал древние манускрипты. Ч.Ч. Валиханов первым обратил внимание на реликты буддийской культуры, сохранившиеся на территории Восточного Туркестана, — руины буддийских пещерных монастырских комплексов, и сделал соответствующие пометки на топографической карте своего маршрута.
Анализ статистических материалов по Центральной Азии проводился Военно-учёным комитетом, учреждённым по инициативе Н.Н. Обручева (1830-1904). Эта организация публиковала результаты своей работы в собственном периодическом издании — «Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии». Каждый, кто по долгу службы или роду занятий был связан с Центральной Азией, пользовался данным изданием.
В 1878-1879 гг. в регионе действовала экспедиция ботаника А.Э. Регеля, направленная в Кульджу и Турфан. Она доставила в Санкт-Петербург уникальную по представительности коллекцию редких растений. Наиболее ценная часть материалов этой коллекции была собрана лично Регелем.
В 1889 г. Г.Е. Грум-Гржимайло (1860-1936) обследовал северные районы Восточного Туркестана.
(12/13)
Поистине великим русским исследователем этого региона стал Николай Михайлович Пржевальский (1839-1888), совершивший четыре грандиозные экспедиции. Ему, учёному и путешественнику, мы посвятим в этой книге отдельный раздел. Здесь же необходимо сказать, что Пржевальский ушёл из жизни в начале своей последней экспедиции, погибнув в 49-летнем возрасте от брюшного тифа. Поскольку его отряд, полностью экипированный, уже выступил в поход, ИРГО решило не прерывать экспедицию и послать для руководства ею М.И. Певцова (1843-1902). Карты из китайского атласа 1863 г. для него скопировал Э.В. Бретшнейдер, и экспедиция получила тем самым приблизительный план продвижения по Восточному Туркестану, Чжунгарии и Северо-Западному Тибету.
Путешествие М.И. Певцова успешно завершилось, и учёный написал о нём книгу «Путешествие по Восточному Туркестану, Кунь-Луню, северной окраине Тибетского нагорья и Чжунгарии (1889-1890)». Хотя отряд прошел по маршруту, намеченному Пржевальским, главную мечту великого путешественника — посещение Лхасы экспедиция Певцова не осуществила.
В этой экспедиции приняли деятельное участие ученики Пржевальского — В.И. Роборовский и П.К. Козлов, впоследствии прославившие отечественную науку и свои имена. В 1893-1895 гг. В.И. Роборовский обследовал Турфан. А экспедиция П.К. Козлова в Хара-Хото в 1909-1910 гг. явилась едва ли не одной из самых важных вех в истории изучения культуры Центральной Азии.
Представительные коллекции центральноазиатской флоры и фауны, обогатившие музеи Санкт-Петербурга, привёз Михаил Михайлович Березовский (1848-1919), окончивший биолого-почвенный факультет Санкт-Петербургского университета как зоолог. Начиная с 1876 г., Березовский неоднократно принимал участие в экспедициях Григория Николаевича Потанина (1835-1920) в Монголию, Северо-Западный Китай, в Восточный Туркестан и северо-западные районы Тибета. В общей сложности 14 экспедиций прошли с его участием. Сначала он вел исследования как зоолог и ботаник, а с 1902 по 1908 гг. руководил экспедициями в Китай и Центральную Азию, работая в их составе как географ и
(13/14)
этнограф. Во время одной из них он вел исследования в Шанхайской обсерватории.
Навыки экспедиционной работы Березовский приобрёл в путешествиях, возглавлявшихся Г.Н. Потаниным. Самым трудным в подготовке к экспедиции был вопрос субсидирования. Из писем Потанина Березовскому, которые хранятся в Архиве востоковедов Института восточных рукописей РАН [1] видно, как напряжённо велись поиски финансовых средств. Определённую их часть предоставляло РГО, но её не хватало, чтобы снарядить экспедицию. Некоторую субсидию давала Академия наук. Остальное могли представить добровольные спонсоры. Поскольку Потанин поддерживал движение «сибирского областничества» и много времени проводил в Иркутске, Бийске, Барнауле, Красноярске и других городах Восточной Сибири, он пользовался большим авторитетом в среде местного купечества. Многие из весьма состоятельных купцов снабжали его необходимыми средствами.
Первая небольшая экспедиция М.М. Березовского с целью проведения археологической разведки была направлена в 1905 г. в Кучу Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии. Вместе с ним поехал его родственник — художник и архитектор Матвей Михайлович Березовский.
Одновременно с отрядом М.М. Березовского в Куче работала французская экспедиция Поля Пеллио. Французский исследователь нашёл там санскритские рукописи, в которых упоминались шесть имён правителей Кучи. [2] Г.Ж. Пино датировал их правление периодом 624-646 гг. на основе тех тохарских письменных памятников, в которых встречаются эти же имена. Датировкой находок занимались также и другие учёные. Все сошлись на том, что обнаруженные в процессе раскопок рукописи и граффити относятся к VII в. н.э. Соответственно этому следует датировать VII в. н.э. и находки Березовского — часть рукописей, живописные альбомы, выполнен-
(14/15)
ные акварелью, фрагменты тканей и деревянной эпиграфики, надписи на штукатурке, добытые в тех же местах Кучанского оазиса, где проводил изыскания П. Пеллио.
Березовский привёз в Азиатский Музей Академии наук более 200 фрагментов тохарских рукописей (кучанских, написанных на тохарском Б языке) и около 100 староуйгурских рукописей. Большинство из них были зафиксированы на оборотах китайских буддийских свитков.
Учителю Березовского — Г.Н. Потанину удалось добиться больших достижений в исследовании Монголии. В 1876-1877 и в 1879-1880 гг. были совершены экспедиции в Северо-Западную Монголию и Туву, в 1884-1886 и в 1892-1893 гг. Потанин обследовал Северный Китай, Восточный Тибет и Центральную Монголию.
Самым научно перспективным историко-культурным открытием конца XIX — начала XX вв. явилось обнаружение следов индоевропейской цивилизации I тыс. н.э. на территории Восточного Туркестана. Этим наука обязана в первую очередь российскому Генеральному консулу в Кашгаре, учёному и дипломату Николаю Федоровичу Петровскому (1837-1908). Именно он подал в Императорскую Российскую Академию наук докладную записку о необходимости обследования восточнотуркестанских древностей. Его имя навсегда останется в истории науки рядом с именем академика С.Ф. Ольденбурга, непременного секретаря Академии наук, учёного-индианиста, палеографа и археолога. С.Ф. Ольденбург сразу же понял приоритетную значимость научной инициативы Петровского. И именно этот классик отечественного востоковедения превратил исследование древних памятников Восточного Туркестана в международное научное предприятие и лично возглавил экспедиции русских исследователей в Восточный Туркестан и Дуньхуан.
В организации экспедиций в Восточный Туркестан продолжало играть важную роль РГО. По плану, составленному Ольденбургом, в 1898 г. северные оазисы Восточного Туркестана обследовала экспедиция Д.А. Клеменца (1848-1914). В результате интенсивной изыскательской работы Клеменц доставил в Санкт-Петербург большую коллекцию памятников искусства и предметов материальной
(15/16)
культуры, которые ныне хранятся в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамера) им. Петра Великого.
Привёз Клеменц и несколько древних рукописей — уйгурских и санскритских, которые обогатили коллекцию Азиатского музея (ныне — Институт восточных рукописей РАН). С его экспедиции и началась эра собственно археологических изысканий в Восточном Туркестане. Д.А. Клеменц проводил планомерные раскопки, чего не делали до него ни русские, ни западноевропейские исследователи региона. Однако, несмотря на новаторство и результативность своей экспедиции, сам учёный скромно именовал её «рекогносцировкой».
На основе данных, полученных этой экспедицией, в январе 1900 г. Д.А. Клеменц и двое других русских учёных — H.И. Веселовский и С.Ф. Ольденбург подали Записку в Восточное Отделение Русского Археологического Общества (РАО). В ней было представлено обоснование необходимости новых исследований в Восточном Туркестане. К тому времени учёные располагали топографическими картами, составленными Н.Ф. Петровским. На них были обозначены местности, заслуживающие серьёзного археологического обследования, указаны дороги, ведущие к местам дислокации памятников, и расстояния в днях пути. Эти уникальные документы увидели свет только в 2008 г. благодаря усилиям И.Ф. Поповой, [3] директора Института восточных рукописей РАН, где и хранятся их оригиналы.
Д.А. Клеменц, Н.И. Веселовский и С.Ф. Ольденбург предлагали проект организации двух экспедиций, во время которых планировалось произвести, во-первых, изучение памятников художественной культуры, сохранившихся в развалинах, во-вторых, археологические раскопки, а также приобрести у местных самодеятельных поисковиков любые артефакты, способные дать представление о раннесредневековой культуре оазисов Восточного Туркестана.
После обсуждения на заседании Восточного Отделения РАО Записка была направлена в Министерство финансов. Однако ответ был получен отрицательный: «Г-н Министр финансов не нашёл воз-
(16/17)
можным ассигновать ныне суммы, просимые Императорским Русским Археологическим Обществом на Турфанскую экспедицию». [4]
В числе русских экспедиций в Восточный Туркестан были и этнолингвистические. Две из них совершил С.Е. Малов (1880- 1957): в 1909-1911 и в 1913-1915 гг. В то время этот в дальнейшем известный учёный-тюрколог лишь готовился написать диссертацию, и его направили в регион для сбора диссертационных материалов по живым тюркским языкам и диалектам. Обе его экспедиции оказались очень успешными в аспекте пополнения фондов Азиатского музея. Тибетская эпиграфика на дереве и староуйгурские рукописи, привезённые им, составляют ныне весьма ценную часть коллекций ИВР РАН.
В 1899 г. на Международном конгрессе востоковедов в Риме В.В. Радлов выступил с сенсационным докладом о находках в Восточном Туркестане. Результатом его выступления стало учреждение в большинстве стран Европы специальных комитетов по археологическому обследованию этого ключевого субрегиона Центральной Азии, сулящего значительные открытия. Участники конгресса приняли решение о создании «Международного союза для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях». Ведущим подразделением этой организации стал Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии, учреждённый тремя годами позже. Это произошло следующим образом: на XIII съезде востоковедов в Гамбурге был рассмотрен проект устава Союза, подготовленный русскими учёными, съезд утвердил устав и поручил В.В. Радлову и С.Ф. Ольденбургу образовать Русский комитет. В уставную компетенцию Русского комитета входили магистральные прерогативы:
«а) Всячески содействовать изучению сохранившихся памятников как вещественных, так и духовных, в соответствующих странах.
б) Путём постоянных сношений с местными деятелями и учреждениями выяснить, какие памятники подлежат скорейшему изуче-
(17/18)
нию и какие народности должны быть в ближайшем будущем исследованы в лингвистическом и этнографическом отношениях и, таким образом, спасены для науки...
г) Наметить планы совместного исследования и обсуждения общих научных вопросов, касающихся всей совокупности народов соответствующих стран.
д) Облегчить всем учёным, без различия национальности, участие в предстоящей научной работе в районе действия комитета». [5]
Комитету было предоставлено право устраивать экспедиции и издавать бюллетень на французском языке. В первый состав бюро Комитета вошли В.В. Радлов, В.А. Жуковский, В.В. Бартольд и Л.Я. Штернберг.
С.Ф. Ольденбург смог выехать в Восточный Туркестан только в 1909-1910 гг. К этому времени там уже по нескольку раз успели побывать экспедиции учёных западноевропейских стран и Японии. Они действовали в Восточном Туркестане как экспроприаторы культурных ценностей: вывезли оттуда рукописи, скульптуру и даже целые фрески [прим. сайта: здесь и далее речь не о фресках в прямом смысле, а о стенных росписях по сухой штукатурке], наспех и грубо снятые со стен храмов и монастырей. Былые международные соглашения были как бы позабыты: зарубежные коллеги фактически обманули С.Ф. Ольденбурга и не оставили ему ни одного нетронутого памятника.
Экспедиция российского академика организовывалась на средства Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии и проходила по следующему маршруту: Карашар, Турфан, Карашар, Курля, Куча, Бай, Аксу, Уч-Турфан, Калпын, Маралбаши, Кашгар. [6] Коллекция собранных ею манускриптов была незначительна — около 20 фрагментов санскритских рукописей письмом брахми и столько же древнеуйгурских.
По возвращении С.Ф. Ольденбург доложил о приобретённых им во время экспедиции старопечатных изданиях, рукописях, памятниках искусства и этнографии на заседании Русского комитета
(18/19)
для изучения Средней и Восточной Азии (2 октября 1910 г.). Описание уйгурских рукописей опубликовал С.Е. Малов. [7] Экспедицией были также привезены 88 мусульманских рукописей.
Ольденбург написал две работы, посвящённые путешествию 1909-1910 гг.: «Разведочная Археологическая Экспедиция в Китайский Туркестан в 1909-1910 гг.» и «Русская Туркестанская экспедиция 1909-1910 гг., снаряжённая по высочайшему повелению состоящим под Выс. Его И. В. покров. Русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии».
Но ещё до своей первой экспедиции учёный провёл огромную работу по описанию, дешифровке и введению в научный оборот тех рукописей, которые были доставлены из Восточного Туркестана другими русскими экспедициями и присланы Н.Ф. Петровским.
Поскольку рукописи, добытые учёными Англии, Франции и Германии, представляли собой тексты, зафиксированные теми же видами письма, и на тех же языках, что и уже имевшиеся в распоряжении Ольденбурга, международное научное сообщество снова объединилось для решения задач по расшифровке письменностей и по определению языков. Лучшие научные силы Европы и России — индологи, иранисты, тибетологи, китаисты, тюркологи — были привлечены к этой работе. Из русских учёных в определении письменностей и языков приняли участие, наряду с С.Ф. Ольденбургом, Н.Д. Миронов, А. фон Сталь-Гольштейн. В различные годы к ней подключались П. Пеллио, Э. Шаванн, Л. де ла Валле-Пуссен, М. Сенар, X. Людерс, Ф.В. Томас, Р. Хёрнле, С. Леви, X. Масперо, С. Конов, А.X. Франке, X.В. Бэйли, В.Б. Хеннинг и др.
С.Ф. Ольденбургу принадлежит первая в мире публикация одного листа рукописи, присланной в конце 1880-х гг. из Кашгара Н.Ф. Петровским. [8] Письмо рукописи определено С.Ф. Ольденбургом как наклонное брахми. Этот вариант брахми прежде науке
(19/20)
не был известен. В Индии были найдены небольшие фрагменты рукописей, написанных индийским брахми. В Центральной Азии индийское брахми оказалось приспособленным для местных языков и дало две разновидности: вертикальное центральноазиатское брахми, рукописи которого были найдены в Кашгаре и Хотане, и наклонное центральноазиатское брахми, очевидно распространённое в северных оазисах — в Турфане и в Куче. С.Ф. Ольденбургу удалось прочесть рукопись и установить, что она написана не на санскрите, а на неизвестном до тех пор языке. В период 1892-1893 гг. от Н.Ф. Петровского были получены свыше 100 листов и фрагментов рукописей, происходивших из Кучи, Курля, Аксу. Среди них — бумажные листы и рукописи на берёсте и коже. С.Ф. Ольденбург отдал материал рукописей на химический анализ (был установлен состав бумаги, в основном из китайской шелковицы и других местных кустарниковых пород), описана характерная форма рукописей — индийская потхи. В 1893-1903 гг. С.Ф. Ольденбург непрерывно публиковал в ЗВОРАО полученные от Н.Ф. Петровского рукописи.
Ко второй экспедиции, которая была осуществлена в 1914-1915 гг., С.Ф. Ольденбург готовился уже по-другому. Он наметил себе один определённый памятник, который к тому времени был хорошо известен по литературным источникам и обследован европейскими экспедициями, — пещеры Могао, получившие в научных исследованиях название «Пещер тысячи будд» (кит. Цяньфодун; в дневниках С.Ф. Ольденбурга — Чан-фо-дун).
Монастырь располагался в уезде Дуньхуан провинции Ганьсу. О целях экспедиции учёный сообщал в докладной записке, которая ныне хранится в Архиве РАН, следующее: «Найти твёрдую основу для хронологического определения памятников буддийского искусства Китая и Китайского Туркестана и собрать достаточный материал для характеристики различных стилей этого искусства». [9]
В отличие от своих западноевропейских, в частности, германских коллег-археологов, стремившихся к вывозу азиатских культурных ценностей в «цивилизованный мир» и в этих целях варварски разру-
(20/21)
щавших целостность исторических памятников, С.Ф. Ольденбург выдвинул новый — культуросберегающий принцип востоковедной археологии. Его метод экспедиционной работы состоял в том, чтобы не производить никаких разрушений на обследуемом объекте — не выламывать фрагменты стен, не снимать росписи и не изымать скульптуру с целью вывоза, а ограничиваться фотографированием, зарисовками, калькированием, словесным описанием и сбором того, что само обвалилось от ветхости или было разрушено предыдущими экспедициями.
В состав второй экспедиции Ольденбурга входили первоклассный фотограф и художник С.М. Дудин, мастер документального рисунка В.С. Бикенберг, топограф Н.А. Смирнов, этнограф Б.Ф. Ромберг.
Об этой экспедиции, как и о первом путешествии С.Ф. Ольденбурга, в научной литературе известно немногое. Сам учёный опубликовал всего три небольшие статьи. [10] Две статьи по частным вопросам написал С.М. Дудин. А дневники экспедиции и описания пещер так и остались неопубликованными. По материалам, хранящимся в Государственном Эрмитаже, две небольшие публикации подготовила Н.В. Дьяконова: одна посвящена текстилям из Дуньхуана, другая представляет собой общий обзор единиц хранения. [11]
Иной раз кажется, будто рок довлеет над всем, что связано с этой экспедицией: даже её описания, сделанные учёными в 1950-х гг., увидели свет только в 1993 г. Укажем два из них — статью П.Е. Скачкова «Русская Туркестанская экспедиция 1914-1915 гг.» и дополняющую и уточняющую ее работу Л.Н. Меньшикова «К изучению материалов Русской Туркестанской экспедиции 1914-1915 гг.». [12]
(21/22)
О маршруте экспедиции и её конкретных задачах П.Е. Скачков сообщал следующее: «Предполагалось составить общий точный план пещер, планы пещер по этажам, разрезы, фасады, произвести фотографирование объектов, снять копии с наиболее важных вещей и по заранее определённой программе произвести возможно более детальное описание пещер. Маршрут экспедиции был: Чугучак — Гучэн — Урумчи — Аньси — Хами — Цяньфодун (то есть «Пещеры тысячи будд» в Дуньхуане) и обратно, минуя Дуньхуан, через Хунлююань на Хами». [13]
Экспедиция выехала из Санкт-Петербурга 20 мая 1914 г. и прибыла 15 августа в «Чан-фо-дун» (Цяньфодун). Три месяца ушло на описание пещер. С.Ф. Ольденбург решил не присваивать им новой нумерации, а придерживаться той, которая была обозначена на плане П. Пеллио, составленном в 1908 г. [14] Три пещеры, открытые после посещения Дуньхуана П. Пеллио, были обозначены как А, В и С.
После составления описания началось детальное обследование стенных росписей: фотографирование, зарисовка и калькирование. [15] Во время расчистки наслоений грунта на дне пещер обнаружились фрагменты фресок, обрушившихся от ветхости, обломки скульптуры и фрагменты древних рукописей. Все это было тщательно собрано, упаковано и доставлено в Санкт-Петербург. Отдельные листы манускриптов и около 200 свитков были куплены у местного населения. [16] О находках рукописей сохранились записи С.Ф. Ольденбурга.
После очистки и реставрации находок выяснилось, что в распоряжении русских учёных оказалось около 12 тыс. китайских манускриптов V-XI вв. В коллекции ИВР РАН насчитывается ныне 386 цельных свитков. Их частичное изучение предпринималось в 1920-х гг., однако систематическая работа началась
(22/23)
в этом направлении лишь с 1957 г. Группа под руководством Л.Н. Меньшикова подготовила два выпуска издания «Описание рукописей из Дуньхуана». [17] В составленном Л.И. Чугуевским и Л.Н. Меньшиковым списке работ по исследованию материалов из Дуньхуана, привезённых экспедицией С.Ф. Ольденбурга, насчитывалось в 1993 г. 130 названий. [18]
Экспедиция продолжалась лишь до января 1915 г. — работы пришлось свернуть ввиду событий Первой мировой войны. Военная обстановка воспрепятствовала изданию материалов экспедиции. После Октябрьской революции, в 1917 г., перед Академией наук встали иные задачи, и новая научно-реорганизационная деятельность отвлекла С.Ф. Ольденбурга от работы над публикацией материалов экспедиции.
Учёные многих стран ожидали выхода в свет этих материалов. С.Ф. Ольденбургу неоднократно предлагалось опубликовать их за рубежом, но он отказывался, надеясь сохранить этот приоритет за Россией.
Ныне очевидно, что если бы материалы экспедиции С.Ф. Ольденбурга, к которой учёный готовился два десятка лет, были опубликованы своевременно, они сделались бы не меньшей международной научной сенсацией, чем «Ancient Khotan» или «Innermost Asia» А. Стейна.
Первую часть этих материалов образуют памятники материальной культуры и буддийского искусства, хранящиеся ныне в Государственном Эрмитаже: фрагменты стенных росписей и скульптуры, ткани, предметы буддийского культа. Они отреставрированы и частично восстановлены. П. Пеллио, работавший в Дуньхуане и хорошо осведомленный об исходном состоянии археологических артефактов, был поражён их сохранностью во время своего посещения Эрмитажа. В Архиве Эрмитажа имеются путевые дневники С.Ф. Ольденбурга, С.М. Дудина, Б.Ф. Ромберга, Д.А. Смир-
(23/24)
нова. Там же хранятся около 2000 фотографий, негативов, прорисовок и т.д.
Описания пещер, составленные С.Ф. Ольденбургом, сделаны по точной схеме. Статуи и фрески, расположенные в разных частях пещер — при входе, на потолке, на стенах (справа и слева от входа), в нишах, обозначены цифрами и буквами. Единство обозначений соблюдено при описании каждой пещеры. Сделаны первичные заключения относительно хронологии материалов. Подчеркнём, что эти описания воссоздают именно тот вид пещер, который они имели в период их обследования.
Вторая часть материалов объединяет в своём составе цельные манускрипты и фрагменты рукописей, хранящиеся в ИВР РАН. Большинство из них отреставрировано.
В 1938 г. Президиум АН СССР специально выделил средства на подготовку материалов экспедиции Ольденбурга к печати. Работой руководил академик Ф.И. Щербатской (1866-1942). Под его руководством вдова Ольденбурга — Елена Григорьевна — подготовила факсимиле описания пещер к машинописному набору. Неясные места записей были расшифрованы О.А. Крауш, планы и рисунки скопировал для полиграфической работы художник М.С. Халтурин. Были готовы в машинописи и проверены 834 листа. Но начавшаяся Великая Отечественная война и смерть Е.Г. Ольденбург помешали довести начатое дело до издания.
В настоящее время произведения изобразительного искусства из Дуньхуана опубликованы в виде альбома репродукций в КНР, в шанхайском издательстве «Древняя книга». Там же изданы дневники экспедиции. Руководили работой российские ученые М. Пчелина и Л.Н. Меньшиков.
Китайские и тангутские рукописи, отреставрированные и хранящиеся в ИВР РАН, вышли в свет под редакцией Л.Н. Меньшикова в виде альбомов большого формата в том же издательстве «Древняя книга».
[1] AB ИВР РАН. Ф. 59. Оп. 2, ед.хр. 47 (всего 50 писем за 1876-1892 гг.).
[2] Рукописи были дешифрованы Людерсом: См.: Н. Lüders Н. Weiterebeitrage zur Geschichte und Geographie von Ostturkistan // Sitzungberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften, Phil. Hist. Klasse. — Berlin: 1930. — S. 22-23.
[4] Записки Восточного Отделения Русского Археологического Общества. — 1900, вып. 1. — С. 36.
[5] Ольденбург С.Ф. Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии // Журнал Министерства народного просвещения, 1903. — Ч. 349, №9, отд. IV. — С. 45.
[6] Протоколы Русского комитета. 1910. №4 от 2.Х. §38.
[7] Малов С.Е. Уйгурские рукописные документы экспедиции С.Ф. Ольденбурга. — Л.: 1932.
[8] Ольденбург С.Ф. Кашгарская рукопись Н.Ф. Петровского // Записки Восточного отдела Русского Археологического общества. — 1982, т. VII. С. 81-82.
[9] Санкт-Петербургский Филиал Архива РАН. Ф. 208. Оп. 1, ед.хр. 188.
[10] Ольденбург С.Ф. Русские археологические исследования в Восточном Туркестане // Казанский музейный вестник. 1921. №1-2. Он же, Пещеры тысячи будд // Восток. 1922. №1. Он же, Искусство в пустыне // 30 дней. 1925. №1.
[12] Обе статьи опубликованы в №4 альманаха «Петербургское востоковедение» за 1993 г.
[13] Скачков П.Е. Русская Туркестанская экспедиция // Петербургское востоковедение. СПб.: 1993, №4. — С. 315.
[14] Pelliot P. Les grottes de Touen-Houang. 6 Vols. — Paris: 1920-1924.
[15] СПбФ A РАН.Ф. 208. Оп. 1, ед.xp. 172, лл. 97-98.
[16] AB ИВР РАН. Ф. 32, оп. 2, ед.хр.24.
[17] Описание китайских рукописей Дуньхуанского фонда Института народов Азии. Вып. 1. — М: 1963. Вып. 2. — М.: 1967.
[18] Меньшиков Л.Н. К изучению материалов Русской Туркестанской экспедиции 1914-1915 гг. // Петербургское востоковедение. — СПб.: 1993, №4.
|