Э. Шефер
Золотые персики Самарканда.
Книга о чужеземных диковинах в империи Тан.
Глава XVIII. Священные предметы.
Наверно, в огромном мире, в краях, куда доступа нет.
Есть люди, что вечно ищут знак бога иль бога след...
А здесь, в таинственной Индии, боги кружатся роем,
Как дикие пчёлы в листве, как бури порывы воя.
Сэр Альфред Комин Лайел.
Размышления индусского принца.
По проторённым торговым путям через пустыни Центральной Азии или по Южным морям в танскую империю шёл обильный поток священных предметов и религиозных реликвий из Индии и стран, находящихся под её культурным влиянием. [1] В больших буддийских храмах Азии мастера многих народов (в том числе и китайцы) были заняты изготовлением предметов религиозного обихода. Эти храмы на благо верующим, которые путешествовали по опасным дорогам, содержали собственные лавки (а также гостиницы, закладные лавки и долговые конторы). [2] Товары, которые продавались в этих лавках благочестивым странникам, ещё больше увеличивали наплыв священных образов, реликвий и текстов, шедших на Дальний Восток из Индии — истинной родины Закона. В итоге самый разнохарактерный набор экзотических вещей оживлял танский религиозный ландшафт. Среди них были такие предметы, как буддийская ступа в пять чи высотою, присланная как подношение из Тибета; [3] модель храма в Наланде, привезённая одним монахом из самой Индии; [4] завещанные великим тантристом Амогхаваджрой императору Дай-цзуну «колокол с отпечатками пяти пальцев и ваджра, унаследованные им от его усопшего наставника, серебряное блюдо, а также чётки из семян дерева бодхи и бусинок горного хрусталя»; [5] серебряная арфа в пещере монастыря Тяньтай на горе Утай, «которая имела восемьдесят четыре тысячи тонов, и каждый из восьмидесяти четырёх тысяч тонов излечивал от одной из мирских страстей». [6] Примером собирательского рвения китайских паломников, посещавших святые места Индии, может служить знаменитый И-цзин, который за время, прошедшее с его отъезда из Гуанчжоу в 671 г. и до возвращения в Лоян в 695 г., посетив тридцать стран, собрал четыреста сборников текстов на санскрите, гимны в пятьсот тысяч шлок и триста священных реликвий. [7]
(349/350)
Мощи. ^
Благоговение, выказывавшееся мощам святых проповедников буддизма (не говоря уже о мощах самих Будд), было необычайным. И, более того, эти высокочтимые останки, как повествует приведённый ниже рассказ, шли на рынках по очень высокой цене. Вот одна из историй, содержащихся в обширном сборнике анекдотов, рассказанных настоятелем монастыря Бодхи в чанъаньском квартале Пинкан, примыкавшего к дому министра Ли Линь-фу (здесь он назван «Сидящий Справа»).
«Ли, Сидящий Справа, в каждый очередной день своего рождения приглашал одного из монахов этого монастыря посетить его дом, где для приглашённого приготовлялась постная трапеза. Монаху Сэн-и, который однажды призывал там Будду, было преподнесено в качестве милостыни седло со всеми принадлежностями. Сэн-и продал всё вместе за семьдесят тысяч монет. Был там ещё монах Сэн-гуан, прославившийся своим голосом. По прошествии нескольких лет наступила и его очередь возглашать в этом доме имя Будды. Сэн-гуан преступил все границы, прославляя заслуги и добродетели Сидящего Справа в ожидании щедрого подаяния. По окончании постной трапезы из-под занавеси была принесена разрисованная корзинка, покрытая благоухающим газовым платком. В ней находился предмет, напоминающий заржавленный гвоздь в несколько цуней длиной. Монах вернулся с несбывшимися ожиданиями и в течение нескольких дней был в подавленном состоянии. Но затем решил, что такой крупный сановник не мог его обмануть, и понес эту вещь на Западный рынок, где показал её западному чужеземному купцу. Когда западный купец увидел этот предмет, он был поражён и сказал: „Где вы, почтенный, достали эту вещь? Если вы собираетесь продать её, за ценой я не постою”. Монах ради пробы попросил сто тысяч монет. Западный чужеземец громко рассмеялся и сказал: „Вы продешевили. Назовите самую высокую цену, какую только можете!” Монах увеличил цену до пятисот тысяч монет, на что уроженец Запада возразил: „Цена ей тысяча раз по десять тысяч” — и уплатил названную сумму. Монах захотел узнать, что же это такое, и купец ответил: „Это драгоценная кость (Будды)”». [8]
Чрезмерное увлечение кусочками святых мощей могло приводить даже к прямому разбою: китайский «Учитель Закона» Мин-юань пытался украсть всемирно известный зуб Будды из святилища на Цейлоне.
Предание гласило, что если эти могущественные мощи покинут страну, то весь остров будет поглощён демонами. [9] К счастью, благочестивый фанатик был остановлен вмешательством сверхъестественных сил. [10]
(350/351)
Вполне естественно, что такое фанатическое благочестие вызывало реакцию протеста. В танское время было много таких, кто осуждал веру поклоняющихся святым мощам, а сами мощи считал отвратительными и никчёмными вещами. Хань Юй, который написал язвительный доклад трону с осуждением почестей, оказанных пальцу Будды, был лишь самым выдающимся среди них. Этот бескомпромиссный антиклерикал представлял более цивилизованное крыло ксенофобии IX в., которая достигла высшей точки в великом гонении на чужеземные религии, в уничтожении произведений религиозного искусства и положила начало закату буддизма, внёсшего важный вклад в обогащение китайской цивилизации. [11]
Но, несмотря на всё это, деятельные поиски святых мощей продолжались. Паломник У-кун вернулся в 790 г. в Чанъань с зубом Шакьямуни, добытым в одном монастыре в Удьяне. [12] В IX в. зубы Будды хранились в четырёх храмах столицы. В каждом из них совершалось своё особое празднество, привлекавшее толпы верующих, приносивших подношения в виде лекарств, еды, плодов, цветов и в благоуханных облаках курений «кидавших деньги как дождь в изукрашенный зал Зуба Будды». [13] Гордостью монастыря на горе Утай был череп пратьека-будды, который, как сообщал Эннин, «по цвету чёрный с белым, а поверхность его напоминает японскую пемзу»: он был с остатками седых волос, ещё сохранившихся на темени. [14] Имелись даже мощи исторических лиц различного достоинства — от частицы останков знаменитого императора Ашоки в одном чанъаньском храме [15] до частицы плоти заурядного японского монаха Рэйсана, хранившейся в монастыре на горе Утай. Последние мощи были, пожалуй, наиболее любопытны: это был «кусок кожи с руки Рэйсана в четыре чи длиною и в три чи шириною, на которой благочестивый японский паломник начертал изображение Будды». [16]
Хотя следует признать, что такого рода нравоучительные предметы, вероятно, не слишком вдохновляли на поэтические излияния, зато они разжигали воображение просвещённых рассказчиков. Известен, например, рассказ, повествующий о волшебной жемчужине, которая была послана императрице У одной западной страной вместе с нижней челюстью Небесного царя Вирупакши (она была величиной со складной стул) и языком пратьека-будды, который был синего цвета и величиной как язык быка. [17]
(351/352)
Изображения. ^
В танскую эпоху получили большое распространение религиозные изображения, и прежде всего буддийские, в особенности образки небольших размеров — из металла, дерева или глины, которыми мог обладать каждый верующий; мода на них в значительной степени поощряла искусство танских мастеров. [18] Но богатые особы и состоятельные учреждения располагали образáми, доставленными из чужеземных краёв, или произведениями искусства, являвшимися китайской переработкой иноземных религиозных сюжетов; и то и другое удовлетворяло вкусы жителей танской империи и в то же время видоизменяло их. «Экзотических» изображений китайской работы было довольно много: от символических (например, [манихейские?] фигуры семи светил, написанные Янь Ли-дэ) [19] до вполне достоверных (таковы изображения музыкантов Пью, которые прислал ко двору Вэй Гао, покоритель Наньчжао и тибетцев). [20] «Реалистические» изображения покорённых чужеземцев в танской империи выполняли постоянно, потому что находившимся на государственной службе художникам вменялось в обязанность запечатлевать облик и одежды всех, кто появлялся при дворе. [21] Такие живописные свитки, накрученные на сандаловые цилиндрические оси с наконечниками из белой яшмы, янтаря или горного хрусталя, [22] должны были оказать сильное воздействие на вкусы своего времени — во всяком случае, в придворных кругах. Но ещё более широким и сильным должно было оказаться влияние предметов искусства, на самом деле вышедших из мастерских художников далеких стран.
И действительно, в Индии и индианизированных странах китайские паломники в святые земли стремились в первую очередь (кроме сутр и мощей) приобрести священные статуи и иконы, чтобы наставить верующих у себя на родине и украсить ими пышные храмы танской империи. [23] Однако не все чужеземные образá, попадавшие в Китай, происходили из Индии. Многие были выполнены художниками других буддийских стран. Примером может служить бронзовая статуя из Хотана, хранившаяся в Чанъани в обители Святого Цветка, [24] в зале, стены которого были расписаны изображениями божеств. [25] Другой пример — статуи Будды, исполненные из золота и серебра, доставленные в 810 г. сыном правителя Силлы в качестве подношения Сюань-цзуну. [26] Некоторые изображения даже не были буддийскими: так, среди живописи, найденной в Дуньхуане, есть изображение персонажа с усами красного цвета и с мальтийским крестом на тиаре; похоже, что имелся в виду какой-то христианский святой, а на Дальнем Востоке его, видимо, должны были воспринимать как бодхисаттву. [27]
(352/353)
Но из всех привозных вещей такого рода наиболее примечателен далеко идущими последствиями его воздействия на китайские художественные вкусы набор образцов и моделей для изображения божественных существ и религиозных символов, предназначенный для того, чтобы направлять разум и руки художников, не имевших счастья родиться в тех землях, где ступала нога самого Будды и буддийских святых. Когда художник Ваджра Трипитака, уроженец Цейлона и мастер, искусный в изображении священных персонажей, прибыл в танскую империю, чтобы показать там своё умение, [28] он привёз с собой, в этом можно не сомневаться, книги, в которых были даны пропорции, предписывавшиеся для религиозных изображений. Оберегал ли он их ревностно пли с гордостью показывал своим китайским собратьям, неизвестно. Но китайцы наверняка стремились иметь такие классические образцы и наверняка их использовали: целые композиции повторены в различных пещерах Дуньхуана — явление, которое получает объяснение, только если допустить, что художники следовали шаблонам, чтобы в точности обеспечить благочестивое соответствие принятым идеалам. [29] Для того чтобы получить такие иконографические стереотипы, за границу отправляли специальных посланцев. К их числу относится человек, которого Сюань-цзун послал в Хотан добыть верный образец изображения Вайшраваны — небесного стража Севера, излюбленного божества тюркских владетелей центральноазиатских городов-государств. [30] Божественные трафареты могли также составлять важную часть военной или дипломатической добычи: напористый танский посланец Ван Сюань-цэ, который добыл в Индии рисунки многих буддийских изображений, привёз из Бодхгайи копию изображения Будды, выполненного самим бодхисаттвой Майтрейей; по ней в 665 г. в Чанъани была выполнена инкрустированная золотом статуя этого божества. [31] (Конечно, художественное влияние шло и в обратном направлении: китайские мастера ткацкого дела, златокузнецы и живописцы трудились в VIII в. у арабов в Месопотамии, в том числе художники Фань Шу и Лю Цы и ткачи Юэ Хуань и Люй Ли. [32])
Период чужеземных влияний на религиозное искусство миновал после того, как — в ходе великих гонений 845 г. — статуи божеств (как из общественных мест, так и принадлежавшие частным лицам) были переплавлены на нужды сельского хозяйства или для использования металла казначейством. [33] Эннин так высказался об этом бедствии: «Разве был предел числу бронзовых, железных и золотых будд в этой стране? И всё же в соответствии с императорским указом всё было разрушено и обращено в мусор». [34]
(/463)
К главе XVIII. Священные предметы (с. 348-352). ^
[1] Жернэ 1956, с. 162.
[2] Там же, с. 163-164.
[3] ЦФЮГ, 970, 14б.
[4] Багчи 1950, с. 157.
[5] Чжоу 1945а, с. 301.
[6] Рейшауэр 1955, с. 248.
[7] СГСЧ (ТСДДК, 50, 710б). Ср. священную «добычу», привезённую в Китай Сюань-цзаном. См.: Уэйли 1952, с. 81.
[8] ЮЯЦЦ, сюй цзи, 5, 220.
[9] Груссэ 1932, с. 265.
[10] ДТГСЧ (ТСДДК, 51, 3в).
[11] Рейшауэр 1955а, с. 221-224; Райт 1957, с. 38.
[12] С. Леви — Шаванн 1895, с. 359-360.
[13] Рейшауэр 1955, с. 300-301; Рейшауэр 1955а, с. 190. Мы располагаем записью об официальном преподнесении святых мощей Тай-цзуну в 637 г. от Капиши; но что именно было подарено, не описывается (ЦФЮГ, 970, 8а).
[14] Рейшауэр 1955, с. 235.
[15] ЮЯЦЦ, сюй цзи, 6, 221.
[16] Рейшауэр 1955а, с. 157-158.
[17] ГИЦ (ТПГЦ, 402, 3а-3б). Пратьека-будда — это существо, склонное к уединению, стремящееся достичь просветления своими силами, нечто вроде антибодхисаттвы.
[18] Жэрнэ 1956, с. 23-24.
[19] СХХП, 1, 55.
[20] Твитчет — Кристи 1959, с. 177-178.
[21] ТШ, 46, 3741б.
[22] Акер 1954, с. 250-251. Сандаловое дерево помимо своего благородного вида и приятного запаха обладало свойством предохранять от появления насекомых.
[23] Груссэ 1932, с. 334.
[24] Линхуасы.
[25] ЮЯЦЦ, сюй цзи, 5, 217.
[26] ЦФЮГ, 972, 6а; ТХЯ, 49, 859.
[27] Уэйли 1931, с. 81-82.
[28] ЛДМХЦ, 9, 208.
[29] Грэй 1959, с. 35-36.
[30] Эберхард 1948, с. 52; Сопер 1951, с. 79.
[31] ЛДМХЦ, 3, 135; Пельо 1923, с. 270; Багчи 1950, с. 157-158; Уэйли 1952, с. 129.
[32] ЦСЦ, 5а. Этот отчёт представляет собой часть записок, составленных Ду Хуанем, который был взят в плен арабами после их победы при Таласе, и включённых его родственником Ду Ю в состав его «Тун дянь» (гл. 191-193) после возвращения в Китай. Упомянутые мастера были, видимо, взяты в плен в той же битве. См.: Пельо 1928а, с. 110-112.
[33] ТХЯ, 49, 861.
[34] Рейшауэр 1955, с. 268.
|