 С.И. Руденко
Сибирская коллекция Петра I.
/ САИ Д3-9. М.-Л.: 1962. 52 с.+27 табл.
Глава VIII.
Культурно-историческое значение Сибирской коллекции.
В первой главе в общих чертах уже была намечена та область, откуда могла быть получена Сибирская коллекция. Это была преимущественно степная область примерно от р. Ишима на западе, главным же образом территория между верхними течениями рек Иртыша и Оби, Горный Алтай на востоке, вероятно предгория Тарбагатая, а возможно, и северного Тянь-Шаня. Курганы, которые раскапывались бугровщиками, были большие, земляные, типа известного кургана Золотарь, и с каменной наброской типа описанного Мессершмидтом и хорошо теперь известного по раскопкам в Горном Алтае.
Анализ Сибирской коллекции в целом показал, что в основном она может датироваться VI-IV вв. до н.э. при наличии отдельных вещей, возможно, VII в. до н.э. и ряда более поздних вещей, вплоть до II в. н.э. Данная эпоха в археологии известна под названием скифо-сарматского времени.
На основании свидетельств древних греческих источников, главным образом Геродота, и персидских, а также по данным археологическим, расселение племён на интересующей нас территории евразийских степей в середине I в. [тысячелетия] до н.э. представляется в следующем виде (рис. 42).
Рис. 42. Схема расселения евразийских степных племён в средине I в. [тысячелетия] до н.э.
В Северном Причерноморье от Карпат на западе до Дона на востоке обитали скифские племена; в Прикубанье — меоты; в Нижнем Поволжье и в низовьях р. Урала жили савроматы. У южного побережья Каспийского моря обитали каспии, а к северо-востоку от них, в бассейне р. Аму-Дарьи, жили саки хаумаварга (амюргийские скифы), в бассейне р. Сыр-Дарьи — саки парадарайа, а к северо-востоку от них до оз. Балхаш — саки тиграхауда. Территория к северу от р. Или, отроги Тянь-Шаня были заняты исседонами. В южном и восточном Приуралье обитали иирки; к востоку от них жили, как указывает Геродот, отделившиеся от царских скифов аргиппеи, в верховьях же р. Иртыша — аримаспы, а к северу от них в районе Алтая, по словам Аристея Проконесского, легендарные стерегущие золото грифы. Там было много золота, и, по сообщению Геродота, «рассказывают, что одноглазые аримаспы похищают его у грифов». [1] Если названия племён Алтая греки не знали, то китайцам они были известны как юечжы.
Из изложенного выше географического распределения скифских и сакских племён можно предполагать, что золотые вещи Сибирской коллекции могли принадлежать племенам аргиппеев, легендарных аримаспов и грифов или юечжей, частично, возможно, ииркам и исседонам,
(37/38)
Рис. 43. Серьга. Каргалинский клад.
а также сакам тиграхауда. Напомню, что в Сибирской коллекции имеются браслеты из б. Тургайской и б. Сыр-Дарьинской областей, а в Каргалинском кладе, обнаруженном близ Алма-Ата, были найдены ювелирные изделия, стилистически входящие в круг художественных предметов Сибирской коллекции. Из них особого внимания заслуживают золотые с инкрустацией из бирюзы серьги с изображением крысы и фигуры человека с поджатыми ногами (рис. 43), а также перстень с фигуркой лежащего верблюда (рис. 44). Обе эти вещи могут датироваться временем около IV в. до н.э.
Сведения, сообщаемые древними авторами об интересующих нас племенах, и особенно результаты археологических раскопок в области, откуда происходит Сибирская коллекция, уже и теперь позволяют восстановить культуру населения Южной Сибири в рассматриваемую эпоху. Особенно ценны в этом отношении данные, полученные в результате исследования горноалтайских курганов.
Племена степей и предгорий Восточной Европы и Азии в IX-VIII вв. до н.э. от комплексного хозяйства постепенно всё более переходят к отгонному пастушескому и полукочевому или кочевому скотоводческому хозяйству, к коневодству как ведущей его форме. Охота и земледелие не исчезают, но остаются в качестве уже второстепенных занятий. Возможность содержания в течение круглого года на подножном корме лошадей, а местами овец обеспечила массовое их разведение и потребовала освоения до того в достаточной мере не использованных огромных пространств степей и полупустынь. Владение верховым конём и луком со стрелами, как наиболее эффективным вооружением, необходимыми не только для охоты, но и для охраны имущества, в первую очередь стад, повсюду имело результатом появление конных стрелков из лука, в совокупности представлявших собой военные отряды.
Рис. 44. Перстень. Каргалинский клад.
Потребность земледельческих племён оазисов Средней Азии и народов Передней Азии в скоте и, в первую очередь, в лошадях стимулировала массовое разведение степными племенами именно лошадей — основного богатства степных скотоводов, ставшего к середине I в. до н.э. предметом широкого обмена.
Каких размеров уже к VI в. до н.э. достигло разведение лошадей, сосредоточенных в руках отдельных семей, можно заключить по захоронениям в одном кургане нескольких сот лошадей (Б. Ульский курган на Кубани — свыше 400), принадлежавших одному владельцу.
Имущественная дифференциация внутри коневодческих племён и выделение отдельных наиболее влиятельных и богатых семей повели к общественной организации, известной под названием военной демократии. На её основе складывались мощные союзы племён, которые не ограничивались только охраной своей территории и имущества, но предпринимали и грабительские походы. Таков был победоносный поход скифов VII в. до н.э. в Переднюю Азию, где они, по словам Геродота, господствовали в течение почти тридцати лет.
Здесь нет необходимости говорить о позднейших военных столкновениях скифов или саков с персами ахеменидского времени, из которых они, как правило, выходили победителями. Гораздо важнее подчеркнуть наличие многочисленных походов, в которых скифы или саки выступали в качестве союзников тех или иных цивилизованных народов отдаленной эпохи, и обмен культурными ценностями, который зафиксирован археологическими раскопками.
Собственно скифо-сарматская, сакская или культура тех южносибирских племён, из погребений которых главным образом происходит Сибирская коллекция, не была культурой примитивной. О последнем свидетельствует рассмотрение в первую очередь основной хозяйственной их базы — скотоводства. Раскопки в Горном Алтае, где в условиях курганной мерзлоты лучше, чем где бы то ни было, и притом с исключительной полнотой вскрывается культура южносибирских племён данной эпохи, показали достижения и в области скотоводческого хозяйства.
С полной определенностью установлено, что в это время племенами Южной Сибири, помимо низкорослых табунных лошадей, разводились и легкоаллюрные породные лошади, не уступавшие по своим качествам прославленным боевым коням Парфии и Бактрии. В большом количестве содержались также тонкорунные овцы, шерсть которых не уступала по тонкости шерсти лучших пород современных овец, таких, как мериносы или рамбулье. Огромное большинство изделий из овечьей шерсти — одежды, настенные ковры, седельные покрышки, найденные в богатых горноалтайских погребениях, выделаны именно из такой шерсти. Весьма возможно, что шерсть тонкорунных овец, наряду с лошадьми, для племён Южной Сибири была важным продуктом обмена.
Охота с целью добычи ценных мехов, которые использовались не только для богатых одежд, но могли быть предметами обмена, местами практиковалась в широких размерах. Вместе с тем, в известной мере она приобретала уже спортивный характер. Об этом свидетельствует сцена охоты на кабана, воспроизведенная на пластинах-застёжках Сибирской коллекции, и находки в курганах данной эпохи многочисленных клыков кабанов, украшавших конские узды и седельные нагрудники.
Техника обработки различных материалов, в том числе меха и кож, текстильное производства художественно оформленные богатые одежды свидетельствуют о высоком уровне материальной культуры южносибирских племён, а наличие многострунных музыкальных инструментов и чрезвычайно богатая орнаментика — об их художественной культуре.
До сих пор в Сибири не было исследовано ни одного богатого кургана, который не был бы хищнически раскопан с целью добычи металлических изделий, в первую очередь из ценных металлов. Поэтому эти курганы дают общее представление только о типах орудий и о вооружении южносибирских племён; найденные же в них ювелирные серебряные и золотые вещи, ускользнувшие от внимания грабителей названных курганов, исчисляются единицами. Тем бóльшую ценность приобретает Сибирская коллекция, состоящая, как мы видели, исключительно из золотых художественно выполненных ювелирных изделий, свидетельствующих о высоком мастерстве их творцов.
(38/39)
Вещи эти в большинстве происходят из захоронений очень богатых лиц, занимавших выдающееся общественное положение в племени, что подтверждается большими размерами курганов. Богатство этих людей заключалось главным образом в стадах скота, а золотые изделия могли приобретаться ими путём обмена не только внутри родственных племён, но и из далёких стран. Между тем, химический анализ золота и стиль отлитых из него вещей указывают на местное производство этих замечательных изделий южносибирскими и родственными им по культуре, а возможно и по происхождению среднеазиатскими племенами. Исследование древних, в частности приалтайских разработок золота, как было отмечено в главе VI, показывает, что золоторудное дело в данную эпоху было поставлено широко и разработка велась большими коллективами. Характерно применение золота для украшения одежды и других предметов не только богатыми людьми, но и рядовыми общинниками. Об этом свидетельствует наличие украшений из листового золота во всех рядовых захоронениях.
Широко поставленная добыча золота в Южной Сибири вызывалась стремлением к роскоши разбогатевших сородичей, представлявших собой уже своего рода аристократию и поддерживавших путём браков связи с верхними слоями племён и народов Средней, а возможно, и Передней Азии.
Эпоха, в которую создавались вещи Сибирской коллекции, отличалась весьма интенсивным межплеменным обменом, когда создавались мощные объединения племён и международные связи. Отсюда вполне естественны те аналогии, какие мы видим в вещах Сибирской коллекции с подобными же изделиями причерноморских скифов или среднеазиатских саков и даже народов Передней Азии.
Влияние культуры и искусства южносибирских племён середины и третьей четверти I тыс. до н.э. распространилось и далеко на восток. Из Минусинской котловины имеются аналогичные южносибирским золотые серьги (табл. XXI, 6-8; рис. 19); среди случайных находок — приобретённые Г. Миллером [2] и переданных им в Кунсткамеру литые бронзовые навершия со скульптурными изображениями горного козла и оленей, аналогичные подобным же изображениям Сибирской коллекции и из второго Пазырыкского кургана. [3] В Минусинской котловине были найдены также бронзовые литые прямоугольные пластины, подобные пластинам-застёжкам из Сибирской коллекции, но более позднего времени, вероятно III-I вв. до н.э. На одной из них представлена пара быков, на конце хвоста и бёдрах которых отлиты ячеи в виде запятой, на другой — пара борющихся лошадей. [4]
В Сибирской коллекции, как мы видели, имеется из Забайкалья аналогичная катандинской из Горного Алтая пластина (табл. IV, 2) со сценой нападения барса на рогатое фантастическое животное. В Забайкалье же при раскопках в Дэрэстуйском могильнике Ю.Д. Талько-Грынцевичем в одной из гуннских могил были найдены две литые бронзовые пластины. [5] Одна из них с точно такой же сценой, как и на пластине из Минусинской котловины, но более примитивно выполненной, — позднее подражание более раннему минусинскому образцу. Другая пластина со сценой борьбы из-за добычи: нападение тигра на горного козла и оспаривание этой добычи грифом. Композиционно и в некоторых деталях можно видеть много общего между этой пластиной и пластинами-застёжками Сибирской коллекции (табл. I, 4; III, 5; IV, 3; V, 5). В пластине из Дэрэстуйского могильника, как и у тигра южносибирской пластины, на загривке и кончике хвоста имеется изображение грифовой головки. Та же поза и подобное же стилистическое оформление у нападающего грифа. Между тем, и здесь мы видим упрощённое позднейшее подражание какому-то более совершенному образцу. То же самое можно сказать о сценах нападения грифона на оленя и борьбы яка с тигром, вышитых на знаменитом войлочном ковре из шестого Ноинулинского хуннского кургана, [6] несомненно являющихся позднейшим уже упадочным подражанием замечательно выполненных подобных же сцен на предметах из первых двух Пазырыкских курганов и Сибирской коллекции.
Как далеко на восток простиралось влияние южносибирского искусства данной эпохи, можно заключить из опубликованного А.П. Окладниковым [7] ажурного бронзового украшения, найденного на Верхней Лене. Украшение это представляет собой борьбу горного козла с хищником из семейства кошачьих. Оба животных изображены с вывернутой задней половиной тела, приём — характерный для южносибирского, в частности горноалтайского, искусства. Ряд деталей в стилистическом оформлении тела изображаемых животных и особенно рогов козла в виде ряда сильно видоизменённых грифовых головок указывает, как мне кажется, на позднее время изготовления этого украшения, возможно, около рубежа н.э., когда были уже утрачены характерные особенности неоднократно воспроизводимого образца.
Раскопки последних лет в Горном Алтае позволили приступить к изучению Сибирской коллекции Петровской Кунсткамеры, к установлению культуры тех племён, которым принадлежали заключающиеся в ней вещи. Настанет время, когда курганы Южной Сибири, хищнически раскопанные в конце XVII — в первой четверти XVIII в., будут вскрыты и детально изучены. Тогда, можно надеяться, будет с несравненно большей полнотой изучена культура племён, оставивших после себя эти курганы, установлена принадлежность различных вещей к определённым культурным комплексам, полнее освещены межплеменные и международные связи в эту отдалённую эпоху, когда складывались многие из этнических групп, ныне вошедших в единую семью народов СССР. Тогда будут пересмотрены положения, высказанные в данной работе, намечающие только пути к выяснению ряда исторически важных вопросов, которые полностью не могут быть разрешены при современном состоянии наших знаний.
В настоящее время автор считает себя удовлетворённым тем, что при содействии Государственного Эрмитажа ему удалось осуществить полную публикацию Сибирской коллекции Петра I, собранной волею Петра I два с половиной века тому назад, и тем самым сделать её доступной для дальнейших всесторонних исследований.
[1] Геродот. История в девяти книгах, IV, 27.
[4] G. Borovka. 1928, табл. 53 А, В.
[5] Ю. Д. Талько-Грынцевич. 1902, табл. II и III; Г.П. Сосновский. 1935.
[6] С. Trever. 1932, табл. 9.
[7] А.П. Окладников. 1946.
|