С.И. Руденко
Культура населения Центрального Алтая в скифское время.
// М.-Л. 1960. 360 с. + 128 табл.
Глава XIV.
Погребальный обряд и приёмы бальзамирования трупов.
Башадарские и Туэктинские курганы по устройству погребального сооружения принадлежат к тому же типу, что и ранее исследованные большие курганы с каменной наброской. Характерные особенности таких курганов перечислены мной в главе VI.
Несмотря на вполне, по-видимому, установившийся обычай устройства могильного сооружения, каждый из раскопанных курганов с захоронением знатных лиц отличался рядом деталей, и мы пока не знаем и двух совершенно одинаковых. Различия эти следующие.
Во-первых, срубы погребальных камер, как сказано выше, были либо бревенчатые, либо из толстых брусьев. Во-вторых, при бревенчатых срубах внутренняя их поверхность или обтесывалась, или нет. В-третьих, срубы были или одинарные, или двойные: один вставленный в другой; соответственно и потолки камер были одинарные или двойные. В-четвёртых, при двойных срубах межстенное пространство в одних случаях заполнялось битым камнем, в других оставалось ничем не заполненным. В четырёх камерах, в которых межстенное пространство оставалось не заполненным камнями, было забутовано свободное пространство между стенами могильной ямы и камеры, за исключением северной стороны, где погребались трупы лошадей.
В отличие от всех прочих курганов погребальная камера в пятом Пазырыкском и Туэктинских курганах не была покрыта поверх берестяных полотнищ ни кустарником курильского чая, ни лиственничной корой.
При совместном захоронении мужчины и женщины погребение помещалось либо в одном саркофаге-колоде, либо раздельно в двух саркофагах. В Катандинском кургане они были положены на деревянных ложах на четырёх ножках.
Первый Башадарский и второй Туэктинский курганы с точки зрения устройства могилы ничем особенным не выделялись. Второй Башадарский курган,
(324/325)
напротив, существенно отличался от большинства ранее исследованных горноалтайских курганов.
Во втором Башадарском кургане и в четвёртом Пазырыкском погребальные камеры были одинарные, притом срубленные из толстых брусьев, а не из брёвен. Подобно четвёртому Пазырыкскому над камерой второго Башадарского кургана не было установлено балок, поддерживающих вышележащий груз. Потолок камеры только во втором Башадарском кургане был покрыт войлоком. Ни в одном из больших горноалтайских курганов с каменной наброской не наблюдалось такого мощного (до 1 м) спрессованного слоя берёсты и кустарника поверх погребальной камеры, как во втором Башадарском кургане. Обычная толщина берёсты и кустарника в большинстве курганов не превышала 10-12 см.
В отличие от других подобных курганов во втором Башадарском кургане трупы лошадей были положены на берестяной подстилке, берёстой же до засыпки землёй они прикрыты и сверху. Во всех больших Пазырыкских курганах седла и узды, снятые с лошадей, клались в могилу на трупы последних. Во втором Башадарском кургане лошади были захоронены взнузданными и засёдланными. То же самое, впрочем, имело место и в большинстве рядовых захоронений данной эпохи в Горном Алтае, например в Арагольских, шестом Пазырыкском и малых Туэктинских курганах, раскопанных С.В. Киселёвым.
После насыпки земляного холма поверх могильной ямы на обоих Башадарских курганах совершалась тризна, о которой свидетельствуют черепки многочисленной глиняной посуды, найденные на поверхности земляной насыпи под каменной кладкой. Каменная кладка и наброска поверх земляной насыпи делались уже после тризны. Подобные же остатки тризны в виде черепков глиняной посуды были отмечены и при раскопке первого Пазырыкского кургана.
Особенностью первого Туэктинского кургана были исключительно большие его размеры, наличие четырёх балок, покоящихся на двенадцати столбах и поддерживающих груз над камерой. При отсутствии покрытия потолка камеры поверх берестяных полотнищ кустарником курильского чая имелась прослойка из берестяных полотнищ над бревенчатым настилом. Конская упряжь была положена между северными стенками погребальной камеры, а не с лошадьми.
Загадочными остаются каменные сооружения, несомненно имеющие прямое отношение к интересующим нас курганам и обнаруженные на Башадарском могильном поле. Я имею в виду ряды вертикально поставленных, вкопанных в землю камней и каменные выкладки, непосредственно примыкающие к курганам или расположенные в виде полукруга к западу от них. В китайских хрониках имеется следующее сообщение о тюкуэсцах: «Умершего весной и летом хоронят, когда лист на деревьях и растениях начнет желтеть и опадать; умерших осенью или зимой хоронят, когда цветы начинают развёртываться».
«...Обыкновенно, если он убил одного человека, то ставят один камень. У иных число таких камней простирается до ста и даже до тысячи». [1]
(325/326)
Из приведённого выше текста был сделан вывод, получивший всеобщее признание, будто бы число вертикально поставленных в ряд к востоку от могилы камней соответствует числу убитых врагов, захороненных в данной могиле.
Подобные ряды камней в Горном Алтае встречаются не только у могил тюркского времени, но и гораздо раньше — у могил скифского времени и притом не только у могил знатных лиц, но и у могил основной массы населения.
Вопросом о значении этих вертикально поставленных у курганов камней никто серьёзно не занимался. Между тем с приведённым выше толкованием их происхождения, на мой взгляд, нельзя согласиться. Наблюдения показывают, что имеются кладбища с могилами, при которых поставлено по пятидесяти и более камней, причём такие камни имеются почти во всех могилах. В среднем при могилах такого могильника от пятнадцати до двадцати камней, из чего должно следовать, что врагов было убито в 15-20 раз больше, чем захороненных в этих могилах. Мне это представляется невероятным.
На тюркских кладбищах, где трупы сжигались, нет возможности определить пол и возраст захороненных. В могилах скифского времени установление пола и возраста не представляет никаких затруднений. Сопоставлением числа вертикально поставленных камней с полом и возрастом захороненных никто не занимался, но, по-видимому, такие ряды камней имеются и при женских, и при юношеских могилах, что мало вяжется с толкованием о соответствии числа вкопанных камней с числом убитых врагов. Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что в редких случаях вертикально поставленных камней у могил бывает один-два, чаще их десяток и более.
При тюркских могилах первый вертикально поставленный камень нередко имеет человеческий облик, представляя собой так называемую каменную бабу. У курганов скифского времени один или два ближайших камня обычно выделялись среди остальных своими большими размерами, но им никогда не придавался человекообразный вид.
Какое бы объяснение этим камням не было найдено, вряд ли можно сомневаться в том, что их установка как-то связана с погребальным обрядом. Можно предполагать, что число поставленных у могил камней связано с числом принимавших участие в похоронах лиц или родственников.
Не больше мы знаем и о назначении тех выкладок из камней, которые иногда наблюдаются вокруг курганов скифского времени и ещё менее — о больших выкладках полукруглой формы, о которых была речь выше.
Круглые каменные выкладки, расположенные на некотором расстоянии вокруг кургана, иногда (второй Башадарский курган) представляют собой конское захоронение, точнее захоронение костей лошади — остатков от заупокойной тризны. Весьма возможно, что те огромные по размерам, длиной 300 м, каменные выкладки, расположенные к западу от больших Башадарских курганов, также связаны с погребальными обрядами, но они совсем не изучены.
Курганов скифского времени в Горном Алтае раскопано слишком мало для того, чтобы можно было выяснить, чем обусловлены те вариации в устрой-
(326/327)
стве могильных сооружений, о которых шла речь выше. Отражают ли они племенные различия или те изменения, которые произошли во времени?
Обращает на себя внимание только тот факт, что на Улаганском плато Восточного Алтая глубина могильных ям в больших курганах около 4 м, в то время как в долине Улагана она доходила до 6-8 м. Вместе с тем следует отметить, что чем богаче захоронение, тем оно было сложнее, монументальнее. Если умерших рядовых общинников хоронили в срубах в два-три венца, в могильных ямах глубиной около 3 м, то захоронения особенно выдающихся лиц были столь грандиозны, как в первом Туэктинском кургане.
Мной уже неоднократно отмечалось, что такие сооружения, как большие горноалтайские курганы с каменной наброской, да и современные им большие земляные курганные насыпи Казахстана или северного Причерноморья, не могли быть сооружены силами одной, даже очень богатой или знатной семьи. Если в тёплое время года члены такой семьи могли выкопать могильную яму, при помощи плотников своевременно заготовить саркофаг и погребальную камеру, а при участии близких родственников совершить захоронение с насыпью небольшого надмогильного холма, то покрытие кургана тысячами кубических метров камня для них было бы непосильной работой.
При описаниях второго Башадарского кургана, исходя из небольшого количества глиняной посуды, обнаруженной на поверхности земляной насыпи под каменной наброской, я высказал предположение, что на могиле совершалась поминальная тризна до насыпки камней. Исследование первого Туэктинского кургана привело меня к заключению, что курган этот был ограблен до насыпки на его поверхности каменного покрытия. Это обстоятельство делает весьма вероятным предположение, что большие горноалтайские курганы покрывались камнями не во время захоронения, а некоторое время спустя — при поминках. На такие поминки могли съезжаться сотни и даже тысячи людей, принимавших в них участие. Что это могло быть именно так, можно заключить по грандиозности тех поминок, которые ещё не так давно справлялись у северо-восточных приалтайских казахов. Об этих поминках я писал в одной из своих работ [2] и вкратце сообщу о них ниже.
В 1927 г. мне довелось в степи при Чёрном Иртыше присутствовать на казахских поминках — «ас», справляемых с 21 по 23 сентября в память бая Жангабая Бытебаева, скончавшегося 25 марта того же года в Чиликтинской долине.
Аул Бытебаев, где происходил «ас», состоял из тридцати вытянутых в одну линию войлочных кибиток, из которых пять принадлежало хозяину, сыну умершего Жангабая. Три из этих кибиток занимали женщины. На некотором расстоянии от аула и параллельно ему вытянулось пятнадцать кибиток, поставленных для съехавшихся гостей, преимущественно для мужчин, хотя там были и женщины. Гости стекались к аулу верхами, значительными группами, целыми аулами. Навстречу им выезжали родственники хозяина и провожали
(327/328)
до кибиток, для них предназначенных. На «ас» были приглашены соплеменники, найманы четырёх волостей. Для угощения гостей были заготовлены четыре лошади, шесть быков и двадцать пять баранов. Каждая семья, приезжавшая на «ас», привозила с собой два-три больших сосуда («саба») с кумысом. Верблюд, покрытый дорогим ковром, нагруженный сосудами, наполненными кумысом, возглавлял процессию. За верблюдом ехали женщины, сзади мужчины. Прибывшие родственники и друзья умершего подъезжали прежде всего к кибитке вдовы и приветствовали её. Родственники дарили ей — кто «ямб» серебра, кто лошадь, большинство по барану. Всего привезли тридцать баранов, которые вместе с двадцатью пятью хозяйскими были зарезаны для угощения гостей. Приезжие родственники и приятельницы вдовы оставались в её кибитке.
Основным угощением, помимо чая и кумыса в течение дня, служило мясо, которое подавалось утром и вечером. На особо отведённом участке в многочисленных котлах варилось мясо там же заколотых и освежеванных животных. Тут же стояли две соединённые между собой в одно сооружение кибитки, в которых старики производили раздел и раскладку на деревянных блюдах варёного мяса. Ели только мясо, навар попросту выливался. Распределённое угощение тотчас же развозилось по кибиткам верховыми, по два-четыре блюда на кибитку, в зависимости от количества в ней людей. Обычных при «ас» состязаний не было, так как на это, как мне сообщили, не было дано разрешения властей.
В степях между Алтаем и Тарбагатаем мне неоднократно рассказывали о последнем «ас», справлявшемся по древнему обычаю в память скончавшегося в 1896 г. Бутабая Жаркына, или Бутабая Хажы из племени найман. «Ас» этот продолжался три дня. На него съехались все казахи из бывшего Зайсанского уезда и из заграницы от Чугучака и Урумчи. Для гостей было поставлено триста кибиток в несколько рядов. К каждой кибитке было приставлено по одному человеку для ухода за гостями, а для угощения выделено по одной лошади и по одному барану. Кумыс и сваренное в бараньем жире тесто («боурсак») свозились отовсюду приглашёнными.
За день до «ас», когда рыли ямы для установки котлов, предназначенных для варки мяса, было устроено первое состязание — бег на лошадях на небольшое расстояние. На четвёртый день происходили знаменитые бега за 30 вёрст, в которых участвовало до двухсот пятидесяти лошадей. Призы были выданы двадцати лошадям. Первая лошадь получила двух лошадей, одного верблюда и два «ямба» (слиток в 2 кг) серебра, а пришедшая двадцать пятой — одну лошадь. На третий день были назначены скачки и состязание в беге иноходцев. Состязалось около пятидесяти иноходцев, причем было выдано десять призов, в качестве первого приза — верблюд, в качестве последнего — халат. Развлекались подыманием на карьере с земли монеты, борьбой. Первым победителем в борьбе оказался казах из рода мурын, группы каракерей, получивший в качестве приза верблюда, вторым — казах из рода таукэ племени найман.
Такие многолюдные поминки, сопровождавшиеся обильным организованным угощением, естественно, могли иметь место только у богатых и знатных
(328/329)
представителей скотоводческих племён. Если на такие поминки собирались тысячи людей, привлечённых различными состязаниями и угощением, то при их участии сооружение огромных каменных и земляных курганных насыпей было вполне выполнимо в короткий срок.
***
Обычай бальзамирования трупа умершего без сомнения был связан со стремлением предохранить его от разложения до момента захоронения. Между тем рытьё могильной ямы емкостью до 400 м3 требовало значительного времени, а при мёрзлой почве было и крайне затруднительно. Некоторого времени требовала и постройка погребальных камер. В зависимости от сезона время от момента смерти до захоронения могло быть различным, и этим отчасти могли определяться различные приёмы бальзамирования трупов умерших. Тем не менее приёмы эти были в такой степени разнообразны, что они могут быть объяснены только различными обычаями, характерными для того или иного племени или изменениями во времени.
К сожалению, мы знаем очень мало о приёмах бальзамирования тел умерших, практиковавшихся в середине I тысячелетия до н.э. на значительной территории Старого Света. Тела умерших бальзамировались в Ассирии, в Мидии и Персии, в Египте.
Наиболее подробные сведения о бальзамировании тел умерших имеются у египтян, о нём писали Диодор Сицилийский и Геродот. [3]
У египтян было несколько приёмов бальзамирования. Наиболее сложный из них, считавшийся наилучшим, заключался в следующем. В первую очередь при помощи железного крючка извлекали из черепа через нос часть мозга. Кроме того, в черепную коробку вливали какие-то составы. По извлечении мозга острым камнем, что указывает на древность этого обычая, восходящего во всяком случае к неолиту, делали в паху разрез и вынимали из брюшной полости все внутренности. Вычистив механически брюшную полость и омыв её пальмовым вином, её снова вычищали перетёртыми благовониями. Наконец, брюшная полость наполнялась чистой растёртой смирной, косоей и прочими благовониями (только не ладаном) и зашивалась. После этого труп клали в «самородную щелочную соль» на семьдесят дней. По прошествии этого срока тело покойника обмывалось, обворачивалось тонким холстом, нарезанным на узкие полосы и смазанным с внутренней стороны гуммием.
Так, пишет Геродот, бальзамировали покойников по самому дорогому способу, а Диодор сообщает, что стоимость такого бальзамирования была один талант.
При более простом бальзамировании поступали следующим образом. В клистирные трубки наливали кедровое масло и наполняли им живот, но при этом не делали разреза в паху и не вынимали внутренностей. Влитое масло не выпускали и клали труп на определённое число дней в соль. В последний день
(329/330)
кедровое масло выпускалось и вместе с ним выходили — распустившиеся внутренности.
Третий способ бальзамирования, который был доступен беднякам, состоял в следующем: редичным маслом вычищали живот покойника и затем клали его на семьдясят [семьдесят] дней в соль.
Не вдаваясь в анализ сообщаемых Геродотом приемов бальзамирования тела у египтян, отметим только существенное для нас обстоятельство, что в Египте в середине I тысячелетия до н.э. одновременно практиковалось несколько различных способов бальзамирования умерших.
О бальзамировании скифов Геродот писал: «После смерти царя там тотчас выкапывается большая четырёхугольная яма; по изготовлении её принимаются за покойника и воском покрывают его тело, но предварительно разрезают ему живот, вычищают его и наполняют толчёным купером, ладаном, семенами сельдерея и аниса, потом сшивают». [4]
Наименьшее число операций при бальзамировании тел умерших было проделано над трупами захороненных во втором Башадарском кургане. У них был только разрезан в паху живот и вынуты внутренности, после чего он снова был зашит. В отличие от всех захороненных в других курганах черепа у трупов из второго Башадарского кургана не трепанированы и мозг не извлечён.
У женщин из второго Пазырыкского кургана череп был трепанирован и по извлечении мозга черепная коробка наполнена землёй с мелким гравием. По удалении внутренностей брюшная полость была заполнена каким-то растительным материалом, но ни толчёный купер, ни ладан как в данном случае, так и вообще при бальзамировании в Горном Алтае, по-видимому, не применялись. В противном случае купер был бы обнаружен по зеленому цвету окиси меди, обнаружен был бы и ладан, который, как и всякая смола, хорошо сохраняется.
У мужчины, захороненного во втором Пазырыкском кургане, помимо извлечения головного мозга и внутренностей, на теле наблюдались многочисленные уколы и глубокие разрезы для введения в мышцы каких-то консервирующих веществ; разрезы эти тщательно зашиты.
Насколько мы можем судить по немногочисленным остаткам трупов, захороненных в Шибинском кургане, там, помимо трепанации черепа для извлечения мозга, возможно, извлекались и глаза, так как сомкнутые веки были сшиты. Удалялись не только внутренности, но и часть мышц, в частности ног, которые затем замещались какими-то растительными волокнами, после чего разрезанная кожа сшивалась.
Ещё более сложные операции были произведены над трупами, захороненными в пятом Пазырыкском кургане. Из трепанированных черепов извлечен мозг, из брюшной полости удалены все внутренности, а через многочисленные продольные и поперечные разрезы кожи была обнажена вся мускулатура
(330/331)
и удалены почти все мышцы. После того как разрезы были зашиты, остались только скелеты, обтянутые кожей.
К сожалению, труп захороненного в первом Башадарском кургане истлел, но следы бальзамирования, оставшиеся на костях скелета, указывают на то, что над этим трупом была произведена операция, не наблюдавшаяся на трупах, захороненных в других курганах.
Череп этого мужчины был трепанирован (рис. 161), и, следовательно, мозг был извлечён. Вне всякого
Рис. 161. Трепанированный череп. Первый Башадарский курган.
сомнения, была вскрыта брюшная полость и удалены все внутренности, без чего не могла бы быть проделана та операция, о которой будет сказано ниже. Мышцы не удалялись, ибо если бы они были удалены, то не возникла бы необходимость в инъекции консервирующих веществ в труп, которая здесь несомненно имела место.
Особенность бальзамирования трупа, захороненного в первом Башадарском кургане, заключалась в введении каких-то консервирующих веществ в канал спинного мозга и в полости костей конечностей. С этой целью шейные позвонки (табл. CXIV, 1) были просверлены спереди, в центре тела позвонка. У 10-12-го грудных позвонков (табл. CXIV, 2) отверстия были высверлены также спереди, в их центре, у остальных грудных позвонков (табл. CXIV, 3, 4) отверстия просверлены спереди, немного правее центра. В некоторых позвонках имеется по два отверстия. Между 5-м и 6-м, 6-м и 7-м шейными позвонками просверленные отверстия захватывали сразу два позвонка. Возможно, что просверливались и поясничные позвонки, но они плохо сохранились и судить о наличии в них отверстий нельзя. В крестце отверстий нет.
Поскольку не только шейные, но и грудные позвонки были просверлены спереди, брюшная полость, очевидно, предварительно была вскрыта для извлечения внутренностей. Сверление производилось на трупе с нетронутыми препарировкой связками и мышцами. Хотя, как правило, просверливались тела позвонков, в некоторых случаях, как указывалось выше, пёрка коловорота попадала между двумя позвонками, и тогда частично просверленными оказывались два соседних позвонка. Иногда в теле одного и того же позвонка было просверлено два отверстия; при сверлении не прямо, а слегка вкось тела позвонков просверливались не насквозь.
Консервирующее вещество, как отмечено выше, вводилось не только в спинной мозг, но и в костный мозг больших костей конечностей и, по-видимому, в мягкие части, в мышцы трупа.
(331/332)
Высверленные коловоротом углубления в костях конечностей достигали глубины от 8 до 52 мм. На правой плечевой кости, у её головки (табл. CXIV, 8), имеется два таких отверстия (25 и 45 мм глубиной), просверленные под углом и встречающиеся внутри кости. Одна сверлина (20 мм глубиной) имеется у верхнего края локтевой кости (табл. CXIV, 6). Верхняя часть левой плечевой кости с головкой не сохранилась, в нижней же её части, у локтевого сустава, имеется одно отверстие (глубина 10 мм) сзади над ямкой (табл. CXIV, 5).
В левой бедренной кости спереди, в её верхней части, около головки сустава (табл. CXV, 1) высверлено два отверстия (глубиной 12 и 48 мм), и, кроме того, прослеживается вдавление от пёрки коловорота. В нижней части этой кости (табл. CXV, 2) два отверстия, одно под другим (глубиной около 35 мм), третье глубокое (52 мм) отверстие высверлено с внутренней стороны кости в центре мыщелка. В правой большой берцовой кости (табл. CXV, 4) два отверстия, высверленных спереди под коленным суставом; одно из них (нижнее) слегка намечено, другое (верхнее) глубокое (52 мм). Нижний конец этой кости не сохранился.
В верхней части правой бедренной кости два отверстия: одно в большом трохантере, другое у основания шейки, на её середине спереди. В нижней части этой кости (табл. CXV, 3) также два отверстия, одно над другим, верхнее в виде вмятины от перки коловорота, другое глубокое (62 мм), непосредственно над суставной поверхностью. В левой большой берцовой кости два отверстия, тоже одно под другим, под коленным суставом (табл. CXV, 5), и два отверстия на нижнем конце (табл. CXV, 6), одно с передней стороны и одно с задней (глубина последнего 30 мм).
В костях стопы никаких отверстий нет. В левой подвздошной кости таза два сквозных отверстия.
Ни в ключицах, ни в лопатках отверстий нет. Сквозные отверстия имеются только в подвздошных костях таза (табл. CXIV, 7). Глубокая вмятина от перки коловорота видна на рукоятке грудной кости.
Из детального рассмотрения всех следов коловорота на костях скелета можно заключить, что ударами по коловороту с пёркой диаметром около 6 мм на теле умершего в определённых местах проделывались углубления, а там, где нужно было проникнуть в канал спинного моза [мозга] или в мозговые полости больших костей конечностей, производилось сверление, иногда на всю длину пёрки.
Аналогичный приём бальзамирования тел умершего введением какого-то консервирующего вещества в полость длинных костей конечностей обнаружен в Восточном Казахстане, на что обратил моё внимание В.Е. Гинзбург. В Антропологическом музее Академии наук СССР под №5875 хранятся кости скелета из кургана №1 могильника четвёртого в районе озера Сары-Коль (раскопки Восточно-Казахстанской экспедиции 1949 г.). Погребение это С.С. Черников предположительно датирует III в. до н.э. Череп старика в возрасте за 70 лет повреждён в такой степени, что судить об этническом типе погребённого весьма затруднительно. Ясно только одно — старик не был монго-
(332/333)
Рис. 162. Просверленные кости скелета человека (а-л).
Музей антропологии Академии наук СССР.
(333/334)
лоидом. Нельзя также утверждать, что черепная коробка была трепанирована. Зато все длинные кости конечностей оказались со сверлинами от их поверхности до мозговых полостей. Сверлины эти различной глубины, от 2 до 28 мм, произведены они сверлом конической формы. Так, диаметр отверстий 2 мм при глубине сверления на 2 мм; при глубине сверления на 8-20 мм диаметр наружного отверстия 3-4 м[мм]; при глубине сверления в 28 мм диаметр наружного отверстия достигает 5 мм. В левой плечевой кости (рис. 162, а) оказалось пять отверстий глубиной, считая сверху вниз, 28, 23, 19, 18 и 13 мм при среднем диаметре отверстия 4 мм. В правой плечевой кости (рис. 162, б) отверстия глубиной (сверху вниз) 14, 18 и 8 мм при диаметре около 4 мм. В костях предплечья (рис. 162, в-е) было проделано по одному отверстию глубиной от 8 до 13 мм и входным диаметром 3-4 мм. Только на одной из радиальных костей (рис. 162, г) оказалась вторая сверлина глубиной всего 2 мм и такого же диаметра. На правой бедренной кости, на задней её поверхности (рис. 162, з), было просверлено два отверстия, верхнее глубиной 15 мм и нижнее 25 мм, диаметром 3-4 мм. На левой бедренной кости (рис. 162, и) имеются также два отверстия того же диаметра: верхнее глубиной 15 мм и нижнее 28 мм. На больших берцовых костях (рис. 162, к, л) проделано по три отверстия глубиной (считая сверху вниз) 20, 16, 7 и 14, 18, 8 мм при диаметре входного отверстия 4 мм. На малых берцовых костях (рис. 162, ж) по одному отверстию глубиной всего 3-4 мм. Все кости сверлились с задней их стороны.
Если греческие историки более сложные и более простые способы бальзамирования тел умерших египтян ставили в связь с их стоимостью, как доступные богатым людям или беднякам, то такое объяснение для различных приёмов бальзамирования трупов в Горном Алтае неприменимо. Все бальзамированные трупы, о которых была речь выше, происходят из погребений знати, могил вождей племени.
Только после того как мы будем располагать значительно большим числом раскопанных курганов с мумифицированными захоронениями, можно надеяться, что найдут своё объяснение и уже известные нам вариации в устройстве погребальных сооружений и различные приёмы в бальзамировании трупов умерших.
[2] С.И. Руденко, 1930.
[3] Геродот, II, 86-87.
[4] Там же, IV, 71.
|