М.И. Ростовцев

Политические статьи.

// СПб: 2002. 208 с. ISBN 5-02-026829-1

Перевод, вступительные статьи, составление, комментарии: К.А. Аветисян.

Вклад России в мировую науку. *

[сноска к заголовку: * Rostovtzeff М.I. Russia’s Contribution to the World’s Science // Straggling Russia. 1919. Vol. 1. December 20. P. 250-252.]

Все знают, что Россия всегда была загадкой для Западной Европы. Она остаётся таковой и по сей день. Только некоторые подробности русской жизни, скорее анекдотического или необычного характера, будоражат воображение жителей Западной Европы. Например, мистические аспекты русской православной церкви и некоторых русских сект, византийское происхождение русского самодержавия, отразившееся в некоторых пикантных анекдотах о придворной жизни, отдельные, скорее комичные, проявления русской светской жизни — ночные гулянки, цыгане и езда на тройках. Так же неполно известна русская литература, в основном труды Толстого и Достоевского, в то время как такой выдающийся творец, как Пушкин, и такой знаток человеческой души и мыслей, как Чехов, остаются неизвестными и непопулярными. Известны также некоторые произведения русской музыки и экзотический русский балет. Всё это действительно связывает Россию с Западной Европой. Всё то, чего Россия достигла, работая такими же методами, как остальная Европа, представляется для жителя Западной Европы неважным и малозначительным.

Меньше всего на Западе известна русская наука, которая за два века своего существования внесла значительный вклад в общую копилку человеческих знаний. В русской науке нет

(48/49)

ничего экзотического или необычного. Это одна из ветвей мировой науки. Она пользовалась и пользуется такими же методами исследования, которые привели к прогрессу науки во всем мире. В то же время она имеет свои особенности и характерные черты, свои собственные проблемы и пути. Я попытаюсь осветить их, в силу своих возможностей, в этой статье.

В различных областях науки дело обстоит по-разному. Точные науки всегда более интернациональны по своей природе. Результаты, достигнутые в России в этой области, лучше известны в Западной Европе, чем достижения в так называемых гуманитарных науках. Правда, многое быстро забывается, а множество араратов [1] русской науки никогда не были достаточно известны историкам естественных наук. Я могу указать, например, на блестящую гипотезу отца русской науки Ломоносова в области физической химии общей химии, так ярко позже описанную одним из наиболее осведомлённых в этой области авторитетов, русским академиком Вальденом. [2] Похоже, что крупные открытия недавнего прошлого забываются. Шум, который наделали недавние очень важные открытия Эйнштейна, затмил тот факт, что предпосылками для многих выводов Эйнштейна о материальности света стали идеи, высказанные задолго до этого блестящим, одарённым московским физиком, чья жизнь преждевременно оборвалась, — Лебедевым. [3] Разрешите мне процитировать здесь письмо, написанное господином Джозефом Томсеном [4] из Кембриджа моему другу господину Павлу Виноградову [5] из Оксфордского университета, в котором содержится краткая характеристика достижений Лебедева. «Я думаю, что исследования Лебедева в области давления света, включающие измерение минутного эффекта, следует отнести к наиболее значительным победам экспериментальной физики. Результаты, которых он достиг, имеют наиважнейшее значение в общей теории излучения (радиации)».

(49/50)

Столь же фундаментален вклад, который мы внесли в другие точные науки. Имена Лобачевского [6] и Чебышева [7] не могут быть вычеркнуты из истории математики, имя Менделеева — из истории химии, имена Мечникова [8] и Павлова [9] — из истории физиологии, имя Пирогова [10] — из истории медицины и т.д., и т.д.

По-другому обстоит дело с гуманитарными науками. История этих наук не принимает во внимание работы русских учёных в этой области. И я не нашёл ни в одном обзоре истории различных областей гуманитарной науки простого правильного освещения того, что было сделано в России и делается русской наукой в этих областях исследования. Причиной всего этого является то, что русский язык неприемлем для большинства учёных Западной Европы. Отсюда отсутствие интереса и понимания того, что делается в России в области этих наук. Хотя проявление интереса к ней явилось бы весьма значительным дополнительным фактором для её дальнейшего развития.

Прежде всего я приведу два очень показательных факта. Недавно Российская Академия наук подготовила к изданию две публикации, где содержится обзор всех учреждений в России, занимающихся научной деятельностью, указываются все данные этих институтов и перечисляются имена учёных и тех областей, за которые они отвечают. Первая из этих публикаций — «Русская Минерва» — была составлена, когда я только собирался уезжать из России. [11] Число пронумерованных учреждений с перечнем их наиболее важных данных занимало том в более чем 600 страниц. Вторая публикация — история русской науки — планировалась по аналогии с французской публикацией «La Science Français» (речь идёт об издании «La Science Français». T. 1-2. Paris, 1915. — К.А.) и должна была состоять их двух томов. [12] Главы тома, посвящённые гуманитарным наукам, были подготовлены ко времени моего отъезда за границу летом 1918 г. и содержали

(50/51)

крайне интересный и поучительный материал о развитии русской науки.

Естественно, что задачей номер один русской гуманитарной науки было изучение прошлого и настоящего России. В это дело русская наука внесла большой вклад. Можно утверждать, что мы теперь знаем Россию во всех её важнейших чертах и особенностях. Мы знаем её физическую и экономическую географию, её этнографию, ее доисторическое и историческое прошлое. Мы знаем историю русской культуры, русского языка, русской литературы и искусства. Мы знаем о развитии её религиозной жизни и философской мысли. Конечно, в этой короткой статье я не могу осветить исследования во всех этих областях. Серии очень интересных выводов о развитии русской науки в этих областях научного познания были даны в последней книге покойного академика Лаппо-Данилевского, [13] опубликованной в Кембридже в 1917 г. под названием «Russian Realities and Russian Problems», в главе «Development of Science and Learning in Russia». В этой работе можно найти перечень всех наиболее важных книг и других материалов, связанных с этой проблемой.

В качестве примера я позволю себе рассказать об успехах науки, смежной с той областью, которой занимаюсь: о развитии исторических знаний в России. Проблема, которая в России сталкивает учёных друг с другом более всего, очень сложна и имеет комплексный характер. Её невозможно рассмотреть в соответствии с теми принципами, которые приняты в Западной Европе. Необъятные просторы России, необычайная сложность этнографических связей, многообразие и лингвистическое различие материалов, связи России с Византией и Востоком, с одной стороны, а с другой — с Западной и Северной Европой, создают проблемы для историка и сложны больше, чем задачи историков в любом из государств Западной Европы.

(51/52)

Русская наука не боится трудных вопросов, поставленных перед ней. Она постепенно расправляется с возникающими сложностями и энергично отвечает на них сбором и исследованием материала. Русская филология, изучая языки обширной славянской языковой семьи, не ограничивается исследованием русского языка и его диалектов. Одновременно с этим исследуются теоретические проблемы сравнительной филологии, и здесь, в лице Фортунатова, [14] Бодуэна-де-Куртенэ [15] и их школ, внесён значительный вклад в развитие знаний в этой области, обозначены новые направления научного анализа и исследования тех языков, которые, возможно, влияли на формирование русского языка.

Особого прогресса достигли в России в деле изучения восточных языков. Я приведу здесь несколько имён наших современников: русских исследователей иранских языков — Залемана, [16] Жуковского, [17] Щербатского, [18] русских исследователей монгольских языков — Патканова, [19] Павлова, Руднева, [20] русского исследователя кавказских языков — Марра, [21] русских исследователей арабского языка — барона Розена, [22] Крачковского, [23] А. Васильева, [24] русских семитологов — Хвольсона, [25] Коковцова, [26] русских исследователей абиссинского языка — Лемма [27] и Тураева, [28] исследователей китайского — Васильева [29] и Иванова [30] и, наконец, русского исследователя японского языка — Елисеева, [31] который был пионером в этой области и чей вклад был потом дополнен западными коллегами. В России проделано немало работы по изучению ряда диалектов финского языка и такой важной ветви индоевропейских языков, как литовского языка. Опираясь на эти исследования, изучение самого русского языка принимало всё более и более глубокий характер. Уместно сравнить великолепные работы Соболевского, [32] чью точку зрения слависты поддерживают и по сей день, с поздними работами Шахматова, [33] который значительно расширил использование сравнительного материала.

(52/53)

Над проблемой изучения древних культурных связей России с сопредельными странами и народами вместе с филологами работали и археологи. Русская археология — относительно молодая наука. Начало систематических археологических раскопок в России датируется концом XVIII в. Однако даже за этот небольшой срок она выросла в науку с колоссальным количеством хорошо исследованного материала. Уместно сравнить первые попытки обобщения добытых материалов и результаты исследований, проведённых Кондаковым [34] и Толстым [35] (французский перевод которых теперь существует [36]), с более поздней попыткой, предпринятой английским учёным Эллисом Миннзом [37] («Scythians and Greeks». Cambridge, 1913), для того чтобы убедиться в том, какой большой вклад мы внесли, и что история культурного развития Южной России в доисторический период принимает всё более чёткие очертания. С эпохи палеолита культурная судьба России, её связи с соседями известны нам на протяжении всего неолитического периода, медного века, раннего и позднего железного века, когда Южная Россия была заселена иранцами, скифами, а позже сарматами и когда впервые она соприкоснулась с людьми античного мира — сначала с греками, а затем с римлянами. Вместе с исследованием юга России проводились работы по истории прошлого Центральной России и Востока. Что касается результатов этих исследований, то учёным, которые не знают русского языка, легче судить о них по работе финского учёного Талльгрена [38] о медном, бронзовом и железном веках Центральной и Восточной России и Сибири.

В свете филологических и археологических материалов ранняя дославянская история России представляется нам в совершенно ином, чем прежде, свете. Становится очевидной преемственность культурной истории, и сейчас понятно, что невозможно отделить историю славянской России от дославянской, которая находилась под сильным влиянием древне-

(53/54)

восточных культур и античных цивилизаций Греции и Рима. Для изучения истории России, в узком понимании этого слова, большое значение имеет история её южных и восточных соседей. Без чёткого представления о роли Византии, с одной стороны, и истории кочевников, населявших юг России (гуннов, половцев, тарков [тюрков?], печенегов, хазар), — с другой, государство и культура древнего Киева и Московской Руси будут вообще непонятны.

История Византии и кочевников юга России тесно связана с историей средневековых восточных государств Армении, Грузии, различных тюркских государств и государств арабского мира. Поэтому для русской исторической науки естественно уделять особое внимание истории Византии и истории балканских славян, которые были тесно связаны с ней, так же как и с историей Востока. Исторические исследования в области византиноведения, славистики и востоковедения могут считаться наиболее блестящими страницами развития гуманитарной науки в России. Исследователи Византии не должны забывать, конечно, что фундамент научным исследованиям в области византийской истории был заложен русскими учёными Васильевским [39] и Беляевым, [40] что византийское искусство стало интересовать Западную Европу после работ Буслаева [41] и Кондакова, что для славянской истории работы Ламанского [42] и его школы всегда будут оставаться классическими и что для истории Запада русские учёные сделали не меньше, чем их западные коллеги.

Большое влияние на изучение русской истории в России оказывал тот факт, что Россия никогда не забывала о своих тесных контактах с Западом, с классическими странами, преемниками которых стали более поздние западноевропейские государства. В центре внимания русской исторической науки находится также история классического мира. Такие имена, как Куторга, [43] Крюков, [44] Зелинский, [45] должны всегда с почтением упоминаться в истории классической филологии.

(54/55)

Я должен вспомнить учёных, которые внесли большой вклад в изучение истории французской революции, — Кареева, [46] Лучицкого, [47] Ардашева, [48] Ону. [49] Я должен упомянуть профессора Павла Виноградова, одного из ведущих специалистов по истории английского права, историка, социолога и экономиста Максима Ковалевского. [50] Для России и русской истории их труды и труды их коллег и последователей особенно важны, потому что благодаря им учёные, которые занимаются русской историей, не теряют связи с исторической наукой на Западе и находятся в курсе современных исторических методов и теорий.

Здесь, конечно, было бы неуместно перечислять сотни имен учёных, которые шаг за шагом старались открыть нашим взорам историческое прошлое России. Я рассмотрел только наиболее важные периоды, которые характеризовались расширением и углублением нашей науки. Если Карамзин [51] — историк русских царей, то Соловьёв [52] охватил всю историю русского народа в целом, во всем многообразии его исторической судьбы. После этого направление исследований изменилось. Стали развиваться различные точки зрения. Славянофилы и западники, мистики и реалисты, идеалисты и экономисты-материалисты — все пролили значительный свет на путь исторического развития. В то же время каждая новая работа представляла новый материал и углубляла и расширяла поле исследовательской деятельности для других учёных. Последние наиболее значительные работы по русской истории были, без сомнения, написаны Ключевским [53] и Милюковым. [54] Я позволю себе закончить этот очень неполный обзор словами А.С. Лаппо-Данилевского из упомянутой выше статьи, где он охарактеризовал деятельность Ключевского и его школы.

«Ключевский выработал свою собственную „социологическую” концепцию русской истории. Он не склонен принимать теорию Соловьёва и в особенности различные её вариан-

(55/56)

ты, которые тот вводит в последних томах своей „Истории”. Ключевский придаёт большее значение материальным, а не духовным силам, которые он рассматривает с точки зрения того, как они проявили себя в формировании социального феномена. Кроме того, он не может довольствоваться тем, чем довольствуется Чичерин, — изучением институтов, которые считает просто механизмами, созданными для того, чтобы служить определённой цели. Он интересуется „социальными особенностями”, благодаря которым они (институты. — К.А.) произошли, и „жизненными силами”, которые привели их в движение. Он исследует социальную и экономическую эволюцию различных классов, их порабощение и освобождение, влияние на политические институты. Даже соглашаясь в какой-то степени с теорией славянофилов, Ключевский настаивает на „самобытности” русской истории и объясняет ту роль, которую играл российский народ, в особенности русский, который он очень живо характеризует. Он пытается представить „действительную историческую эволюцию этого народа, а не диалектическую схему: цепочку умозаключений, связанных друг с другом только логически”. В соответствии с этими взглядами Ключевский приходит к выводу, что русские прошли через различные стадии эволюции. Он характеризует древнюю Русь, расположенную вдоль Днепра, городской жизнью и торговлей, средневековую Русь, сконцентрированную вдоль Волги, — феодальными княжествами, отличающимися некоторыми своими чертами от западных княжеств, и свободным крестьянством. „Великая” Русь, оформившаяся позже в Московское государство во главе с царём и боярами, характеризуется военными и сельскохозяйственными институтами, Российская Империя, распространившаяся до своих естественных границ, находящаяся под властью самодержца, характеризуется господствующим положением дворянства, закрепощённым крестьянством и промышленностью. Ключевский представлял схему блестящей картины нашей эволю-

(56/57)

ции и сформировал школу русских историков. В подобном же реалистическом и „социологическом” духе Милюков объяснил эволюцию русской культуры. Вместе с Кизеветтером, [55] Богословским, [56] Платоновым [57] и другими он занимался также исследованиями, связанными с изучением истории некоторых других русских институтов».

Оксфорд, 16 ноября 1919 г.

Комментарии.

[1] вершин.

[2] Вальден Пауль (Павел Иванович) — см. коммент. 45 к статье «„Пролетарская культура” в большевистской России».

[3] Лебедев Пётр Николаевич (1866-1912) — физик-экспериментатор, впервые измерил давление света на твёрдые тела и газы. Член Лондонского королевского института. В последние годы своей жизни работал в Гейдельбергском университете.

[4] Томсон Джозеф Джон, сэр (Thomson Joseph John) (1856-1940) — английский физик, нобелевский лауреат 1906 г.

[5] Виноградов Павел Гаврилович, сэр (1854-1925) — историк-медиевист, общественный деятель, профессор Московского и Оксфордского университетов, академик. С 1911 г. работал в Англии. После октября 1917 г. принял английское подданство.

[6] Лобачевский Николай Иванович (1792-1856) — математик, общественный деятель, ректор Казанского университета. Создал учение о неевклидовой геометрии.

[7] Чебышев Пафнутий Львович (1821-1894) — математик, механик, профессор Петербургского университета, академик, основатель петербургской математической школы.

[8] Мечников Илья Ильич (1845-1916) — биолог. Основные исследования проводил в области микробиологии, бактериологии и медицины. С 1887 г. возглавлял одну из лабораторий Пастеровского института в Париже.

[9] Павлов Иван Петрович (1849-1936) — физиолог, академик.

[10] Пирогов Николай Иванович (1810-1881) — хирург, анатом, один из организаторов военно-медицинской службы в России. Основные направления исследования — топографическая анатомия и исследования в области обезболивания.

[11] Русского издания с таким названием не существует. М.И. Ростовцев знал о том, что подобный справочник готовится к изданию. Вот что
(57/58)
писал С.Ф. Ольденбург в «Предисловии» к справочнику «Наука в России»: «В 1916 г. в различных научных кругах зародилась мысль о необходимости создать справочник по учебным учреждениям и высшим учреждениям, так как отсутствие такого справочника болезненно ощущалось, и единственным источником справки являлась немецкая «Minerva», издание, весьма замечательное по своей полноте, но всё же недостаточное для отдельных стран» (Ольденбург С.Ф. Предисловие // Наука в России: Справочный ежегодник. Данные к 1 января 1918 года. Вып. 1. Пг., 1920). Можно предположить, что подготовленный ещё до 1918 г. объемистый том был подвергнут весьма значительному пересмотру, так как первый и второй выпуски «Науки в России», вместе взятые, насчитывают чуть более 200 страниц (Наука в России: Справочный ежегодник: Данные на 1 января 1918 года. Вып. 2. М., 1917-1920).

[12] «Наука в России» — данное издание не состоялось. Были написаны только отдельные главы для него.

[13] Milyoukov P., Struve P., Lappo-Danilevsky A. The Development of Science and Learning in Russia / Ed. J.D. Duff. Cambridge, 1917. А.С. Лаппо-Данилевский написал часть «Russian Realities and Problems».

[14] Фортунатов Филипп Федорович (1848-1914) — филолог, лингвист, специалист по лингвистике индоевропейских языков, профессор Московского университета, академик.

[15] Бодуэн-де-Куртенэ Иван Александрович (1845-1929) — языковед, профессор Петербургского университета, член-корреспондент Академии наук. Отредактировал и дополнил «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля (3-е изд. 1903-1904; 4-е изд. 1912-1914).

[16] Залеман Карл Германович (1849-1916) — востоковед. С 1876 г. преподавал на кафедре авестийской и пехлевийской словесности Петербургского университета, академик.

[17] Жуковский Валентин Алексеевич (1858-1918) — востоковед, иранист, член-корреспондент Академии наук.

[18] Щербатской Фёдор Ипполитович (1866-1942) — востоковед-индолог, тибетолог, академик.

[19] Патканов (Патканян) Керопэ Петрович (1833-1889) — востоковед, специалист по армянской филологии и литературе, профессор Петербургского университета.

[20] Руднев Андрей Дмитриевич (1878-1958) — монголовед, ученик академика В.В. Радлова, профессор Петербургского университета, председатель Финно-угорского общества. В начале 1920-х гг. жил в Финляндии.

[21] Марр Николай Яковлевич (1864-1934) — филолог, востоковед, академик.
(58/59)

[22] Розен Виктор Романович, барон (1849-1908) — востоковед, арабист, профессор Петербургского университета, академик. С 1885 г. управляющий Восточным отделением Императорского Русского Археологического общества.

[23] Крачковский Игнатий Юлианович (1883-1951) — востоковед-арабист, профессор Петербургского университета, академик. В 1916-1930 гг. — заведующий мусульманским отделом Азиатского музея.

[24] Васильев Александр Александрович (1867-1953) — византинист, профессор Петербургского университета, профессор Петроградского государственного педагогического института, профессор Первого Петроградского государственного педагогического института. В 1925 г. выехал в командировку в Европу и в СССР не вернулся. С 1925 г. — профессор Висконсинского университета (Мэдисон, США). С 1944 г. работал в Дамбартон-Оксе (Центре византийских исследований Гарвардского университета (Вашингтон, округ Колумбия)).

[25] Хвольсон Даниил (Давид) Абрамович (1819-1911) — востоковед, гебраист и арабист. В 1855-1894 гг. — профессор кафедры еврейского языка и словесности в Петербургском университете, почетный член Академии наук.

[26] Коковцов Павел Константинович (1861-1942) — филолог, семитолог, профессор Петербургского университета, академик.

[27] Лемм Оскар Эдуардович, фон (1856-1918) — египтолог, учёный хранитель Азиатского музея Академии наук, член-корреспондент Академии наук.

[28] Тураев Борис Александрович (1868-1920) — востоковед, основоположник русской школы египтологии, академик.

[29] Васильев Василий Павлович (1818-1900) — китаевед, профессор Петербургского университета, академик.

[30] Иванов Алексей Иванович (1878-1937) — китаевед, профессор Петербургского университета.

[31] Елисеев Александр Васильевич (1858-1895) — путешественник, врач и антрополог. В 1889 г. совершил путешествие по Уссурийскому краю, Японии, Цейлону.

[32] Соболевский Алексей Иванович (1856-1924) — филолог, специалист по русскому языку, профессор Петербургского университета, академик.

[33] Шахматов Алексей Александрович (1864-1920) — лингвист, филолог-текстолог, академик, член Сербской Академии наук, почётный доктор философии Пражского и Берлинского университетов. Ученик Ф.Ф. Фортунатова, А.А. Шахматов дал цельную методику русского летописания XI-XVI вв. Методика эта с некоторыми более поздними поправками и дополнениями используется и по сей день.
(59/60)

[34] Кондаков Никодим Павлович (1844-1925) — историк-византинист, искусствовед, академик. В эмиграции с 1921 г.

[35] Толстой Иван Иванович (1880-1954) — филолог-классик, антиковед, академик.

[36] Tolstoj I.I., Kondakov N.P. Antiquités de la Russie Méridionale. Paris 1891.

[37] Миннз Эллис (Minns Ellis) (1873-1953) — английский археолог, историк, профессор Кембриджского университета.

[38] Талльгрен Аарне Михаэль (Tallgren Aarne Michael) (1885-1945) — финский историк, археолог, профессор Университета Хельсинки, председатель Финского археологического общества.

[39] Васильевский Василий Григорьевич (1838-1899) — историк-византинист, академик.

[40] Беляев Дмитрий Фёдорович (1846-1901) — филолог-классик, византинист, профессор Казанского университета.

[41] Буслаев Фёдор Иванович (1818-1897) — филолог, искусствовед, академик.

[42] Ламанский Владимир Иванович (1833-1914) — историк, славист, профессор Петербургского университета. Основатель журнала «Русская старина» (орган Этнографического отделения Русского Географического общества).

[43] Куторга Михаил Семёнович (1809-1886) — антиковед, профессор Петербургского университета.

[44] Крюков Дмитрий Львович (1809-1845) — филолог, профессор римской словесности Московского университета.

[45] Зелинский Фаддей (Тадеуш-Стефан) Францевич (1859-1944) — антиковед, филолог-классик, поэт, переводчик, профессор Петербургского университета. Один из учителей М.И. Ростовцева. В 1906-1908 гг. — декан историко-филологического факультета. С 1920 г. — профессор Варшавского университета. В 1922 г. принял подданство Польши.

[46] Кареев Николай Иванович (1850-1931) — историк, философ, социолог, общественный деятель.

[47] Лучицкий Иван Васильевич (1845-1931) — историк, специалист по истории Нового времени, общественный деятель.

[48] Ардашев Павел Николаевич (1865-1923) — историк, специалист по истории Европы, профессор Юрьевского и Симферопольского университетов.

[49] Ону Александр Михайлович (1865-1938) — историк, специалист по истории Франции, приват-доцент Петербургского университета, государственный деятель. Служил в Государственной Канцелярии, затем был переведён в Канцелярию Государственной Думы помощником статс-секретаря Государственного Совета. С марта по июль 1917 г. был
(60/61)
помощником управляющего делами Временного правительства. С июля 1917 по 1923 г. — генеральный консул Временного правительства в Лондоне. Главный труд — «Выборы 1789 г. во Франции и наказы третьего сословия с точки зрения их соответствия истинному настроению страны», в 1909 г. получил большую Ахматовскую [Шахматовскую] премию Академии наук.

[50] Ковалевский Максим Максимович (1851-1916) — историк, этнограф, социолог, академик. Самый значительный труд — «Происхождение современной демократии».

[51] Карамзин Николай Михайлович (1766-1826) — историк, автор «Истории государства Российского».

[52] Соловьёв Сергей Михайлович (1820-1879) — историк, профессор Московского университета, автор «Истории России с древнейших времён».

[53] Ключевский Василий Осипович (1841-1911) — историк, академик, ученик С.М. Соловьёва, автор «Курса русской истории».

[54] Милюков Павел Николаевич (1859-1939) — историк, политический деятель, один из лидеров российского либерализма. В 1905 г. — глава Съезда союзов и один из основателей партии кадетов, член её ЦК. Депутат III и IV Государственных Дум. Участник февральской революции, член Временного Комитета Государственной Думы. В марте — апреле 1917 г. — министр иностранных дел Временного правительства. Поддерживал Л.Г. Корнилова, член Предпарламента. В 1921-1941 гг. издавал газету «Последние новости». Выдвинул тезис «об эволюции советской системы», к которой считал необходимым приноравливать тактику эмиграции. В 1939 г. приветствовал заключение Пакта о ненападении СССР и Германии, войну СССР против Финляндии.

[55] Кизеветтер Александр Александрович — см. коммент. 47 к статье «„Пролетарская культура” в большевистской России».

[56] Богословский Михаил Михайлович (1867-1929) — историк, профессор Московского университета, академик. Ученик В.О. Ключевского. Секретарь Московского общества истории и древностей российских, председатель Русского Исторического общества.

[57] Платонов Сергей Фёдорович (1867-1929) — историк, профессор Петербургского университета, академик. В 1918-1929 гг. — председатель Археографической комиссии, в 1925-1929 гг. — Директор Пушкинского Дома (Институт русского языка и литературы), в 1925-1928 гг. — директор Библиотеки Академии наук.

наверх