 В.И. Распопова.
Металлические изделия раннесредневекового Согда.
// Л.: 1980. 138 с.
Введение
История развития производства, и в частности ремесла, постоянно находится в центре внимания советской исторической науки, и особенно археологии.
Хорошо известен расцвет среднеазиатского ремесла и
торговли в IX-XII вв. Однако оставался проблематичным вопрос об
уровне и характере развития ремесла в предшествующие века. Этот расцвет рассматривался
как результат арабского завоевания. В.В. Бартольд считал, что «первые
века ислама были для Туркестана эпохой быстрого прогресса. Туркестан VII в.
н.э. мало отличался от Туркестана IV в. до н.э. и по степени развития
культуры не мог бы выдержать никакого сравнения с сасанидским Ираном; Туркестан X века в этом отношении мало отличался от старых культурных областей. Особенно характерны факты, указывающие на значительное увеличение размеров городов, на успехи промышленности и торговли» [15, 120; 19, 456-457].
В советской исторической науке 40-50-х гг. господствовало
представление о глубоком упадке городской жизни [253, 152; 254, 249; 255,
197-204], н в частности свободного ремесла, в Средней Азии в
эпоху раннего средневековья [278, 32; 279, 234-235].
Главной задачей предлагаемой работы является полная
публикация известных в настоящее время мастерских по обработке металла и
металлических изделий эпохи раннего средневековья, обнаруженных на территории
Согда — центральной области Средней Азии. Такая работа для Средней Азии этой эпохи предпринимается впервые.
Набор металлических изделий, сохранившихся в натуре
или изображённых на росписи, характеризует культурные связи Согда с соседними
народами. Поэтому другая задача работы — исследование этих культурных связей и
выявление, насколько это позволяет материал, общественных отношений, их обусловивших.
Для нашей темы первостепенное значение имеет
археологическое изучение городов — центров средоточения ремесла. В настоящее
время археологи получили возможность представить себе облик раннесредневекового
города Средней Азии благодаря многолетним исследованиям Пенджикента [28; 30]. В
Пенджикенте открыто свыше 50 торгово-ремесленных построек. Наиболее чётко по
остаткам оборудования определяются мастерские, связанные с обработкой
металла. Эти постройки расположены вдоль улиц, примыкая к наружным стенам
жилищ. Первая мастерская, связанная с обработкой металла, была открыта в 1953 г. [32, 117-119; 51, 93-95, 116-120]. С тех пор было раскопано около
30 мастерских, некоторые из них опубликованы [30, 178-195; 31, 82-83].
В Пенджикенте впервые на раннесредневековом городище изучаются целые кварталы,
улицы в площади, в которые входят и мастерские. Поэтому мастерские исследуются не
только сами по себе, но и с точки зрения их роли в жизни города.
До работ в Пенджикенте с территории Согда эпохи
раннего средневековья была известна лишь мастерская ювелира, раскопанная на
Афрасиабе А.И. Тереножкиным [246, 132; 250, 81-82]. Несколько
раннесредневековых мастерских обнаружено в городах и на небольших поселениях в
Чаче, Фергане, Хорезме.
На территории Чач-Илакского района Ю.Ф. Буряков
обнаружил следы металлургического производства раннесредневекового периода как
около рудников, так и на территории древних городов Туккет, Тункет, на городище
Таш-Булак; исследовал плавильные горны. Он считает, что «почти все рудники,
функционировавшие в период расцвета ремесла в X-XIII вв.,
были разведаны и начали разрабатываться в предарабское время» [63, 12].
В этом районе добывали серебро, свинец, золото и в гораздо меньшей степени медь
и железо. Одним из важных результатов работы Ю.Ф. Бурякова является вывод
о том, что в VI-VII вв. «наряду с „бродячей” металлургией появляется
плавка, сосредоточенная либо вблизи группы рудников (Каттасай), либо на
поселениях и в шахристанах городков под защитой крепостных стен (Тункет,
Туккет, Таш-Булак)». С точки зрения социальной организации ремесленного
производства важна локализация металлургического производства на шахристанах городов
[63, 12].
В Фергане на укреплённом поселении Чун-тепе в слое VII-VIII вв.
обнаружена «мастерская по изготовлению железных изделий» [78, 86]. У
северо-западной границы Ферганы Е.Д. Салтовская при раскопках тепе
Тудаи-Калон (Кзыл-тепе) в 10-12 км к югу от с. Ашт в Северном
Таджикистане в слоях III-VII вв. нашла несколько «обломков стенок и округлый
край, по-видимому, плавильной печи», а также керамическую льячку, предназначенную
для разливания металла [222, 152-158].
Е.Е. Неразик, исследуя материалы Хорезма, обратила
внимание на сельское металлургическое производство небольших масштабов. В
Беркут-калинском оазисе в 3 км юго-западнее крепости Кырккыз-калы у
магистрального канала ею были раскопаны остатки железоплавильной мастерской VII —
начала VIII вв. [194, 100-104].
В низовьях Амударьи остатки металлургического производства
VII-VIII вв. зафиксированы в Ток-кале и Куюк-кале. На Ток-кале в слое VII в.
была найдены «два маленьких полностью разбитых медеплавильных горна и связанная
с ними яма» [87, 44].
(3/4)
На городище Куюк-кала обнаружены остатки железоплавильных
печей у южной стены городища. Печи находились в большом помещении, датируемом VII-VIII вв.
[195, 133-134].
Какое-то производство, связанное с обработкой железа,
существовало и в древней Варахше. На поверхности холма близ Варахши были
найдены «ладошкообразные крицы» [272, 50; 105].
Необходимо отметить, что в Средней Азии металлургией
на поселениях при рудниках и горным делом занимался ряд исследователей. После
работ П.П. Иванова [111] и М.Е. Массона [179; 180] появились по этой
тематике публикации Б.А. Литвинского [155; 156; 160] кандидатские
диссертации и статьи М.А. Бубновой [55-57] и Ю.Ф. Бурякова [61-63].
Но все эти работы посвящены эпохе развитого средневековья, и материалы
VII-VIII вв. рассматриваются в них лишь попутно.
Этим исчерпываются имеющиеся в литературе данные о
мастерских эпохи раннего средневековья, связанных с обработкой металлов, на
территории Средней Азии.
Следует также упомянуть кузницу VI-VII вв., раскопанную
японскими археологами на городище Чакалак-тепе в Северном Афганистане [319, 7, табл.
24-26, рис. 12].
Несомненно металлургическое и металлообрабатывающее
производства в Средней Азии восходят к весьма отдалённому периоду, но
проследить преемственность раннесредневекового производства от более древнего
весьма затруднительно из-за скудости материала, который засвидетельствован
лишь на четырёх городищах. В кушанских слоях городища древнего Термеза зафиксированы
следы производства, связанного с обработкой железа, однако основные материалы,
полученные при раскопках кварталов металлистов этого городища, относятся к
эпохе развитого средневековья [131, 163-178; 182, 5]. На городище
Калаи-мир в Кобадиане открыта бронзолитейная мастерская, датируемая временем
около рубежа нашей эры [106, 300]. Здесь удалось проследить устройство
небольшого горна. На городище Гяур-кала Южно-Туркменская археологическая экспедиция
исследовала мастерские парфянского и раннесасанидского времени, в которых
обрабатывались медь, железо и кость. Здесь зафиксированы остатки оборудования
и шлаки [181, 97-98; 261, 164-200]. На городище Мунчак-тепе в
Усрушане я слое первых веков нашей эры найдены литейные формы для ювелирных
изделий [72; 203, 542]. Для нашей темы очень важны работы, хотя и посвященные
материалам отдалённых от Средней Азии территорий и других периодов, но
рассматривающие вопросы металлургии и металлообработки в широком
технологическом и социальном аспектах.
Вопросы о городском и сельском ремесле, о рынках
сбыта, о роли ремесла в развитии города впервые поставлены на археологическом
материале Б.А. Рыбаковым в труде «Ремесло древней Руси» [221].
В советской археологической литературе вопросы технологии
ремесел древней Руси разработаны Б.А. Колчиным [135]. Представляют интерес
для изучаемой темы работы С.С. Черникова по материалам Восточного
Казахстана 1266; 267], Я.И. Сунчугашева по материалам Тувы [241], И.А. Гзелишвили
по материалам Грузии [75].
Новым методом в изучении древней металлургии является
моделирование древних плавок в печах, построенных по археологическим образцам.
Этот метод распространён как в Советском Союзе [13] так и за рубежом [353, 458-487
— приведена лиратура вопроса]. Он позволяет сопоставлять давя археологии и
этнографии. Археологи обычно находят остатки оборудования и отходы
производства. Эти графы подробно описывают процесс производства и исследуют
организацию ремесла. Для нас важно описание оборудования мастерских, орудий
труда, что даёт возможность сравнить их с объектами, полученными при
археологических раскопках. Этнографические материалы играют большую роль в
осмыслении многих археологических наблюдений. Особенно интересны для нас
материалы по этнографии Средней Азии и соседних Ирана и Афганистана.
Описанию выплавки железа посвящены исследования М.С. Андреева
[7; 8, 183-187]. Кузнечное дело подробно рассмотрено в работах Н.А. Кирпичникова
[125], М.С. Андреева [8, 180-183, 187-19.., 345-348] и Н.Н. Ершова
[103] — даётся описание орудий труда, оборудования мастерских. М.С. Андреев
и Н.Н. Ершов большое внимание уделяют общественным отношениям в кузнечном ремесле.
Ценные материалы по организации городского ремесла, и
в частности ремесла, связанного с обработкой металлов, позднефеодальной Бухары
собрал и опубликовала О.А. Сухарева [243; 244]. Интересные доследования
по истории металлургии и металлообработке проводит в Иране комплексная
археолого-этнографическая экспедиция Иллинойского университета, применяющая
также методы моделирования [292].
Прекрасный набор фотографий и планов мастерских и
целых базаров Афганистана и Пакистан опубликовали японские учёные в книге
«Западная Азия за работой» [329].
При сравнении археологических материалов с этнографическими
нужно учитывать временнóй разрыв и локальные различия тех и других.
Однако технические возможности недавнего и современного кустарного
производства и древнего ремесла вполне сопоставимы.
Изделия среднеазиатских металлистов эпохи раннего
средневековья обычно доходят до нас в сильно коррозированном виде. Это связано
с тем, что среднеазиатские лёссы обильно насыщены солями. Предметы из железа
сильно испорчены коррозией и состоят целиком из окислов железа. Железа в
чистом виде в них нет, и поэтому невозможно применять металлографический
анализ. Они сильно разбухли. Так, например, толщина панцирной пластинки, не
испорченной окислами, происходящей из зáмка на горе Муг, — 0.9 мм,
а толщина коррозированных пенджикентских пластинок 2-3 мм. Находки металлических изделий в слоях поселений по своей численности не идут ни в какое
сравнение с керамикой В связи с этим в археологии оседлых народов Средней Азии
керамика заслонила другие виды находок. На основании керамических материалов
определяется культурная и этническая принадлежность памятников, датируются
слои, высказываются суждения об уровне развития ремесла. Вот почему появилась
некоторая односторонность подхода. Недостаточное внимание уделяется
публикациям металлических вещей в большинстве отчётов о раскопках.
(4/5)
Рис. 1. Раннесредневековые памятники Согда, на которых найдены
металлические изделия.
Исключение составляют публикации результатов работ
Хорезмской экспедиции [87, 54-56, рис. 12, 13; 148, 67, рис. 13;
172; 192, 118, рис. 9; 193, 29, 31, рис. 13, 14; 194, 95, 150,
рис. 48, 67; 195, 138, рис. 9; 253, рис. 73-74, 83; 256, 239, рис.
114], сообщения А.И. Тереножкина о раскопках Ак-тепе близ Ташкента [251, 123-126,
рис. 25] и подробный отчёт о раскопках на городище Ак-Бешим Л.Р. Кызласова
[141, 155-237; 143, 156-157, рис. 6]. А.И. Тереножкин и
Л.Р. Кызласов привлекают металлические изделия для датировки слоёв и определения
культурной принадлежности памятников.
Отдельным категориям изделий из металла посвящено только
три специальные статьи. Б.А. Литвинский исследовал наконечники стрел.
Основной упор он сделал на датировку различных типов стрел [159, 75-92],
причём в этом вопросе автор развивает положения, высказанные С.С. Сорокиным
[230, 10-13, рис. 2]. В другой статье Б.А. Литвинский рассматривает
среднеазиатские бронзовые зеркала, относящиеся в основном к древности [161, 34-67].
Ю.П. Манылов опубликовал орудия труда, обнаруженные на городище Ток-кала [172].
Изделия из металла, найденные на поселениях Согда
периода раннего средневековья, опубликованы несколькими авторами. Ввиду
скудости публикаций перечислим все эти предметы, не останавливаясь, однако,
на характеристике таких же отдельных случайно отобранных для издания вещей из
других районов Средней Азии. Из находок на городище Афрасиаб А.И. Тереножкин
опубликовал нож V-VI вв., наконечник стрелы VII-VIII вв. и нож второй
половины VIII в., а также бронзовый крестик, предположительно
отнесённый к VII-VIII вв. [249, рис. 69, IX, 10; X,
13; XI, 2; рис. 72, 2]. В.А. Шишкин привёл таблицу
предметов из металла, собранных на поверхности городища Варахша, а также
опубликовал наконечники стрел и панцирную пластинку, найденные при раскопках
дворца бухархудатов [272, рис. 9, 18]. В.А. Нильсен издал пряжку из
верхнего слоя городища Кызыл-Кыр в Бухарской области [196, 74]. При
раскопках усадьбы у городища Кафыр-кала под Самаркандом был найден железный
ключ [274, 214, рис. 11]. Видимо, к периоду раннего средневековья
относится бронзовая фигурка, обнаруженная при раскопках Калаи-Нофин в бассейне
р. Магиан [237, 107, рис. 6]. Частично издана коллекция
металлических вещей из Айтугды-тепе в Каршинском оазисе [114, 83-84, рис.
7]. Имеются публикации, правда неполные, вещей, найденных на горе Муг [45,
приведена литература вопроса].
При раскопках городища древнего Пенджикента получена
значительная коллекция металлических изделий, часть которых представлена в отчётах
о раскопках городища [27, 37, 39, рис. 4, 5, 11; 31, 86, рис. 4;
32, 135-140, рис. 33-38; 33, 86-89, рис. 9-12; 37, 28, рис.
4; 38, 64; 39, 97-100, рис. 6-10; 41, 103, табл. 51-53;
42, 29-33, рис. 8-10; 43, 103, рис. 13; 44, 268, рис. 2,
6; 52, 180, 182, рис. 19; 21; 88, табл. 7; 109, 247, 248, 251, рис.
3, 4, 12; 175, 242, рис. 28; 213, 51-56; 214, 65-69; 217, 78-91;
238, 103, табл. 51-53; 239, 171-174, рис. 32, 34-37; 240, 74,
75, рис. 9, 11; 247, 83, 84, 90, 92-93, табл. 42; 281, 52].
Даже опубликованная часть пенджикентской коллекции намного превосходит то, что
известно по остальным районам Согда.
Настоящая работа, которая была завершена в конце 1972 г., основывается на материалах, полученных при раскопках Пенджикента, Афрасиаба,
Тали-Барзу, Кафыр-калы, Чилека — городищ, расположенных в Самаркандском Согде;
замка на горе Муг, Батур-тепе, Гардони-Хисор, Калаи-Нофин, Калаи-Муг (на
Магиане) — памятников, расположенных в верховьях Зеравшана и исторически связанных
с Пенджикентом; Варахши в Бухарском Согде, а также на материалах, полученных
при раскопках в Каршинском оазисе поселений Аул-тепе, Куль-тепе, Пишак-тепе,
Айтугды-тепе (рис. 1). Для сравнения привлечены памятники материальной культуры
других областей Средней Азии, а также стран Ближнего и Дальнего Востока, и
Юго-Восточной Европы.
(5/6)
Чрезвычайно важный сравнительный материал содержат
погребения кочевников Средней н Центральной Азии VI-IX вв.
Отметим, в частности, погребение тюрка VI-VII вв.,
раскопанное около обсерватории Улугбека в Самарканде, а также богатые инвентари
из погребений Киргизии в Южного Казахстана.
Важным источником для нашей темы являются изображения
предметов труда, оружия, защитных доспехов, украшений, предметов утвари на
согдийских стенных росписях, обнаруженных при раскопках Пенджикента, Варахши,
Афрасиаба. Надо отметить, что исследователи искусства Средней Азии постоянно
обращали внимание на возможность изучения предметов вооружения, конской упряжи,
украшении по их изображениям на росписях, в терракоте в в памятниках торевтики
[4, 174-181; 28, 16-17; 96, 127; 220, 59-72; 272,
215-220]. А.М. Беленицкий пришёл к выводу, что, «как выясняется
при сравнении отдельных предметов, найденных при раскопках, с их изображениями
на памятниках искусства, художники передавали их с большой точностью даже в
мелких деталях, что, впрочем, является характерной особенностью стиля искусства
этой эпохи» [28, 18].
Заканчивая этот краткий обзор публикаций по металлообрабатывающим
ремёслам и металлическим изделиям раннесредневековой Средней Азии, можно отметить,
что по этой теме накоплен значительный и разнообразный материал. Мастерские
рассматриваются не изолированно, а в контексте городской жизни. Роль
металлических изделий в жизни общества определяется не только по сравнительно
скудным находкам, но и по обширному иконографическому материалу, причём
точность показаний иконографии контролируется вещественными находками.
Предметы из металла попадали в слои городища случайно
— когда они терялись или ломались. Дата слоя не всегда является датой вещи, так
как более ранняя вещь могла попасть в более поздний слой. Но неоднократные
находки одинаковых вещей в одном слое позволяют с большей уверенностью датировать
такие вещи.
Несмотря на свою относительную малочисленность,
коллекция металлических предметов из Согда очень важна, так как большинство
вещей происходит из слоёв, которые могут быть датированы с точностью до
четверти или до половины века. Эти находки позволяют уточнить даты материалов
из погребальных памятников.
Как показали исследования А.К. Амброза [5, 96-123; 6, 106-132],
вопрос датировок раннесредневековых памятников Евразии оказывается острым и
дискуссионным. С.А. Плетнёва, ссылаясь на эти исследования, пишет, «что
древности Евразии следует основательно пересмотреть и передатировать именно потому,
что исследователи, как правило, ссылаясь друг на друга, забывают, что ни у кого
из археологов, занимающихся материалами почти всего I тыс. н.э.,
нет достаточно обоснованной относительной хронологии вещей» [205, 297].
Согдийские памятники, и прежде всего наиболее изученный согдийский город Пенджикент, дают вам не только относительную, но и достаточно точную абсолютную хронологию.
Особое значение приобретает синхронный срез по слою первой четверти VIII в., прослеженный при раскопках на всех памятниках Самаркандского Согда.
|