[ сборник ]
Mongolica.
Памяти академика Бориса Яковлевича Владимирцова (1884-1931).
// М.: 1986. 302 с.
Содержание
Научное наследие академика Б.Я. Владимирцова.
Г.И. Михайлов. Из наследия академика Б.Я. Владимирцова (Выступление на совещании по транскрипции и орфографии калмыцкого языка). — 10
Филология и культура.
Л.К. Герасимович. Светские мотивы в лирической поэзии Д. Равжи. — 23
A.В. Кудияров. Стиль «Тайной истории»: имплицитность, вариация, репрезентативность, подхват. — 36
Е.А. Кузьменков. Пассив в монгольском языке. — 52
И.В. Кульганек. История изучения монгольского песенного фольклора. — 62
С.Ю. Неклюдов. Закономерности стадиальной эволюции эпоса Центральной Азии и Южной Сибири. — 66
М.Н. Орловская. О периодизации истории развития монгольского письменного литературного языка. — 80
Г.Д. Санжеев. Изоглоссы в монгольских языках. — 91
Л.Г. Скородумова. Функциональное значение стихов в романах В. Инджаннаша «Одноэтажный павильон» и «Палата красных слёз». — 97
B.Л. Успенский. К истории составления тибетско-монгольского словаря «Тогбар лаба». — 110
Н.С. Яхонтова. Влияние тибетского языка на синтаксис ойратских переводов. — 113
История, источниковедение, историография.
М.И. Гольман. Русские архивные документы по истории Монголии в середине 50-х — 80-е годы XVII века. — 137
Г.С. Горохова. О некоторых чертах монгольской историографии XVII века. — 150
Р. Дугаров. Краткие сведения о Лин-Гэсэр-чжалпо в тибетском историческом сочинении «Дэбтэр-чжамцо». — 155
Н.Л. Жуковская. «Подарок — отдарок» и его место в системе социальных ценностей монголов. — 160
А.Д. Насилов. Новые сведения о монгольском феодальном праве (по материалам «Восемнадцати степных законов»). — 169
A.В. Попов. Теория «кочевого феодализма» академика Б.Я. Владимирцова и современная дискуссия об общественном строе кочевников. — 183
B.П. Санчиров. Об источниках «Илэтхэл шастир». — 194
Т.Д. Скрынникова. О политической организации Халхи (вторая половина XVI-XVII в.). — 201
В.Н. Ткачёв. Каракорум в XIII веке. — 219
Рукописное наследие монголов.
Д. Ёндон, А.Г. Сазыкин. Одно из тибето-монгольских дидактических сочинений о происхождении водки и вреде пьянства. — 232
З.К. Касьяненко. К вопросу об истории редакции монгольского «Ганджура». — 252
А.Г. Сазыкин. Монгольские рукописи и ксилографы, поступившие в Азиатский музей Российской Академии наук от Б.Я. Владимирцова. — 265
Содержание. — 299
Contents. — 301
Предисловие. ^
В 1984 г. отмечалось столетие со дня рождения выдающегося отечественного востоковеда академика Бориса Яковлевича Владимирцова (1884-1931). В 1923 г., когда Б.Я. Владимирцову не было и сорока лет, академики С.Ф. Ольденбург, П.И. Коковцев, Н.Я. Марр, В.В. Бартольд и И.Ю. Крачковский, выдвигая его в члены-корреспонденты Академии наук СССР, писали: «Б.Я. справедливо может считаться одним из крупнейших, может быть, даже крупнейшим монголоведом нашего времени» (Ольденбург и др., 1923, с. 381). Время не поколебало их оценки деятельности столь успешно начавшего ученого. Ни при жизни Б.Я. Владимирцова, ни после его безвременной кончины в полном расцвете творческих сил и до сих пор отечественное монголоведение не выдвинуло фигуры, чей творческий научный потенциал превзошел бы Б.Я. Владимирцова или деятельность которого знаменовала бы собой новый качественный скачок в развитии науки.
При полном признании объективности содержания гуманитарных наук, их задачи выявления закономерностей общественного развития не следует забывать, что таковые выявляются через труд конкретных исследователей, через единение материала и таланта исследователя, чьё творчество, в особенности при литературоведческих и исторических исследованиях, нередко приближается к творчеству художественному. Поэтому, как нам кажется, в гуманитарных науках особенности научного дарования и личности исследователя накладывают больший отпечаток на результат исследования, чем в науках естественных, где объект исследования подлежит измерению и наблюдению, а результат выражается в математических и иных формулах и допускает проверку опытом. Среди личных качеств Б.Я. Владимирцова-учёного современники выделяли «работоспособность», «широчайшую его начитанность», «исключительное критическое чутьё». «Это был учёный, вечно стремившийся к самообновлению и к эволюции, весь в росте и стремительном энтузиазме» [Алексеев, 1931, с. 14, 18].
Б.Я. Владимирцов родился 20 июля 1884 г. в г. Каменец-Подольском, и трудно представить, что привело юношу из старинного города каштанов и костёлов, старой крепости, красивой и быстрой реки в глубоком каньоне на факультет восточных языков Петербургского университета, да ещё на специаль-
(3/4)
ность, предполагавшую местом работы учёного не только тишину кабинета, но и степи и юрту кочевника. Но как бы там ни было, в 1904 г. Б.Я. Владимирцов стал монголоведом, в 1907 г. он уже ездил по астраханской степи, а в 1908 г. — по Западной Монголии, обследуя как лингвист и этнограф дэрбэтов Кобдо. Он полюбил народ, его язык, его быт, ему стала небезразлична судьба этого народа. Не холодный академизм, а, как писала Н.П. Шастина, «страстный интерес к Монголии, к монголам и к монголоведению как научной дисциплине чрезвычайно характерен для Б.Я. Владимирцова» [Шастина, 1958, с. 5]. Поэтому неудивительно, что именно он в 1913-1915 гг., кочуя вместе с монголами, открыл монгольскую эпическую литературу (Шастина, 1958, с. 6).
С ноября 1915 г. Б.Я. Владимирцов — приват-доцент, а затем и профессор Петербургского — Ленинградского университета. С начала 20-х годов и до конца жизни Б.Я. Владимирцов — профессор Ленинградского института живых восточных языков (Ленинградского восточного института). Неоценим его вклад в подготовку кадров практических и научных работников из числа бурят, монголов, калмыков. Он продолжает работу над рукописями Азиатского музея, начатую ещё до Октябрьской революции. В 1929 г. вышел труд, определивший особое место Б.Я. Владимирцова в монголоведении, — «Сравнительная грамматика монгольского языка и халхаского наречия». В том же году Б.Я. Владимирцов был избран действительным членом Академии наук СССР.
«Если спросить, чем был более всего Б.Я. Владимирцов как специалист-монголовед, — писал С.Ф. Ольденбург, — то правильнее всего было бы, вероятно, ответить, что он прежде всего был историком» [Ольденбург, 1932, с. 668]. И академик С.Ф. Ольденбург оказался прав. Подлинно всемирную славу Б.Я. Владимирцову принесла изданная уже посмертно книга «Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм». Эта книга по праву вошла в золотой фонд достижений советской исторической науки. И дело тут было не только в огромной монголоведческой профессиональной эрудиции автора. Б.Я. Владимирцов был одним из тех крупных учёных-обществоведов старой школы, который не только познакомился с марксистско-ленинским учением, но и на практике применил его как метод исторического исследования.
Б.Я. Владимирцов заинтересовался монгольским феодализмом в начале научной карьеры, а впервые выступил со своей концепцией монгольского феодализма уже в 1914 г. «Я вспоминаю, — говорил он в докладе 24 апреля 1931 г., — как 17 лет тому назад на заседании факультета восточных языков мне пришлось говорить о монгольском феодализме и мне было сделано указание, что это напрасное новшество, „какой же феодализм, когда нет замков!”» [Владимирцов, 1931, с. 1,1). В этом же докладе Б.Я. Владимирцов делает важное замечание: чтобы по-
(4/5)
нять систему владения землёй у кочевников, надо отделаться от «привычки иметь дело с осёдлым населением... Для кочевников важным является [не] владение определённым участком, а возможность использования для тех или других времён года определённых пастбищных территорий... Ведь кочевание монголов не есть беспорядочное путешествие с места на место, а это есть определённые переходы по определённым пастбищам... И то лицо, которое фактически этим управляет, оно является с кочевой точки зрения, с точки зрения экономических нужд кочевого населения, распорядителем земли, её обладателем» [Владимирцов, 1931, с. 6, 2). Право владения «осуществляется им в форме распределения кочевания, [того], как распределяют скот свой, и в форме экспроприации каждого участка, на который он налагает запрет „хорик”» [Владимирцов, 1931, с. 9, 1].
В этом кратком вступлении к сборнику статей нет необходимости перечислять все труды академика Б.Я. Владимирцова (список его научных трудов см. [Шастина, 1958, с. 8-10]), характеризовать Б.Я. Владимирцова как историка, лингвиста, литературоведа и фольклориста. Всё это уже сделано высококвалифицированно, в отдельных статьях, к которым и может обратиться читатель [Румянцев, 1958, с. 59-81; Златкин, 1975, с. 201-217; Санжеев, 1958, с. 12-40; Михайлов, 1958, с. 41-58; Горохова, 1975, с. 237-240]. Научное наследие Б.Я. Владимирцова, не публиковавшееся ранее, представлено в данном сборнике в статье Г.И. Михайлова изложением доклада и двух выступлений, неизвестных широко ранее, и описанием собранной им коллекции монгольских рукописей и ксилографов в статье А.Г. Сазыкина.
Отметим прежде всего, что среди авторов сборника, посвящённого столетию со дня рождения великого учёного, наряду с ветеранами отечественного монголоведения — Г.Д. Санжеевым, Г.И. Михайловым, авторами «среднего поколения», получившими монголоведное образование сразу после Великой Отечественной войны, — Л.К. Герасимович, З.К. Касьяненко, М.Н. Орловской, Г.С. Гороховой — представлены молодые и начинающие монголоведы. Это связано в первую очередь с оживлением монголоведческих исследований в Ленинграде, на кафедре монгольской филологии Восточного факультета ЛГУ, с восстановлением монголоведения как научной дисциплины в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР (ЛО ИВАН), что привело к созданию там Сектора тюркологии и монголистики.
Символично, что темой, которой завершил свой творческий путь Б.Я. Владимирцов (монгольское феодальное право), начинает свой творческий путь самый молодой из авторов рекомендуемого читателю сборника — А.Д. Насилов. В статье «Новые сведения о монгольском феодальном праве (по материалам „Восемнадцати степных законов”)» А.Д. Насилов устанавливает разницу между двумя формами штрафов — «алданги» и «анд-
(5/6)
за», в науке до него не установленную. А.В. Попов в статье «Теория кочевого феодализма академика Б.Я. Владимирцова и современная дискуссия об общественном строе кочевников» показал первостепенное значение идей Б.Я. Владимирцова для всей марксистской историографии, затрагивающей проблемы общественного строя кочевых народов.
К тематике последних исследований Б.Я. Владимирцова близка и статья Т.Д. Скрынниковой «О политической организации Халхи». Анализируя титулы участников съездов, на которых были приняты те же «Восемнадцать степных законов» — памятник, найденный лишь в 1970 г., Т.Д. Скрынникова приходит к выводу, что в первой половине XVII в. отнюдь не Тушету-ханы, как это принято считать, а Дзасакту-ханы были старшими в Халхе. Борьба Дзасакту-ханов и Тушету-ханов характерна для политической организации, аппарата управления Монголией XVI-XVII вв. Складывается впечатление, что сутью монгольской общественной структуры, обусловленной особенностями кочевого хозяйства, была как бы децентрализация в рамках централизации. Законы подтверждают не только признанную иерархию высших правителей, но и наличие действенных коллегиальных органов власти — сеймов (съездов), участие в которых для всех, кому полагалось, было обязательным. Решения таких съездов имели силу для всей Монголии. Существовало чёткое понятие границ Монголии, долг оповещения страны о переходе врагом границы был одним из важнейших, неоповещение о вторжении вражеских войск или грабителей тяжко каралось. Наконец, существовал стандартизованный, унифицированный аппарат управления страной и право, на основании которого это управление осуществлялось, с единой для страны системой наказаний. Акцентирование внимания на децентрализации Монголии XVI-XVII вв. привычно для исследователей. Не пора ли в известной мере отказаться от этой, ставшей вредной для развития науки привычки и тщательно собрать и изучить всё, что объединяло Монголию и монголов в ту эпоху?
Кстати, и в области идеологии такому единению способствовала вся направленность монгольской историографии XVII в., что хорошо показано в статье Г.С. Гороховой «О некоторых чертах монгольской историографии XVII века».
М.И. Гольман в статье «Русские архивные документы по истории Монголии в середине 50-х — 80-е годы XVII века», подробно характеризуя состав собрания русских архивных документов по истории Монголии, хранящихся в Центральном государственном архиве древних актов, отмечает, что эти документы «являются чуть ли не единственными полноценными источниками, рисующими всю полноту картины развития политических, экономических и культурных связей России с ханствами Халхи и Джунгарии с 1606 г. и почти до конца XVII столетия».
Представляет интерес исследование В.П. Санчирова, посвящённое монгольской версии «Илэтхэл шастир» — официального
(6/7)
цинского биографо-генеалогического справочника XVII-XVIII вв. Автор попытался выявить тот круг источников, на основе которых был составлен раздел о родословных и биографиях ойратских князей.
Среди статей по истории и археологии Монголии отметим статью В.Е. Войтова об археологических исследованиях Б.Я. Владимирцова и развитии его классификации древнетюркских памятников в ходе новых исследований Советско-монгольской историко-культурной экспедиции, а также статью В.Н. Ткачёва «Каракорум в XIII веке». Автор прослеживает историю Каракорума от места ставки Чингис-хана, городища Тахай-балгас, до стратегического центра подготовки военных походов. В.С. Таскин обсуждает в своей статье случаи раннего употребления, а в этой связи семантику и этническую атрибуцию титулов шаньюй и каган.
Этнография в сборнике представлена очень интересной статьей Н.Л. Жуковской «„Подарок — отдарок” и его место в системе социальных ценностей монголов». На наш взгляд, особенно любопытно истолкование прибытия монголов с дарами к цинскому двору в качестве «такого коммуникативного действия, как дарение и ответный на него дар (подарок — отдарок)». Архаичные по своей природе представления китайской политической традиции о мироустроительной функции монарха не противоречат такому толкованию, а практика присылки даров и отдаривания целиком соответствует ему.
Среди статей о монгольской литературе статья Л.К. Герасимович посвящена поэзии Дулдуйтын Равжи (1803-1856), в творчестве которого наряду с религиозными стихами звучали и светские мотивы. Равжа нередко прибегал к форме сургалов (субхашита), древней индо-тибетской и монгольской форме нравоучительного стиха. Любовная лирика Д. Равжи по своему духу близка лирическим стихам шестого Далай-ламы — Цаньян Джамцо. Это свидетельствует об общности процессов художественного творчества, о том, что и в тибетской, и в монгольской поэзии наступило время, когда сила дарования, таланта поэта разрывала путы религиозного мировоззрения.
В статье Л.Г. Скородумовой «Функциональное значение стихов в романах В. Инджаннаша „Одноэтажный павильон” и „Палата красных слёз”» разбирается поэтическое творчество создателя нового жанра монгольской литературы — романа — В. Инджаннаша, который, используя отдельные приёмы китайской классической литературы, оставался в своих стихах верным монгольской поэтической традиции. Интересна статья А.В. Кудиярова «Стиль „Тайной истории”: имплицитность, вариация, репрезентативность, подхват». Создание нового, улучшенного перевода на русский язык «Тайной истории» («Сокровенного сказания») — одна из важных задач монголоведения. Статья А.В. Кудиярова при некоторой излишней доле скепсиса к старым переводам — определённый шаг на пути к этому на-
(7/8)
чинанию. Статья подтверждает тот факт, что «Тайная история» — не только историческая хроника жизни предков Чингисхана, его самого и ближайших потомков, но и, безусловно, высокохудожественный памятник монгольской словесности.
Монгольскому фольклору посвящены статьи И.В. Кульганек «История изучения монгольского песенного фольклора» и С.Ю. Неклюдова «Закономерности стадиальной эволюции эпоса Центральной Азии и Южной Сибири». И.В. Кульганек предлагает впервые периодизацию изучения монгольского песенного фольклора, указывая на первостепенное значение полевой работы и исследований русских учёных, характеризует состав собрания песенного монгольского фольклора в академических учреждениях Ленинграда. С.Ю. Неклюдов прослеживает развитие форм эпического повествования у монгольских и некоторых тюркских народов; выделяя архаичные типы повествования в бурятском и якутском эпосе, автор указывает на возможную субстратную роль тунгусского и самодийского фольклора.
Монгольское языкознание представлено в сборнике статьями Г.Д. Санжеева, ныне покойного, М.Н. Орловской, Е.А. Кузьменкова, Н.С. Яхонтовой и В.Л. Успенского. М.Н. Орловская в своей статье подробно рассматривает три версии происхождения монгольского письменного языка — найманскую, кереитскую и киданьскую — и предлагает подробный обзор существующих периодизаций его истории. В статье определены также фонетические, грамматические и лексические критерии периодизации. Принципы классификации монгольских языков и диалектов затронуты в статье Г.Д. Санжеева. В статье Е.А. Кузьменкова о монгольском пассиве удачно применена теория диатез, выдвинутая А.А. Холодовичем. Исследование Н.С. Яхонтовой показало любопытный результат языковой интерференции — влияние тибетского языка на ойратский, выявленное в переводах Зая-пандиты. Интересные сведения об истории создания тибетско-монгольского словаря XVIII в. «Тогбар лаба» приводятся в статье В.Л. Успенского.
Рукописное наследие монголов нашло своё отражение в статьях З.К. Касьяненко, А.Г. Сазыкина и Д. Ёндона.
З.К. Касьяненко исследует текст уникального рукописного «Ганджура» (1628-1629) из собрания библиотеки Восточного факультета Ленинградского университета. В статье приводятся результаты сопоставления рукописного списка «Ганджура» с ксилографическим его изданием по самому большому отделу «Ганджура» — Dandir-a. Для истории перевода буддийского канона на монгольский язык особенно важны устанавливаемые разночтения в колофонах и несовпадения колофонов.
Название статьи А.Г. Сазыкина «Монгольские рукописи и ксилографы, поступившие в Азиатский музей Российской Академии наук от Б.Я. Владимирцова» говорит само за себя. По заключению автора, в монгольском собрании Рукописного отдела ИВАН хранится сейчас шесть коллекций Б.Я. Влади-
(8/9)
мирцова, собранных им за период с 1908 по 1926 г. Особую ценность в собрании Б.Я. Владимирцова представляют ойратские рукописи, написанные «ясным письмом», и редкие ойратские ксилографы. Д. Ёндон и А.Г. Сазыкин публикуют текст и русский перевод небольшой рукописи «[История] происхождения водки и наставление, разъясняющее [её] пользу и вред, изложенные наставником Падма-Самбхавой».
Монголоведение — не только одно из старейших и традиционных направлений отечественного востоковедения, но и важнейшее направление. Российское монголоведение дало плеяду учёных высокого класса, среди которых значится и имя академика Бориса Яковлевича Владимирцова. Данное издание, отразившее лишь часть обширных по объёму и замыслам работ советских монголоведов, — убедительное свидетельство того, что дело, начатое столь блестяще академиком Б.Я. Владимирцовым и его учениками, живо и находится в надёжных руках. Предлагаемый сборник — дань уважения памяти великого ученого.
Алексеев, 1958. — Алексеев В.М. Памяти академика Б.Я. Владимирцова. ВАН. 1931, № 8.
Владимирцов, 1931. — Доклад академика Владимирцова «Памятники монгольского права как материал монгольского феодализма» от 24 апреля 1931. Стенографический отчёт (Библиотека ЛО ИВАН).
Горохова, 1975. — Горохова Г.С. Научная сессия, посвященная 90-летию со дня рождения акад. Б.Я. Владимирцова. НАА. 1975, № 5.
Златкин, 1975. — Златкин И.Я. Академик Б.Я. Владимирцов — историк-востоковед. НАА. 1975, № 6.
Михайлов, 1958. — Михайлов Г.И. Литературоведческие концепции Б.Я. Владимирцова. — Филология и история монгольских народов. М., 1958.
Ольденбург, 1932. — Ольденбург С.Ф. Борис Яковлевич Владимирцов. ИАН СССР. Серия XII. Отделение общественных наук. Л., 1932, № 8.
Ольденбург и др., 1923. — Ольденбург С.Ф. и др. Записка об учёных трудах Б.Я. Владимирцова. ИРАН. Серия VI. 1923, т. 17.
Румянцев, 1958. — Румянцев Г.И. Труды Б.Я. Владимирцова по истории монголов. — Филология и история монгольских народов. М., 1958.
Санжеев, 1958. — Санжеев Г.Д. Б.Я. Владимирцов — исследователь монгольских языков. — Филология и история монгольских народов. М., 1958.
Шастина, 1958. — Шастина Н.П. Борис Яковлевич Владимирцов (1884-1931). Филология и история монгольских народов. М., 1958.
Е.И. Кычанов
Список сокращений ^
АО — Археологические открытия. Ежегодник. М.
ВАН — Вестник Академии наук СССР. М.
ВИ — Вопросы истории. М.
ВЯ — Вопросы языкознания. М.
ЗВОРАО — Записки Восточного отделения (Имп.) Русского археологического общества. СПб., Пг.
ЗИВАН — Записки Института востоковедения АН СССР. Л.
ЗИРГО — Записки Имп. Русского географического общества. СПб.
ИВСОРГО — Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. Иркутск.
ИИРГО — Известия Имп. Русского географического общества. СПб.
ИРАН — Известия Российской Академии наук. Пг.
ИРКСА — Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. СПб.
КСИНА — Краткие сообщения Института народов Азии АН СССР. М.
ПВ — Проблемы востоковедения. М.
ПП и ПИКНВ — Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. М.
СА — Советская археология. М.
СВ — Советское востоковедение. М.-Л.
СИЭ — Советская историческая энциклопедия. М.
СТОЭ — Сборник трудов Орхонской экспедиции. СПб.
СЭ — Советская этнография. М.
ТВОРАО — Труды Восточного отделения Имп. Русского археологического общества. СПб.
ТрТКОПОРГО — Труды Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела Русского географического общества.
ТЧРДМ — Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. СПб.
УЗИВАН — Ученые записки Института востоковедения АН СССР. М.-Л., М.
АОН — Acta orientalia Academiae scientiarum hungaricae. Budapest.
ArR — Archeologicke rozhledy. Praha.
CAJ — Central Asiatic Journal. The Hague — Wiesbaden.
HOr — Handbuch der Orientalistik. Hrsg. von Bertold Spuler. Leiden.
StA — Studia Archaeologica. Улаанбаатар.
StH — Studia Historica. Улаанбаатар.
StM — Studia Mongolica. Улаанбаатар.
ТР — T’oung Pao. P.
UAJ — Ural-altaische Jahrbucher. Wiesbaden.
ZAS — Zentralasiatische Studien. Wiesbaden.
|