В.М. Массон
О культе женского божества у анауских племён.
Глиняные женские статуэтки, характерные для материальной культуры древнеземледельческих племён на территории Южного Туркменистана, были впервые найдены ещё в 1904 г. при раскопках южного холма Анау, в слоях, которые в настоящее время можно относить к поре средней бронзы (Намазга V). [1] С тех пор в результате интенсивных полевых исследований коллекция увеличилась во много раз и представлена сейчас несколькими сотнями экземпляров, охватывая отрезок времени почти в 3 тысячелетия. [2] Эта богатая и разнообразная коллекция заслуживает специального обстоятельного исследования. В настоящей статье автор стремится лишь кратко остановиться на некоторых вопросах, связанных с истолкованием статуэток и, в частности, на вопросе об их назначении.
Несколько неожиданно материал для рассмотрения этого вопроса дала расписная керамика. В 1956 г. при работах XIV отряда ЮТАКЭ на Кара-депе у Артыка в слоях типа Намазга III найден фрагмент стенки глубокой чаши, являющейся одной из ведущих форм керамики этого времени. Как и весь комплекс Намазга III, фрагмент можно ориентировочно датировать первой половиной III тысячелетия до н.э. Роспись нанесена густой тёмно-коричневой, почти чёрной краской на желтоватом фоне. В центре изображена сидящая человеческая фигура с прямыми, подквадратными плечами и короткими отрезками рук, видимо, изображённых до локтя. Голова подтреугольной, как бы «птицевидной» формы дана в профиль, плечи — в фас, а ноги — опять в профиль. При этом ноги расположены непосредственно одна возле другой так, что в профиль видно их общее слившееся изображение (рис. 1). Такой приём художественного изображения широко распространён в искусстве Древнего Востока. Из территориально наиболее близких памятников укажем изображение людей на золотом кубке из Астрабадского клада, датирующегося временем около 2000 г. до н.э. [3]
(14/15)
По обе стороны от этой фигуры помещены два более крупных изображения людей, обращённых лицами к ней. К сожалению, они сохранились частично, и трудно судить, изображают ли обе эти фигуры мужчин, или женщин, или, — что, судя по разнице в рисунке ног, также весьма вероятно,— имелись в виду разнополые персонажи.
Рис. 1.
Кара-депе. Черепок с изображением статуэтки и человеческих фигурок.
Сравнение персонажей этой сцены с мелкой терракотовой скульптурой позволяет заключить, что небольшая фигурка, изображённая в центре, является воспроизведением женской статуэтки типа, широко распространенного в слоях Намазга III. В том же 1956 г. на Кара-депе найдено несколько глиняных статуэток: женская фигурка в характерной сидячей позе, со схематической «птицевидной» головой, прямыми плечами и руками, изображёнными до локтя (рис. 2 ‒ 1). Поэтому можно считать, что на фрагменте расписной чаши из Кара-депе воспроизведена культовая сцена поклонения скульптурному изображению женского божества. Показательна и разница в величине рисунков самих поклоняющихся фигур и объекта поклонения, приблизительно равного одной трети роста стоящих людей, в то время как известные терракотовые статуэтки — обычно весьма незначительной величины.
Однако в рассматриваемое время существовали и более крупные человеческие изображения. Об этом свидетельствует мраморный бюст — часть довольно крупной статуэтки (рис. 3), — найденный Б.А. Куфтиным на Намазга-депе в слоях Намазга III. [4] Если судить по пропорциям, то она, видимо, была высотой 30-35 см. Надо полагать, что крупная статуэтка (или даже статуя) подобного рода и изображена на черепке с Кара-депе. Возможно, с этим обстоятельством связана угловатость в рисунке ног: терракотовые статуэтки отличались плавной линией бёдер, передача которой в мраморе, видимо, представляла для древних скульпторов непреодолимые трудности.
Таким образом, новый материал полностью подтверждает точку зрения о культовом характере терракотовых и каменных статуэток. К сожалению, в Южном Туркменистане пока отсутствует конкретный материал для полного раскрытия содержания этого культа, но можно, опираясь на исследования, проведенные, например, на материале Триполья, [5] считать, что женское божество, популярное у древнеземледельческих племён, было связано с культом плодородия, персонифицированным в образе женщины-прародительницы, женщины-матери. [6] Этот образ, возможно, генетически связан ещё с периодом матриархата, но сохранился у энеолитических племён, занимавшихся земледелием, по-видимому, и в условиях развития патриархальных отношений. [7]
(15/16)
Как справедливо отмечал Г. Чайлд, мелкие глиняные статуэтки, очевидно, связаны с интимными культовыми отправлениями [8] и, возможно, каждый житель поселения имел по крайней мере одну статуэтку, что объясняет их исключительное обилие. В трипольской культуре, например, как можно судить по модели из Попудни, женские идолы стояли прямо в жилых комнатах. [9] Для Южного Туркменистана можно предполагать
Рис. 2.
Глиняные фигурки из Кара-депе и Янги-калинского могильника. 1 — из Кара-депе (период Намазга III); 2а, 2б — из Янги-калинского могильника (период Намазга VI).
также существование и особых святилищ, занимавших на поселениях центральное место. Так, на небольшом поселении Яссы-депе у Каахка, относящемся к IV тысячелетию до н.э. (комплекс типа Намазга I), Б.А. Куфтиным раскопано двойное помещение, вдоль стен которого шли деревянные столбы, а сами стены были покрыты полихромной росписью. [10] Надо думать, что это помещение имело особое, видимо, культовое назначение. Несомненно, что на крупных поселениях вроде Кара-депе или Намазга-депе существовали особые здания — святилища, и, вероятно, из такого святилища и происходит мраморный бюст, обнаруженный Б.А. Куфтиным. Следует ожидать, что систематические раскопки позволят открыть остатки подобных святилищ, особенно в слоях второй половины III тысячелетия — начала II тысячелетия до н.э. (комплексы типа Намазга IV и V), для которых характерно значительное развитие хозяйства (металлургия, введение гончарного круга, широкое распространение повозок).
Вероятность такого предположения косвенно подтверждают результаты раскопок одновременных памятников на соседних территориях, где обнаружены остатки более величественной архитектуры, чем жилые помещения, разделённые узкими стенами из сырцового кирпича. На поселении Мундигак в Южном Афганистане недавно раскопаны остатки расположенных друг над другом крупных зданий, причём от одного из них сохранилась наружная стена длиной 35 м, украшенная полуколоннами. [11] Здания датируются концом III тысячелетия — началом
(16/17)
II тысячелетия до н.э., и их специальное назначение не подлежит сомнению. Производивший раскопки Ж. Касаль отвергает предположение о религиозном назначении одного из зданий на основании отсутствия в нём терракотовых фигурок. Однако, как отмечалось выше, мелкие терракотовые фигурки были, вероятно, объектом домашних культов, а в святилищах, принадлежавших всей общине, находились идолы, редко находимые in situ. Поэтому предположение о том, что в Мундигаке раскопаны остатки крупного святилища, кажется нам наиболее вероятным. [12] Здания располагались на высоком холме, образованном более древними слоями, и доминировали над остальным массивом поселения подобно шумерским храмам урукского периода. Интересно вспомнить, что на Тюренг-тепе, где в XIX в. обнаружен Астрабадский клад, при шурфовке в 1931 г. центрального холма (высота — 34 м) встречена массивная кирпичная кладка толщиной несколько метров, — видимо, остатки платформы. Кверху от платформы вела лестница. [13] Не исключено, что этот центральный холм поселения также зани-
Рис. 3.
Намазга-депе. Мраморная статуэтка (период Намазга III).
мало какое-то монументальное здание. По мнению Г. Контено, Астрабадский клад составляет часть храмовых богатств, [14] что, правда, не более вероятно, чем предположение о его происхождении из богатой могилы.
Вернемся к женским терракотовым статуэткам. Как отмечалось выше, они встречаются на протяжении довольно значительного отрезка времени. Находка терракотовой головки быка на поздненеолитическом поселении Джейтун показывает, что традиция мелкой скульптуры восходит в Южном Туркменистане, по крайней мере, к V тысячелетию до н.э. Можно предполагать, что образ женского божества сложился уже у древнейших земледельцев, учитывая, что женские статуэтки встречаются на Ближнем Востоке, начиная с культур, подобных Джармо и Хассуне. [15] Древнейшие женские статуэтки, известные сейчас в Южном Туркменистане, обнаружены в слоях Намазга I и изображают стоящих женщин с подчёркнутой стеатопигией (рис. 4). Этот признак, так же как и насечки на бёдрах одной из статуэток, сближает их с материалом раннего Триполья, хотя южнотуркменистанские образцы отличаются большей художественностью.
Особенно широко распространяются женские статуэтки в пору Намазга II. Для этого времени очень показательны обширные коллекции с поселений Геоксюр (к востоку от г. Теджена) и Илгынлы-депе (к северо-западу от сел. Чаача). Статуэтки принадлежат в основном к двум типам, изображая в обоих случаях сидящих женщин. У фигурок первого типа — прямые плечи, конические груди и опущенные вниз руки, доведён-
(17/18)
ные только до локтя. На крупных статуэтках — следы росписи: на шее изображалось ожерелье, на плечах — вертикальные полоски, а на бёдрах — фантастическое животное с изломанным под углом туловищем, известное также по рисункам на керамике и имевшее, несомненно, магическое значение. Интересно, что на некоторых статуэтках на бёдрах нарисованы простые зигзаги, появившиеся вследствие дальнейшей схематизации рисунка животного. Пока трудно судить, связаны или нет с подобными рисунками, животных зигзаги на бёдрах статуэток из слоев Намазга I.
Ко второму типу относятся женские статуэтки, лишённые головы, рук и груди, хотя ноги и талия передаются изящными, плавными линиями. Оба типа имеют промежуточные варианты. Как показали раскопки на
Рис. 4.
Кара-депе. Глиняные статуэтки (1-4; период Намазга I).
Кара-депе, эти же два типа сохраняются и в пору, для которой, характерен комплекс Намазга III, причём прекрасным образцом первого типа служит статуэтка, описанная в начале статьи.
Со второй половины III тысячелетия до н.э. (комплекс Намазга >IV) статуэтки схематизируются, теряют объёмность, превращаются в условные плоскостные изображения, хотя, например, причёска передаётся с большой степенью детализации. Как и в предшествующее время, изображаются сидящие женщины с узкой талией и расставленными в сторону руками. Нос и глаза даны условными налепами. На грудь ниспадают две косы, обрамляющие лицо. Вероятно, третья коса, переданная насечками, спускалась на спину (рис. 5). Ещё большей схематизации этот тип подвергся в начале II тысячелетия до н.э. (комплекс Намазга V), как эта можно хорошо видеть по материалам из раскопок верхнего слоя Намазга-депе. [16] Издавший статуэтки Б.А. Литвинский предполагал, что в их числе могли быть изображения мужчин. Мужские сидящие статуэтки как более выразительные, так и предельно схематизированные (в форме «сапожков») найдены на Кара-депе в слоях, материал которых характерен для комплекса Намазга III. На основании этих находок можно считать, что среди материала, опубликованного Б.А. Литвинским, мужские статуэтки отсутствуют.
Традиция изготовления женских статуэток сохраняется в середине и второй половине II тысячелетия до н.э., в пору бытования несколько огрубевшей культуры поздней бронзы (Намазга VI). При раскопках Янгикалинского могильника этой культуры в одном погребении была обнару-
(18/19)
жена плоская глиняная статуэтка стоящей обнажённой женщины с поясом на талии (рис. 2 ‒ 2). [17] Здесь же найден фрагмент другой статуэтки. В раннеземледельческих культурах Египта помещение в могилу женских статуэток символизировало сопровождение покойника его женой. [18] В Южном Туркменистане подобный обычай не наблюдается и, видимо, в данном случае преследовались иные цели. Фрагмент человеческой, тоже женской (?) статуэтки найден в 1956 г. на поселении Тахирбай 4 в дельте Мургаба, относящемся к мургабскому варианту культуры Намазга VI.
Рис. 5.
Намазга-депе. Глиняная статуэтка (период Намазга IV). а — вид спереди; б — вид сзади.
Таким образом, традиция изготовления женских статуэток дожила до сравнительно позднего времени, и, надо полагать, различные культы женского божества земледельческо-скотоводческих племён поры энеолита и бронзового века послужили основой, на которой сложился образ авестийской Ардвисуры Анахиты, покровительницы скота, богини небесных вод и плодородия. [19]
Со времени раскопок Г.В. Григорьева на Тали-Барзу [20] советские археологи склонны видеть образ Анахиты в терракотовых женских статуэтках, находимых в Согде, Хорезме, Маргиане и Бактрии. Было бы естественно ожидать существования какой-либо связи или традиционной пре-
(19/20)
емственности между женскими статуэтками энеолита и бронзового века и многочисленными терракотами Средней Азии III в. до н.э. — III в. н.э. Однако, помимо резких различий в художественной трактовке, различий массового ремесленного производства и индивидуализированного изготовления в раннюю пору, наблюдается и довольно большой хронологический разрыв в археологических материалах.
В культуре начала и середины I тысячелетия до н.э. отсутствуют не только женские статуэтки, но и вообще почти прерывается традиция изготовления мелкой терракотовой скульптуры. [21] Это, например, хорошо видно на памятниках дельты Мургаба, района, известного у античных авторов под названием Маргианы. Здесь на поселениях поздней бронзы (пора Намазга VI) встречается различная мелкая терракотовая скульптура, а в парфянское время были широко распространены характерные женские статуэтки, видимо, изображающие местное женское божество. [22]
В то же время на памятниках начала и середины I тысячелетия до н.э., несмотря на довольно значительные по объёму раскопки, пока не встречены терракотовые статуэтки людей и животных, [23] хотя в других областях культуры сохраняются более древние традиции. Этот факт свидетельствует если не о полном прекращении изготовления статуэток, то, во всяком случае, о резком сокращении их производства. Возникает вопрос, не было ли это связано с распространением каких-то новых религиозных воззрений, сменивших прежние культы. В данном случае это мог быть зороастризм, очень рано распространившийся в Маргиане, названной в Авесте «мощной, верующей в Аша». [24] Авестийское женское божество — Анахита — получила воплощение в монументальной скульптуре. При Артаксерксе II (404-359 гг. до н.э.), как сообщает Берос, были поставлены статуи Анахите в Вавилоне, Сузах, Экбатанах, Персеполе, Бактре, Дамаске и Сардах. [25] В связи с этим Э. Херцфельд полагает, что при произведённой Зороастром канонизации религии Анахита, как и ряд других «дозороастрийских» божеств, была изгнана из пантеона; её значение восстановилось лишь при Артаксерксе II. Действительно, если в надписях Дария I и Ксеркса встречается упоминание одного лишь Ахурамазды, то в сузской надписи Артаксеркса II, наряду с Ахурамаздой, названы Анахита и Митра. [26] Не позволит ли принятие этой гипотезы объяснить перерыв в традиции изготовления женских статуэток древними маргианцами? При этом следует учесть, что отнесение Э. Херцфельдом времени жизни Зороастра к правлению Кира и Дария мало вероятно, и деятельность легендарного пророка нужно датировать доахеменидским периодом.
[1] R. Рumреllу. Explorations in Turkestan. Expedition of 1904, v. I. Washington, 1908, табл. 46, 9-14 и 16, 17. Статуэтка №15, обнаруженная в более верхних слоях, чем остальные, возможно, попала туда случайно.
[2] Часть этих статуэток опубликована: Л.И. Ремпель. Новые материалы к изучению древней скульптуры Южной Туркмении. Труды ЮТАКЭ, т. II. Ашхабад, 1953; Б.А. Литвинский. Намазга-депе. СЭ, 1952, №4; Б.А. Куфтин. Полевой отчёт о работе XIV отряда ЮТАКЭ по изучению культуры первобытно-общинных осёдло-земледельческих поселений эпохи меди и бронзы в 1952 г. Труды ЮТАКЭ, т. VII, Ашхабад, 1956; В.М. Массон. Джейтун и Кара-депе. СА, 1957, №1.
[3] С.A. dе Воde. On a Recently Opened Tumulus in the Neighbourhood of Asterabad. Archeologia, XXX, 1844, табл. XVI; M. Rostovtzeff. Sumerian Treasure of Astrabad. Journal of Egyptian Archaeology, VI, 1920, стр. 4-42; E. Herzfeld. Iran in the Ancient East. London — New York, 1941, стр. 108.
[4] Б.А. Куфтин. Указ.соч., рис. 43.
[5] С.H. Бибиков. Культовые женские изображения раннеземледельческих племён Восточной Европы. СА, XV, 1951, стр. 122-139. Не связаны ли с подобным содержанием и женские статуэтки, изредка встречающиеся в андроновской культуре и изданные М.П. Грязновым и Л.Р. Кызласовым?
[6] См. статуэтку из Тюренг-тепе у Астрабада, изображающую стоящую женщину, поддерживающую руками груди («Survey of Persian Art», v. IV. London — New York 1939, табл. 24, A).
[7] См. Б.А. Куфтин. Работы ЮТАКЭ в 1952 г. по изучению «культур Анау». Изв. АН Туркм. ССР, 1954, №1, стр. 28. На наш взгляд, можно говорить о развитии уже в пору Намазга I — Анау I патриархальных отношений, раннее сложение которых могло быть связано, в частности, со специфическим характером земледелия, основанного на искусственном орошении всё более усложнявшихся форм.
[9] Т.С. Пассек. Периодизация трипольских поселений. МИА, №10, 1949, стр. 95 и сл.
[10] Б.А. Куфтин. Работы..., стр. 26.
[11] J.M. Casal. Quatre campagnes de fouilles à Mundigak. 1951-1954. Arts asiatiques, t. I, fasc. 3. Paris, 1955, стр. 166 и сл.
[12] Едва ли это были здания какого-либо иного общественного назначения. Археология Месопотамии ясно показывает, что когда у земледельческих общин появляется прибавочный продукт, первым объектом их усилий становится именно храм.
[13] F.R. Wulsin. Excavations at Turang-tepe near Asterabad. Suppl. to Bulletin of American Institute for Persian Art and Archaeology, 1932, №2, March.
[14] G. Соntenau. Manuel d’archéologie orientale depuis les origines jusqu’à l’époque d’Alexandre, III. Paris, 1931, стр. 1560.
[15] Г. Чайлд. Указ.соч., стр. 173; R. Braidwood. Near East and the Foundations for Civilization. Oregon, 1952, стр. 25.
[16] Б.А. Литвинский. Указ.соч., стр. 49, рис. 13. Возможно, что под влиянием какого-либо из этих типов была создана плоская статуэтка, найденная Я.Г. Гулямовым в могильнике у оз. Заман-баба в комплексе с фрагментами сосудов типа керамики позднего Намазга IV.
[17] А.Ф. Ганялин. Погребение эпохи бронзы у селения Янги-кала. Труды ЮТАКЭ, т. VII, Ашхабад, 1956, стр. 378, рис. 2.
[19] Э. Херцфельд даёт предположительную этимологию Ardvi как ‘сырой’, ‘сырость’ («Zoroaster and his World», v. II. Princeton, 1947, стр. 517). Представляет интерес также эпитет Анахиты как «увеличивающей каналы» (Там же, стр. 563).
[20] Г.В. Григорьев. Поселения древнего Согда. КСИИМК, вып. VI, 1940, стр. 27.
[21] Предположение С.П. Толстова о существовании в Хорезме терракотовых статуэток ещё в ахеменидское время («Древний Хорезм», М., 1948, стр. 197) пока не подтверди лось находками. Несомненно, не к ахеменидскому, а к более позднему времени относятся и статуэтки с Афрасиаба, изданные М.Э. Воронцом; см. его статью «Древнейшие терракоты Музея истории АН УзССР». Бюллетень АН УзССР, 1947, №5.
[22] Л.И. Ремпель. Указ.соч.
[23] Единственным исключением могла бы быть головка фигурки лошади, найденная в шурфе на шахристане Гяур-калы (Б.Б. Пиотровский. Разведочные работы на Гяур-кала в Старом Мерве. Материалы ЮТАКЭ, вып. I. Ашхабад, 1949, стр. 40) и хранящаяся в Музее краеведения в г. Ашхабаде. Она вполне напоминает мелкую скульптуру парфянского или кушанского времени [например головки коней с городища Базар-кала в Хорезме (С.П. Толстов. Указ.соч., табл. 79)]. Сопровождающая керамика относится к комплексу Яз III с небольшой примесью керамики, отсутствующей в яз-депинской колонке (например ручка с желобком) и более поздней, чем Яз III. Это позволяет датировать весь комплекс временем не ранее IV в. до н.э.
[24] В.В. Струве. Восстание в Маргиане при Дарии I. ВДИ, 1949, №2, стр. 17.
[25] J. Prasek. Geschichte der Medes und Perses, Bd. II. Gotha, 1910, стр. 218; A.T. Olmstead. History of Persian Empire. Chicago, 1948, стр. 471; E. Herzfeld. Указ.соч., стр. 819.
[26] F.N. Weissbасh. Die Keilinschriften der Achemeniden. Leipzig, 1911, стр. 122-125.
|