главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Северная Евразия от древности до средневековья. СПб: 1992. Б.И. Маршак

Воины в искусстве Согда и Центральной Азии

// Северная Евразия от древности до средневековья (ТК к 90-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб: 1992. С. 208-211.

 

Для исследователей искусства Средней Азии работы М.П. Грязнова важны как своими конкретными результатами, так и в качестве образцов своеобразной и весьма продуктивной методологии. Не занимаясь абстрактным теоретизированием, М.П. Грязнов, однако,
(208/209)
опирался на глубоко продуманное понимание историко-культурного процесса. Он прежде всего искал в памятниках отражение действий людей и объяснял, чем вызваны эти действия, рассматривая технические возможности, навыки, и, наконец, художественные и идейные концепции. При этом он исходил из единства человечества, из того, что племена разного происхождения совместно создают региональные культурные общности. В степях от Болгарии до Гоби и от Южной Сибири до границ Ирана он видел, начиная с эпохи ранних кочевников, объединённый подвижным образом жизни и постоянным взаимодействием культурный мир, не отказываясь при этом от изучения специфики отдельных частей этого мира.

 

При таком подходе не случайно, что М.П. Грязнов считал вполне правомочным привлечение эпоса тюркоязычных народов для истолкования изображения сакского времени и что он привлекал для этого также согдийское серебряное блюдо VII в. и хазарский серебряный ковш IX в. Общие черты евразийского культурного наследия отчётливо проступили во всех этих разновременных примерах из разных стран.

 

Не менее важен подход М.П. Грязнова к разделению иллюстраций к эпосу и к другим жанрам с учётом специфически эпической поэтики.

 

В докладе мы попробуем с грязновских позиций вернуться к темам войны и охоты в искусстве Средней и Центральной Азии. Речь идёт именно о позиции, а не о каждом его утверждении, которые могут быть иногда уточнены или развиты.

 

На пряжках коллекции Петра I и на бронзовых пластинах Ордоса М.П. Грязнов обнаружил три эпических сюжета. Один из них — героическая охота: всадник преследует кабана, тогда как другой человек, бросив коня, залез от страха на дерево. Этот второй персонаж хорошо известен в типологии мирового эпоса. Спутник, часто побратим героя, не обладающий всей полнотой героических качеств и тем самым оттеняющий своим обыкновенным человеческим характером сверхмерную доблесть главного протагониста. В трактовке самого М.П. Грязнова — это два эпизода с одним героем. На иранской почве вспоминается охота на чудовищных кабанов бесстрашного Бижана, тогда как его спутник Гургин испугался и убежал.

 

Другой эпический сюжет: оживление убитого богатыря его женой и побратимом. Третий (на ордосских бронзах) — борьба спешившихся героев. Показано честное соревнование: победитель станет
(209/210)
старшим в заключённом после поединка побратимстве. Птицу, осеняющую одного из героев, М.П. Грязнов не объясняет. На иранской почве этот мотив может быть понят как Фарн — воплощенная Удача. Одна из его инкарнаций, как известно, птица, которая улетает от обречённого на поражение человека, лишившегося Фарна, и спускается к победителю.

 

Во всех трёх случаях художника привлекает тема побратимства, что заставляет исследователя вспомнить ту же тему в греческом искусстве, работавшем для скифских заказчиков: пьющие из одного рога или стреляющие в разные стороны два скифа на золотых бляшках. При очень большом своеобразии форм сакской культуры по своей сути она была весьма близка к скифской.

 

Борьба, а не бой тем или иным оружием — завершение сражения истинных богатырей в иранском (Шахнаме) и славянском (былины) эпосе. Вероятно, распространение этого мотива очерчивает круг культур, унаследовавших традиции древних кочевников Евразии.

 

Героический поединок на согдийском блюде VII в. и пенджикентской росписи после трёх схваток должен был бы завершиться борьбой, но там герои, изломав три вида оружия, вновь вступают в смертельный бой, применяя лук и стрелы против длинного копья, причём побеждает лучник. В подобном случае явного отступления от канона видна индивидуальная особенность именно этого определённого эпоса.

 

Однако изображения всадников на охоте или в сражении связаны отнюдь не только с эпосом. Эти изображения и у древних кочевников, и у раннесредневековых тюрков, кыргызов, согдийцев часто не имеют никаких индексов, указывающих на определённый сюжет. Нет никакой индивидуализации в фигурах скифов-побратимов из Александропольского кургана, охотников на саксанохурской бляхе, тахти-сангинской и орлатской пластинах.

 

Вероятно, неиндивидуализированные фигуры и не были иллюстрациями, а служили для пожелания и в какой-то мере магического обеспечения мужества, верности и удачи. Это хорошо согласуется с магическим (по Б.Н. Гракову) характером искусства скифского круга. Иллюстрации к эпосу могли иметь такое же «практическое» значение, но эпические сюжеты в прикладном искусстве в этом отношении не только не получают преимуществ, но и обладают явным недостатком — неизбежной неполнотой раскрытия сюжета. Поэтому
(210/211)
так редки в торевтике ранних кочевников и вообще всего Востока подлинно эпические эпизоды.

 

Иллюстрации, вероятно, попали в торевтику с уже вполне разработанных повествовательных рисунков на простом материале, сопровождавших рассказ или песню, подобных открытым и изученным М.П. Грязновым более поздним тепсейским деревянным пластинкам. Надо отметить, что данные пластинки, по М.П. Грязнову, иллюстрировали не эпос, поскольку в батальных сценах не выделены герои-протагонисты, а какие-то другие жанры. Это очень остроумное заключение можно отнести и к пластинке с битвой из могильника Орлат в Согде.

 

Искусство раннесредневекового Согда и, в частности, Пенджикента глубоко оригинально в том, что касается светских сюжетов: сцен охоты, битв, изображений воинов, иллюстраций к эпическим произведениям, поскольку в этих жанрах оно могло опереться на древнюю центральноазиатскую (в широком смысле слова) традицию. От «клада Окса» до Орлата в Средней Азии можно показать постоянное взаимодействие осёдлых и кочевых культур, прежде всего, во всем том, что было связано с воином-всадником.

 

С другой стороны, произведения культового искусства Согда — образы богов демонстрируют целую серию влияний: эллинистическое, сасанидское, индийское, поскольку в древнеиранской и кочевой культуре антропоморфные образы богов первоначально отсутствовали.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки