главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Б.И. МаршакВоины в искусстве Согда и Центральной Азии// Северная Евразия от древности до средневековья (ТК к 90-летию со дня рождения М.П. Грязнова. СПб: 1992. С. 208-211.
Для исследователей искусства Средней Азии работы М.П. Грязнова важны как своими конкретными результатами, так и в качестве образцов своеобразной и весьма продуктивной методологии. Не занимаясь абстрактным теоретизированием, М.П. Грязнов, однако,
При таком подходе не случайно, что М.П. Грязнов считал вполне правомочным привлечение эпоса тюркоязычных народов для истолкования изображения сакского времени и что он привлекал для этого также согдийское серебряное блюдо VII в. и хазарский серебряный ковш IX в. Общие черты евразийского культурного наследия отчётливо проступили во всех этих разновременных примерах из разных стран.
Не менее важен подход М.П. Грязнова к разделению иллюстраций к эпосу и к другим жанрам с учётом специфически эпической поэтики.
В докладе мы попробуем с грязновских позиций вернуться к темам войны и охоты в искусстве Средней и Центральной Азии. Речь идёт именно о позиции, а не о каждом его утверждении, которые могут быть иногда уточнены или развиты.
На пряжках коллекции Петра I и на бронзовых пластинах Ордоса М.П. Грязнов обнаружил три эпических сюжета. Один из них — героическая охота: всадник преследует кабана, тогда как другой человек, бросив коня, залез от страха на дерево. Этот второй персонаж хорошо известен в типологии мирового эпоса. Спутник, часто побратим героя, не обладающий всей полнотой героических качеств и тем самым оттеняющий своим обыкновенным человеческим характером сверхмерную доблесть главного протагониста. В трактовке самого М.П. Грязнова — это два эпизода с одним героем. На иранской почве вспоминается охота на чудовищных кабанов бесстрашного Бижана, тогда как его спутник Гургин испугался и убежал.
Другой эпический сюжет: оживление убитого богатыря его женой и побратимом. Третий (на ордосских бронзах) — борьба спешившихся героев. Показано честное соревнование: победитель станет
Во всех трёх случаях художника привлекает тема побратимства, что заставляет исследователя вспомнить ту же тему в греческом искусстве, работавшем для скифских заказчиков: пьющие из одного рога или стреляющие в разные стороны два скифа на золотых бляшках. При очень большом своеобразии форм сакской культуры по своей сути она была весьма близка к скифской.
Борьба, а не бой тем или иным оружием — завершение сражения истинных богатырей в иранском (Шахнаме) и славянском (былины) эпосе. Вероятно, распространение этого мотива очерчивает круг культур, унаследовавших традиции древних кочевников Евразии.
Героический поединок на согдийском блюде VII в. и пенджикентской росписи после трёх схваток должен был бы завершиться борьбой, но там герои, изломав три вида оружия, вновь вступают в смертельный бой, применяя лук и стрелы против длинного копья, причём побеждает лучник. В подобном случае явного отступления от канона видна индивидуальная особенность именно этого определённого эпоса.
Однако изображения всадников на охоте или в сражении связаны отнюдь не только с эпосом. Эти изображения и у древних кочевников, и у раннесредневековых тюрков, кыргызов, согдийцев часто не имеют никаких индексов, указывающих на определённый сюжет. Нет никакой индивидуализации в фигурах скифов-побратимов из Александропольского кургана, охотников на саксанохурской бляхе, тахти-сангинской и орлатской пластинах.
Вероятно, неиндивидуализированные фигуры и не были иллюстрациями, а служили для пожелания и в какой-то мере магического обеспечения мужества, верности и удачи. Это хорошо согласуется с магическим (по Б.Н. Гракову) характером искусства скифского круга. Иллюстрации к эпосу могли иметь такое же «практическое» значение, но эпические сюжеты в прикладном искусстве в этом отношении не только не получают преимуществ, но и обладают явным недостатком — неизбежной неполнотой раскрытия сюжета. Поэтому
Иллюстрации, вероятно, попали в торевтику с уже вполне разработанных повествовательных рисунков на простом материале, сопровождавших рассказ или песню, подобных открытым и изученным М.П. Грязновым более поздним тепсейским деревянным пластинкам. Надо отметить, что данные пластинки, по М.П. Грязнову, иллюстрировали не эпос, поскольку в батальных сценах не выделены герои-протагонисты, а какие-то другие жанры. Это очень остроумное заключение можно отнести и к пластинке с битвой из могильника Орлат в Согде.
Искусство раннесредневекового Согда и, в частности, Пенджикента глубоко оригинально в том, что касается светских сюжетов: сцен охоты, битв, изображений воинов, иллюстраций к эпическим произведениям, поскольку в этих жанрах оно могло опереться на древнюю центральноазиатскую (в широком смысле слова) традицию. От «клада Окса» до Орлата в Средней Азии можно показать постоянное взаимодействие осёдлых и кочевых культур, прежде всего, во всем том, что было связано с воином-всадником.
С другой стороны, произведения культового искусства Согда — образы богов демонстрируют целую серию влияний: эллинистическое, сасанидское, индийское, поскольку в древнеиранской и кочевой культуре антропоморфные образы богов первоначально отсутствовали.
наверх |