главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

В.Г. Луконин. Иран в эпоху первых сасанидов.Очерки по истории культуры. Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа. 1961. В.Г. Луконин

Иран в эпоху первых сасанидов.

Очерки по истории культуры.

// Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа. 1961. 116 с.

 

Заключение.

 

Исследователи культуры сасанидского Ирана уже не раз отмечали, что во второй половине IV века ясно различимы следы изменения стиля и характера памятников официального искусства.

 

К.В. Тревер, впервые связав эти процессы с социальной и экономической историей страны, на наш взгляд совершенно справедливо писала: «После 330 года... вопрос о прокламировании новой династии, теперь окончательно утвердившейся, отходит вообще на задний план». [1]

 

И действительно, к середине IV века бурный период роста молодого государства, поисков новых форм, организации новых государственных институтов или обновления старых, кодификации религии и превращения её в государственную — в основном закончился. С этим, видимо, и связано изменение характера памятников официального искусства. Начиная с IV века в Иране уже редко высекаются наскальные рельефы, в памятниках торевтики редки портреты царей и вельмож, и возможно, с этого времени на золотых и серебряных блюдах, кувшинах и вазах всё чаще изображаются звери, птицы, чудовища, ухудшается и монетный чекан.

 

Изменяется, наконец, и характер официального портрета царя и вельмож. Прежде всего это касается иконографических черт. В одежде шаханшахов именно с этого времени появляется новый инвеститурный знак — апезак, меняются инвеститурные знаки, характер одежды и прически вельмож и жрецов и т.д. Наиболее яркий пример — простое сравнение, например, блюда из Перещепины (если оно действительно изображает Шапура II в молодости) с блюдами, где представлен тот же Шапур II, но, видимо, более преклонных лет, или с рельефом того же царя в Так-и Бустане. Если для иконографии блюда из Перещепины характерны все отмеченные выше детали, то на других портретах этого царя мы видим и иную причёску, и иной характер одежды, и апезак.

(60/61)

 

В сущности изменяется и сам портрет. Если раньше, в III веке н.э., портреты царей и вельмож на рельефах, резных камнях, монетах и памятниках торевтики часто поражали тонкой, тщательной моделировкой лица, легко и свободно решённой проблемой движения, то в IV веке уже начинают исчезать и эта лёгкость, и естественность движения, и характер скульптурности, и индивидуальные черты портрета. Но дело не только в этом. Меняется самое главное — подход к изображению царя или вельможи.

 

Мы вынуждены кончить тем, с чего начали — сравнить произведения искусства эпох, разделённых многими веками. Но это сравнение даёт перспективу развития, и потому оно вполне естественно. Ахеменидское искусство оставило нам образ царя-бога, «единственного повелителя многих» в борьбе со сказочными чудовищами — порождениями божества зла и тьмы. Образ царя в искусстве Сасанидов — это образ бесстрашного охотника в смелом единоборстве с земными зверями, образ героя и витязя, попирающего копытами своего коня своих земных врагов. Для того, чтобы так воспринять образ царя, понадобилось несколько столетий влияния на культуру Ирана эллинистической культуры и эллинистической идеологии. Но и этот образ царя-героя пережил эволюцию уже в сасанидское время. В IV-V веках в искусстве Ирана наступает новый этап, связанный с новой исторической обстановкой и новыми социально-экономическими явлениями.

 

* * *

 

Итак, простая, давно высказанная мысль о существовании в сасанидском Иране портрета, имевшего официальный характер, позволила, определив его черты, характерные для III — начала IV века, выделить и датировать целую группу памятников иранской культуры. Я пытался итти двумя путями — определять тот или иной памятник по его иконографии и, датировав его на основе сопоставления с памятниками, имеющими сходные иконографические черты, там, где представлялось возможным, подтверждать дату анализом характера и содержания надписи и другими письменными источниками. В результате был получен целый комплекс определителей, что, конечно, существенно для датировки и атрибуции памятников сасанидского искусства. Одним из таких определителей, как мне представляется, является разработанная для «лапидарного стиля» надписей палеографическая таблица. На её основе, в частности, могут быть датированы любые геммы, на которых имеются надписи, что даст, в свою очередь, твёрдые основания для определения, уже по стилю, и других памятников сасанидского искусства.

 

Но изучение тех или иных памятников официального стиля эпохи Сасанидов не раз позволяло сделать некоторые выводы по истории и идеологии сасанидского государства. И потому интерпретация и датировка этих памятников выходят из рамок чисто искусствоведческих задач. Памятники культуры сасанидской эпохи предстают перед нами как исторический источник, по значению равный письменным, а иногда и более достоверный, чем они.

 


 

[1] К.В. Тревер. Ук. соч. [Художественное значение сасанидских монет. // ТОВЭ. I. 1939], стр. 281.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги