В.Б. Ковалевская
Конь и всадник. Пути и судьбы.
Глава II. Первые коневоды.
Дорога гулко зазвенит,
Горячий воздух в ноздри хлынет.
Спокойно лягут у копыт
Пахучие поля полыни.
П. Васильев.
Представим теперь себе коневодов Приднепровья рубежа IV-III тысячелетий до н.э., табуны которых были больше, чем их стада и отары. За медленно бредущими коровами и овцами ещё может идти пеший пастух, корма на зиму можно заготовить и привезти на тяжёлых открытых деревянных повозках с массивными колёсами-дисками, запряжённых волами, но вот пасти табун быстрых, неукротимых, необъезженных лошадей пешком — это уже дело просто невероятное. Чтобы убедиться в этом, достаточно хоть раз взглянуть, как идёт на водопой табун, даже не в горах Кавказа или Алтая, а просто на Первом московском конном заводе. Поэтому лошадей следует либо содержать круглый год в конюшнях, и корм им должен будет добывать и привозить человек (а это сразу же лишает коневодство малейшей выгоды в условиях Поднепровья, где лошадей можно содержать круглый год на подножном корму разнотравных степей), либо — на свободе, и табуны будет пасти конный табунщик, что требует овладения навыками верховой езды. Однако только во втором случае используются все преимущества лошади для продуктивного коневодства — её способность даже зимой из-под снега доставать себе еду (так называемая тебенёвка).
В Приднепровье лошадь, видимо, была сначала верховой. Подтверждение этому — находки роговых псалиев. Так, в Дереивке найдено шесть экземпляров, в Ви-
(21/22)
ноградном — один, в 18-м погребении Александрии — две заготовки псалиев. Вес псалии среднестоговской культуры изготовлены из отростков рога оленя длиной 8-14 см с одним или двумя отверстиями для продевания ремней (или шнуров) оголовья и удил.
Как же реконструировать наиболее раннюю форму конской уздечки? Помогут нам в этом многочисленные материалы эпохи бронзы, собранные и интерпретированные блестящим знатоком стенных и лесостепных памятников I тысячелетия до н.э. К.Ф. Смирновым [132]. Роговые и костяные псалии длиной до 14-16 см наряду с деревянными, не дошедшими до нас, имели длительную эволюцию в евразийских степях от Минусинской котловины на востоке до Дуная на западе на протяжении III-I тысячелетий до н.э. В раннее время они использовались с мягкой уздой из сыромятных ремней, скрученных сухожилий или кручёных шнуров, позже — с металлическими удилами. Центральное отверстие служило для продевания ремня повода и мягких удил. К концам псалий, очевидно, привязывались ремни или оголовья (наносный и подгубный), составляющие то, что в современной уздечке называется капсюлем (или капцугом) и имеет, как мы уже говорили, некоторую аналогию в древних ременных или металлических намордниках.
Если сейчас в спортивных конюшнях кусающаяся лошадь — редкость, так как веками её отучали от этой привычки, то в древности подобные повадки только поощрялись, особенно во время битв. Ксенофонт, например, специально оговаривал эти случаи в своем руководстве. В 5-й главе он предлагает конюху «надевать намордник, когда ведёт лошадь для чистки или даёт ей поваляться. Если он ведёт невзнузданную лошадь, всегда должен надевать намордник, это не мешает дышать и не даёт кусаться» [168, 163]. Поэтому намордники на лошадях можно видеть на различных изображениях, вплоть до Пенджикентских росписей VII-VIII вв. н.э. Как уже было сказано, близкие по форме псалии найдены в полосе евразийских степей от Дуная (А. Можолич, Дж. Банди и С. Бекени) [173] до Сибири (П.М. Кожин) [95]. Кстати, роговые псалии афанасьевской культуры представляют наиболее близкие аналогии среднестоговским. Уникальна форма бронзовых
(21/22)
псалий майкопской культуры конца III тысячелетия до н.э. [118]
Псалии представляют собой бронзовый стержень с закрученной петлёй в середине с продетым через неё узлом, которым заканчивались мягкие удила, повод и ремень оголовья. Насечки и выпуклости на краях псалии служили, очевидно, для закрепления наносного и подгубного ремней. [1] Люди, оставившие памятники майкопской культуры, жили осёдло. В их стаде лошади составляли очень невысокий процент. Главным занятием было разведение свиней и крупного рогатого скота. Правда, они могли использовать богатые альпийские луга Кавказа для отгонного скотоводства, но безусловных данных об этом у нас нет. Тем интереснее тот факт, что уже в те времена представители выделявшейся знати пользовались конём для верховой езды.
За последние десятилетия наши знания по многим существенно важным вопросам качественно изменились. Достаточно, например, сравнить монографию Н.Я. Мерперта [115], посвящённую древнейшей истории населения южнорусских степей III-II тысячелетий до н.э., с более ранними трудами по эпохе бронзы. И прежде всего это касается той революционной роли, которую сыграл переход к производящему хозяйству, или же, по Ф. Энгельсу, от дикости к варварству. Впервые человек начал активно не только как разрушитель, но и как созидатель вмешиваться в жизнь природы. Это был гигантский шаг вперёд, незамедлительно повлёкший за собой переход от замкнутых обществ с присваивающим хозяйством к земледелию и скотоводству, который основывался на наличии связей и, в свою очередь, вызывал их. Резко увеличивается освоенная человеком территория, растёт народонаселение, ведущая роль переходит к земледелию, дифференцируется в зависимости от природных условий скотоводство.
Вместо малочисленных, разрозненных племён появляются крупные культурно-исторические области (они же культурные общности), объединявшие многие племена. Ведь особенности евразийского «прямоугольника степей» заключались в том, что своими тысячеверстны-
(23/24)
ми границами он соприкасался со всеми крупнейшими очагами земледелия, металлургии и металлообработки. «Срединный степной мир» перестал разделять эти центры и на долгие века стал торной дорогой. Причём, если вначале преобладало направление с юга на север (так шли в степь достижения земледелия и скотоводства), то затем, после освоения коня, началось обратное движение. Мы подходим здесь к вопросу о прародине индоевропейцев: времени и направлении их расселения. Следует внимательно проследить те явления, которые вызвали эти передвижения и создали условия для их осуществления. Однако надо иметь в виду, что эти вопросы далеко ещё не все разрешены современной наукой.
Первое освоение степей. ^
Наша кочевая дорога вьётся двумя колеями,
поросшими зелёной придорожной травой,
вперёд и назад одинаково, славно это две
змеи вьются по сухому, жёлтому морю.
М.М. Пришвин.
Целинные степи, полные зверей и пахучих трав, осваивались человеком поздно, лишь после перехода к пастушескому скотоводству и появления сухопутных транспортных средств: повозок и колесниц, запряжек быков (волов) и верховых лошадей. Всё это способствовало увеличению территорий, заселённых древними племенами. Это ещё не кочевой мир — его время придёт на рубеже II-I тысячелетий до н.э. при переходе к железу, когда на коня сядет уже и стар и млад. Обширные степи, опоясавшие Евразию между 44° и 50° северной широты от Атлантического до Тихого океана, на протяжении последних тысячелетий были заполнены воинственными племенами, которые распространялись в поисках наживы на богатые земледельческие государства. Вопрос о жителях степей и их хозяйстве тех времён до сих пор остаётся неясным. Как решить, например, проблему о собственности на землю, когда речь идёт о пастбищах и воде? В чём заключался прогресс, если век за веком менялось население степей? Ещё Н.В. Гоголь справедливо замечал: «Это был невиди-
(24/25)
Глиняная модель крытой повозки.
мый мир, о котором древние просвещённые народы не знали и который, можно сказать, сам мало знал себя... Азия сделалась народовержущим вулканом. С каждым годом выбрасывала она из недр своих новые толпы и стада, которые, в свою очередь, сгоняли с мест низверженных прежде» [50, 141, 139].
При изучении хозяйственной жизни народов древности, когда основной материал поставляет нам археология, опаснее всего пойти по пути схематизации. Следует помнить, что разнообразные климатические, экологические условия, особенно если речь идёт о горных долинах, приводят к различным формам хозяйства.
В.И. Цалкин, анализируя предложенную Дж. Кларком [86] схему изменения характера скотоводства в умеренной полосе Западной Европы [переход от разведения коров и свиней в неолите к овцеводству (до 88 %) при сохранении крупного рогатого скота в эпоху раннего железного века], подчёркивает, что для Восточной Европы создание такой схемы невозможно из-за весьма разнообразных природных условий [156, 159].
Возьмём древнеямную культурно-историческую общность, объединявшую целый ряд племён от Волго-Уральского междуречья, где она сложилась, до запад-
(25/26)
ных границ нашей страны (с конца или середины IV тысячелетия до н.э. до середины II тысячелетия до н.э.).
Геоботанические и палеозоологические данные говорят о том, что в ямной культурно-исторической общности, в которую входит девять локальных вариантов, в зависимости от экологических условий можно выделить несколько моделей хозяйств [163]:
1) Разведение мелкого рогатого скота в полынно-типчаковых солончаковых степях при наиболее подвижном образе жизни (Нижнее Поволжье). Любопытно, что отдельные могильники уже достаточно далеко уходят в степи (на 15-90 км от Волги или Маныча).
На основании анализа половозрастной принадлежности погребённых можно считать, что в перекочёвках участвовало всё население племени, а не только мужчины-чабаны, занимающиеся отгонным скотоводством.
2) Разведение крупного рогатого скота в богатых хорошими, сочными кормами долинах, что приводило к прочной осёдлости с преобладанием пастушеского скотоводства (поймы Дона и Днепра).
3) Наличие богатых кормами долин лесостепи и разнотравных степей приводит и к другой форме скотоводства — пастушескому коневодству, сочетающемуся с разведением крупного и мелкого рогатого скота и свиней при сохранении оседлого образа жизни (низовье Дона).
Кости домашних животных встречаются не только в слоях поселений, что говорит об использовании мяса данного животного, но и в качестве ритуальной пищи, которая сопровождает покойного в загробный мир. Другое свидетельство пастушеского скотоводства — кости собак (ритуальные захоронения в Дереивке и находки в погребениях окуневской культуры). Интересно, что хеттские законы XIV-XIII вв. до н.э. в ряде параграфов определяют относительную стоимость собак, причём самой дорогой считалась пастушеская, стоившая 20 полусиклей серебра, что равно цене за упряжную лошадь или 500 литров полбы, 320 литров вина, 40 бычьих кож, 200 шкур овец.
Охотничья собака уже ценилась в 12 полусиклей — несколько дороже годовалого жеребчика и дешевле ло-
(26/27)
шади. Дворовая же — всего одни полусикль, что равно цене узды или упряжи, двум бычьим кожам, головному убору, двум сырам [19, 318].
Открытие колеса и повозки. ^
Навстречу гостю, в зной и в холод
Громадой движущихся тел
Многоколёсный ехал город
И всеми втулками скрипел...
Н.А. Заболоцкий.
Теперь обратимся к великим открытиям древности. Одно из них — изобретение колеса — считается поворотным моментом в истории человечества. Неизвестно, что послужило толчком к такому открытию — быстротечность ли жизни, смена дня и ночи, движение по небесному своду Солнца и Луны или же катящееся бревно. Однако в IV-III тысячелетиях до н.э. в Двуречье появились древнейшие повозки, а с начала III тысячелетия до н.э. существовали уже разные обозначения для грузовых и боевых повозок [219]. На территории нашей страны сейчас эти находки насчитываются десятками.
Один из известнейших археологов нашего времени, Б.А. Куфтин, в результате сенсационных раскопок в Триалетских курганах [100] привёз в Государственный музей Грузии в Тбилиси замечательные коллекции: огромные, в человеческий рост кувшины, расписанные птицами, спиралями, волнистыми полосами, изображающими воду и землю; золотые миниатюрные чарочки; кубки, украшенные драгоценными камнями; серебряное ведёрко, прекрасно реставрированное самим учёным.
На серебряном ведёрке обращала на себя внимание вереница из 23 одетых мужчин с пушистыми волчьими хвостами и звериными мордами вместо лиц, обутых в башмаки с высоко загнутыми носками и несущих в больших кубках дары лесному божеству. Сам хозяин леса сидел тут же на троне-табуретке у древа жизни.
Сейчас эти удивительные вещи из курганов, найденные Б.А. Куфтиным, хранятся за витринами из зеркального стекла в золотой кладовой Государственного
(27/28)
Шумерская повозка, запряжённая эквидами
(середина III тысячелетия до н.э.).
музея Грузии в Тбилиси. Наибольшее внимание обращает здесь на себя древняя повозка с большими колёсами из толстых досок.
Находки эти тогда были сенсацией. Монография Б.А. Куфтина, вышедшая в 1941 г., получила первую для археологов Государственную премию. На полученные деньги был построен танк, в тот же год ушедший на фронт. Уже не одно поколение археологов учится по книге Б.А. Куфтина, хотя за это время были извлечены из-под земли, может быть, и более интересные вещи. Много лет спустя я как-то попросила Бориса Алексеевича рассказать о той археологической находке, которая ярче всего запечатлелась у него в памяти. Оказалось, что самое близкое проникновение в жизнь древнего человека Б.А. Куфтину дал раскопанный им в молодости маленький очажок, оставленный древним
(28/29)
охотником на берегу Байкала. Около обожжённых угольков стоял изящный глиняный горшочек, а возле него аккуратно сложенные хрустальные стрелки, словно хранящие тепло положивших их рук...
Вернёмся, однако, к повозке. Их несколько в Государственном музее Грузии. Запряжённые быками или эквидами, [2] они были прототипами лёгких боевых колесниц. Создатели последних восприняли и переработали старый принцип дышловой запряжки для пары животных, конструкцию ярма и кузова.
Многие авторы считают родиной повозок различные районы древнего мира: Месопотамию (древнейшая модель повозки конца IV тысячелетия до н.э. из Древнего Урука; изображение открытой боевой повозки-арбы на штандарте из Ура и т.д.); Кавказ или Загрос (повозки из Триалетских курганов и материалы куро-аракской культуры); евразийские степи. Судя по единству конструкций и наименований деталей в различных пилках, можно предполагать, что повозки имели один центр происхождения, из которого они проникли во все отдаленные уголки ойкумены — от Западной Европы до Китая.
Конь и передвижения индоевропейцев. ^
Куда ты мчишься, гордый конь?
И где опустишь ты копыта?
А.С. Пушкин.
Происхождение и расселение индоевропейцев — одна из самых ярких и сложных страниц истории. Красной нитью проходит здесь идея о нерасторжимой связи между конём и ранними индоевропейцами. Действительно, слово «конь» — индоевропейского происхождения, что справедливо, в частности, для древнеиндийского, древнеиранского, греческого, фракийского, латинского, кельтского, германского и других языков. Это же относится к культу коня, названиям ряда элементов упряжи и т.д. [22, 40, 52; 73; 172; 174, 189].
(29/30)
Глиняная модель четырёхколёсной повозки сложной формы.
Ещё в XIX в. сравнительное языкознание поставило вопрос об индоевропейском языковом единстве, восходящем к глубокой древности. К племенам, говорившим на индоевропейских языках, принадлежали предки хеттов, греков, славян, германцев, романских народов и др. Прародину индоевропейцев искали в ряде районов Евразии, но в настоящее время укрепилась точка зрения, что ею является Европа (от Балкан и Подунавья до Урала).
Особый интерес представляет для нас история индоиранских племён. Из среды индоевропейских (или арийских) племён они выделились, очевидно, в середине III тысячелетия до н.э. Об их прародине и путях расселения ведутся в наши дни ожесточённые споры.
Одни исследователи видят прародину ариев в Средней Азии [65; 67], другие [52; 73; 175] — в причерномор-
(30/31)
ских степях. Время передвижений ариев относится к первой половине и середине II тысячелетия до н.э. Это скорее всего медленная и постепенная инфильтрация в Переднюю Азию через Среднюю Азию или Кавказ. Для нас особенно важно, что древнеиндийские и древнеиранские племена объединяют: язык, близкие личные имена, общие боги, ритуалы, мифы, священные гимны, идеологические представления, существование каст... Интересно то, что у ариев выделялись касты колесничих. Колесницы были похожи по своей конструкции, одинаковыми были названия деталей и конского снаряжения. У ариев существовал культ коня и проводились конные состязания. Так, и в Ведах и в «Авесте» конь понукает своего владельца в том, что тот не готовит его к состязаниям:
Да не будешь ты сидеть на быстроногих,
Да не будешь ты править быстроногими,
Ты, который не просишь меня [показать]
Силу на многолюдном собрании населённой страны.
Авеста [135, 110],
а в погребальном гимне коню читаем:
Ты скакун по силе побеждать на скачках...
Ригведа (X. 56) [14] —
или:
Это как выпущенный [конский] бег, знающий свой путь...
Гимн Варуне (XII. 87) [14]
Дискутируется вопрос о том, прибыли ли арии с конём и колесницей из своей прародины или же, приведя коня, создали колесницы только в Месопотамии (как полагают Ф. Ханчар, А. Камменхюбер, И.М. Дьяконов) [68; 197; 202]. В последнем случае отправной точкой построения является положение о позднем одомашнении лошадей в южнорусских степях (сейчас это уже вчерашний день науки) и отсутствие данных о находках там колесниц (однако они могут появиться со временем).
Лингвистика обогащает наши знания о передвижениях индоевропейцев; определённую лепту, как мы уже
(31/32)
видели, вкладывает сюда и археология, хотя, конечно, её данные не отличаются пока ещё полнотой и определённостью.
Работы ряда исследователей разной специализации раскрывают перед нами картину жизни населения Передней Азии накануне прихода индоевропейцев, на рубеже III и II тысячелетий до н.э. Анатолия и южное побережье Чёрного моря в III тысячелетии до н.э. до прихода хеттов были заняты хаттами и родственным им племенами. Другим массивом, также не индоевропейским, следует считать хуррито-урартский этнос. Очень важным с точки зрения настоящего исследования является вторжение в Месопотамию гутиев и касситов из горных областей, с которыми некоторые учёные связывают появление колесниц и лошадей [23, 81].
Что же касается индоевропейцев, то с первой их волной большинство учёных связывает хеттов и лувийцев, язык которых относится к анатолийской ветви индоевропейских языков. Именно хеттам на протяжении нескольких веков суждено было сыграть определяющую роль в истории Передней Азии.
Несколько позже в Передней Азии появилась группа арийских племён, обитавших на территории царства Митанни и соседних районов Северной Месопотамии Язык этих ариев известен по «окаменевшим глоссам» (выражение немецкой исследовательницы А. Камменхюбер), и прежде всего по трактату о конном тренинге Киккули.
К ещё более позднему времени относится проникновение в Переднюю Азию древних иранцев, затем следуют уже киммерийские и скифские походы, сведений о которых намного больше.
Война и мир в Шумере. ^
Вы хватайте хорошенько-хорошень-
ко, моё победоносное войско!
Будьте стойкими-стойкими, будьте
бдительными.
Летопись Тутмоса III.
Передняя Азия долго служила примером использования лошадей — сначала в качестве упряжных (верховые кони появились здесь много позже). Следует, од-
(32/33)
нако, помнить, что одно дело определить момент, когда в армии боевые подразделения колесниц сменила конница (в начале I тысячелетия до н.э. у ассирийцев, а другое — решить, была ли освоена лошадь сначала под верх или под колесницу. Как уже говорилось ранее, в связи с развитием коневодства у племён Приднепровья в IV-III тысячелетиях до н.э. первым всадником стал табунщик.
Если мы вернёмся в III тысячелетие до н.э., когда лошадь была освоена под верх в южнорусских степях, и то для Передней Азии в этот период все данные о ней будут ещё очень фрагментарны. Там, собственно, нашли только кости лошади (может быть, дикой, а может быть, и эквидов?), изображение человека на печати конца III тысячелетия до н.э. в Сузах, стоявшего между двух лошадей (композиция, сохранившаяся почти до наших дней на вышитых русских полотенцах), да ещё несколько незначительных находок. Между тем письменные свидетельства о других эквидах, так же как и их изображения, достаточно многочисленны. Рассмотрим только некоторые из них.
Бо́льшая часть древних источников Передней Азии и Египта посвящена торжеству победы над врагом, читаем ли мы описания разрушения Ура (рубеж III-II тысячелетий до н.э.), рассматриваем ли изображению древним скульптором сцену победы Эаннатума, правителя Лагаша, над соседним городом Уммой (так называемая «Стела коршунов») или же разбираем описание шумерских побед на «Штандарте из Ура», найденном в огромной разграбленной гробнице.
В нашу задачу не входит подробное изучение этих великолепных памятников искусства древних шумеров. Остановимся лишь на «Штандарте из Ура», так как здесь изображена шумерская армия, включавшая лёгкую и тяжёлую пехоту, которая двигалась на повозках, кстати запряжённых ослами, онаграми, а возможно, и мулами (что является косвенным свидетельством о наличии у шумеров одомашненных лошадей). Здесь мы видим древнейший тяжёлый тип повозки с пешим погонщиком и колесничим (причём иногда метатель дротиков или копьеносец стоит на запятках). Повозки движутся то шагом, то вскачь. Тяжёлые пехотинцы одеты в войлочные панцири-плащи с нашитыми метал-
(32/33)
лическими бляхами; лёгкие — вооружены копьями и секирами-клевцами; на них только войлочные перевязи с бляхами.
На «Стеле коршунов» изображена повозка более усовершенствованного типа. Её перила ограждают пространство боевой платформы; возница и воин помещаются внутри, причём к передку повозки прикрепляются два колчана со стрелами. Очень интересно изображены копейщики: воины в шлемах идут на врага попарно, сомкнутым строем, с одним щитом на двоих, выставив вперёд копья. По словам известного исследователя искусства Двуречья Н.Д. Флиттнер, «Шествие тяжеловооружённого ополчения действительно производит впечатление грозной фаланги, несмотря на то, что над щитами высятся всего девять голов воинов в шлемах. Это достигается чрезвычайно простым приёмом: сплошная ровная поверхность разграфлена множеством копий, взятых наперевес, множество кулаков, сжимающих их, означает множество воинов, скрытых щитами и передними рядами бойцов» [145, 11].
По мнению И.М. Дьяконова, это единообразное и дорогое наступательное и оборонительное оружие свидетельствует в пользу того, что на стеле изображено дружинное войско Лагаша, составлявшее примерно пять-шесть тысяч человек на стотысячное население страны [66].
[1] В последнее время на территории Кабардино-Балкарской АССР найдено ещё несколько экземпляров подобных псалий в памятниках майкопской культуры.
[2] Эквиды — копытные животные семейства лошадиных. Кроме лошадей в него входят ослы, куланы, онагры, зебры. На древнем Востоке онагры и куланы использовались в запряжке раньше, чем лошади.
|