главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Л.С. КлейнСарматский тарандр и вопрос о происхождении сарматов.// Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М.: 1976. С. 228-234.
Раскопанный в 1864 г. на окраине Новочеркасска царский курган Хохлач, частично ограбленный, называли «главным памятником» сарматской эпохи на юге России. Раскопанный в 1962 г. неподалёку от Хохлача Садовый курган также содержал ограбленное царское погребение рубежа н.э. [1] В части комплекса, уцелевшей от ограбления, римские импортные вещи (художественное серебро и бронза) превосходят по богатству Хохлач, а местные, сарматские изделия (золото) хотя и менее обильны, чем в Хохлаче, но представляют другую разновидность царского погребального инвентаря: в отличие от Хохлача, погребение здесь не женское, а мужское.
Среди сарматских изделий Садового кургана первое место принадлежит комплекту из 14 золотых фаларов, инкрустированных бирюзой и другими камнями. Золото на фаларах имеет вид тонких пластин, которыми обтянута серебряная (в 4 случаях железная) основа фалара, и на которых чеканены композиции в зверином стиле. На двух больших фаларах композиция состоит из центрального круглого щитка и краевого фриза вокруг щитка, причём фалары энантиморфны; 12 малых фаларов повторяют в упрощённом виде изображения центрального щитка одного из больших фаларов (если судить по направлению голов изображённых животных — правого).
На центральном щитке больших фаларов изображена сцена терзания: орлиный грифон и неопределённое животное напали на кошачьего хищника («пантеру»). На краевом фризе 5 раз повторена группа из 3 «пантер», а по самому верху фриза проходит бордюр из 20 голов ушастых грифов (рис. 1, 1).
Бросается в глаза неопределённость и неестественность ряда деталей изображений, свидетельствующих о деградации образов, затемнении первоначального смысла изображений и отрыве мастера от истоков иконографической традиции. У всех животных на фаларах хвост либо исчез, либо намечен рудиментарно. Ушастый орлиный грифон лишён крыльев. У всех «пантер» фриза нехватает передних лап (на каждую группу из 3 «пантер» дано по 6 лап). Голова средней «пантеры» в такой группе часто слишком далеко отстоит от туловища, которое присоединяется к соседней группе и т.д.
Более раннее и чистое изображение того же сюжета, что на центральном щитке, находим в сибирской коллекции Петра I — на присланных Гагариным в декабре 1716 г. парных золотых пластинах-застёжках, [2] прямоугольный контур которых позволяет датировать их III-I вв. до н.э. [3] (рис. 1, 2). Орлиный грифон здесь обладает крыльями, кошачий хищник имеет черты тигра (полосатость) и льва (грива), а третье животное, вероятно, представляло собой тарандра древних авторов — мифического оленя, соединявшего четыре разных животных.
В данном случае у него львиные лапы и стилизованный олений рог, отростки которого оканчиваются головками грифов. Как показывают многие бляхи сибирской коллекции, мастера старались так располагать фигуры, чтобы эти головки грифов образовали бордюр бляхи и (на более ранних бляхах) по возможности дугообразный. Этот принцип соблюдён и доведён до логического завершения на фаларах — бордюр образовал круг, но связь головок с тарандром здесь совершенно утрачена, как и рога тарандра вообще. Впрочем, и на гагаринских застёжках рог настолько стилизован, что отчасти имеет вид гривы (такие животные получили в литературе наименование «многоголового волка»), а хвост, первоначально, видимо, загнутый на спину, разорван мастером: начало поджато под круп, а окончание с грифьей головой приросло к спине.
На другой гагаринской застёжке (из январской посылки 1716 г.) [4] с аналогичным сюжетом (борьба тарандра с тигром) загнутый на спину хвост ещё отчетливо виден. И рога и хвост оканчиваются грифоньими головками. Эти бляхи имеют Р-образный контур, что позволяет относить их к более раннему времени — к IV-III вв. до н.э. [5] (рис. 1, 3).
Ещё более чистый и ясный по смыслу прототип сюжета представлен на золотой застёжке (рис. 1, 4) из Улан-Удэ (б. Верхнеудинская), [6] которую можно датировать примерно тем же временем (наложение дополнительных фигурок на основное изображение напоминает кульобского оленя). В основной композиции здесь всего два зверя. Тарандр вдвое больше хвостатого хищника, он имеет лошадиное туловище, ноги и морду; рог и хвост с грифьими головками чётко выработаны. Хищник оказался здесь менее определённым (барс?).
Маленький хищник, впивающийся в горло огромного копытного, изображён и на аналогичной деревянной застёжке (рис. 1, 5) из Катандинского кургана конца V-IV вв. до н.э. [7] И здесь рога и хвост копытного снабжены головками грифов, но в хищнике можно распознать скорее медведя, чем барса, а в огромном копытном — лося, причём у лося здесь ещё нет никаких задатков хищника. Налицо реальный прообраз сарматского тарандра (кстати, и наиболее близкий к описаниям древних авторов), представленный в пазырыкском олене с орлиным клювом. [8]
Таким образом, прослеживается ряд этапов последовательного развития и деградации одного и того же сюжета борьбы зверей с участием тарандра — от Катандинской и Верхнеудинской застежек через гагаринские бляхи сибирской коллекции к фаларам Садового кургана. Процесс растянулся на 5-6 веков, и за это время мотив передвинулся из Забайкалья, Алтая и Поишимья в донские степи (рис. 2).
В скифо-сибирском искусстве находятся корни и других сюжетных и
Рис. 1. [подпись на с. 229] Изображения тарандра и его прототипа в сценах терзания: (стр. 230-231): 1 — фалар из Садового кургана; 2 — бляха-застёжка из декабрьской посылки Гагарина; 3 — бляха-застёжка из январской посылки Гагарина; 4 — бляха из Улан-Удэ; 5 — деревянная бляха из Катанды (схематизированные прориси).стилистических элементов изображений на фаларах (геральдическое противопоставление горизонтально расположенных зверей, «вывихнутые» зады тарандра и грифона, инкрустация золотых фигур преимущественно бирюзой, выделение дробных деталей и выпуклых частей фигур цветными вставками), а также вообще принципов и мотивов сарматского звериного стиля (особенно примечательны изображения лося — отнюдь не степного животного — на диадеме из Хохлача).
Мысль о родстве сарматского искусства (стиля и мотивов) со скифо-сибирским высказывалась не раз в археологической литературе. Теперь можно распространить это суждение на конкретные образы и сюжеты искусства, а также на культурный инвентарь и уточнить очаг ближайшего родства: непосредственным исходным районом были не Алтай и не Средняя Азия, а Поиртышье и Поишимье — места сборов сибирской коллекции. Выдвигались различные объяснения отмеченного сходства культур (этническое родство, общий источник влияний, тесные контакты, переселения). Ныне уже не приходится сомневаться в том, что движение культурного потока здесь шло с востока на запад, а отмеченное расширение состава перемещавшихся элементов делает всё более предпочтительным предположение о миграции.
Рис. 2. Распространение изображений тарандра и его прототипа.
|