Л.А. Ельницкий
Знания древних о северных странах.
// М.: Гос. изд-во географической литературы. 1961. 224 с.
[ аннотация: ]
В этой книге рассматриваются географические и этнографические сведения античных народов, главным образом греков и римлян, полученные в результате путешествий торговых и военных предприятий, о Средней и Восточной Европе, Средней Азии и Переднем Востоке, а также представления античных народов о размерах и форме Земли и Вселенной, излагаются понятия о севере Евразии у Анаксимандра — автора древнейшей карты Средиземноморья, говорится о попытке Гекатея Милетского — автора древнейшего «Землеописания» — обобщить знания ионийцев о Севере, преимущественно Причерноморья и Прикаспия.
В книге рассматриваются и комментируются свидетельства наиболее полно сохранившихся древних описаний северных стран у Геродота, Страбона и Птолемея. Выводы автора основываются на сравнительном изучении названных первоисточников и разъясняют причины происхождения некоторых противоречивых и запутанных представлений древних географов о Евразийском Севере.
Книга предназначена для географов, историков, археологов, краеведов.
См. текст на simposium.ru.
Содержание
Древнейшие представления о северных странах.
Маршруты возвратного плавания аргонавтов. — 7
Амазонки в Скифии. — 27
«Аримаспея» Аристея из Проконнеса. — 36
Архаическая и классическая Греция.
Греческая колонизация и греко-финикийские океанические плавания. — 43
Северные страны на карте Анаксимандра. — 50
Север в «Землеописании» Гекатея Милетского. — 54
Перипл Псевдо-Скилака. — 68
Критика древнеионийских представлений о северных странах и «Скифский рассказ» Геродота. — 73
Эпоха Эллинизма.
Представления о северных странах при Александре Македонском. Аристотель. — 103
Плавание Питея из Мессалии по «Северному океану». — 113
Плавание Патрокла по Каспийскому морю. — 125
Северные страны в географических сочинениях Эратосфена и его последователей. — 134
Значение римских завоеваний конца республиканской эпохи для расширения представлений о северных странах. Страбон. — 145
Конец древнего мира.
Скифский Север в сочинениях Помпония Мелы и Плиния. — 168
Военная и торговая экспансия на восток в эпоху империи и «География» Птолемея. — 191
Словарь древних терминов. — 212
Список сокращений. — 214
Указатель личных и географических имён. — 215
Перечень иллюстраций. — 222
Перечень карт. — 223
Предисловие. ^
Древнейшей формой осмысления естественных явлений у греков, как и у всех прочих народов, был миф. Поэтому и первоначальные географические представления, в частности представления о северных странах резко окрашены в мифические тона. Мифы эти — при перенесении на вновь познаваемые местности мифических имён — возникали двояко: либо вследствие определённой географической ориентации последних, либо вследствие этимологизации по созвучию местных (варварских) имён.
Процесс мифологизации и этимологизации местных имён и местных географических и этнографических явлений продолжался, как об этом можно судить по наличию соответствующего материала у позднейших греческих и латинских авторов, так же и тогда, когда уже не было недостатка в возможности чисто рационалистических интерпретаций вновь познаваемых фактов. [1] Это лежало, видимо, в психологии древних греков — возводить предков каких-либо далёких народов к своим собственным героическим предкам с целью их большей или меньшей ассимиляции: таково выведение происхождения восточных народов (персов, мидийцев) от потомков Гелия — Солнца, скифских народов — от Зевса или Геракла, армян — от аргонавта-фессалийца Армена и т.д.
Только лишь в связи с мифами об амазонках и аргонавтах в Средиземноморье возникли или были соответственно перетолкованы многие сотни географических наименований. Это необходимо иметь в виду всякий раз, когда мы оперируем с тем или
(5/6)
иным «греческим» наименованием в негреческих странах. Тем более, что целые комплексы имён, связанных с определёнными мифологическими комплексами, передвигались иногда на большие расстояния в связи с распространением греческой колонизации. Представление об этом может дать перенесение топонимики Фракийского Боспора, возникшей под влиянием мифа об аргонавтах, на берега Боспора Киммерийского и на Кавказ.
«Отступание» мифических наименований к наиболее отдалённой периферии известного грекам мира вслед за постепенным расширением его рамок, перенесение одних и тех же наименований на различные географические объекты (так, на северо-востоке греческой эйкумены переносились дважды, а то и больше, наименования рек: Гипанис, Танаис, Аракс) вносило значительную неопределённость и смутность в картину отдалённых от греков областей — смутность и неопределённость тем большую, что за этими наименованиями рек перемещались также и наименования племён, населённых пунктов и даже горных хребтов.
Смутности и недостаточной определённости географической картины окраинных областей древнего мира способствовали те условности, которые характеризуют эволюцию древних представлений о форме и устройстве земной поверхности. К этому присоединяются ещё и условности древней картографии.
Между тем нынешняя историческая наука, оперирующая древними географическими и этнографическими данными, чрезвычайно заинтересована в их возможно большей определённости так же, как она заинтересована в выяснении рационального зерна различного рода древних мифологизаций, затемняющих и искажающих географическую и историческую картину малоизученных греками стран.
Добиться большей определённости этих смутно и разноречиво звучащих данных, так же как и установления причин повторений и искажений географических имён, содержащихся у древних авторов, можно только посредством самых широких сопоставлений разновременных и разнохарактерных комбинаций изучаемых фактов. То, что мы имеем смутного и разноречивого в «Скифском рассказе» Геродота, выясняется лишь при самом тщательном сопоставлений его данных с данными его предшественников — ионийских географов и логографов-бытописателей, с одной стороны, и с данными более поздними, основанными на более широкой аутопсии, с другой.
В этой необходимой работе имеются две крайности: первая — боязнь выйти за рамки традиционных представлений и кощунственно посягнуть на целостность и аутентичность древнего автора, вторая — чрезмерный критицизм и поиски противоречий и несоответствий во что бы то ни стало. Автор был бы счастлив, если бы ему хотя бы в некоторых случаях удалось полностью избежать этих обеих крайностей.
[1] Необходимо оговориться, однако, что эта позднейшая «мифологизация» естественных явлений, имевшая место в географической, мифографической и художественной литературе значительно отличается по своим представлениям от более древней народной мифологии, являвшейся осмыслением магических и иных культовых действий, и приближается к современной художественной или даже научной фантазии.
|