С.Г. Кляшторный

Д.А. Клеменц и открытие памятников
древнетюркской письменности.

// Пигмалион музейного дела в России. (К 150-летию со дня рождения Д.А. Клеменца). СПб: Лань. 1998. С. 139-146.

Отчёт о рекогносцировочном археологическом маршруте по Центральной и Северной Монголии и по Урянхайскому краю (Туве) летом 1891 г. бывший воспитанник физико-математического факультета Петербургского университета, бывший народоволец, политический ссыльный и консерватор музея Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества Дмитрий Александрович Клеменц прислал своему начальнику по Орхонской экспедиции академику В.В. Радлову зимой 1893 г. «Считаю долгом и здесь предупредить, — пишет он в преамбуле к отчёту, — что я ставлю себе здесь правилом тщательно воздерживаться от каких-либо то ни было исторических соображений, так как я пишу отчёт, а не монографию о развалинах Монголии; и кроме того я считаю более целесообразным предоставить комментарии к моим описаниям ориенталистам-историкам, к которым не имею чести принадлежать; работая в провинции, я лишён источников, справка с которыми необходима для подобной работы». [1]

Самооценка была чересчур скромной: археологический дневник Д.А. Клеменца оказался образцовой научной работой, и впоследствии, в 1898 г., Академия наук вновь поручила ему археологическое обследование, на этот раз Восточного Туркестана. А памятным летом 1891 г. Д.А. Клеменц стал ближайшим сотрудником В.В. Радлова и исполнителем самых трудных его заданий. Уже осенью, в Минусинске, Клеменц пишет своё первое отчётное письмо В.В. Радлову: «Окончив возложенное на меня поручение, считаю своим долгом ознакомить Вас с результатами моих работ, на первый раз в самой краткой форме, впредь до представления отчёта. По предположению я должен был от Хара-Балгасуна на Орхоне пройти в Урянхайскую землю, на верхний Енисей и собрать данные для решения вопроса — существует ли непрерывная связь между памятниками Орхона и давно известными остатками древней культуры на верхнем и среднем Енисее... Я должен был заметить и описать памятники, которые встретятся мне на пути, снять надписи, если таковые будут, и в то же время собирать сведения о топографии местности». [2]

Те задачи, которые были поставлены перед Д.А. Клеменцем — установить степень связанности древнетюркской культуры Центральной

(139/140)

Азии и Южной Сибири и найти археологическую границу между двумя регионами, — не решены окончательно и поныне. [3] Но первый вариант её решения был предложен В.В. Радловым в немалой степени под влиянием наблюдений Клеменца. [4]

В цепи памятников, исследованных тогда Клеменцем, оказалась и группа курганов, о которых путешественник сообщает особенно подробно: «Хуни-гол мы только пересекли и по левому притоку его, Талаин-Булык, через перевал того же имени спустились к озеру Ихи-Ханын-нор, лежащему около речки Ханын-гол или Хануй... Верстах в четырёх от озера и в полуверсте от р. Хануй мы нашли громадные развалины, к которым нестыдно приурочить и город драгоценностей. Из всех виденных мною в Монголии эти развалины самым ясным образом доказывают, что здесь был некогда город... Верстах в пяти от развалин, недалеко от северного конца Ихи-Ханын-нора, две каменные могилы, два орона, как говорили монголы. Могила огорожена сплошными плитами из метаморфического сланца, внутри изгороди каменные бабы без голов, очень грубо выделанные. На наружных сторонах плит высечен орнамент в виде составленных рядом вытянутых шестиугольников, подобных встреченным в Кошо-Цайдаме... На одной из плит на этих могилах находится небольшая руническая надпись, которую я, разумеется, тотчас же снял посредством эстампажа. За рекой Ханын-голом, на речке Дзун-Модо, нашел я ещё два подобных же кургана, но без надписей. Больше подобных курганов в Монголии и Урянхайской земле, хорошо известных и часто встречающихся в Минусинском округе, я нигде не видал». [5]

Соседство обширного городища, остатков каменных гробниц, богато украшенных орнаментом, и рунической надписи привлекло внимание Клеменца и побудило его дать первую атрибуцию всего комплекса памятников, основанную на вполне логичном сопоставлении с подобным же комплексом, хотя и большим по объёму — древнеуйгурским городищем Карабалгасун, близ которого Н.М. Ядринцевым был обнаружен замечательный трёхязычный памятник. [6] «Могилы, которые находятся не вдали от этих развалин, могилы с разнообразными письменами, с каменными бабами заставляют нас, — писал Клеменц в своём дневнике, — признать эти развалины одновременными с древними Орхонскими (т.е. с Карабалгасуном. — С.К.) впредь, пока не будет доказано противного». [7]

Наиболее подробно пишет Клеменц о своей находке в «Объяснительной записке» ко второму выпуску «Атласа древностей Монголии»: «В версте выше впадения в Хануй левого притока его Цзун-цаур находятся развалины неизвестного города, называемого местными жителями Ханын-балгасун... Невдалеке, к востоку от развалин, проходит невысокий кряж... к востоку от него, не более как в полуверсте, находится солоноватое озеро Ихи-Ханын-нор (другое название озера Айрин-нор). [8] На западном берегу этого озера, в расстоянии от него двухсот сажен и приблизительно верстах в трёх к северу от развалин находятся две каменные могилы в расстоянии пяти футов одна от другой...

(140/141)

Западная, первая могила имеет в длину, с запада на восток, 8 футов и в ширину, с юга на север, 5 футов. Она огорожена четырьмя плотно сомкнутыми плитами, из которых сохранились более или менее западная и южная плиты; северная и восточная выдаются из земли всего на несколько дюймов. Высота сохранившихся плит два с половиной фута, длина южной — пять, а западной — четыре фута... На наружных сторонах плит выбиты украшения в виде горизонтально идущих шестиугольников. На западном конце южной плиты сохранился остаток бордюра в виде вертикально идущих с закрученными концами изображений». [9]

В 1927 г. Бальжи Бамбаев, сотрудник этнолого-лингвистического отряда Комиссии по изучению Монголии и Танну-Тувы, вновь обнаружил могильник и надпись, а также вблизи от них огромное городище: «В трёх верстах от развалин города видел тюркское погребение с орхонской надписью, что в прошлом году было раскопано местными монголами с целью найти клад». [10] Погребальное сооружение, таким образом, было уничтожено, а надпись Б. Бамбаев сфотографировал, сделал эстампаж и прорисовку; вместе с его отчётом сохранилась лишь последняя. [11]

Мне ничего не известно о каких-либо исследованиях городища или могильника в последующие годы, также как о судьбе надписи. Д. Майдар в своём труде поместил городище под названием Хануйн-балгас в списке городищ и селищ, время существования которых не установлено. [12]

Связь самого могильника с древнетюркскими погребальными сооружениями сомнений не вызывает: он вполне аналогичен поминальным сооружениям Баин-Даване-аыан [13] и Ихе-Асхета [14] и так же, как они, может быть отнесён к VIII в.

Обнаруженная Ихи-Ханын-норская надпись была первым самостоятельным эпиграфическим открытием Д.А. Клеменца, отлично описанным и скопированным им вместе с окружающим археологическим комплексом. Мне довелось повторить обследование этого комплекса в 1974 г., после чего новое прочтение и интерпретация текста позволили установить, что для древнетюркской археологии надпись имеет немаловажное значение. Она не только дала ключ к дешифровке тюркской терминологии, связанной со строительством поминальных сооружений, но и выявила состав и характер погребального дара, посвящённого родичами и близкими умершему герою. Оказалось, что в состав этого дара входили каменные столбики — балбалы, олицетворения врагов, убитых не только самим погребённым (об этом написано в китайских хрониках), но и его соратниками, ставшими после своих подвигов как бы владельцами душ своих поверженных противников. [15]

Маршрут 1891 г. был проложен в Северо-Западной Монголии, а затем в Туве. Вот как сам Д.А. Клеменц пишет об этом: «... Мы перешли к реке Тес и, минуя Цзурский караул, прямо горами прибыли 31-го августа на Дзинзилыкский караул, а оттуда на Енисей. В Урянхайской земле работы мои затянулись благодаря наступившему ненастью. Кроме того, рунические камни так разбросаны по стране, что пришлось сделать с лишком тысячу вёрст для переездов с места на место. Здесь снято мной 14 камней — из них четыре совершенно новые, найденные

(141/142)

в первый раз мною. Некоторые из камней, снятых финляндскими учёными, я не смог найти. Конечно, я нашел бы их, если бы имел в распоряжении больше времени, но я должен был торопиться, так как на горах выпал глубокий снег и скоро всякие сношения с Минусинским краем должны были прекратиться. Первого октября я уплыл на плоте вниз по Енисею, благополучно прошёл через Енисейские пороги и в настоящее время нахожусь в Минусинске». [16]

Эстампажи 14 рунических надписей, сделанные Клеменцем в Туве, во время тяжелейшего, но плодотворного маршрута 1891 года, были использованы В.В. Радловым при издании его «Атласа древностей Монголии». Ныне они хранятся, среди прочих в составе коллекции эстампажей Орхонской экспедиции, в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН.

Д.А. Клеменц вновь возвращается в Монголию в апреле-сентябре 1894 г. Его маршруты в Центральной и Западной Монголии, богатые археологическими открытиями, на этот раз не обогатили эпиграфику. Зато в сезон 1895 г. в Восточной Монголии принес неожиданное и, как оказалось, немаловажное эпиграфическое открытие.

В мае 1895 г. Д.А. Клеменц, получив сведения о «писанном камне» в бассейне р. Керулен, предпринял поездку в Хэнтэйскую горную страну для поисков надписи. Двигаясь по долине р. Сенкир-гол, Д.А. Клеменц нашёл древнетюркские погребальные саркофаги и изваяния и вышел к долине небольшой речки Бурга сын-булак. В долине и была обнаружена скала с надписью «Хунхейн — бичикте — чоло». «Утёс состоит из целого ряда громадных гранитных плит и блоков. На восточной стороне его, в половине высоты утёса, на изрытой и выветренной плите, находится чрезвычайно плохо сохранившаяся руническая надпись. На камне начерчен крюк, оканчивающийся внизу кольцом с точкой в центре. По обеим сторонам крюка находится по вертикальной строке. С каждой стороны было вычерчено по 14 букв, но по правой стороне один из знаков стёрт до неузнаваемости». [17]

В 1949 г. К.В. Вяткина, не зная об открытии Д.А. Клеменца, повторно осмотрела надпись и в 1958 г. издала свой рисунок. [18] На основании этого рисунка совершенно произвольную интерпретацию текста предложил проф. Фэн Цзя-шэн. По его переводу надпись гласила: «Сачи сам утром услышал лебедя, желающего (найти) гнездо, желают (чтобы были) бык, конь, баран, верблюд». [19] Следует отметить, что рисунок К.В. Вяткиной весьма неточен и это отчасти объясняет неудачные попытки интерпретации.

В 1975 г. я обследовал надпись, которая, несмотря на неполную сохранность нескольких знаков, читается достаточно уверенно: «Я, старший брат Оз Ингю Кыргы, имел здесь стоянку в год Крысы». [20]

Не вызывает сомнений, что Хэнтейская надпись, как и другие аналогичные ей посетительские надписи древних тюрков, является своего рода памятником обычного права кочевников. Согласно принятым среди тюркских и монгольских племён нормам, право на постоянное или преимущественное пользование зимниками или летовками закре-

(142/143)

плялось какими-либо следами или знаками прежнего пребывания на тех же землях. [21] Очевидно, что наиболее убедительным свидетельством был своего рода камнеписный «документ», превращавшийся в часть местного ландшафта и указывавший, кто и когда пользовался здешними угодьями.

Несмотря на всю значимость эпиграфических открытий Д.А. Клеменца, самая крупная находка в этой области была совершена не им самим, а его женой, Елизаветой Николаевной Клеменц. Вот что писал об этом академик В.В. Радлов: «В этом году (1897 г.) госпожа E.H. Клеменц по поручению Императорского Ботанического сада совершила путешествие в Северную Монголию, На обратном пути в Ургу она получила сообщение, что недалеко от населённого пункта Налайха, в нескольких верстах от реки Тола, находится большое древнетюркское погребальное сооружение и надписи на 2 каменных стелах. Она немедленно прервала обратный путь и направилась к этому месту, примерно в 20 верстах от неё. Она вполне оценила важность находки, но была лишена возможности изготовить эстампажи. Поэтому она немедленно направилась в Ургу, которая находилась примерно в 60 верстах оттуда. Здесь она запаслась необходимыми инструментами и материалами ... и вернулась к памятнику». [22]

После дешифровки текста надписи выяснилось, что памятник был сооружён в честь ближайшего сподвижника трёх тюркских каганов конца VII — первой четверти VIII в., «советника» и «полководца» Тоньюкука. Именно текст этой надписи, вместе с надписями в честь Бильге-кагана и Кюль-тегина, содержит наиболее полное описание событий, связанных с возникновением и начальной историей второго Тюркского каганата. [23]

Другой научный подвиг, совершённый Д.А. и Е.Н. Клеменц, — их экспедиция в Восточный Туркестан и сделанные там археологические открытия. Именно находки древнетюркских памятников, точнее древнеуйгурских рукописей, стали побудительным мотивом этой экспедиции.

В 1896 г. Русское Географическое общество передало Азиатскому музею мешок с обрывками древних рукописей, собранных или купленных в Турфанском оазисе экспедицией В.И. Роборовского и П.К. Козлова (1893-1895 гг.). [24] Эти рукописные обрывки из пещерных буддийских монастырей близ Туюк-мазара и из развалин Идикутшари были первоначально разобраны А.О. Ивановским и С.Ф. Ольденбургом, а затем, в декабре 1897 г., просмотрены академиком В.В. Радловым, выделившим из коллекции четыре древнеуйгурских фрагмента. [25] Отмечая, что фрагменты слишком малы для идентификации, В.В. Радлов всё же указал на наличие двух ранних групп текстов — деловых записей, выполненных трудночитаемым курсивом, и буддийских сутр в каллиграфическом исполнении.

Открытие рукописей побудило В.В. Радлова совместно с В.Р. Розеном и К.Г. Залеманом ходатайствовать перед Академией наук о направлении в Турфанский оазис специальной экспедиции «для исследования главным образом Туюк-мазара и Идикутшари, а по возможности и древностей других мест Турфанского края». [26] Главным

(143/144)

объектом исследований должен был, по мнению В.В. Радлова, стать Идикутшари, «столица уйгурско-буддийской культуры», где следует искать «древнейшие тюркские языковые памятники». [27]

В первой половине мая 1898 г. экспедиция Дмитрия Александровича Клеменца, сопровождаемого его женой и помощницей Елизаветой Николаевной Клеменц, а также Михаилом Степановичем Андреевым, впоследствии известным иранистом, отбыла из Петербурга, а в начале сентября прибыла в Турфан.

В Турфанском оазисе Д.А. Клеменц стал поистине первооткрывателем древностей севера Восточного Туркестана. [28] Его работы подготовили вторую экспедицию (предполагалось, что её возглавит Д.А. Клеменц и С.Ф. Ольденбург), несостоявшуюся из-за отказа правительства в финансовой поддержке. «Русским учёным, — пишет С.Ф. Ольденбург, — и на этот раз, как бывало и бывает нередко, пришлось отойти на время от начатого ими вполне успешно дела, которое перешло в руки иностранных, в первую голову немецких учёных, получивших в своей стране средства на экспедицию. Только много лет спустя, при условиях гораздо менее благоприятных, русским учёным удалось продолжить дело Д.А.». [29]

Одним из важнейших результатов экспедиции Д.А. Клеменца стало открытие большого количества эпиграфических и рукописных текстов, в том числе и древнетюркских, копии и оригиналы которых были доставлены в Петербург. Отмечая достигнутые Д.А. Клеменцем «блестящие результаты при очень ограниченных средствах», В.В. Радлов выделяет пять категорий письменных памятников, обнаруженных экспедицией: 1) древнетюркские рунические надписи, процарапанные в пещерных буддийских храмах; 2) древнеуйгурские надписи чёрной и красной красками на кусках штукатурки из дворцовых или храмовых построек; 3) фрагменты древнеуйгурских буддийских рукописей; 4) фрагменты буддийских ксилографов; 5) древнеуйгурские хозяйственные документы. По результатам экспедиции В.В. Радлов осуществил первую публикацию древнетюркских письменных памятников из Восточного Туркестана — четырёх рунических граффити, двух юридических (хозяйственных) документов и двух небольших фрагментов буддийских сутр. [30]

Находки В.И. Роборовского, П.К. Козлова и Д.А. Клеменца положили начало одному из богатейших в мире древнеуйгурскому собранию рукописей Азиатского музея — Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН. [31] А за Д.А. Клеменцем прочно утвердилась слава одного из создателей материальной базы современной тюркологии. И поныне остаются актуальными его слова, написанные более века назад: «После тех открытий и громадных вкладов, которые сделаны Императорской Академией наук в историю тюркских племён в Центральной Азии, мне кажется, нельзя уже отступаться от этой задачи. Необходимо добыть материал для истории культуры этих племён, необходимо осветить материал, добытый чтением надписей и раскопками». [32]

(144/145)

Примечания.   ^

[1] Клеменц Д.А. Археологический дневник поездки в Среднюю Монголию в 1891 году // СТОЭ. СПб., 1895. Вып. II. С. 4.

[2] Письмо Д.А. Клеменца на имя академика Радлова // СТОЭ. СПб., 1892. Вып. 1. С. 13.

[3] Северо-Западная Монголия была долгое время ближе в этнокультурном отношении к Туве и Алтаю, нежели к Центральной Монголии, что археологически фиксируется уже для эпохи бронзы и раннего железа. См., например: Волков В.В. Основные проблемы изучения бронзового и раннего железного века МНР // Олон Улсын Монголч Эрдэмтний II их хурал, 1, Улаанбаатар, 1972. С. 91-94.

[4] Radloff W. Die alttürkischen Inschriften aus dem Flussgebiete des Jenissei // ATJM, 1895. S. 301.

[5] Клеменц Д.А. Письмо... С. 16-17.

[6] Ядринцев Н.М. Отчёт экспедиции на Орхон, совершённой в 1889 г. // СТОЭ. СПб., 1892. Вып. I. C. 79-81.

[7] Клеменц Д.А. Археологический дневник... С. 68.

[8] Современное название озера — Их-нор.

[9] Клеменц Д.А. Объяснительная записка; табл. LXXI-LXXIX // Радлов В.В. Атлас древностей Монголии. СПб., 1892.

[10] Бамбаев Б. Предварительный краткий отчёт Бамбаева Бальжи о работе в этнолого-лингвистическом отряде экспедиции АН СССР по исследованию Внешней Монго
лии и Танна-Тувы, состоявшейся в 1927 г. Архив института истории АН МНР. Рукопись, инв. №31, л. 2б.

[11] Там же, л. 9а-9б.

[12] Майдар Д. Архитектура и градостроительство Монголии. М., 1971. С. 230, №89.

[13] Владимирцов Б.Я. Этнолого-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах // Северная Монголия. Л., 1927. Т. II. С. 38-41.

[14] Радлов В.В. Атлас древностей Монголии. СПб., 1892. Табл. XV, №2; Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969. С. 41.

[15] Кляшторный С.Г. Храм, изваяние и стела в древнетюркских текстах: К интерпретации Ихе-Ханын-норской надписи // Тюркологический сборник 1974 г. М., 1978. С. 238-255.

[16] Клеменц Д.А. Письмо... С. 18-19.

[17] Клеменц Д.А. Отдельная экскурсия в Восточную Монголию // Изв. Имп. АН. 1896. Т. IV. №1. С. 49-50. Копии, изготовленные Д.А. Клеменцем, не сохранились.

[18] Вяткина К.В. Кентайская руническая надпись // Филология и история монгольских народов. М., 1958. С. 217-218.

[19] Фэн Цзя-шэн. Руническая надпись из Восточной Монголии (опыт расшифровки) // СЭ. 1959. №1.С. 3-6.

[20] Кляшторный С.Г. Наскальные рунические надписи Монголии // Тюркологический сборник 1975 г. М., 1978. С. 156-158.

[21] Ср., например, подобные обычаи у казахов: Румянцев П.П. Киргизский народ в прошлом и настоящем. СПб., 1910. С. 52; Марков Г.Е. Кочевники Азии: Структура хозяйства и общественной организации. М., 1976. С. 176.

[22] Radloff W. Eine neu aufgefundene altturkische Inschrift // Изв. Имп. АН. 1898. T. VIII. №l. C. 71.

[23] Подробнее см.: Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. М., 1964. С. 65-67.

[24] Роборовский В.И. Предварительный отчёт об экспедиции в Центральную Азию в 1893-1895 гг. // Изв. ИРГО. 1898. Т. 34. С. 12.

[25] Radloff W. Altuigurische Sprachproben aus Turfan // Nachrichten über die der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften zu St. Petersburg in Jahre 1898 ausgerüstete Expedition nach Turfan. Sankt-Petersburg, 1899. S. 55-56.

[26] Ольденбург С. Экспедиция Д.А. Клеменца в Турфан в 1898 году // Изв. Восточно-Сибирского филиала ИРГО. Иркутск, 1917. Т. 45. С. 219-220.

[27] Radloff W. Altuigurische... S. 56.
(145/146)

[28] Klementz D. Turfan und seine Alterthümer // Nachrichten über die der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften zu St.Petersburg in Jahre 1898 ausgerüstete Expedition nach Turfan. Sankt-Petersburg, 1899. S. 1-53.

[29] Ольденбург С. Указ. соч. С. 231.

[30] Radloff W. Altuigurische... S. 57-83.

[31] Азиатский музей РАН. 1818-1918. Краткая памятка. Пг., 1920. С. 34-37; Кляшторный С.Г. Об изучении древнеуйгурских памятников в СССР // Исследования по уйгурскому языку. Алма-Ата, 1970. Вып. 2. С. 54-56.

[32] Клеменц Д.А. Краткий отчёт о путешествии по Монголии за 1894 год // Изв. Имп. АН. 1896. Т. III. №3. С. 272.

наверх