Ю.С. Худяков
Погребения по обряду трупоположения VI-XIV вв.
в Минусинской котловине.
Среди разнообразных памятников Минусинской котловины, относящихся к эпохе средневековья, значительное место принадлежит погребениям, совершённым по обряду трупоположения под каменными курганными насыпями. Хотя по частным поводам этот вид памятников упоминался в специальной литературе неоднократно, в отношении его хронологической, этнической и культурной интерпретации по-прежнему значительно меньше ясности, чем в интерпретации синхронных погребений по обряду трупосожжения, принадлежавших енисейским кыргызам, и погребений по обряду трупоположения с конём, оставленных, вероятнее всего, кок-тюрками.
Впервые наличие погребений по обряду трупоположения в средневековых курганах типа чаа-тас отмечали со слов бугровщика Селенги ещё Г.Ф. Миллер и И.Г. Гмелин. [1] В.В. Радлов, раскопавший подобные захоронения близ устья р. Аскиз, отнес их к «хакасским». [2] И.П. Кузнецов-Красноярский раскопал погребение по обряду трупоположения на р. Немире, включив это погребение, исходя из формы насыпи, в выделенный им тип «киргизских могил». [3] Ряд подобных погребений исследовал А.В. Адрианов в логе Джесос и на Ташебинском чаа-тасе. [4] С.А. Теплоухов выделил в рамках своей классификации погребения на Сарагашенском спуске, отнесённые к XI-XII вв., и на Часовенной горе, датированные XIII-XIV вв. [5] В дальнейшем Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв ввели в научный оборот сведения о погребениях по обряду трупоположения из раскопок Уйбатского и Копёнского чаа-тасов, отнеся их к числу сопроводительных захоронении зависимого населения в богатых кыргызских курганах. [6] Подобной точки зрения авторы придерживались не всегда последовательно, так как полагали, что в конце I тыс. н.э. у кыргызов изменилась погребальная обрядность. [7] Ряд памятников первоначально был датирован первой половиной I тыс. н.э. [8] Мнение, согласно которому погребения по обряду трупоположения XIII-XIV вв. н.э. принадлежали отличным от кыргызов «енисейским племенам», выдвинула А.А. Гаврилова. [9] Л.Р. Кызласов, обосновавший сохранение у кыргызов трупосожжения н во II тыс. н.э., отнёс погребения по обряду трупоположения к группам населения «южносамодийских, кетоязычных и других племён», попадавших на кыргызские земли «в качестве рабов, кыштымов, дружинников, клиентов и союзников». [10] И.Л. Кызласов предложил разделить погребения по обряду трупоположения XIII-XIV вв. на две группы: одна — с инвентарём, характерным н для кыргызских курганов с трупосожжением — является свидетельством «процесса ассимиляции древнехакасским населением части соседних племён», [11] другая — «результатом сосуществования (иной раз „черезполосно”) с другими археологическими культурами». [12] Этническое своеобразие погребений по обряду
(141/142)
трупоположения у горы Суханихи и Часовенной горы отметил Д.Г. Савинов. [13]
Все работы, затрагивающие этнокультурную атрибуцию средневековых минусинских погребений по обряду трупоположения, за исключением статьи А.А. Гавриловой, характеризующей могильник у горы Суханихи, посвящены более широкой тематике, и приводимые в них выводы об этнической и социальной принадлежности этих памятников носят характер попутных замечаний. Отчасти это обусловлено бедностью или полным отсутствием инвентаря подобных погребений старше XIII в., что значительно затрудняет историческую интерпретацию этого рода памятников.
Погребения по обряду трупоположения VI-XIV вв. н.э. известны в настоящее время в 22 пунктах. [14] Они существенно различаются между собой особенностями конструкции надмогильных сооружений, устройством могильной ямы, положением погребенного, его ориентировкой, составом сопроводительного инвентаря. Погребения по обряду трупоположения встречаются в составе кыргызских могильников, обособленных могильников и одиночных курганов. Рассмотрим их в хронологической последовательности.
В VI-VIII вв. н.э. погребения по обряду трупоположения совершались в могилах под плоскими каменными выкладками [15] и курганах типа чаа-тас. [16] Курганы чаа-тас, в которых обнаружены погребения по обряду трупоположения, имели округлые или прямоугольные насыпи с западиной в центре с 1-2 могильными ямами, перекрытыми деревянным накатом и укреплёнными кольями вдоль стен. В заполнении могильных ям и в насыпи встречаются разрозненные, плохой сохранности, «перехороненные» кости 1-2 скелетов человека: обломки бедренных костей, берцовых, таза, фаланги; в одном случае — неполный скелет взрослого мужчины — погребённый лежит на спине, вытянуто, головой на северо-северо-запад. [17] В качестве сопровождения встречаются кыргызские вазы, лепные горшки, кости овцы, коровы, лошади. В «тайниках» встречены детали сбруи: стремена, удила, пряжки, накладки ремней; украшения, дорогая посуда, наконечники стрел. В большинстве случаев курганы содержали и погребения по обряду трупосожжения, лишь в 5 курганах следов сожжения не найдено. [18]
Остальные погребения по обряду трупоположения обнаружены под плоскими выкладками из массивных камней, уложенных в один ряд, с западиной в центре, округлой или овальной формы, размерами от 1,3x1,7 до 2х2,4 м. В центре выкладки находилась могильная яма овальной формы, глубиной 0,7-0,8 м. Погребённые лежат на спине, вытянуто, головой обращены на восток [19] либо на спине со сложенными на груди руками и подогнутыми в коленях ногами головой на север [20] или юго-юго-восток, [21] либо на левом боку с согнутыми в локтях руками и сомкнутыми в коленях ногами, головой на запад. [22] В могилах находятся кости овцы, железные ножи, пряжки, стержни, кольца и костяные наконечники стрел, [23] в ряде случаев инвентарь отсутствует (рис. 1, 1).
Погребения по обряду трупоположения, относящиеся к IX-X вв.
(142/143)
н.э., встречаются в составе кыргызских могильников и составляют единое могильное поле с кыргызскими курганами того же времени. Плоская каменная насыпь округлой или овальной формы, с западиной в центре, размерами от 2 до 9 м прикрывает овальную могильную яму глубиной от 0,4 до 0,8 м, перекрытую каменными плитами. Дно и стены могильной ямы иногда сохраняют следы деревянной обкладки. Погребённые лежат на спине, вытянуто, головой на север, северо-запад с различными отклонениями или на правом боку, головой на юго-юго-запад. В качестве сопровождения найдены кости овцы, реже лошади, по 1-2 сосуда; из вещей: железные стремена, пряжки, костяные накладки лука, трёхлопастные, трёхгранные и плоские наконечники стрел, ножи, кресала, бронзовые кольца, (рис. 1, 2). В некоторых случаях сопроводительный инвентарь отсутствует. [24]
В XI-XII вв. н.э. погребения по обряду трупоположения образуют обособленные могильники или встречаются в виде одиночных курганов на седловинах и уступах гор. [25] Плоские кольцевые каменные выкладки или насыпи из тонких плит, диаметром 4-5 м и высотой 0,1-0,25 м, прикрывают могильные ямы глубиной 0,4-0,6 м, на дне которых иногда располагается узкий каменный ящик. Судя по находкам железных гвоздей, по углам с внешней стороны каменный ящик укреплялся деревянным каркасом. Погребённые лежат на спине, вытянуто, кисти рук на тазовых костях, головой обращены на северо-восток или юг. Из сопроводительного инвентаря обнаружены удила с кольчатыми псалиями, плоские железные наконечники стрел с костяной свистункой, железные дисковидные бляшки, пряжки, кольца, оселки [26] либо инвентарь отсутствует (рис. 1, 3).
В XIII-XIV вв. н.э. погребения по обряду трупоположения располагаются обособленными могильниками [27] либо в виде групп на периферии могильников более ранних эпох. Могилы сооружаются под плоскими каменными выкладками размерами от 2х3 до 3,6х4,6 м, высотой 0,1-0,25 м либо не имеют надмогильных сооружений. Могильные ямы глубиной от 0,45 до 1 м вмещают каменные ящики, иногда с довольно массивными стенками, выступающими на поверхность, колоду или гроб из досок, перекрытые деревянным накатом. [28] Погребённые лежат на спине, вытянуто, головой на северо-запад и юго-запад с различными отклонениями. Инвентарь составляют удила с кольчатыми псалиями, стремена с петлёй в дужке, железные пряжки, роговые и серебряные обкладки сёдел, наконечники стрел и навершия, костяные накладки лука и колчана, серьги, бусы, дорогая металлическая посуда [29] либо инвентарь отсутствует (рис. 1, 4).
Вопросы датировки отдельных погребений по комплексам предметов сопроводительного инвентаря были рассмотрены в работах ряда авторов. Л.А. Евтюхова отнесла погребения Уйбатского, Копёнского, Джессоса и Ташебинского чаа-тасов к VI-VIII вв., а курганы 5, 6 Ташебинского чаа-таса в рамках «третьего типа погребений» — к VIII-IX вв. [30] Погребения под плоскими каменными выкладками на Сарагашенском спуске были хронологически определены С.А. Теплоуховым. [31] Вопрос о датировке погребений Часовенной горы и Суханихи не раз
(143/144)
обсуждался в специальной литературе. [32] Остальные погребения, бедные инвентарём, датированы нами на основании совпадений особенностей конструкции надмогильного сооружения с синхронными кыргызскими памятниками, в которых найдены предметы сопроводительного инвентаря. В отношении этнической принадлежности подобных погребений исследователи достаточно единодушны, не считают их кыргызскими, относя к кыштымам [33] либо тюркоязычным «енисейским племенам», т.е. к зависимому населению. [34]
Для решения вопроса о том, кому могли принадлежать эти погребения, важна интерпретация трупоположений из курганов чаа-тас. Л.А. Евтюхова считала их сопроводительными основным погребениям, совершенным по обряду трупосожжения. [35] А.А. Гаврилова, ссылаясь па сведения Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина, предположила, что основными в курганах чаа-тас по аналогии с алтайскими погребениями являются трупоположения с конём, а сопроводительными — трупоположения без коня и трупосожжения. [36]
Могли ли погребения по обряду трупоположения в курганах чаатас принадлежать кыргызам? В принципе это возможно. Известно, что в таштыкской культуре, предшествовавшей кыргызской, наряду с широко распространённым обрядом кремации практиковались захоронение останков разложившегося трупа и обряд трупоположения. [37] Нечто подобное, с известной долей вероятности, можно предположить, и для эпохи чаа-тас. Наряду с господствовавшим обрядом трупосожжения изредка практиковались погребения «перехороненных костей», т.е. разложившегося трупа, и трупоположения. Погребения по обряду трупоположения VI-X вв. н.э. без инвентаря и в сопровождении сосудов и мясной пищи весьма близки синхронным кыргызским захоронениям детей, умерших до достижения ими совершеннолетия, т.е. в возрасте до 15 лет. Однако эти аналогии не дают достаточной уверенности в сохранении у кыргызов обряда трупоположения, так как их погребения в курганах чаа-тас разграблены, а соответствие отдельных погребений взрослых традициям захоронения кыргызами детей свидетельствует, скорее, в пользу того, что положение этих взрослых было особым, приравнивалось к положению несовершеннолетних. Все сведения о погребальном обряде кыргызов показывают, что в течение VI-XIV вв. и позднее взрослые кыргызы, как знать, так и рядовые, устойчиво сохраняли обряд трупосожжения. [38] Это позволяет рассматривать погребения по обряду трупоположения в курганах чаа-тас как сопроводительные и относить их в комплексе с подобными погребениями под каменными выкладками к погребениям кыргызских кыштымов.
В отношении значения термина «кыштым» в специальных работах существуют различные мнения. [39] Вероятнее всего, этот термин должен обозначать раба-иноплеменника, хотя реальное положение кыштымов могло быть различным — от обращённого в рабство пленника до правителя подчинённого племени, находящегося в вассальной зависимости. Социальное и одновременно этническое значение термин «кыштым» сохранял вплоть до XVII в., когда «кыштымами» именовались как «чёрные люди», которых кыргызы использовали на различных работах,
(144/145)
так и зависимые таёжные племена, платившие кыргызам дань пушниной и железными изделиями. [40] В свою очередь, сами кыргызы в этот период находились на положении кыштымов по отношению к монгольским Алтын-ханам и Джунгарским контайшам. [41]
Погребения по обряду трупоположения VI-VIII вв. принадлежат, скорее всего, кыштымам, находившимся на положении патриархальных рабов, захваченных в результате военных набегов на соседние таёжные племена. Если об их социальном положении достаточно красноречиво свидетельствует сопроводительный характер захоронений, бедность или полное отсутствие сопроводительного инвентаря, то этническое своеобразие определяется прежде всего отличным от кыргызов обрядом трупоположения. Различия в ориентировке и положении скелета, в том числе в пределах одного могильника, свидетельствуют, вероятнее всего, о том, что кыштымы происходили из различных в этническом отношении племён, составляя низкий разноплеменный слой кыргызского общества. Рабы-военнопленные, являясь неравноправными членами общества, либо сопровождали знатного покойника, либо хоронились отдельно, но не подвергались кремации, как свободные кыргызы. Погребения VI-VIII вв. позволяют предполагать наличие у кыргызов патриархальной формы рабства, когда рабов сравнительно немного и они не играют особой роли в натуральном скотоводческом хозяйстве.
В IX-X вв. в положении кыштымов происходят изменения. Появление в погребениях предметов метательного оружия (накладок лука, наконечников стрел) свидетельствует о необходимости для кыргызов мобилизовать в лёгкую конницу кыштымов на нужды войны с уйгурами. Инвентарь погребений с трупоположением становится более разнообразным и дифференцируется следующим образом: одни захоронены с оружием и железными предметами, другие — с сосудами и мясом овцы, третьи — без вещей. Это говорит о частичной интеграции кыштымов в среду свободного кыргызского населения. Вместе с тем кыштымы по-прежнему хоронят умерших на кыргызских кладбищах, т.е. составляют с господствующей этнической группой единый социальный организм, хотя и отличающийся от неё.
Результаты успешной войны с уйгурами существенно сказались на положении кыштымов в кыргызском каганате. Часть из них в составе кыргызских войск проникла в Туву и Монголию и, вероятно, осталась там. Отток населения из Минусинской котловины привёл к тому, что некоторые земли оказались временно незанятыми, на них и переместилось население таёжных областей. [42] В XI-XII вв. погребения кыштымов в виде одиночных курганов и отдельных могильников появляются в степной зоне на седловинах и уступах гор. Часть из них повторяет форму кыргызских курганов суук-тэр с трупосожжениями на горизонте, но отличается по внутреннему устройству. Значительно различаются погребения кыштымов XI-XII вв. и между собой. Всё это позволяет предполагать проникновение в данное время в степи отдельных, различных по этнической принадлежности родо-племенных групп, постепенно перешедших к скотоводческому хозяйству и подвергшихся
(145/146)
Рис. 1. Эволюция погребального обряда кыштымов Минусинской котловины в VI-XIV вв. н.э.
(146/147)
тюркизации. Такие группы кыштымов в течение известного времени могли сохранять этническую обособленность и хозяйственную самостоятельность. Кыргызы по-прежнему могли привлекать их для работы в своём хозяйстве, иногда на временные отработки, как это известно для более позднего времени.
В XIII-XIV вв. кыргызы подчиняются монголам, и Минусинская котловина становится частью империи Юань. Поначалу монгольские власти пытаются опереться на кыргызскую администрацию и включают в свою военно-административную систему население Минусинской котловины, объединённое в один тумен. В дальнейшем неоднократные восстания кыргызов и последовавшие за ними карательные экспедиции, выселения кыргызов в качестве военных поселенцев на другие территории заставляют монголов, очевидно, предпринять попытки опереться на знать некоторых племён кыштымов, особенно на периферии Минусинской котловины, более плотно населенной кыштымами. Вероятно, представителю знати одного из племени кыштымов должны принадлежать знаменитые могилы Часовенной горы с богатым сопроводительным инвентарём, отличающиеся рядом особенностей в устройстве могилы и в обряде погребения.
В местах более плотного расселения кыргызов положение кыштымов мало изменилось. Отдельные родо-племенные группы сохранили этническую и хозяйственную обособленность, они хоронят своих умерших в отдельных могильниках, как, например, у горы Суханихи. Часть кыштымов занята в кыргызском хозяйстве, вырвана из своей среды и совершает погребения обособленно, иногда на более ранних кладбищах, встречаются и впускные погребения.
Монгольское завоевание привело к разобщённости кыргызов, населявших смежные территории Южной Сибири. Хотя в Минусинской котловине они сохранили за собой положение ведущего этноса вплоть до XVIII в., потери населения в XIII-XIV вв. в результате неудачных восстаний, насильственных переселений и участия в военных мероприятиях монголов должны были изменить демографическое соотношение в пользу кыштымов.
[1] Миллер Г.Ф., Гмелин И.Г. Описание сибирского путешествия. В кн.: Сибирские древности, вып. 1, 3. Материалы по археологии России, т. 15. СПб., 1894, с. 101-103.
[2] Радлов В.В. Сибирские древности. СПб., 1896, с. 51.
[3] Кузнецов И. Древние могилы Минусинского округа. Томск, 1889, с. 16.
[4] Адрианов А.В. Выборки из дневников курганных раскопок в Минусинском крае Минусинск, 1902-1924, с. 42, 44, 53, 68.
[9] Гаврилова А.А. Могилы поздних кочевников у горы Суханихи на Енисее. СА, 1964, № 2, с. 170.
[11] Кызласов И.Л. Курганы средневековых хакасов XIII-XIV вв. СА, 1978, № 1, с. 140.
[12] Там же, с. 139.
[13] Савинов Д.Г. О памятниках «часовенногорского типа» в Южной Сибири. В кн.: Проблемы археологии н этнографии, вып. I. Л., 1977, с. 99.
[14] Данные по трём погребениям, упомянутым И.Л. Кызласовым, не привлекаются ввиду того, что они не описаны (см.: Кызласов И.Л. Указ. соч., с. 124, прим. 18).
[15] Обалых-биль, к. 8а, 12: Перевозинский чаа-тас, к. 40; Уйбатский чаа-тас, м. 1.
[16] Уйбатский чаа-тас, к. 1-3, 5, 10; Копёнский чаа-тас, к. 1, 3-6, 9; Ташебинский чаа-тас, к. 1. 3; Джесос, к. 9.
[17] Уйбатский чаа-тас, к. 10.
[18] Уйбатский чаа-тас, к. 1, 5; Ташебинский чаа-тас, к. 1, 3; Джесос, к. 9.
[19] Уйбатский чаа-тас, м. 1.
[20] Обалых-биль, к. 12.
[21] Обалых-биль, к. 8а.
[22] Перевозинский чаа-тас, к. 40.
[23] Перевозинский чаатас, к. 40; Обалых-биль, к. 12.
[24] Джесос, к. 7, 7А: Тепсей II, к. 5, 7.
[25] Тунчух-Хая II; Сарагашенский спуск.
[26] Сарагашенский спуск.
[27] Суханиха; Часовенная гора; Тесь; Кобяк-Хая.
[28] Часовенная гора, м. 2, 3.
[29] Суханиха, м. 1, 2, 3, 5, 7; Часовенная гора, м. 2, 3; Тесь, к. 1.
[30] Eвтюхова Л.А. Археологические памятники.., с. 67.
[31] Теплоухов С.А. Указ. соч., с. 58.
[32] Гаврилова А.А. Могилы.., с. 169.
[33] Кызласов Л. Р. Курганы.., с. 207.
[34] Гавpилова А.А. Могилы.., с. 170.
[35] Евтюхова Л.А. Археологические памятники... с. 33.
[38] Кызласов Л.Р. Курганы.., с. 206.
[39] Бутонаев В.Я. Заметки о двух хакасских этнонимах. Учён. зап. Хакасск. ин-та языка, л-ры, истории, вып. XVI. Абакан, 1970, с. 181.
[40] Потапов Л.П. Происхождение и формирование хакасской народности. Абакан, 1957, с. 27.
[41] Там же, с. 35-36.
[42] Аналогичный процесс наблюдался в Минусинской котловине в начале XVIII в. после увода кыргызов в Джунгарию.
|