А.М. Хазанов, А.И. Шкурко
Воздействие античной культуры
на искусство и культуру скифо-сарматского мира.
Воздействие одного общества на другое тем полнее и эффективнее, чем ближе они в стадиальном и типологическом отношениях, поскольку сила внешнего импульса во многом зависит от того, насколько он совпадает с тенденциями внутреннего развития (по крайней мере не противоречит ли им). [1] В этом отношении между античными, греческим и римским, обществами, с одной стороны, и скифским и сарматскими обществами — с другой, существовали значительные различия. Первые являли собой развитую и к тому же чрезвычайно своеобразную цивилизацию. Вторые находились на стадии классообразования, и лишь наиболее продвинутые из них — на раннеклассовой стадии развития. Античная цивилизация была основана на осёдлой земледельческо-городской жизни. Скифы и сарматы образовывали общества, в которых доминировали кочевники. Поэтому возможности прямого воздействия на них со стороны античной цивилизации в социально-политической, хозяйственно-экономической и даже наиболее автономной культурно-идеологической сферах были весьма ограниченными.
Из двух варварских обществ, скифского и сарматского, воздействие античной культуры значительно сильнее испытало скифское. По имеющимся данным, воздействие это наиболее явственно прослеживается в изобразительном искусстве, самым ярким и выдающимся проявлением которого являлся так называемый звериный стиль, к тому же сохранившийся полнее всех других видов скифского искусства. Греческое влияние на скифский звериный стиль было подмечено ещё в конце XIX в. и с тех пор неоднократно исследовалось различными учёными. Однако общепринятого мнения относительно его конкретных проявлений до сих пор нет. На наш взгляд, в целом это влияние выразилось в следующем:
1) в обогащении иконографии за счёт привнесения в неё
(72/73)
целого ряда новых образов, основными из которых являются грифон, дракон, лев, заяц, собака, голубь, лебедь и др.;
2) в расширении сюжетно-композиционной основы звериного стиля, что выражается в распространении сцен терзания и геральдических композиций, в расшатывании канона строгой профильности изображений, в росте популярности многофигурных композиций, где изображение реального животного выступает только как элемент орнамента, подчинённый общей пластической и ритмической схеме;
3) в видоизменении стилистической направленности звериного стиля: в нём усиливается в противоположность собственно скифской условно-обобщённой манере реалистическая тенденция и возникают натуралистические формы (смягчается рельефная моделировка, более естественной становится трактовка поз животных, появляются отдельные детали, обладающие анатомической достоверностью);
4) в одновременном расширении возможностей орнаментально-декоративной стилизации зооморфных изображений как путём введения в них геометрических и растительных мотивов (розеток, пальметок, волют), так и в гипертрофированном применении скифского в своей основе приёма зооморфных превращений;
5) в заимствовании с некоторой переработкой отдельных приёмов греческой ювелирной техники (зернь, скань);
6) и наконец, в самом факте распространения в Скифии предметов звериного стиля, бесспорно изготовленных в античных центрах Северного Причерноморья. [2]
Греческое воздействие прослеживается также в антропоморфном направлении скифского изобразительного искусства, не составляющем, однако, единства ни в стилистическом, ни в сюжетном отношении. Это направление представляют три группы памятников, неравнозначных как с художественной, так и с чисто количественной стороны. Первая группа — высокохудожественные и более заурядные ювелирные изделия, довольно условно именуемые обычно произведениями греко-скифской или греко-варварской торевтики, вторая — предметы местной пластики, третья — каменные изваяния.
Для основной массы произведений первой группы характерно сочетание скифских эпических, мифологических, не исключено, что и этнографических сюжетов, а также местных форм самих предметов с чисто греческой художественной традицией, стилистическими формами и конкретными изобразительными приёмами. [3] Иначе говоря, подобные произведения представляют собой, по-видимому, перевод скифских эпико-мифологических образов на язык иного вида искусства, выполненный греческими художниками и мастерами. Перевод, возможно, немало утративший в своей точности, но зато обогащённый рафинированностью иноэтнического искусства.
(73/74)
Изделия мелкой пластики, составляющие вторую группу, [4] не отличаются большими художественными достоинствами. Для них характерны условность и схематизм композиции, сухость форм и уплощённая манера изображения, обобщённость в трактовке отдельных образов, менее совершенное техническое исполнение. Однако в большинстве случаев можно заметить определённую зависимость от аналогичных изображений греко-скифского круга, проявляющуюся прежде всего в общих принципах разработки сюжета и в прямых композиционных параллелях. Предположение об определённом греческом воздействии и на предметы второй группы представляется тем более допустимым, что в скифском искусстве вплоть до IV в. до н.э. подобного рода антропоморфных изображений не было.
В раннее время скифское искусство знало лишь так называемые каменные бабы — массивные, малорасчленённые стелы с фронтальной разработкой изображения, которые мало менялись с течением времени. Греческое влияние здесь сколько-нибудь убедительно проследить не удаётся. Появляющиеся в IV-III вв. до н.э. в отдельных изваяниях черты портретности и статуарности [5] имеют скорее индивидуальный и локальный, чем сколько-нибудь массовый характер. Только позднее, в Скифском царстве в Крыму, каменные рельефы и скульптура приобретают уже существенно иной вид, в котором традиции предшествующего времени сочетаются с заметным греческим влиянием. [6] Показательно также, что наряду с надмогильными и культовыми памятниками в Неаполе Скифском появляется чисто светская портретная скульптура, выполненная как греческими, так и местными мастерами, находившимися под несомненным греческим влиянием. [7]
В том же Неаполе впервые за многовековую историю скифского искусства появляется настенная живопись, обнаруженная в нескольких погребальных склепах и общественных зданиях. [8] Сам факт её появления, равно как и техника исполнения, сходная с росписями боспорских склепов и памятников гражданской архитектуры Пантикапея, явно связан с греческим воздействием. Над фресками общественных зданий, по-видимому, работали и греческие мастера. [9] Только в сюжетах росписей неапольских склепов, вне зависимости от их семантики, есть самобытные черты. Оценка греческого влияния в других видах скифского искусства затруднена отсутствием достаточного материала. Можно констатировать, например, что оно в какой-то мере сказалось в музыке. По сведениям греческих авторов, собственно скифским примитивным музыкальным инструментом был лук с натянутой тетивой. Но уже в IV в. до н.э. среди приближённых царя Атея находились ценители игры знаменитого греческого флейтиста Исмения. К более позднему времени относится изображение человека, играющего на греческой лире. [10] Но определить, насколько сильным было греческое влияние в
(74/75)
области музыки, конечно, невозможно. Можно только предполагать, что оно ограничилось аристократическими кругами.
В области архитектуры греческое воздействие на скифов-кочевников устанавливается довольно поздно, с развитием у последних начал осёдло-городской жизни. Впрочем, в отдельных конструкциях таких сложных погребальных памятников, как Куль-Оба и Огуз, некоторые исследователи усматривают подражание боспорским погребальным сооружениям. [11] Античная струя сильнее ощущается в скифской гражданской архитектуре начиная с акрополя Каменского городища, затем в позднескифских городищах, особенно в Неаполе. Она прослеживается в городской планировке, в типах и отдельных деталях наземного каменного домостроительства, в некоторых технических приёмах и крепостной фортификации. [12]
Наиболее трудно определить античное воздействие на религию и мифологию скифов. Не говоря о возможной глубине его и интенсивности, оно едва ли может быть определено однозначно для раннего периода. Например, Геродот (IV, 59), отождествляя греческих богов со скифскими, казалось бы, намекает на возможность каких-то заимствований, однако в других местах Истории (IV, 76, 78, 79) он констатирует, что скифы ревниво избегают заимствования чужих обычаев и богов.
По сведениям Лукиана (Тох., 37) и Овидия (Ex ponto, 111, 2), в Скифии существовал культ Ореста и Пилада. Но и в данном случае нельзя исключить, что греки попросту отождествили своих героев с какими-то местными аналогами, как это было с культом Девы в Херсонесе. Правда, в IV в. до н.э. в Скифии становятся довольно популярны произведения греческих мастеров с изображениями Ахилла, Геракла, Афины или сцен из их жизни. Уже давно отмечено, что распространение этих изображений связано с определённой контаминацией чисто греческих образов с местными, скифскими. [13] Однако сама возможность подобной контаминации подразумевала знакомство с греческой религией и мифологией. То, что по крайней мере отдельные скифы были с этим знакомы, подтверждает трагическая судьба Анахарсиса и Скила. Ещё более поразительны в этом отношении произведения коропластики, открытые Б.А. Шрамко на Бельском городище, в гуще земледельческого населения лесостепной Скифии, которые учёный относит к дионисийскому кругу. Много культовых терракот найдено также на Елизаветинском поселении, в слоях V-III вв. до н.э. [14] Но и в этих случаях вернее предполагать приспособление образов эллинских божеств к варварским культам.
Существует также мнение, что греки способствовали антропоморфизации скифского пантеона. [15] Однако строгих доказательств оно не имеет. Греки в данном случае могли воплотить в изобразительном искусстве, к тому же исказив, те идеи и образы, которые были присущи чисто скифской религии. Возмож-
(75/76)
но, несколько по-иному обстояло дело в позднескифском царстве. [16] Статуи греческих богов на площадях Неаполя, пусть и воздвигнутые греками Посидеем и Евменом, являются в этом отношении весьма показательными. [17]
Наконец, нельзя не отметить, что в позднескифском царстве, особенно в его столице — Неаполе, применялись греческий язык и письменность, ставшие в это время, по-видимому, государственными. [18] Впрочем, в международных сношениях это могло случиться и раньше (ср. Тимна, эпитропа скифского царя в Ольвии, — Herod. IV, 76).
Итак, восприимчивость скифов к импульсам античной цивилизации увеличивалась с течением времени, отражая общую социально-политическую эволюцию скифского общества, а также характер и широту его экономического и культурного взаимодействия с античным миром. Однако, учитывая относительную автономность духовной сферы, мы строим периодизацию античного воздействия, исходя из учёта таких критериев, как затронутые им сферы скифской культуры, интенсивность и эффективность самого влияния, а также глубина его проникновения в общество.
В VI-V вв. до н.э. греческим влиянием был затронут лишь один вид изобразительного искусства — звериный стиль. Однако, если в VI в. до н.э. ионийские мастера только воспроизводили скифские образцы без серьёзных попыток их переработки, то уже с рубежа VI-V вв. до н.э. они начали активно воздействовать на художественно-стилистическую эволюцию звериного стиля, значительно усиливая в нём как реалистическую тенденцию, так и присущее ему орнаментально-декоративное начало. Собственно говоря, большинство перечисленных признаков греческого влияния на скифский звериный стиль проявляется именно в V в. до н.э., что совпадает с началом достаточно широкого производства выполненных в этом стиле предметов в Ольвии и на Боспоре. Предположительно мы считаем возможным рассматривать VI и V вв. до н.э. как два самостоятельных периода в истории античного воздействия на культуру скифов.
В IV-III вв. до н.э. ситуация в изобразительном искусстве существенно меняется: развивается антропоморфный жанр и соответственно суживаются сфера применения и масштабы производства памятников звериного стиля, что во многом способствует его упадку. [19] Греческое влияние затронуло в это время религию и мифологию, музыку, архитектуру и монументальную скульптуру скифов, но во многих этих сферах оно проявлялось ещё очень слабо, опосредствованно и локально (сильнее на ближайшей периферии греческих городов и в степной Скифии, чем в лесостепи).
Последний период, охватывающий два века до нашей эры и первые три столетия нашей эры, характеризуется качественными изменениями в античном воздействии на позднескифскую
(76/77)
культуру. [20] Это выразилось, в частности, в прямом заимствовании многих проявлений и форм античной культуры (светская и культовая скульптура, монументальная живопись, гражданская архитектура, письменность, отдельные божества), правда получивших довольно ограниченное распространение, прежде всего в столице государства — Неаполе Скифском.
В итоге мы приходим к выводу, что античное воздействие коснулось почти всех сторон культуры, искусства и идеологии скифского общества, но вместе с тем это воздействие было весьма ограниченным. Сколько-нибудь существенно оно коснулось только самых высших слоёв скифской аристократии, и то далеко не сразу. Некоторые данные позволяют предполагать, что среди скифской знати длительное время велась борьба между сторонниками сближения с греками и его противниками, причём перевес первых наметился лишь ко второй половине V в., а победу они одержали в IV в. до н.э.
Однако даже в IV-III вв. до н.э. усиление контактов между двумя культурами практически не затронуло рядовых скифов. Во всяком случае, доказательства этого отсутствуют. Греческих изделий в рядовых скифских погребениях очень мало, к тому же они не особенно дорогие. Только амфоры, содержавшие вино, выпитое на тризне, находят почти во всех скифских погребениях, даже самых бедных.
Значительно более сильное и глубокое воздействие античной культуры в позднескифском царстве определялось коренными сдвигами в характере самой позднескифской культуры, такими качественно новыми её явлениями, как преобладание осёдлого земледельческого быта над кочевым, развитие начал городской жизни, ведущая роль в искусстве антропоморфных мотивов и монументальных форм. [21]
Однако и в позднескифском царстве эллинизация охватывала преимущественно зажиточные и аристократические слои населения. Основная масса сохраняла местные обычаи и верования. В искусстве, архитектуре и домостроительстве преобладали традиционные формы и приёмы. Символ контраста двух культур — греческой и местной — являют собой примитивные, схематичные рисунки, процарапанные на расписной штукатурке упомянутого общественного здания Неаполя. [22]
Что касается первых веков нашей эры, то применительно к ним вообще трудно говорить об античном воздействии в строго научном его понимании, потому что в это время, с одной стороны, происходит постепенная агония скифской культуры и скифского этноса, а с другой — сама античная культура в её локальном причерноморском варианте, не переставая быть античной, вопреки мнению некоторых исследователей усваивает всё большее количество варварских элементов.
Античное воздействие на различные сарматские племена в целом было значительно более слабым, чем на скифов. Пер-
(77/78)
вый этап этого воздействия датируется VI-III вв. до н.э., временем, когда основная масса сарматских племён находилась в Поволжье и Приуралье. Уже в силу географического расположения их контакты с греками были опосредствованными и осуществлялись в основном через скифов и страны восточного эллинизма.
То, что такие контакты имели место, засвидетельствовано и Геродотом (IV, 17-27), писавшим про торговый путь, который тянулся от Ольвии по крайней мере до Приуралья на востоке, и археологическими материалами. [23] Однако конкретное влияние античной культуры трудно проследить даже на материалах сарматского изобразительного искусства, в том числе и звериного стиля. По-видимому, в это время оно и не имело сколько-нибудь существенного значения. Объяснение этого явления легко усмотреть не только в географической удалённости сарматов от греческих центров, но и в их сравнительной социально-политической отсталости, в ограниченности связей с античной цивилизацией, в иной по сравнению со скифами культурно-исторической ориентации (преимущественно на юг и юго-восток).
Положение дел коренным образом меняется в последние века до нашей эры и особенно в первые века нашей эры, когда сарматы занимают доминирующее положение на юге Восточной Европы — от Предкавказья до Среднего Подунавья. Но и в это время античное воздействие на сарматский мир прослеживается главным образом в области изобразительного искусства. Происхождение раннего, полихромного стиля до сих пор не может считаться выясненным, а конкретный вклад различных этнических групп в его создание ещё не определён. Однако одно несомненно: вещи, выполненные в этом стиле, производились в античных центрах, но вполне отвечали варварским, в том числе и сарматским, вкусам. Что касается античного воздействия в религиозно-мифологической сфере, то лишь находки у сарматов, как прежде у скифов, предметов с античными сюжетами позволяют предполагать возможность восприятия сарматами каких-то импульсов.
Кроме того, к сарматским обществам первых веков нашей эры, более чем на ранних этапах их существования, следует подходить дифференцированно, так как они весьма различны и в социально-политическом, и в хозяйственном, и в культурном отношении. Например, применительно к язигам или к тем сарматам, которые наряду с иными народами явились носителями черняховской культуры, целесообразно, вероятно, выделять третий этап античного влияния — этап воздействия собственно римской культуры или даже определённой романизации. Но это уже особая тема.
(78/79)
Примечания. ^
[1] См.: А.М. Хазанов. Первобытная периферия античного мира (на примере Европы). — СЭ. 1971, №5; он же. Проблемы взаимосвязи классовых обществ и первобытной периферии в докапиталистические эпохи. — НАА. 1972, №1.
[2] Намечая основные направления и конкретные результаты воздействия греческого искусства на скифский звериный стиль, мы по необходимости несколько упростили положение дел. Некоторые из отмеченных явлений лишь отчасти могли быть результатом греческого воздействия, а отчасти — плодами внутреннего развития скифского общества, они могли быть привнесены и из иранского искусства, но в греческой передаче.
[3] См.: М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1925, с. 382 и сл.; Н.А. Онайко. Античный импорт в Приднепровье и Побужье в IV-II вв. до н.э. — САИ. Вып. ДІ-27. М., 1970, с. 22-52; Б.Н. Граков. Скифский Геракл. — КСИИМК. Вып. XXXIV, 1950.
[4] См.: М.И. Артамонов. Сокровища скифских курганов. Прага — Ленинград, 1966, табл. 188, 189; Б.Н. Граков. Скифский Геракл, с. 13, 14, рис. 2. Как и в произведениях звериного стиля, в данной группе не всегда можно отличить местные изделия от греческих.
[5] См.: П.Н. Шульц. Скифские изваяния Причерноморья. — Античное общество. М., 1967, с. 225 и сл.; он же. Скифское изваяние, найденное у городища Чайка. — Античная история и культура Средиземноморья и Причерноморья. Л., 1968, с. 324 и сл., рис. 1, 2; П.Н. Шульц, Н.И. Навротский. Прикубанские изваяния скифского времени. — СА. 1974 [1973], №4, с. 189.
[6] См.: П.Н. Шульц. Надгробный рельеф скифского времени из с. Марьино. — СХМ. Вып. III, 1963, с. 3 и сл., рис. 1; Н.А. Богданова. Скифские и сарматские стелы Заветнинского могильника. — СА. 1965, №3, с. 233 и сл., рис. 1; Е.А. Попова. Рельеф с городища «Чайка». — СА. 1974, №4, с. 222 и сл., рис. 1.
[7] См.: П.Н. Шульц. Скульптурные портреты скифских царей Скилура и Палака. — КСИИМК. Вып. XII, 1946, с. 44 и сл.
[8] См.: В.П. Бабенчиков. Некрополь Неаполя Скифского. — История и археология древнего Крыма. Киев. 1957, с. 103 и сл., рис. 6-7, 12-14; П.Н. Шульц. Раскопки Неаполя Скифского. — КСИИМК. Вып. XXI, 1947, с. 21, рис. 7а; он же. Исследования Неаполя Скифского (1943-1950 годы). — История и археология древнего Крыма. Киев, 1957, с. 70, 71, рис. 5; И.В. Яценко. Декоративная роспись общественного здания в Неаполе Скифском. — СА. 1960, №4, с. 91.
[9] См.: И.В. Яценко. Там же, с. 99, 100.
[10] См.: Рlut. De Alex., or. 11; В.Д. Блаватский. Искусство Северного Причерноморья античной эпохи. М., 1947, с. 111, рис. 71.
[11] См.: П.Н. Шульц. Мавзолей Неаполя Скифского. М., 1953, с. 49; Б.Н. Граков. Скифы. М.. 1971, с. 71.
[12] См.: А.Н. Карасёв. Раскопки Неаполя Скифского. — КСИИМК. Вып. XXXVII, 1951, с. 169; Б.Н. Граков. Каменское городище на Днепре. — МИА, №36, 1954, с. 51; Н.Н. Погребова. Позднескифские городища на Нижнем Днепре (Городища Знаменское и Гавриловское). — МИА, №64, 1958, с. 242; М.І. Вязьмітіна. Золота Балка. Київ, 1962, с. 109-110, 223; Т.Н. Высотская. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму. Киев, 1972, с. 182; И.В. Яценко. Исследования сооружений скифского периода на городище Чайка в Евпатории (1964-1967 гг.). — КСИА. 124, 1970, с. 38.
[13] См.: Б.Н. Граков. Скифский Геракл; он же. Скифы, с. 12, 85.
[14] См.: И.Б. Брашинский. Греко-варварские экономические и культурные связи на Нижнем Дону в V-II вв. до н.э. — Краткие тезисы докладов к научной конференции «Античные города Северного Причерноморья и варварский мир». Л., 1973, с. 7 и сл.
(79/80)
[16] П.Н. Шульц. Бронзовые статуэтки Диоскуров из Неаполя Скифского. — СА. 1969, №1, с. 120 и сл.; Археологія Української РСР. Т. 2. Київ, 1971, с. 267.
[17] См.: Э.И. Соломоник. Эпиграфические памятники Неаполя Скифского. — «Нумизматика и эпиграфика». III. М., 1962, с. 32 и сл.; она же. Четыре надписи из Неаполя и Херсонеса. — СА. XXVIII, 1958, с. 312.
[18] См.: Э.И. Соломоник. Эпиграфические памятники Неаполя Скифского, с. 32 и сл.; она же. Надписи на стеле из с. Марьино. — СХМ. III, 1963, с. 10 и сл.
[19] См.: М. Rostovtzeff. The Animal Style in South Russia and China. L.-Lpz., 1929, c. 34-36.
[20] Вероятно, в дальнейшем этот период можно будет разделить на два. См.: Д.С. Раевский. К истории греко-скифских отношений (II в. до н.э. — II в. н.э.). — ВДИ. 1972, №2.
[21] См.: П.Н. Шульц. Позднескифская культура и её варианты на Днепре и в Крыму (постановка проблемы). — МИА. №171, 1971, с. 142.
[22] См.: О.Д. Дашевская. Граффити на стенах здания в Неаполе Скифском. — СА. 1962, №1, с. 194; Археологія Української РСР. Т. 2, с. 269.
[23] См.: Б. Граков. Чи мала Ольвія торговельні зносини з Поволжям і Приураллям в архаїчну і классичну епохи? — «Археологія». І, Київ, 1947, с. 23 и сл.
|
