А.М. Хазанов

Золото скифов.

// М.: «Советский художник». 1975. 144 с.

3. Поиски человека.

Первые изображения человека в искусстве относятся к весьма позднему времени. Художники древнекаменного века в пещерах Европы изображали животных, а не людей. На протяжении всего каменного века: палеолита, мезолита, неолита — изображения животных в количественном отношении и по своим художественным достоинствам решительно затмевают немногочисленные и робкие попытки изобразить человека.

В некоторых районах земного шара положение изменяется в бронзовом веке, но человеческие фигурки, вылепленные из глины или гравированные на камне, ещё очень примитивны. Только в странах древних цивилизаций человеческие изображения решительно преобладают и количественно, и качественно.

Скифы вплотную подошли к рубежу, отделяющему их от цивилизации. В искусстве тоже.

***

Известно около сорока каменных «баб», относящихся к скифскому времени (так называют обычно некогда высившиеся над курганами грубые изваяния человека). К тому моменту, когда их нашли, они давно уже были низвергнуты с курганов. Более того, у некоторых «баб» ещё в древности были отбиты головы. По-видимому, эти изваяния вызывали суеверный страх или злобу у врагов скифов, и они стремились их осквернить. Многие скифские могилы тоже были разрыты ещё в древности и одним из побудительных стимулов при этом было стремление осквернить их.

Те каменные истуканы, которые возвышались над степными курганами в Новое время и производили

(84/85)

такое сильное впечатление на путешественников, принадлежали не скифам, а более поздним кочевникам — половцам. Даже над Чертомлыком, где был похоронен скифский царь, стояла половецкая каменная «баба», и ещё в XIX в. украинские крестьяне клали дары у её ног и просили её о помощи. Оценка художественных достоинств скифских «баб» и само признание за ними таковых варьируются в зависимости от субъективных вкусов различных исследователей. Одни — таких большинство — считают их предельно примитивными, другие — склонны чрезмерно восторгаться ими. Надо, однако, стараться избегать крайностей.

Первые каменные изваяния человека появились в степях Причерноморья за тысячу лет до скифов — грубо отёсанные плиты с выступом головы. Только отдельные детали были проработаны гравировкой или рельефом. Потом скульптура исчезает бесследно. [41] Скифам всё пришлось создавать заново. Конечно, по художественным достоинствам каменные «бабы» не могут идти в сравнение со звериным стилем. Но мы должны помнить, что эти первые попытки изобразить человека являются шагом вперёд по сравнению с предшествующим временем. Скифские «бабы» ещё не объёмные статуи, но уже и не простые стелы. «Бабы» — это сильно расчленённые изваяния. Однако все они более или менее схематичны: стандартная форма, однообразная поза, единая схема изображения.

На всех подобных изваяниях изображены воины-мужчины с оружием — мечом и горитом, с боевым поясом. Часто на шее обназначена [обозначена] гривна, к поясу привешена чаша или ритон — ритуальные сосуды для питья, или же ритон находится в руке. Иногда показан панцирь или кафтан, иногда заметно, что оружие украшено изображениями в зверином стиле — эту деталь мастер, конечно, перенёс в скульптуру прямо из жизни.

Скифские «бабы» не оставались неизменными с течением времени. В них усиливались черты статуарности и портретности. Они приобретали определённую стройность, вместо прежней малорасчленённой массивности подчёркивались широкие пле-

(85/86)

чи и узкая талия, руки изображались отдельно от туловища.

Каменная «баба», хранящаяся в Херсонском музее, является всего-навсего довольно примитивной стелой, у которой даже голова слита с туловищем в одно целое. Обработана она в очень обобщённой форме, руки схематично обозначены врезами, а на лице едва намечены только нос, глаза и усы.

По сравнению с ней значительно более реалистична скульптурная фигура скифа, найденная на Кубани и датированная V в. до н.э. Здесь рука, держащая ритон перед грудью, уже отделена от туловища, ноги расставлены. Воин облачён в панцирь. На панцире и на мече изображены грифоны, а на груди имеется хорошо знакомое нам изображение оленя с поджатыми к животу ногами. С правого бедра свисает нагайка. Детали скульптуры проработаны не только спереди, но и сзади. Но рельефный принцип преобладает и в ней. И она рассчитана прежде всего на фронтальное рассмотрение.

В более позднем изваянии из-под Донецка нет такого числа проработанных деталей, но явно прослеживается стремление к портретности. Детали лица переданы довольно тщательно, и главное, они приобрели индивидуальные черты. Один из исследователей, несколько увлёкшись, характеризует это лицо как широкое, умное, волевое, в котором «грозная сила сочетается с элементами добродушия». [42]

Надо помнить ещё об одном. Стоя на задворках музеев, скифские монументы сильно проигрывают в производимом впечатлении. Их место на вершине курганов. Там, на расстоянии от зрителя, такого рода скульптура смотрится как одно целое с курганной насыпью и приобретает черты столь свойственного скифскому искусству обобщённого лаконизма. Там скифские монументы становятся произведением искусства; так же как сам курган — памятником архитектуры, высящимся над бескрайним степным горизонтом.

Кого именно должны были изображать скифские каменные «бабы», в точности неизвестно. Их счи-

(86/87)

31. Изваяние скифа.
IV в. до н.э. Камень.

(Открыть Илл. 31 в новом окне)

тают то изображением героизированного предка-родоначальника, то царя или военачальника, то бога войны Ареса, то просто умершего человека. Последнее предположение, возможно, ближе всего к истине. При всей своей примитивности, каменные «бабы» имеют индивидуальные черты, ни одна не

(87/88)

повторяет другую. Конечно, такую скульптуру воздвигали в память только о знатном и влиятельном человеке. Со временем его образ в глазах потомков действительно мог приобрести героические черты.

Что касается богов и героев, то изображения их тоже имеются в скифском искусстве. Но не в монументальном.

Скифские изваяния не сравнить с греческой скульптурой. Любопытно только, что скифы, столь много позаимствовавшие у греков, в монументальном искусстве оказались маловосприимчивыми к импульсам, исходившим от их более изощрённых соседей. А между тем они посещали греческие полисы и видели скульптуры на их площадях, с совершенным реализмом передающие образ человека. Видели и, вероятно, оставались равнодушными.

Даже у царя-отступника Скила был в Ольвии дворец со скульптурами сфинксов и грифонов, изваянными из белого мрамора. Опять-таки животных, а не людей.

Линии развития греческого и скифского искусства здесь решительно расходились. Скифы, кажется, до конца своей истории остались верны каменным «бабам». Только эволюция самих «баб», указывает на возможность некоторого греческого влияния и то не слишком большого.

Однако в Неаполе — поздней столице скифского царства — многое уже было по-другому.

***

В 1872 году на территории Неаполя Скифского обнаружили несколько интересных находок. Местные жители, добывающие камень из старых стен, нашли двухметровую плиту из известняка, на которой был изображён скачущий всадник, а также — обломки мраморных плит с греческими надписями. На одной из них удалось прочитать: «Царь Скилур, великий царь, в тридцатый год царствования...» В том же году директор Одесского и Керченского музеев И.П. Бларамберг раскопал в Неаполе обломок мраморной плиты с изображением двух мужчин: пожилого и юноши. И.П. Бларамберг высказал

(88/89)

предположение, что на плите изображены царь Скилур и его наследник Палак.

Сама плита вскоре была утеряна. Однако в Ленинграде сохранился гипсовый слепок с неё. Это позволило уже в наше время археологу и искусствоведу П.Н. Шульцу вновь вернуться к старой гипотезе и подтвердить догадку И.П. Бларамберга. [43]

Скилур жил во II в. до н.э. В его царствование вновь усилившиеся скифы стали теснить греческие города в Крыму. У Скилура по одним источникам было пятьдесят, по другим — даже восемьдесят сыновей. Знаменитый Плутарх рассказывает: «Скифский царь Скилур, оставивший восемьдесят сыновей, перед кончиною предлагал каждому связку дротиков, приказывая переломить её; когда же все отказались, он сам, вынимая дротики поодиночке, легко переломил все, объясняя сыновьям, что, действуя заодно, они останутся сильными, а разделившись и враждуя друг с другом, будут слабы». [44]

Наследником Скилура и, по-видимому, его соправителем в последние годы жизни стал один из его сыновей — Палак. Может быть, Скилур, столь заботившийся о единстве царства, следуя своему уроку политического образования, умышленно возвеличивал при жизни одного из возможных претендентов на престол, чтобы избежать раздоров после своей смерти. Именно Палаку довелось испытать горечь решительного поражения от Диофанта.

На обломке мраморного рельефа сохранились только головы и плечи. Но П.Н. Шульцу удалось установить, что Скилур и Палак изображены в движенье, на конях. На первом плане от зрителя изображён сам царь, на втором — его наследник и соправитель. Лицо Скилура сурово и насуплено, голова Палака горделиво откинута назад.

Мраморный рельеф из Неаполя — не надгробный памятник. Скорее всего он создавался при жизни царственных заказчиков и, будучи выставленным в общественном месте, должен был служить одной цели — их прославлению. В рельефе ощутимы греческие художественные традиции. Мастер, изготовивший его, вероятно, был греком. Но он работал

(89/90)

по заказу скифских царей. Позднескифскому обществу одних лишь схематичных и обобщенных человеческих изображений было уже недостаточно. Оно ощущало потребность и в монументальной портретной скульптуре. И создавали их не только греческие, но и скифские мастера. Известняковый рельеф выполнен скифом: слишком отличается он от канонов греческого искусства. На рельефе изображён всадник на галопирующем коне, бросающий копьё. Но пропорции в нём нарушены. Фигура лошади меньше, чем фигура всадника, а голова её непропорционально мала. Может быть, мастер был скован многовековой традицией старого скифского искусства, легко и безболезненно искажавшего пропорции? А может, он просто не вполне освоил новый для его вид скульптуры — рельеф.

И всё же это бесспорный шаг вперёд по сравнению с каменными «бабами». Образ человека всё более властно овладевал воображением скифских мастеров.

При раскопках Неаполя был открыт ещё один вид скифского изобразительного искусства — фресковая живопись. Она обнаружена главным образом в вырубленных в скалах склепах, служивших семейными усыпальницами. Изображения наносили на белые известняковые стены чёрной, жёлтой и красной краской без какой-либо предварительной грунтовки.

На них предстают лучник в типично скифской одежде, танцующие женщины, танцующие мужчины, низкорослый конь. Все изображения сильно геометризированы, очень примитивны. Исключение составляют только росписи одного склепа.

Отделка его, вероятно, подражает внутреннему убранству скифского дома. Под потолком идёт фриз с геометрическим орнаментом, воспроизводящий полог. От него вниз спускаются четыре рельефно изображённые пилястры, может быть, символизирующие деревянные подпорные столбы жилища. Одна из ниш склепа оформлена в виде торцовой стены дома с двускатной крышей. На гребне её изображены головы обращённых в разные стороны коньков — мотив, сразу же вызываю-

(90/91)

32. Бляшка с изображением богини.
IV в. до н.э. Золото.

(Открыть Илл. 32 в новом окне)

щий в памяти русские избы. Рядом два ковра с шахматным и ромбовидным узором и бахромой в виде стрелок.

В другой нише склепа изображены три сцены. На первой — скиф-певец играет на трёхструнной греческой лире. На второй мы видим всадника с копьём в руках на породистом тонконогом скакуне. Третья посвящена охоте: собаки травят раненого кабана.

Последняя сцена, безусловно, лучшая. Она полна движения и экспрессии, столь характерных для скифского искусства. Более того, несмотря на силуэтность, животные, как и всадник, переданы в перспективе.

(91/92)

Эти росписи создавал человек, обладавший определённым профессиональным мастерством. Возможно, он был знаком и с греческой фресковой живописью. Но нет сомнений, что он был скифом. Не случайно лучшим его творением оказалась сцена охоты. Многовековая скифская традиция изображения животных, по-видимому, ещё не умерла полностью. Во всяком случае, изображения зверей всегда удавались скифам лучше, нежели изображения людей.

***

По словам Геродота, скифы почитали следующих богов: верховного бога Папая и его супругу Апи — богиню земли, Табити — богиню очага, Гойтосира, соответствовавшего греческому Аполлону, и Аргимпасу, соответствовавшую Афродите, а также Ареса — бога войны и Геракла. Царские скифы имели ещё своего бога — Фагимасада, которого греки сравнивали с Посейдоном. Сравнения с греческими богами, конечно, условны, и им нельзя слишком доверять. И у Ареса, и у Геракла тоже были свои местные имена, но Геродот их не знал или не счёл нужным сообщить.

Храмов скифы не сооружали и статуи богов в них не ставили. Только в честь Ареса, символов которого служил железный меч — акинак, воздвигали своеобразные алтари — огромные кучи хвороста, и на них кровожадному богу войны приносили в жертву скот и каждого сотого из военнопленных.

То, что скифы мыслили своих богов в человеческом обличье, доказывает их искусство.

В одном из киевских музеев хранится замечательное бронзовое навершие, похожее на уже знакомые нам украшения в зверином стиле. Но центральное место в нем занимает изображение не животного, а обнажённой человеческой фигуры, стоящей на постаменте, окружённой[-м] четырьмя столбиками, вдоль которых расположены фигурки волков. Столбики оканчиваются изображениями птиц — то ли орлов, то ли грифонов — с распростёртыми крыльями. Такая же птица имеется и над головой центральной фигуры, которая, таким образом, предста-

(92/93)

33. Навершие с изображением богини.
Начало III в. до н.э. Бронза.

(Открыть Илл. 33 в новом окне)

ёт перед зрителем в окружении парящих птиц. С клювов птиц, их крыльев и хвостов, с вытянутых рук мужской фигуры свисали вниз пластины и колокольчики, издававшие при малейшем движении мелодичный звон.

По предположению Б.Н. Гракова, на навершии

(93/94)

изображён Папай — верховный бог скифов, которого греки сравнивали с Зевсом. [45] Датировки памятника спорны. Скорее всего его следует датировать V-IV вв. до н.э. Происхождение памятника, видимо, местное. Конечно, фигуре Папая далеко до совершенной греческой скульптуры. Но в целом навершие отличается гармоничностью и соразмерностью отдельных частей, которые служат одной цели — подчёркивать могущество языческого бога.

Итак, уже с V-IV вв. до н.э. в скифском искусстве, помимо каменных «баб», появляются совершенно новые сюжеты — изображения человека, точнее, богов, представлявшихся, пусть и не с гречес-

кой точностью, но всё-таки по образу и подобию человека.

В более позднее время в скифском искусстве встречаются, правда, редко и другие изображения божеств. На бляшках из Куль-Обы изображена крылатая и змееногая богиня. Крылья её оканчиваются головками грифонов, змеевидные ноги — головами львиных грифонов и змей. В одной руке богиня держит кинжал, в другой — человеческую голову. Звериный стиль был столь устойчив, что оказал влияние и на антропоморфные изображения. Сходные изображения змееногой богини находят и в других курганах. В Александропольском кургане её фигура венчает бронзовое навершие.

(95/96)

Известны и другие изображения богинь, например, на золотых бляшках, нашивавшихся на одежду, которые находят в царских курганах. То богиня с зеркалом изображена сидящей перед скифом, пьющим из рога, то она изображена в фас рядом с жертвенником. Изображения довольно грубые.

Понятие о масштабности или перспективе отсутствует. Та условная манера, которая была характерна для звериного стиля, явно не подходила для антропоморфных изображений.

Надо прямо признать, что особыми художественными достоинствами все подобные изображения не отличаются. Они всего лишь документ, но не только исторический. Они свидетельствуют о том,

как скифское искусство от образа животного стремилось перейти к передаче образа человека.

Но греческие мастера не замедлили откликнуться и на новые запросы. Они готовы были изображать скифских богов так же, как создавать сцены в зверином стиле. И в том, что касалось антропоморф-

(97/98)

ных изображений, греки намного превосходили скифских мастеров.

Всё та же змееногая богиня предстаёт перед нами на золотом конском налобнике из кургана Цимбалова могила, исполненная греческим мастером. У богини сложный головной убор, из которого как

(98/99)

38 [илл. на стр. 98-99, подпись на стр. 98]. Изображение богини на блюде (деталь). IV в. до н.э. Серебро.

(Открыть Илл. 38 в новом окне)

бы вырастает растительная пальметка. Вместо ног у неё три пары змеевидных отростков, заканчивающихся головами львиного грифона, орлиного грифона и змеи. Насколько это изображение изящнее и совершеннее уже разобранных нами скифских, насколько гармоничнее сама композиция!

(99/100)

Змееногую богиню мы вновь встречаем и на большом серебряном блюде из Чертомлыцкого кургана. В данном случае греческий мастер истолковал скифский религиозный образ в традициях собственного греческого искусства, создав образ обнажённой по пояс женщины с поднятыми руками.

В скифском искусстве мы находим не только изображения богов, но и героев. Среди них наибольшей популярностью пользовался Геракл.

По одной из переданных Геродотом версий, скифы появились в Гилее, куда, совершая свой десятый подвиг, гоня к западному краю земли быков великана Гериона, прибыл Геракл. Ночью, когда Геракл заснул, местное божество — женщина-змея, то есть уже знакомая нам змееногая богиня, похитила лошадей и не возвращала их до тех пор, пока герой не вступил с нею в брак. От этого брака родилось трое детей. Младший из них стал родоначальником скифов.

Геродот сообщил, что эту легенду рассказывали

(101/102)

греки в городе Ольвии, но, конечно, в основе её лежало какое-то скифское предание. Вероятно, Гераклом греки называли того, кого сами скифы знали как Таргитая — своего героя-родоначальника. Были, следовательно, у обоих героев общие черты, раз греки нашли нужным их отождествить. И не

только греки, но и скифы, по крайней мере, их аристократия.

В очень многих богатых скифских курганах обнаружены золотые бляшки с изображением Геракла, совершающего свой первый подвиг — удушающего чудовищного немейского льва. Очевидно, Таргитай тоже прославился среди скифов своими подвигами, и скифская знать сочла возможным включить Ге-

ракла в круг своих любимых мифологических героев.

Скифские мастера изображали героя борющимся с каким-то чудовищем. На бронзовых навершиях из кургана Слоновская Близница изображён львиноголовый грифон, пожирающий какого-то зверька непонятной породы. С чудовищем сражается человек, поражающий его мечом в спину. «Нет никакого сомнения, — писал Б.Н. Граков, досконально исследовавший образ Таргитая-Геракла в скифском искусстве, — что на навершиях, как и на бляшках, изображена героическая сцена, но в собственно скифской трактовке, может быть, даже передающая больше подробностей скрывающегося за ним

(103/104)

мифа, чем греческие бляшки с Гераклом. Именно греческая бляшка позволяет и на навершии из Слоновской Близницы видеть того же Таргитая в борьбе с мифологическим чудовищем». [46]

Б.Н. Граков выдвинул ещё одно интересное предположение о Геракле-Таргитае. Он обратил внимание на то, что его изображения становятся популярными в скифской аристократической среде в IV в. до н.э., в период царствования Атея. Царь Атей, возможно, был узурпатором и, стремясь укрепить свою власть, претендовал на происхождение своей династии от могучего бога Таргитая-Геракла.

Так разными путями и под воздействием разных

причин развивалось скифское искусство. Но в одном направлении — к человеку.

Образ человека присутствует в искусстве скифов не только в виде антропоморфного бога или героизированного предка. С конца V в. до н.э. в скифском искусстве распространяются изображения бытовых и боевых сцен. То это скиф, охотящийся за зайцем, то всадник, сражающийся с пехотинцем, то всадники, скачущие друг на друга, то борющиеся мужчины, то воины, стреляющие из луков, то вождь, сидящий с клевцом — символом власти, то скифы, торжественно совершающие обряд побратимства, то просто скифские воины.

Традиция изображения человека, зародившаяся в

(105/106)

степях Северного Причерноморья, не оборвалась и в позднескифском царстве в Крыму. В конце прошлого века около Неаполя была найдена литая поясная бронзовая пряжка. На ней изображён скифский всадник на стремительно мчащейся лошади. Всадник явно преследует кого-то. Уже первый исследователь пряжки Н.И. Веселовский писал: «Типичная шапка на голове всадника, узкие кожаные штаны (анаксириды), короткий кафтан в талию — с первого взгляда убеждает нас, что мы имеем дело со скифом. Всадник лихо несётся во весь опор, кого-то преследуя с целью поразить... Левою рукою он держит уздечку, правою приготовился нанести удар. Его посадка вполне естественна, и вся фигура, вместе с лошадью отличается поразительной живостью... Думаем, что он должен занять почётное место среди скифских древностей позднейшего периода». [47]

Вероятно, не все эти изображения рассматривались скифами как чисто бытовые. Многие из них могли иметь религиозное значение или были своеобразными иллюстрациями популярных легенд и мифов. Бляшка со сценой охоты, например, сразу же вызывает в памяти рассказ Геродота о том, как скифы во время одного из боёв с Дарием, забыв о противнике, кинулись в погоню за зайцем. Бляшки, на которых запечатлён обряд побратимства, напоминают другой его рассказ: «Если скифы заключают с кем-либо клятвенный договор, то поступают при этом так: в большую глиняную чашу наливается вино, к нему примешивается кровь договаривающихся, причём этим последним делают уколы шилом или небольшие разрезы на теле, потом погружают в чашу меч, стрелы, секиру и метательное копьё. По совершении этого они долго молятся, затем пьют смесь, как сами договаривающиеся, так и знатнейшие из присутствующих». [48]

Многие из подобных сцен созданы скифскими мастерами, другие — подлинные шедевры — выполнены греками. Но независимо от национальной принадлежности их создателей, именно скифский быт, скифские эпические преданья и скифская религия были той средой, которая вызвала их к жизни.

(/136)

Примечания.   ^

(136/137)

Глава 3.

[41] А.А. Формозов. Памятники первобытного искусства на территории СССР. М., 1966; А.А. Формозов. Очерки по первобытному искусству. М., 1969.

[42] П.Н. Шульц. Скифские изваяния Причерноморья. — «Античное общество», М., 1967, стр. 236.

[43] П.Н. Шульц. Скульптурные портреты скифских царей Скилура и Палака. — «Краткие со-

(137/138)

общения Института истории материальной культуры», вып. XII. М.-Л., 1946.

[44] Плутарх. Изречения царей и полководцев. Скилур.

[45] Б.Н. Граков. Скифский Геракл. «Краткие сообщения Института истории материальной культуры», вып. XXXIV, М.-Л., 1950, стр. 15.

[46] Б.Н. Граков. Скифский Геракл, стр. 13.

[47] Н.И. Веселовский. Скифский всадник. — «Известия Таврической учёной архивной комиссии», №14. Симферополь, 1891, стр. 81-82.

[48] Геродот, IV, 70.

наверх