Б.Н. Граков
Ранний железный век
(культуры Западной и Юго-Восточной Европы).
// М.: МГУ. 1977. 232 с.
Раздел II.
Переходная эпоха от бронзового к железному веку в южных районах европейской части СССР.
Глава первая. Предскифская, или киммерийская, эпоха.
Различия в условиях жизни племён юга и севера Восточной Европы. Появление старейших железных вещей в недрах бронзового века. ^
На территории Западной и Центральной Европы на рубеже бронзового и железного веков господствовали сперва местные культуры. К концу II тысячелетия до н.э. они уступили место возникшим тогда раннегальштатским формам материального быта. Гальштатская эпоха сменилась латенской, охватившей, в общем, те же районы, но с центром уже не на Дунае и в Адриатике, а в кельтских землях Франции и Чехословакии. Лет за 200 с небольшим до её начала железо в основном стало побеждать бронзу. Несколько иная картина прослеживается в Восточной Европе, в пределах Советского Союза. Эта колоссальная территория была и самобытна в культурном отношении, и в то же время открыта для разнообразных сношений, в том числе и с западными соседями. Но две её основные географические зоны, степь с лесостепью, с одной стороны, и лесная зона — с другой, хотя и не были совершенно оторваны друг от друга, но отличались условиями общественного развития и передвижений настолько сильно, что в них сложились два весьма различных культурных массива. Степные культурные формы иногда подчиняли себе лесные. Впрочем, их влияние более сказывалось в восточной части, на территории городецкой и ананьинской культур.
В южных областях ещё в эпоху бронзы сильно развились скотоводство и земледелие, в северных — темпы сельскохозяйственного развития были замедлены изобилием лесов и суровым климатом. С одной стороны, борьба с трудными условиями лесной природы, с другой — изобилие природных благ в виде охотничьих и рыбных богатств замедляли экономическое и социальное развитие. В то время как в степных районах ещё с эпохи трипольской и ямной культур расцветали земледелие и скотоводство, в лесной зоне они стали решительно на первое место лишь с эпохи возникновения здесь городищ, то есть с VII в. до н.э.
О замедленном темпе развития в северных областях свидетельствуют поселения бронзового века, на которых много каменных орудий и круглодонной посуды, покрытой орнаментом из рядов ямок и отпечатков гребёнки, так называемой «ямочно-гребенчатой» керамики. Бронзовые вещи там единичны, меди совсем нет, её берегли, мало теряли и, вероятно, переплавляли по многу раз. Сколько-нибудь массовых могильников этого времени неизвестно. Но в то же время здесь есть могильники фатьяновской культуры, пришлые племена которой были, несомненно, скотоводческими. Их керамика совершенно иная, шаровидная, с другой орнаментикой. Их поселения пока ещё не найдены нигде, кроме Чувашии. Итак, на севере охотничьи и скотоводческие племена разных культур жили вперемежку, и около тысячелетия понадобилось на то, чтобы охотники и рыболовы поняли выгоды скотоводства и приняли его как основной вид хозяйства наряду с примитивным земледелием.
Соответственно этому в лесной полосе ещё долго сохранялись первобытнообщинные отношения, едва ли зашедшие дальше семейной патриархальной общины. На юге же складывались большие союзы родственных племён, перешедших в скифское время к формам политической организации типа военной демократии, а иногда уже достигавших стадии примитивных государств.
В сферу письменной истории южные области при их относительной отдалённости от греко-римского мира вступили в несколько более раннее время, чем северные.
Огромная площадь, о которой идёт речь, изучена очень неравномерно. В сущности, до Великой Октябрьской революции она была известна пятнами. В южной полосе из поселений изучались и раскапывались почти исключительно древнегреческие города. Сведения науки о раннем железном веке были очень неполны, и лишь в настоящее время может быть переброшен мост от эпохи бронзы ко времени, соответствующему средиземноморской античности. Предшествующие раннему железному веку Восточной Европы культуры бронзового века создавали совер-
(101/102)
шенно разные предпосылки для перехода к употреблению железа как основного жизненно необходимого металла. В степной и лесостепной полосе нашего европейского Юга спорадическое применение железа началось, почти как в Передней Азии, ещё в недрах бронзового века. [1] Не отставал этот район и от Средиземноморья. Ещё во II тысячелетии до н.э. в лесостепных и степных культурах был освоен в какой-то примитивной форме сыродутный процесс. Отдельные мелкие железные предметы известны с очень раннего времени. Едва ли не древнейшим изделием из
Рис. 70. Старейшие находки железных вещей на территории СССР:
1 — бронзовый топор и 2 — железный нож (Бичкин-Булук). 3 — железное шило (Воронежская ГЭС), 4 — железный кричный прутик (Семидворки).
железа мы должны признать наконечник копья или нож листовидных контуров, одинаково заострённый сверху и снизу, найденный И.В. Синицыным при раскопках в Калмыкии в кургане №6 урочища Бичкин-Булук. Рядом с этим остриём лежал бронзовый вислообушный топор типа, известного на Северном Кавказе и относимого А.А. Иессеном ко времени около второй четверти II тысячелетия до н.э. Анализ острия из Бичкин-Булука показал, что оно содержит большую примесь никеля, то есть сделано из метеоритного железа. [2] В этом отношении бичкинбулукская находка близка кинжалу из гробницы Тутанхамона.
На Северо-Западном Кавказе в Прикубанье в ряде случаев известны находки мелких железных орудий конца II и начала I тысячелетия до н.э. Впрочем, их даты нуждаются в некотором пересмотре. Древними являются также кое-какие находки из поселений срубной культуры в среднем течении Дона. На однослойном селище у Воронежской ГЭС на р. Воронеж, которое по составу керамики казалось относящимся к раннему этапу срубной культуры (или к XVI-XII вв. до н.э.), Ю.А. Подгаецким найдено немало следов бронзолитейного мастерства, а также железные шлаки. Эти шлаки содержали 5,1% закиси железа и 64,2% его же окиси, что свидетельствует ещё об очень неумелой сыродутной варке этого металла. Здесь же было найдено железное четырёхгранное шило с обоими заострёнными концами, один из которых перекручен в два оборота.
П.Д. Либеров высказался за несколько более позднее время шлаков и шила с Воронежской ГЭС (Монастырщина). Он категорически относит их к срубной культуре, но не раннего, а позднего этапа. К этому выводу его приводят немногочисленные черепки с валиком, которых мы не знали. [3] В сущности, наше расхождение о времени не принципиально. Кто бы из нас ни был прав, факт появления мелких вещей из рудного железа во II тысячелетии до н.э. остаётся в силе. Вероятнее всё-таки, что эти находки — ещё первого периода срубной культуры: количество посуды с налепным валиком здесь слишком ещё ничтожно.
А.Н. Москаленко при раскопках селища этого же времени у хутора Семидворки в Костёнковском сельсовете Воронежской области нашла железный кричный прутик — заготовку для ножа или шила. Другие железные вещи относятся уже к поздней стадии срубной культуры (рис. 70).
На селище абашевской культуры в урочище Баланбаш близ города Ишимбаево в Башкирии К.В. Сальников обнаружил железные шлаки второй половины II тысячелетия до н.э. Их культурная принадлежность несомненна, так как это селище однослойно.
(102/103)
В лесостепных районах на Собковском селище белогрудовской культуры в Винницкой области был найден кричный железный шлак. Белогрудовскую культуру датируют, в общем, с XI по IX в. до н.э. От неё произошла чернолесская культура, в которой в VIII-VII вв. до н.э. применение железа (наряду с бронзой) для орудий и оружия вполне очевидно. В других культурах предскифского времени, например таких, как бондарихинская и высоцкая, железо встречается редко и уже относится в основном к VIII-VII вв. до н.э.
Киммерийцы в греческих и переднеазиатских источниках. ^
Немногие сведения о киммерийцах — первом народе, связавшем историю нашей Родины с историей средиземноморских греков, сбивчивы и неясны. Они оставлены нам ран-
Рис.71. Изображение киммерийца на греческой вазе.
ними греческими писателями и несколько подкреплены данными переднеазиатской клинописи (рис. 71).
С раннего времени, ещё, очевидно, до становления текста «Илиады» и тем более до рассказа Геродота о том, как образовались савроматы от браков скифов с амазонками, сложилась легенда о походе амазонок в Европу и Малую Азию вплоть до Афин и Трои. Эта легенда получила даже своё школьное отражение на знаменитом паросском мраморе — учебной хронологической таблице 264-263 гг. до н.э., по которой этот поход состоялся в 1256/1255 гг. до н.э. Повидимому, эта легенда была сильно распространена в древности у различных авторов. Очень важен рассказ Николая Дамасского, современника Цезаря и Августа, о походе амазонок до Афин и Киликии. В этом видна путаница ранней традиции с более историчными сведениями о походах киммерийцев под началом Лигдамия в середине VII в. до н.э., закончившихся в Киликии. Поэтому вполне вероятно, что в легендах об амазонках отразились древнейшие походы племён, обитавших у Меотиды (Азовского моря), в Европу и Малую Азию, и в том числе киммерийцев. Та же традиция об исходных пунктах доисторических походов амазонок отражена в комментарии фессалоникийского митрополита Евстафия, изданном в 1170-1175 гг. н.э., к стиху 653 «Описания Вселенной» некоего Дионисия, что амазонки дошли до Афин, перейдя через Истр. Гомер помещает киммерийцев где-то на крайнем севере, рисуя их обиталище как преддверие царства мёртвых.
Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;
Там Киммериян печальная область, покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
Ночь безотрадная там искони окружает живущих. [4]
С расширением географических знаний греков за пределы ближайших морей странствования Одиссея с Эгейского моря были распространены ими сначала на Чёрное, а потом и на Средиземное море. География Гомера толковалась в древности сообразно этим расширявшимся представлениям. Киммерийцы оказывались в самых неожиданных местах, особенно там, где суеверная фантазия помещала вход в царство мёртвых, например в Кампании близ Арвернского озера. [5] Только Геродот локализует их более точно, на северном побережье Чёрного моря. Из его контекста можно заключить, что основной областью обитания киммерийцев был Восточный
(103/104)
Крым, особенно Керченский полуостров. Там находились местности с названиями, производимыми от их этнонима: Киммерийские стены, Киммерийские переправы, Киммерийская область и Боспор Киммерийский. Однако локализация Геродотом могилы киммерийских царей у города Тиры, в устьях Днестра, позволяет предполагать наличие тех или иных групп киммерийцев и за пределами Крыма, в степных районах. [6]
Позднейший географ Страбон около нашей эры сообщает в общих чертах те же сведения, почерпнутые из какого-то близкого к Геродоту, но использовавшего другую версию источника. [7] Из его данных следует, что киммерийцы занимали ещё самую северо-западную оконечность Таманского полуострова. Он называет где-то в Крыму гору Киммерий, город Киммерик на Керченском полуострове и Киммерийское селение из северо-западном конце Таманского полуострова. Тот же географ сообщает о походах киммерийцев, иногда вместе с трерами, через Кавказ в Малую Азию. На рубеже VII и VI вв. до н.э. киммерийцев окончательно сменили в степях Причерноморья в Крыма скифы, соседившие с ними ещё в начале I тысячелетия до н.э.
Когда под начальством царя Лигдамия киммерийцы подошли к Эфесу, Каллин, поэт середины VII в. до н.э., призывал молодёжь защищать родину. Каллимах (310-225 гг. до н.э.) сохранил об этом сведения, может быть, восходящие к тому же Каллину. [8] Насколько был силён разгром Эфеса и был ли он взят — неясно. Тогда же были взяты киммерийцами и Сарды. Это произошло при царе Лидии Гигесе (около 692-654 гг. до н.э.), скорее всего в 654 г. до н.э., когда и погиб Гигес. [9] При его сыне Ардисе (654-605 гг. до н.э.), по-видимому, была взята Магнесия, о чём сообщает тот же Каллин. На 7-й год его царствования, то есть около 647 г. до н.э., вторично были заняты Сарды. Однако Лигдамий не смог занять акрополь и ушёл в Киликию, где и погиб. Очень интересна характеристика, данная Геродотом киммерийским набегам: «До царствования Крэза (около 561-546 гг. до н.э.) все эллины были свободными: войско киммерийцев, вторгавшееся в Ионию до Крэза, не привело к покорению греков, а только к разграблению при внезапном налёте» (Геродот, I, 6). Они были изгнаны из Лидии вновь и окончательно при правнуке Гигеса царе Алиатте (около 617-561 гг. до н.э.). Разно у Геродота и у Страбона передаётся рассказ об их изгнании скифским царём Мадием, сыном Прототия. У Геродота, скифы, изгнав киммерийцев, пошли в Мидию и к Ниневии. По Страбону, киммерийцы и треры были нагнаны Мадием при царе Кобе. Всё это, по новейшим данным, произошло в 614-610 гг. до н.э. По Геродоту, совершенно точно указывается, что киммерийцы шли через Кавказ в Малую Азию. Страбон явно допускает вторжения по западному берегу Чёрного моря через Боспор Фракийский; но нельзя у него исключать представления и о кавказских путях таких вторжений, так как он хорошо знал геродотову традицию. Версия Страбона, по-видимому, восходит к рассказам о походах амазонок (рис. 72).
Клинописные источники (шпионские донесения с границ Урарту, хроники ассирийских и вавилонских царей, их дипломатическая переписка, оракулы бога Шамаша и т.д.) говорят о народе гамирра, который начиная с последней четверти VIII в. до н.э. стал сначала тревожить северные границы Урарту, а затем проник в Ассирию и Малую Азию. Всё это говорит за единство киммерийцев и гамирра. [10]
По этим данным, между 722-715 гг. до н.э. гамирра появились у северных границ Урарту, и Руса I, царь урартов, ходил на них не слишком удачным походом. Таким образом, эта первая группа гамирра, или киммерийцев, в эту пору уже обосновалась где-то к северо-западу от закавказских владений Урарту. В 679-678 гг. до н.э. киммерийцы известны уже в Ассирии, но их царь Теушпа был разбит Асархаддоном где-то в Малой Азии. Далее они фигурируют в качестве ассирийских наёмников. В 676-674 гг. до н.э. киммерийцы вместе с урартами напали на Фригию. Затем они около 660 г. до н.э. начинают грозить Лидии. Около 654 г. до н.э. Гигес пал в битве с ними. Примерно в 647 г. до н.э. произошло упомянутое занятие Сард. Как бы то ни было, мы видим, что эти вторжения десятилетие за десятилетием идут с востока на запад, то есть через Кавказ. Нередко в 70-50-х го-
(104/105)
Рис. 72. Карта походов киммерийцев и скифов через Кавказ (по E.И. Крупнову):
1 — путь киммерийцев, 2 — путь скифов.
дах VII в. до н.э. в клинописных документах упоминаются бок о бок ишкуза-ашкуза (скифы) и гамирра-гимирра (киммерийцы) и при Асархаддоне (681-668 гг. до н.э.) и при Ашурбанипале (668-626 гг. до н.э.). В Киликии или Южной Каппадокия они под командованием Тугдамме или Дугдамме (греческое — Лигдамий) были разбиты Ашурбанипалом. С Тугдамме погиб и его сын Сандакаштру. Это произошло вскоре после гибели Гигеса в борьбе с гамирра, то есть после 654 г. до н.э. Последнее появление киммерийцев в Малой Азии и их изгнание, связанное с окончанием их борьбы со скифами, относятся к 614-611 гг. до н.э., по вавилонской хронике царя Набупаласара (626-604 гг. до н.э.). Первоначально основную группу вторгавшихся племён составляли киммерийцы Северного Причерноморья. Но, конечно, к ним присоединились и треры, и местные племена Кавказа.
Попытки филологов и лингвистов отнести киммерийцев к той или иной группе индоевропейцев на долгое время останутся гадательными. Несколько собственных имён частью, может быть, фрако-фригийских — Коб, а также частью иранских — Теушпа, Дугдамме, Сандакаштру мало что дают для этого. Только выступление киммерийцев на исторической арене вместе с фракийским племенем треров допускает очень непрочное, как основанное на исторических, а не на языковых данных предположение о принадлежности киммерийцев к фракийской языковой общности.
Точный в своих атрибуциях Фукидид (и это особенно важно) называет треров, пограничных с трибаллами, среди северных фракийских племён. Отсюда они территориально близки и днестровским киммерийцам. Впрочем, есть мнение о смешанном ирано-фракийском начале в языке киммерийцев. Если правильно, что три последних имени — иранских корней, то не следует забывать, что киммерийцы, несомненно, довольно долго соседили в причерноморских степях со скифами и могли принять от них некоторые мужские имена, как римляне от этрусков. [11]
(105/106)
Вопрос об археологической культуре киммерийцев. ^
Постепенно развивавшиеся археологические сведения о степных районах Причерноморья вызывали к жизни разные представления об археологических культурах, связанных с киммерийцами. До расколок В.А. Городцова в бывшем Изюмском и Бахмутском уездах (1901-1903 гг.), [12] давших возможность хронологически разграничить погребения с окрашенными и скорченными костяками, существовала склонность всех их называть киммерийскими.
После открытий В.А. Городцова и других учёных положение изменилось. Была установлена последовательность ямной, катакомбной и срубной культур, а также погребений в насыпях курганов и на горизонте. Уже сам Городцов установил близость последних двух типов погребений по керамике и ритуалу к срубной культуре, но считал их результатом новой миграции. К вопросу о киммерийской принадлежности той или иной из этих культур долго не возвращались. Снова он был поднят тем же В.А. Городцовым в 1928 г. [13] В.А. Городцов считал, что киммерийцы населяли Северное Причерноморье до скифов, отсюда их культура — культура начала I тысячелетия до н.э. Им, однако, не были выделены ни поселения, ни погребения, которые можно было бы считать киммерийскими. Этот автор выделил целый ряд бронзовых предметов и некоторые формы лощёной керамики, относящиеся к предскифскому времени на территории Северного Причерноморья, которые он и связывал с культурой киммерийцев. Эти формы представлены отдельными видами плоских тёсел, кельтами с овальной втулкой и двумя ушками, листовидными черешковыми кинжалами, крюкастыми серпами, удилами и склёпанными из горизонтальных полос котлами на ножке (рис. 73). В.А. Городцов склонен считать киммерийской чёрную и бурую лощёную керамику, в особенности грушевидно раздутые книзу «корчаги», так как он нашёл их под основанием вала большого Бельского городища скифского времени. Конечно, неверно этот исследователь считал киммерийцев организованными в сильное государство и распространял их культуру от устьев Дуная до Киева, Харькова, Полтавы, Валуек и Северо-Западного Кавказа. Железных изделий этого времени он не знал, считая, что на них не обращали внимания при раскопках и они не попадали в музеи.
Со времени раскопок В.А. Городцова всё росло и росло число вещей степных типов, относящихся к поздней бронзе, и всё ближе находится им параллелей на западе — в Румынии, Венгрии и Болгарии — и на востоке не только в степном, но и в горном Кавказе. В результате этого появились новые теории, приведшие на западе к представлению об особой роли киммерийцев и их походов в сложении целого ряда культур, в частности гальштатской. Всё чаще и чаще выделяют «фрако-киммерийские» бронзовые предметы. Наконец, вместо прежних тенденций видеть в предметах с Кавказа, близких к гальштатским, результаты миграции есть попытка превращать придунайский гальштат в киммерийскую культуру, относя к ней сходные параллели на территории Причерноморья и Кавказа. [14] В число таких киммерийских памятников в изобилии попадают вещи исконно кавказской кобанской культуры, в значительной мере относящиеся ко времени до твёрдо зафиксированных исторически походов киммерийцев на Кавказ и через Кавказ в VIII-VII вв. до н.э. Суждения подобного рода проистекают всякий раз из хронологического и территориального расширения понятия киммерийского начала далеко за пределы того, что дано историческими сведениями. Такое расширение было бы допустимо при наличии в руках этих археологов полного культурного комплекса, а не нескольких групп тожественных или аналогичных предметов.
Иногда суждение о принадлежности той или иной культуры киммерийцам и в наши дни строится на произвольном отказе от северопричерноморской и даже крымской локализации киммерийцев, несмотря на прочность этого положения в греческой письменной традиции, на том якобы основании, что более ранние переднеазиатские источники знают киммерийцев только в Закавказье и в Передней Азии. Греки-де в этом случае переносили свои чисто мифические представления о местах жительства киммерийцев на
(106/107)
Рис. 73. Бронзовые вещи киммерийской культуры, выделенные В.А. Городцовым:
1 — котёл, 2 — удила, 3 — серп, 4 — кинжал, 5 — кельт, 6 — тесло.
крайнем севере в суровые, с их точки зрения, причерноморские земли СССР. Так поступил Л.А. Ельницкий. [15] Он вообще склонен лишать бо́льшую часть античной письменной традиции о скифах и киммерийцах северопричерноморских корней и связей, считая её перенесённой отчасти с Кавказа, отчасти из Малой Азии. Так, например, все данные Геродота о расположения племён на север и восток от Скифии он переносит на Кавказ. Отсюда приписывание киммерийцам кобанской культуры, время расцвета которой якобы совпадает с «экспансией киммерийцев к югу и юго-западу — в пределы Урарту, Ассирии и Малой Азии в VIII и VII вв. до н.э. Между тем каковы бы ни были споры археологов о датировке могильников кобанского типа, их общие хронологические рамки от конца II тысячелетия до н.э. до начала сарматского времени в основном теперь не вызывают сомнений. Для такого построения, кстати, ничем археологически не подтвержденного, потребовалось не только изъять киммерийцев, вопреки Геродоту и другим источникам, из приазовских и крымских степей, но ещё и допустить, что племена на Кавказе остались, а имя их там бесследно исчезло. Мы останавливаемся на этой гипотезе потому, что указанные тенденции односторонней гиперкритики лежат в основе всех популярных работ Л.А. Ельницкого, посвящённых любой теме о скифах, киммерийцах и Северном Причерноморье.
Два других авторитетных исследователя, В.Д. Блаватский и М.И. Артамонов, критически подходя к сообщениям Геродота и других античных писателей, локализуют киммерийцев: первый на Керченском полуострове и частично на Тамани, а второй — в Причерноморье вообще, на Керченском полуострове и особенно в Прикубанье. [16] М.И. Артамонов предполагает, что катакомбная культура дожила до самого предскифского времени, по крайней мере в Прикубанье. Киммерийской же в его представлении является и культура больших кубанских курганов, дожившая, по его мнению, почти до самого конца VII в. до н.э. В Прикубанье М.И. Артамонов видит центр формирования киммерийцев и плацдарм экспансии их во всех направлениях, особенно в Переднюю Азию. Позднее А.А. Иессен убедительно доказал непра-
(107/108)
вильность мнения о доживании больших кубанских курганов бронзового века до начала скифо-меотской эпохи в датировал окончание культуры этих курганов серединой II тысячелетия до н.э. Само существование собственно катакомбной культуры на Северо-Западном Кавказе лишь предположение, поскольку там есть своя особая прикубанская культура, лишь кое в чём повлиявшая на катакомбную и пополнившая её племена своим антропологическим типом. Таким образом, рассматривать всю территорию Прикубанья как прародину киммерийцев оказывается неправомерным, и мысль М.И. Артамонова не может быть в этой части принята.
В.А. Городцов выделил, как говорилось, группу предметов из Северного Причерноморья, относящихся к концу бронзового и началу железного веков, то есть ко времени существования киммерийцев. Его понимание этой культуры было сочувственно принято советскими учёными и не повлекло решительных возражений, хотя с самого начала неполнота археологического комплекса была очевидна. Среди северокавказских материалов А.А. Иессен выделил кельт с ушками и двулезвийный нож с плоским раскованным перекрестием или с упорцем под черешком, рассматривая их как признаки проникновения на Кавказ степных причерноморских форм. Несколько иначе он подошёл к вопросу о крюкастых серпах и наконечниках копий с коротким листовидным пером и цельнолитой, довольно длинной втулкой. Он показал распространение их в Семиградье, Северном Причерноморье и в Прикубанье и отметил, не определяя места происхождения таких форм, самостоятельное развитие их на каждой из этих территорий, что не мешало их взаимному проникновению. А.А. Иессен в отличие от В.А. Городцова не рассматривал проникновение указанных форм на Кавказ как доказательство нахождения там киммерийской культуры. [17]
Иначе смотрит на это Е.И. Крупнов. [18] Он полностью принял определение культуры по В.А. Городцову и расширил круг распространения соответствующих степных вещей, включив в него восточную часть Северного Кавказа. Он добавляет ряд кельтов, двулезвийных кинжалов, или ножей «срубного» типа с плоским перекрестием, и «киммерийского» с упорцем под черешком, несколько десятков бронзовых серпов и копья. Касаясь серпов и копий, Е.И. Крупнов готов согласиться с параллельным местным их развитием, но больше видит здесь степное влияние из Причерноморья. Касаясь тёсел с выступами по бокам, этот автор признаёт их закавказское происхождение. Некоторое дополнительное развитие этих форм на Северном Кавказе едва ли можно подкреплять, как он считал, влиянием степи, так как тёсла с выступами становятся характерными для степи не в эпоху бронзы, а в эпоху железа, уже в самом конце предскифского периода. Плоские же тёсла без закраин обычны для культур Заволжья и потому не могут служить свидетельством киммерийского влияния. Совершенно правильно рассматриваются бронзовые удила и псалии как материал для установления связей Кавказа со степью. Техника клёпаных «киммерийских» котлов и кубков с зооморфными ручками также трактуется как свидетельство связи со степью. Это, конечно, так, но с середины II тысячелетия до н.э. такая техника распространена от Италии и всего Средиземноморья до глубин Передней Азии. Чёрно- и буролощёная керамика также распространена и, в частности, в VIII-VII вв. до н.э. в виде грушевидных и острорёберных «корчаг» от культур гальштата на Западе до Северного Кавказа. Совершенно так же, как по отношению к серпам и копьям, здесь приходится видеть не конвергентное появление, а развитие этой формы, являющееся результатом «моды», возникшей скорее всего в гальштате. Сходство здесь не менее, чем сходство серпов и копий. Е.И. Крупнов видел во всех сведённых им явлениях реальное доказательство пребывания киммерийцев «на всём Северо-Западном Кавказе», а не только культурное соприкосновение и проникновение нескольких форм вещей.
Комплекс вещей, рассматриваемых как «киммерийская» культура на Кавказе, кроме серпов, копий и корчаг, пышно развивавшихся на месте, невелик по количеству и слишком неполон по составу, чтобы определять его как культуру: здесь нет данных ни о могилах, ни о поселениях, ни о достаточном количестве оружия, ни об украшениях, ни об утвари — словом, ни о чём, что составляет сколько-нибудь полное понятие археологической культуры. К тому же в рассматриваемых вещественных группах наблюдается очень большой хронологический разнобой: ножи срубного типа хотя и являются прототипами «киммерийских» с упорцем, но отно-
(108/109)
сятся ко времени от середины II тысячелетия до его конца, а, скажем, грушевидные «корчаги» — к последним двум-трём векам рассматриваемого времени. Пребывание киммерийцев на Кавказе в течение какого-то промежутка времени несомненно. Но это пребывание относится лишь к VIII в. до н.э. и только к его второй половине, когда они уже угрожали северным границам закавказской территория Урарту и находились, конечно, не на Северо-Западном Кавказе, а гораздо южнее. До этого времени, как мы видели по греческим древнейшим историческим данным, их походы устремлялись через Фракию и Боспор. Конечно, и тогда набеги могли быть, но только на соседние территории Северного Кавказа. Распространение немногих указанных выше групп вещей так называемого киммерийского комплекса в течение почти 1000 лет следует относить по преимуществу за счёт культурных взаимосвязей населения Украины, Крыма и Предкавказья. Влияние, идущее с Северного Кавказа, может быть, было более сильным, как это уже довольно давно показал А.А. Иессен. [19] По его данным, северокавказский экспорт и влияние на территорию Северного Причерноморья определились ещё в начале II тысячелетия до н.э., но были невелики. Они значительно расширились в первой половине I тысячелетия до н.э., причём в экспорт входили вещи и прикубанского и кобанского происхождения. В VIII-VII вв. до н.э. в Северное Причерноморье стали в значительном количестве проникать формы северокавказских удил и уздечных наборов определённого типа, бронзовых и железных наконечников стрел, бронзовых и железных кинжалов, отдельные бронзовые северокавказские топоры и даже закавказского происхождения бронзовые удила, связанные с общими урарто-ассирийскими образцами. Граница этого влияния достигла Киева, Любен, Полтавы, Воронежа. [20] Примечательно, что в эпоху сильной экспансии киммерийцев через Кавказ, то есть в VIII и VII вв. до н.э., удила и псалии северокавказского типа широко в быстро распространились с Кавказа в степь.
Итак, мы встретились с двумя направлениями в определении принадлежности киммерийцам той или иной культуры. Первое заключается в том, что киммерийцам в связи с их походами приписываются культуры или группы вещей гальштатского облика. Второе, принципиально более верное направление принадлежит В.А. Городцову; оно заключается в выделении группы степных северопричерноморских вещей, относящихся ко времени от рубежа II-I тысячелетий до н.э. и до VII в. до н.э. включительно. Это связано с тем, что киммерийцы появились на исторической сцене Переднего Востока в конце VIII в. до н.э., за одно-два поколения до скифов, с которыми они во второй половине VII в. до н.э. то боролись, то действовали сообща. Скифы появились несколько раньше, чем говорят источники VIII и VII вв. до н.э. Однако киммерийцы, по исторической традиции, всё же предшественники какой-то части скифов на будущей скифской территории северопричерноморских степей. Может быть, к ним относится и традиция о походах амазонок через Дунай, вплоть до Аттики и Трои, Поэтому, следуя общепринятому делению, мы будем называть киммерийской эпохой время от рубежа II и I тысячелетий до н.э. до начала собственно скифской эпохи, то есть до второй половины VII в. до н.э. Однако, указывая на принципиальную правильность подхода В.А. Городцова к вопросу об определении киммерийской культуры, мы уже отметили неполноту этого комплекса для выделения такой культуры. Поэтому попытаемся определить, какая культура в полном виде соответствует понятию киммерийской на её определяемой по греческим источникам северопричерноморской, приазовской и крымской степной прародине.
[4] Гомер. Одиссея. Пер. В.А. Жуковского. М.-Л., 1953, XI, 12-19, стр. 188.
[5] F. Lehmann-Haupt. Kimmerier. RE, Hb. 21. Stuttgart, 1921, SS. 429-430.
[6] Геродот, IV, 11. См. в издании: В.В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, т. I, вып. 1. СПб., 1893.
[7] Страбон. География, I, 1, §10; 2, §9-10; XIII, 4, §8; XIV, 1, §40. См. В.В. Латышев. Ук.соч., т. I, вып. 1, стр. 91, 92, 162.
[8] Каллимах. Гимны. III. К Артемиде. См. В.В. Латышев. Ук.соч., т. I, вып. 2. СПб., 1896, стр. 392.
[10] [Латышев В.В.] Восточные тексты. ВДИ, 1947, №1, стр. 265-278.
[12] В.А. Городцов. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии, 1901 г. «Труды XII археологического съезда», т. I. M., 1905, стр. 174-340; его же. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, 1903 г. «Труды XIII археологического съезда», т. I. M., 1907, стр. 211-365.
[14] T. Hančar. Hallstatt und der Ostraum. (Ein Beitrag zur Klärung des Kimmerier Problems). Сб. «Гаврил Кацаров», т. I. София, 1950, стр. 265-274.
|