А.К. Филиппов
Хаос и гармония в искусстве палеолита.
// СПб: ЛООО «Сохранение природы и культурного наследия». 2004. 222 с. ISBN 5-9900353-1-4
[Заключение.] ^
Образ жизни верхнепалеолитического человека по своей расчленённости и сложности не идёт ни в какое сравнение с жизнью ашело-мустьерцев. В начале верхнего палеолита возникает принципиально новый этап в обработке разных материалов, завершившийся многообразием функционально специализированных форм. В нижнем срезе верхнего палеолита были «изобретены» все основные средства и условные выразительные формы изображений, что было вызвано необходимостью в отражении достаточно сложных мифологических представлений, в том числе и о структуре мира.
Конечно, в сознании первобытного человека действительность отражалась в комплексах, которые группировались в разных непосредственных ситуациях и в процессе культурной эволюции. Но даже вначале эти комплексные представления, видимо, не были крайне примитивны. Напротив, они были на удивление сложными.
Нас не должно смущать авторитетное суждение С.А. Токарева о культе предков как о сравнительно позднем явлении [Токарев, 1964: 266]. Можно предполагать, что обряды, связанные с заботой об умерших или семейно-родовых покровителях, уже в верхнем палеолите сосуществуют с богатым спектром различных элементарных форм связи настоящего с прошлым [Абрамова, 1966: 61-107]. Тем более это относится к мифическим временам первотворения. Об этом свидетельствуют изобразительные комплексы с особой повторяющейся структурой в пещерных святилищах, где люди не жили, а проводили редкие, очень важные для себя церемонии. В период 20-17 тысяч лет до н.э. мы наблюдаем повсеместное усложнение этой деятельности, а анализ технологий и стилевых особенностей показывает, что после 15 тысяч лет до н.э. наступает второй перелом, приведший не только к разнообразию форм и видов изобразительного искусства, но и к его распространению по всей территории Европы. В середине эпохи наступает всеобщая символизация жизни. Это происходит в мадлене IV-V-VI. И, как говорит А. Леруа-Гуран, стиль IV по отношению к более ранним стилям в декорации охотничье-хозяйственных орудий, «украшений» и религиозных предметов занимает около 80% [Leroi-Gourhan, 1971: 753].
Надо признать, что некоторые вопросы хронологии во всей своей конкретности остались нерешёнными. Особенно это касается хронологического расчленения изобразительных комплексов внутри каждой из пещер. Однако общая картина развития палеоискусства, как нам кажется, ясна. В настоящее время для нас очевидно, что искусство как особый эстетический феномен, обслуживающий семантическую информацию, родилось «сразу», в короткий
(214/215)
промежуток времени; оно было порождено обществом с важными социально-обусловленными общими и конкретными специфическими целями [Филиппов, 1988, с. 35 (ссылка неверна?)].
Таким образом, технология и даже виды искусства проявляются в достаточно развитом виде с возникновением первых изображений и знаков. Это касается не только искусства малых форм. В это время господствуют наборы стилевых признаков, отнесённые А. Леруа-Гураном к стилю I и II. Это первая стадия развития искусства. Затем стиль I проявляется всё реже и реже, и только в конце палеолита в некоторых памятниках признаки схематического обобщения возникают снова. Но зато сложные изобразительные системы (с оптической достоверностью стилей III и IV А. Леруа-Гурана) со второй стадии начинают быстро распространяться. Вторая стилевая стадия искусства пещер и открытых стоянок, в которой имели место как более развитые «архаические», так и «классические» изображения, началась, если учесть разные регионы, где-то 25-18 тысяч лет до н.э. После 15 тысяч лет до н.э. в наскальном искусстве наступила стадия полного господства стилей III и IV по А. Леруа-Гурану. Раньше мы сказали бы: главное в этой стадии то, что палеохудожники полностью овладевают мастерством детального изображения самых различных фигур и свободной экспрессией поз и движения. Сейчас же необходимо отметить и даже подчеркнуть, что стиль с «классическими» изображениями обнаружен в пещере Шове. С большими оговорками можно сказать, что это одна из точек зарождения наскального искусства очень близкого солютрейской или мадленской формациям, однако существует и проблема: почему в этой пещере превалируют существенно другие сюжеты — медведи, львы, носороги. В целом же, территорию Франции можно назвать родиной первых развитых форм ритуально-мифологического изобразительного искусства в качестве средства укрепления общественной солидарности.
Все условные изобразительные формы как будто бы возникают естественно в процессе труда и общения, однако относительная трудоёмкость технологии изготовления этих форм, разорванность во времени процесса изображения, сложность самих символов и их систем, связанных с топографией пещер, не позволяет однозначно отнести изобразительную деятельность в верхнем палеолите к естественным языкам. Да, это своеобразный язык, имеющий как семантическую, так и эстетическую функции. Эстетика языка, видимо, частично осознаётся при технико-технологических затруднениях как умелая, ловкая деятельность. Но одновременно этот язык является не языком, а актом творения существ и эпизодов иного мира. Как акт творения изобразительная деятельность непосредственна, и её эстетический аспект необязателен, но в качестве языка, интуитивно рассчитанного на понимание будущего зрителя, она должна быть достаточно целостно организована. Поэтому изображения, расположенные в укромных, почти недоступных уголках галерей и провалов, где зритель по существу отсутствует, если и несли эстетическую информацию, то не только по причине сформированного навыка, умения рисовавшего или лепившего мастера, а по причине бессознательного стремления человека к организации и сохранению незабываемых подробностей целого. Центральные же панно, несомненно, были прямо рассчитаны на визуальное восприятие посвящаемых. После 15 тысяч лет до н.э. в развитии искусства мы наблюдаем на самых различных территориях уверенное и осознанное смешение разных технологий: ваяния, живописи, рисунка, гравюры, скобления-ракляжа и так далее. Обучение этому языку не может происходить непосредственно в повседневном общении, как это происходит с вербальным языком. Изобразительная деятельность, как мы уже сказали, является вторичным явлением по отношению к вербальному языку.
(215/216)
В данной работе, стремясь показать всю сложность изобразительной деятельности людей верхнего палеолита, пытаясь выявить произвольную природу некоторых приёмов изобразительного языка, мы останавливались на системе связей знаков, отдельных изображений и их групп, на специально придуманных позах и формулах переслоений. Перед нами особое искусство, свойственное только этой эпохе, ибо оно связано не просто с совершенством символических форм, с совершенством их порождения и использования, но и с непосредственностью, своего рода реальностью первых в истории человечества мифов.
Обычно деятельность палеолюдей по аналогии с жизнью некоторых современных народов, стоящих на низкой ступени социального развития, нивелируется до усреднённых, якобы жёстко регламентированных родоплеменных отношений. Конечно, регламентация существовала, но она, как пишет О.Ю. Артёмова, была диалектически связана со свободой личностного выбора там, где это было необходимо. Более того, этнографические материалы показывают, что «…значимость одних людей оценивается выше, чем социальная значимость других. Одни люди обладают более высоким авторитетом, чем другие, и считаются более значительными, более необходимыми для благополучия коллектива в целом, чем другие. Эти различия в социальных оценках людей всегда находят отражение в похоронной обрядности» [Артёмова, 1987: 45-47]. Верхнепалеолитические погребения являются очень ярким примером подобной обрядности с бедным или, наоборот, с очень богатым сопроводительным инвентарём. Неслучайно в это далёкое время предполагается наряду с правом любого члена общины на минимум пищи, тепла и безопасности известное неравноправие в других социальных сферах. Об этом косвенно свидетельствует сунгирское двойное погребение подростков разного пола (последнее тоже очень интересный факт) с чрезвычайно ценными, нетяжёлыми и, видимо, неудобными и непригодными для охоты копьями из бивня мамонта (не исключено — ритуальными). Это погребение, возможно, говорит о сложной стратификации внутриобщинных отношений. Вряд ли все члены общины, тем более дети, имели столь богатые одежды и такой сложный, очень трудоёмкий в изготовлении инвентарь. Несомненно, в указанное время существовала индивидуальная, естественная специализация различных работ, и мастерство в таких случаях оценивалось очень высоко, так как было не только утилитарно полезно, но и приносило истинно эстетическое наслаждение.
Полное неприятие индивидуального и группового субъекта эстетического творчества в палеолите теснейшим образом связано с так называемым синкретизмом. При этом опираются на постулируемую однородность и крайнюю примитивность верхнепалеолитического общества. При таких взглядах, естественно, резко снижается достоверность картины порождения и разнообразного функционирования первобытного творчества. В целом анализ и синтез фактического материала показывает только относительную простоту человеческих отношений на фоне удивительно развитой символической деятельности, которая по-разному связана с мотивами общения и с различного рода материальными средствами. Культурно-традиционные явления так или иначе соприкасались с определённым диктатом природных условий. Последние, в частности, накладывали свой отпечаток на характер символической наглядности. В зависимости от этих причин и социальных связей возникала особенность форм изобразительного искусства, оказывалось предпочтение определённым средствам выразительности, создавались свои региональные и локальные стили.
Культ ближайших предков с обрядом их периодического обслуживания и сохранения сам по себе подсказывал скульптурную форму маленьких женских
(216/217)
статуэток и форму их существования в западинах и ямках — подобиях жилищ (?). Мифология «инобытия» и «первопредков» в определённых случаях порождала целую серию единых в общине обрядов с наглядным представлением мифического бытия. А для этого нужен был другой масштаб зрительных впечатлений. На этой основе возникало или «театрализованное» действо в каком-то потаённом месте, или, при наличии необычных природных образований в виде пещеры, организовывалось святилище с изображением реальностей иного мира. Таким образом, во второй половине верхнего палеолита, по всей вероятности, достаточно широко функционировали по мере надобности «центры общественной жизни», где требовался синтез коммуникативно-выразительных средств для воздействия на эмоциональную сферу людей, для общения с мифическим миром. Искусство имело сугубо прикладной характер. У него ещё не возникла видовая и жанровая определённость в связи с осознанием в той или иной форме эстетических целей. При использовании коммуникативно-выразительных средств в посредничестве с иным миром необходимы были особые организаторы, «мастера-профессионалы», временно отдающие свою деятельность взамен на другую. Таков, например, разряд колдунов и шаманов с их мифологомагической практикой. Кстати, А. Леруа-Гуран считает, что мастера-художники в верхнем палеолите были одновременно и организаторами обрядов, и теми лицами, которые осуществляли непосредственную связь между общиной и иным миром [Leroi-Gourhan, 1976: 745; Leroi-Gourhan, 1984: 195].
Комплексы наглядных объёмных или плоскостных изобразительных средств — скульптурных, графических, живописных — мы называем видами искусства в условном смысле. Разумеется, они не образуют видов в нашем современном понимании. Тем не менее, они объективно различаются в двух группах: предметной архитектоники и фигуративной конкретнообразной изобразительности. По отношению к ним третья группа «абстрактных форм» (орнамент и тому подобное) является дополнительной. Виды искусства не осознаются как виды, они живут своей жизнью как своеобразные языковые компоненты и в зависимости от конкретных мотивов, в одних случаях обособляются, в других — синтезируются, образуя свои родовые подразделения.
Так, в верхнепалеолитическом наскальном искусстве наблюдаются монументальные формы. Они являются стихийным первичным синтезом пещерных галерей, залов и других важных для человека частей подземного мира (своеобразных «архитектурных творений») с живописно-графическим или скульптурным изобразительным искусством. А рядом существует и развивается синтез предметно-изобразительных малых форм, которые соединяют в себе изобразительно-фигуративные и абстрактные виды с архитектоникой сравнительно небольших предметов, в том числе орудий, оружия, утвари, одежды и «украшений», и, что важно отметить, этот синтез развивается по несколько иной линии по сравнению с наскальным искусством. Не забудем, что первые архитектонически совершенные формы возникли в ашело-мустьерское время.
Говоря в целом об искусстве верхнего палеолита, следует напомнить, что по необходимости одни образно-символические формы потреблялись посредством созерцания (живопись, скульптура, архитектоника вещей, хореография и т.д.), другие — через слуховое восприятие (ритм, песня), а третьи — при совместном участии зрения и слуха (игровое представление). Создание подобных образно-символических форм происходило в целом стихийно. Они были востребованы в ритуалах и обрядах в качестве средств гармонизации поведения человека. Все формы искусства включались в систему производства и воспроизводства его социальной целостности.
(217/218)
Виды, роды и особенно жанры не являются чисто формальными образованиями. В изменчивой деятельности они не синкретичны, но и не осознаются самими творцами. Что касается жанров, то, по нашим реконструкциям, объективно существовали такие, как «мифолого-синтетический», «культа ближайших предков», «амулетов-украшений» и «декорированных утилитарных предметов» с дополнительной магической функцией. Принцип связи форм эстетического творчества с взаимопроникающими типами сознания — обыденным и сакральным, со сферами деятельности показан на рис. 111. Ясно, что первобытный человек отделял обыденную деятельность от сакральной, но, думается, не различал особого сакрального или обыденного искусства. И тем не менее, искусство (по нашей эстетико-информационной концепции) в своём ограниченном разнообразии существовало объективно, независимо оттого, как понимал, как представлял верхнепалеолитический человек этот вид деятельности.
Верхний палеолит — это замкнутое на себя архаическое общество с особой концепцией мифологической реальности и с особой формой искусства, не имеющей прямых аналогий в первобытности другого времени.
Рис. 111. Основные формы эстетического творчества в верхнем палеолите.
(Открыть Рис. 111 в новом окне)
|