Л. Дойель

Завещанное временем.

Поиски памятников письменности.

// М.: 1980. 728 с. Серия: Культура народов Востока.

Пер. с англ. Э.А. Маркова.

Предисл., примеч. и общая редакция Я.В. Василькова.

Оглавление

Я.В. Васильков. Предисловие. — 5

Предисловие автора. — 34

Книга I.

Прелюдия возрождения.

I. Поиски Цицерона. Петрарка. — 42

II. Гуманисты в действии. Боккаччо и Салутати. — 55

III. Страстный книголюб. Поджо Браччолини. — 68

Книга II.

Долговечность папируса и глины.

Классическая литература.

IV. Свитки и вилла. — 94

V. Папирус Египта. — 121

VI. О чём рассказали саркофаги Флиндерс Петри в Файюме. — 142

VII. Торговля папирусами. Уоллис Бадж. — 159

VIII. Жемчужины в кучах мусора. Гренфелл и Хант. — 180

IX. Снова в Оксиринхе. — 200

X. Книга без обложек. — 217

Древний Ближний Восток.

XI. Древнейшие книги мира. — 244

XII. Библия ханаанеян. — 274

Книга III.

Эпоха пергамена.

Новый завет.

XIII. Тишендорф в поисках «подлинного» Нового завета. — 310

XIV. «Синайский кодекс». — 337

XV. Две учёные дамы в Леванте. — 360

XVI. Неуловимый «Диатессарон». — 374

XVII. Новые данные о Новом завете. — 391

Древнееврейские священные тексты.

XVIII. Каирская гениза. — 407

XIX. Пещеры в Иудейской пустыне. — 444

XX. Загадка Шапиры. — 464

Книга IV.

Сокровища шёлка, древесной коры и бумаги.

Центральная Азия.

XXI. По стопам Марко Поло. Аурел Стейн. — 488

XXII. У Тысячи будд. — 525

Новый Свет.

XXIII. Волшебство мексиканских рисованных книг. От Гумбольдта до Кингсборо. — 549

XXIV. Брассёр открывает Диэго де Ланда и допотопное человечество. — 581

XXV. Изгнанный дьявол. От Зелии Наттол до Альфонсо Касо. — 614

Эпилог. — 635

Примечания. — 637

Библиография. — 654

Указатель имён. — 674

Указатель географических и топографических названий. — 682

Указатель этнических названий. — 689

Предметно-терминологический указатель. — 691

Указатель названий сочинений. — 704

Список иллюстраций [ Фото 1-22 ]. — 709

(/34)

Предисловие автора.   ^

История рукописей, благодаря которым мы знаем то немногое, что нам известно о древнем мире, является одной из наиболее интересных глав в летописи устремлений человечества.

Дуглас К. Мак-Мертри [26, 80] *

[сноска: * Здесь и далее цифры в квадратных скобках обозначают: первая — номер цитируемого сочинения по списку литературы, вторая — страницу. Здесь же может быть указан помер тома (римской цифрой). — Примеч. пер.]

С тех пор как пять или шесть тысяч лет назад на Ближнем Востоке появилась письменность, сохранности письменных творений человека постоянно угрожала опасность. Причиной гибели могли быть стихия или небрежность человека и его фанатизм. Книги использовали не по назначению, их намеренно жгли или позволяли им гнить. С лица земли исчезали целые цивилизации, а письменное слово, которое одно лишь могло увековечить их культурные традиции и сами имена, поглощалось забвением. В небытие уходили книги и документы не только далёких и забытых народов; то же случалось во все века и во всех культурах, даже после изобретения книгопечатания. Древние иудеи зафиксировали утрату Книги Яшера; исчезла бóльшая часть англосаксонской литературы; есть пробелы в драме елизаветинской поры; сегодня мы обладаем лишь частью работ эллинских и латинских авторов.

В течение долгого времени людей мало интересовали древние тексты. Однако в период раннего Возрождения некоторые учёные-гуманисты начали всерьёз заниматься поисками древних документов, а в нынешний век научных исследований благодаря широкому распространению интереса к истокам человеческой культуры каждое открытие утерянных документов приобретает характер археологического триумфа. Поиск документов с неизбежностью стимулировал и чувство ответственности за их сохранность.

Что бы ни руководило учёными — желание найти утраченные произведения классиков или интерес к истокам христианства, к проблеме подлинности Священного писания,

(34/35)

они неминуемо становились на путь поиска погребённых временем текстов. Каждое принесшее плоды усилие порождало новые поиски. По мере того как культурные достижения Египта, Месопотамии и соседних стран «плодородного полумесяца» всё больше и больше открывались науке, их почти забытые памятники письменности также начали являться на свет. Дешифровка загадочных письмен позволила воскресить неизвестные ранее литературы и целые тысячелетия истории. Временами удавалось ощутить с поразительной конкретностью живую жизнь народа, существование которого было неведомо даже нашим отдалённым предкам. После египтян и ассирийцев с нами заговорили шумеры, хетты, хурриты, митанийцы, ханаанеяне и многие другие. Вскоре охота за рукописями распространилась на самые глубины Азии и, как мы увидим в дальнейшем, на Новый Свет.

Рассказ о подобном восстановлении литературных текстов и документов и составляет предмет моей работы. Это, кратко говоря, книга о книгах и об учёных, которые искали и открывали утерянные манускрипты, интерпретировали и расшифровывали их. В моём повествовании пойдёт речь о попытках, предпринимавшихся в этом направлении начиная уже с эпохи Возрождения. Охота за рукописями, как мне представляется, отражает наш возрастающий интерес к прошлому; так же как и другие антикварные устремления человечества, она ставит целью вновь обрести утраченные плоды человеческой любознательности и мастерства.

Поиск памятников письменности, погребённых под прахом времени, — это, по существу, подлинная детективная повесть, во многом схожая с раскопками наполненных сокровищами гробниц. Нередко, впрочем, будни утомительных, неуверенных поисков сменялись настоящими раскопками со всеми их опасностями и тревогами. Неоднократно рискованные вылазки в чужие страны поставляли материал для подлинно эпических повестей о приключениях учёных.

Открытия утерянных произведений помогли во многом революционизировать нашу цивилизацию и изменили многие наши привычные представления. Для науки открылись совершенно новые горизонты. Извлечённые из праха рукописи дали нам возможность перебросить мост в прошлое, реконструировать нашу историю и оценить дух, разум и гений наших далеких предков. Наше наследство обогатилось произведениями, воплотившими наивысшие достижения древних

(35/36)

в области литературы, научного знания и религии. Эти творения пролили свет на корни наших традиций и институтов, одновременно поставив перед нами новые волнующие проблемы.

Как ни странно, история поиска этих рукописей до сих пор не была изложена, не считая частных, фрагментарных описаний. Например, открытие после второй мировой войны так называемых рукописей Мёртвого моря возбудило интерес во всем мире, но ведь находку этих древнееврейских документов, хотя она и замечательна во всех отношениях, никак нельзя назвать уникальной! Именно в надежде привлечь внимание к этой, по непонятным причинам оказавшейся в небрежении области знания, которую можно было бы назвать «книжной археологией», я и написал этот труд.

Несомненно, этот аспект исследовательской работы заслуживает того, чтобы отдать ему должное. Любая погибшая цивилизация, какие величественные памятники её ни обнаруживались бы в ходе раскопок, может раскрыть свою внутреннюю структуру только в письменных документах. Возьмём ли мы шумеров Месопотамии или миштеков Центральной Америки — всегда и везде только дешифровка текстов открывала возможность реконструировать, возродить прежние культуры.

Насколько бессистемными остались бы наши знания о Египте без Шампольонова ключа к его письменности и без богатого урожая папирусов, собранного в песчаных пустынях вдоль Нила! Глиняные таблички, откопанные в столице Эхнатона в Телль-эль-Амарне, осветили целую эпоху. Самая блестящая среди египетских находок — гробница Тутанхамона — скорее всего никогда не была бы найдена, не будь надписей и текстов, из которых ученые узнали о существовании мальчика-фараона и которые толкнули их на поиски его захоронения. Печати с надписями привели Артура Эванса к открытию Минойской цивилизации среди каменных россыпей Крита.

Самым памятным эпизодом в карьере Леонарда Вулли, раскопавшего Ур в Месопотамии, была находка серой таблички, исписанной древними клинообразными знаками. Это была короткая запись, но в ней назван был, как писал Вулли, «первый царь той самой династии Ура, которую учёные отвергали как мифическую; и вот передо мной имя его и

(36/37)

имя его сына на современном им документе, доказывающем, что предполагаемый миф был реальной историей...» [37, 92].

Работа, посвящённая столь обширной теме, как археология памятников письменности, неизбежно должна быть ограничена тематическими и временными рамками. Основное внимание будет уделено книгам, иными словами, компактным сочинениям вполне определённого содержания и значительного объёма, имеющим культурное, историческое или литературное значение. За некоторыми исключениями, я вынужден был, к сожалению, оставить вне рассмотрения обширные фонды важных эпиграфических материалов: надписи на гробницах и камнях, на стенах зданий, на металлических пластинках и глиняных черепках. Более того, я рассматриваю только книги, созданные до появления книгопечатания на Западе. Такие интереснейшие находки, как бумаги Босвелла, [1] ранний роман Пруста, мемуары Коленкура [2] и дневник Анны Франк, остаются вне нашего поля зрения. Главными объектами нашего внимания будут ранние рукописи произведений классических греческой и римской литератур, древнего Ближнего Востока, а также иудео-христианской среды. Заключительный раздел, посвящённый воскрешённым текстам Центральной Азии и доколумбовой Америки, замыкает широкий географический диапазон охваченного материала.

Большинство открытий, о которых пойдёт речь, были сделаны на протяжении последних ста пятидесяти — двухсот лет. Возрождение, положившее начало систематической кампании по воскрешению литературных текстов, явилось прелюдией проблем и задач, которые встали перед современными охотниками за рукописями. Повсюду в своей книге я в какой-то мере пытался осветить смысл найденных текстов и обстановку, в которой они были созданы.

В круг выбранных мною тем я включил описание образцов различных материалов для письма, многочисленные способы перехода рукописей от владельца к владельцу и столь же многочисленные пути их обнаружения. Иногда я позволял себе отклоняться от основной темы для освещения менее известных аспектов культурных связей, расшифровки письмен, характеристики техники производства книг, изготовления материалов для письма, критики текста, вопросов классической филологии и других связанных с этим вопросов. Даже мошенничество и подделки сыграли выдающуюся роль в изу-

(37/38)

чении рукописей, и время от времени они вынуждают уделять им внимание.

И по теме и по содержанию настоящая работа затрагивает много дисциплин и не может быть чётко отнесена ни к палеографии, ни к археологии. Первая, имеющая дело с расшифровкой и с эволюцией и развитием древних письменностей, имеет к нашей теме только косвенное отношение и поэтому не преподносится систематически. Последняя, по крайней мере в её общепринятом значении, только частично касается материалов и методов, которые будут здесь рассматриваться.

Чтобы избежать повторения всем известных вещей, я опустил разрекламированные археологические удачи, в частности в Месопотамии, в пользу таких менее известных мест, как Дура-Европос, Рас-Шамра — Угарит и Восточный Туркестан. Кроме того, неизбежные ограничения в объёме книги вынудили меня не касаться некоторых известных материалов, обнаруженных в Египте и других местах.

Вряд ли стоит подчёркивать, что пути и средства восстановления погребённых текстов выходят далеко за рамки полевой археологии. Многие «раскопки» проводятся в глухих закоулках разбросанных по всему миру библиотек или в национальных музеях современных шумных метрополий. Волнующий миг открытия может наступить в момент, когда на выгоревший, дважды исписанный пергамен упадёт инфракрасный луч. Установление авторства и расшифровка слов и значений — весьма важная, если не решающая стадия большинства открытий. Поэтому охотник за книгами, подобно «кабинетному археологу», может сосредоточиться на работе за своим письменным столом и предоставить экспедиции в чужедальние страны более непоседливым коллегам.

Не только Катай и Троя, но и другие места имели своих Марко Поло и Шлиманов. И таким людям уделено много места на страницах нашего повествования. Полубиографический подход, может быть, и не охватывает всей исторической правды, но он помогает придать нашему в высшей степени выборочному обзору живую и правдоподобную основу.

Хочу сделать одно предостережение. Я хорошо осведомлён о полемике вокруг такого понятия, как «Возрождение», одной из категорий, вокруг которых здесь сгруппирован материал. «Возрождение» — не что иное, как историографическая конструкция. Выяснение вопроса, является ли Возрождение

(38/39)

скорее «поздним расцветом средневековья», чем пробуждением нового человека, или споры о том, какое место в Возрождении занимает Петрарка, не являются целью этой книги. Известно, что есть люди, которые, подобно Линну Торндайку, объявили запретным даже само слово «Возрождение». Другие сравнительно недавно возродили классическое положение Буркхардта. Историки имеют печальную славу ревизионистов. Прошлогодние банальности легко превращаются в завтрашние умудрённые откровения. Перед вами, однако, научно-популярная работа. Она избегает как академических споров, так и непоследовательных сносок (этих спасительных алиби для учёных и мест изложения запоздалых мыслей) и слишком безапелляционных утверждений.

Наконец, следует сказать, что я работал под впечатлением одной и всеобъемлющей мысли: взаимозависимость человеческой культуры в масштабах почти всего земного шара начиная с её неолитического рассвета. Поэтому я и сосредоточил внимание на общих истоках, заимствованиях, взаимовлияниях, на неразрывности во времени и пространстве, а не на «уникальной» славе Египта, Греции и Израиля и не на схематичных конструкциях взлетов и падений обособленных цивилизаций. Это не означает попытку вывести все проявления цивилизации из одной общей колыбели. Но тем не менее, как давным-давно сказал Уильям X. Прескотт, существует «одно великое братство народов... связанных друг с другом такой степенью взаимопонимания, которая позволяет самой слабой искре знания, сверкнувшей в одном районе, постепенно распространяться всё шире и шире, пока её вдохновляющий свет не достигнет самых отдалённых уголков» [30, 54]. Эта точка зрения лежит в основе трактовки всех вопросов, обсуждаемых на этих страницах: от способов письма, формы книг и их литературного или религиозного содержания до точек соприкосновения древних цивилизаций, на стыке которых было открыто так много документальных данных. Следовательно, насколько мне это удалось, это и книга о книгах, и книга об истории единого мира.

В работе, охватывающей несколько цивилизаций, континентов и веков и выходящей за рамки простой романтики поисков древних рукописей, рискованность и сложность моей задачи усугублялась тем, что я располагал лишь немногими общими работами, которые могли бы послужить руководством на моём пути. Для получения нужных мне данных я ча-

(39/40)

сто должен был углубляться в дебри специальных журналов, учёных записок, материалов симпозиумов, юбилейных сборников («Festschriften»), исследовательских статей и институтских отчётов, написанных на более чем полдюжине языков. Поскольку ни один эксперт не может быть в равной мере специалистом во всех затронутых здесь областях, я взял на себя смелость вторгнуться во владения многих специалистов, рискуя при этом совершить немало ошибок в суждениях и фактах. Моей целью было утоление собственной любознательности. И я надеюсь, что хотя бы часть моего восторга перед миром книг — живущих, утерянных, возрождённых и ещё не родившихся, но уже готовых к этому — передастся моим читателям.

О транскрипции.

Я довольно быстро понял, что в транскрипции названий различных местностей и имён собственных, относящихся к Греции, древнему Ближнему Востоку и Центральной Азии, основным грехом является педантизм или, вернее, последовательность. Слишком часто приходится выбирать между озадачивающим количеством вариантов, каждый из которых звучит более или менее правдоподобно. Вместо того чтобы следовать какому-либо одному авторитету или справочному труду, я прежде всего пытался остановиться на общепризнанном и общепонятном варианте. Не изменяя этому правилу, я предпочитал выбирать варианты, используемые теми, о ком я в основном пишу и кого цитирую в своей книге.

(/635)

Эпилог.   ^

Итак, увлечённые поиски заставили наших исследователей-романтиков обойти по кругу почти весь земной шар — от Италии до Египта и Ближнего Востока, от Центральной Азии до Средней Америки. Но подлинный горизонт, который они всё более расширяли своими открытиями, лежал не в пространстве, а во времени.

Каждое открытие давно забытого текста, будь он выдающимся или же будничным по своему содержанию, помогало отодвинуть дальше в глубь времен ту завесу, за которой вся человеческая деятельность представляется нам тусклой и непонятной. Каждое открытие сообщает нам нечто новое о нашем прошлом, о том, как мы стали тем, что мы есть. Вот почему поиски учёных-романтиков были столь целеустремлёнными и почему они будут продолжаться: ведь предстоит сделать ещё так много!

Завтрашний или послезавтрашний день может принести нам новые неожиданные находки, хотя никто заранее не предскажет, откуда именно их следует ожидать. Явятся ли они из заброшенных раннехристианских монастырей на Синае, из песчаных пустынь Северной Африки, из переплёта какой-нибудь средневековой рукописи в европейском собрании или из потаённой библиотеки русского царя Ивана? Мы можем быть уверены только в том, что впереди нас ждёт ещё множество открытий. Опыт свидетельствует, что и почва Геркуланума, и тем более древние земли Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии раскрыли перед нами далеко не все погребённые в них документы. У нас нет причины категорически исключать вероятность находок в будущем где бы то ни было — даже в местах с самым неподходящим для их сохранения климатом, как, скажем, в джунглях Центральной Америки, — новых письменных текстов.

(635/636)

Таким образом, перспектива на будущее остаётся благоприятной. Размышляя над судьбой библиотек Александрии, Гиббон писал: «Когда я объективно суммирую всю безмерность прошедших столетий, весь ущерб, причинённый невежеством, и все печальные последствия войн, то я поражаюсь не нашим потерям, а скорее тому, что мы всё же обладаем такими сокровищами» [15, V, 456].

Но ведь Гиббон в конце XVIII в. мог знать лишь о малой доле удивительных находок, описанных в этой книге. С тоской о прошлом взирая на византийцев той поры, когда на них ещё не обрушились с запада их крестоносные христианские собратья, он замечал: «Наслаждаемся мы или пренебрегаем нашими нынешними богатствами — всё равно мы можем только позавидовать тому поколению, которое ещё могло читать историю Феопомпа, речи Гиперида, комедии Менандра и оды Алкея и Сапфо» [15, VI, 106]. Во времена Гиббона знали лишь имена этих писателей; и всё же, каким бы чудом это ни казалось, учёным и археологам нового времени удалось обнаружить те или иные сочинения, принадлежащие практически каждому из них.

Что же говорить о целых литературах, исчезнувших с лица земли, например литературе этрусков, или кхмеров Камбоджи, или финикийцев Тира и Сидона? Что говорить о карфагенянах, книги которых были отданы римлянами своим нумидийским союзникам и сгинули вместе с ними? Народ, из среды которого римляне взяли молодого раба, ставшего прославленным Теренцием, превосходным латинским драматургом, — этот народ должен был обладать незаурядным литературным талантом. И, кто знает, может быть, мы найдём когда-нибудь сочинения карфагенян? Ведь полтора столетия назад литература египтян и жителей Месопотамии казалась нам в такой же мере недосягаемой. И все же теперь у нас есть и «Гильгамеш», и «Папирус Райнд», и гимн Эхнатона, не говоря о бесценных документах юридического, социального и исторического содержания, найденных на Ближнем Востоке.

Разумеется, если бы учёные начиная с эпохи раннего Возрождения расстались с надеждой добавить что-нибудь к скудным остаткам древней литературы, они, возможно, никогда и не устремились бы навстречу приключениям, а нам остались бы неведомы волнения и триумфы, сопровождающие непрестанный поиск завещанного временем.

(636/637)

Примечания.

[1] Джеймс Босвелл (1740-1795 гг.) — английский литератор и журналист, известный главным образом как автор опубликованного в 1791 г. жизнеописания своего друга и современника, выдающегося писателя, критика и лексикографа, «литературного диктатора» Англии второй половины XVIII в. Сэмюэля Джонсона (1709-1784 гг.).

[2] Арман-Огюст Луи де Коленкур (1772-1827 гг.) — французский дипломат наполеоновской эпохи. Его подлинные мемуары о Наполеоне были опубликованы только в 1933 г.

наверх