А.В. Давыдова

Иволгинский археологический комплекс.

Том 2: Иволгинский могильник.

/ Археологические памятники сюнну. Вып. 2.

// СПб: «Петербургское Востоковедение». 1996. 176 с. ISBN 5-85803-034-3

Хронология памятника.

В общей массе вещественного материала датирующих предметов немного. К ним относятся:

1) железные ножи с кольцевидным навершием (табл. 70: 16, 20, 21), которые имели широкое хождение в степи во II-I вв. до н.э. Аналогии им обнаружены в Китае (в Хэнани при раскопках могил времени ранней Хань у дер. Чуцю (Доклады о раскопках... 1956; табл. 104, рис. 18) и в Сибири в тесинских памятниках Минусинской котловины и в верховьях Оби в Ближних Елбанах (Пшеницына, 1992: 443, табл. 93: 43, 44; Грязнов, 1956: табл. XXVI: 12, 13);

2) бронзовые трёхгранные наконечники стрел (табл. 72: 3), обнаруженные в могилах 88 и 192, датируются тем же временем. Аналогичные наконечники стрел из бронзы обнаружены в Китае, где они датируются эпохой ранней Хань (Archaeologia orientalis, 1929, fig. 37; 1931, pl. XVII: 5, 6, 8, 10; Археология мира, т. VII, 1959: 126);

3) бронзовые пластины-пряжки, найденные в могилах 100 и 138, на наш взгляд относятся ко II в. до н.э. (Давыдова, 1971: 105);

4) монеты у шу, которые выпускались со 118 г. до н.э. по 581 г. н.э.

Приведенные материалы позволяют датировать Иволгинский могильник II-I вв. до н.э.

В ряде публикаций последних лет были высказаны предложения сузить эту дату до I века до н.э. Так, произведя химический анализ ряда стеклянных бус, В.А. Галибин полагает, что «все погребения Иволгинского могильника относятся к довольно ограниченному периоду в пределах I в. до н.э.» (Галибин, 1985: 46). Трудно согласиться со столь категоричным суждением, тем более что в статье В.А. Галибина имеется вывод, противоречащий, на наш взгляд, при­ведённому выше его общему суждению о дате Иволгинского могильника. На стр. 39 он пишет: «Обращает на себя внимание химический тип стекла с высоким содержанием алюминия. Этот химический тип стекла характерен для памятников Средней Азии, Казахстана и Сибири и встречается в широком хронологическом диапазоне» (подчёркнуто мною. — А.Д.).

На наш взгляд, приведённое суждение В.А. Галибина никак не способствует принятию предложенной им узкой даты для Иволгинского могильника — I в. до н.э.

В его статье имеется еще один вывод, касающийся трёх бусин, по всем признакам происходящих из средиземноморского центра стеклоделия. По его мнению, из этого центра на Дальний Восток бусы могли попасть не ранее I в. до н.э., «следовательно самой ранней датой Иволгин­ского могильника может быть начало I в. до н.э.» (Галибин, 1985: 45).

Думается, в корне неверно датировать весь могильник по трём бусинам, даже если они действительно попали сюда в начале I в. до н.э.

Датирует Иволгинский могильник I в. до н.э. и С.С. Миняев. Он основывается как на данных письменных источников, в которых «нет сведений о пребывании сюнну в Забайкалье и Северной Монголии ранее 123 г. до н.э.», так и на находках в Иволгинском могильнике монет «у шу», время первого выпуска которых (118 г. до н.э.) определяет terminus post quem для по­гребений, где такие монеты найдены. По мнению С.С. Миняева, погребения с монетами не отличаются от остальных погребений могильника, следовательно, дата 118 г. до н.э. определяет terminus post quem не только для Иволгинского могильника, но и для Иволгинского городища (Миняев, 1975: 47-48; он же, 1989).

Суждения С.С. Миняева представляются неприемлемыми. Именно Иволгинское городище отличается от всех остальных памятников сюнну Забайкалья находками самых ранних предме­тов конца III в. до н.э. (обломки зеркал, наконечник железной лопаты, бронзовая двухпёрая втульчатая стрела). И если принята дата Иволгинского городища II-I вв. до н.э., то и его мо-

(24/25)

гильник будет иметь ту же дату. Находимый в нем материал (железные кольчатые ножи, бронзо­вые наконечники стрел) не противоречит этому.

Кроме того, I в. до н.э. был для сюнну временем слабости и потери былого могущества, когда они отбивались от многочисленных врагов и не могли преодолеть внутренних распрей. Вряд ли в этот период они были способны завоевать Забайкалье, основать там поселения с мно­гочисленными жилищами и хозяйственными постройками, с хорошо налаженным комплексным хозяйством и выпуском многих и многих ремесленных изделий, в том числе и высоко­художественных.

Неубедительно звучит и вывод о том, что все погребения Иволгинского могильника не отличаются от тех четырёх, где найдены монеты «у шу» (мог. 34, 54, 172, 190). Первые три могилы разграблены, от них остались отдельные обломки керамики и некоторых украшений. Моги­ла 190 женская, с богатым набором бус и пронизок, но именно женские погребения наиболее индивидуальны и более всего отличаются друг от друга. Но дело не только в этом. Ниже будут показаны существенные различия между могилами, которые позволили выделить несколько их категорий.

II-I вв. до н.э. датирует Иволгинский могильник Л.Р. Кызласов. Соглашаясь с этой да­той, нельзя принять предложенную им периодизацию, в которой, следуя наблюдениям Ю.Д. Талько-Гринцевича (Талько-Гринцевич, 1928) и схеме Г.П. Сосновского (Соснов­ский, 1935), сюннуские памятники разделены на два этапа: дырестуйский (II-I вв. до н.э.; памятники — Иволгинское городище и могильник, Дырестуйский могильник, дом «Ли-Лина» и др.) и Суджинский (I в. до н.э. — I в. н.э.; памятники — Ноин-Ула, Ильмовая падь, Бурдун, Наймаа-Толгой) (Кызласов, 1969).

Несостоятельность подобного подхода уже давно отмечена автором настоящей работы (Давыдова, 1975 [в библиографии нет]). Все противоречия такой периодизации подробно рассмотрены в литературе (Ми­няев, 1985; он же, 1987; он же, 1988) и не требуют повторения в данной монографии. Остаётся лишь сожалеть, что полностью устаревшая и дезориентирующая читателя схема периодизации сюннуских памятников была воспроизведена в обобщающей работе «Археология СССР. Степи Азиатской части СССР в гунно-сарматское время» (М., 1992). Реальный материал, полученный раскопками Иволгинского и других могильников сюнну, не соответствует этой умозрительной схеме.

наверх