 А.В. Давыдова
Иволгинский археологический комплекс.
Том 1: Иволгинское городище.
// СПб: Фонд «АзиатИКА». 1995. 97 с.+188 табл.+вклейка.
ISBN 5-88066-001-Х
Заключение.
Возникновение Иволгинского городища, по всей вероятности, должно быть связано с эпохой наибольшего могущества сюнну, которая начинается с правления шаньюя Маодуня. Очевидно, в период, охватывающий II-I в.в. до и.э, сюнну проникли к Байкалу и, разгромив племена плиточной культуры, обосновались в Забайкалье. Тогда-то и был основан здесь ряд крепостей и поселений: Иволгинское городище, поселения у села Дурёны на реке Чикое и у села Енхор на реке Джиде, и возможно ряд других, о которых красноречиво говорят многочисленные находки сюннуской керамики на выдувах.
Археологические материалы, обнаруженные на Иволгинском городище, позволяют приурочить его возникновение к тому времени, когда сюнну проявили себя активными наступательными действиями в этом районе.
Представление о наиболее ранней возможной дате основания городища дают китайские зеркала конца III в. до н.э. Эта дата представляется нам датой post quem. Основной же комплекс вещей хорошо датируется раннеханьским временем, так как часть обнаруженных предметов имеет аналогии в ханьском материале: зеркала (табл. 81: 10; 103: 7; 130: 2), датируемые II-I в.в. до н.э.; железные топоры; серпы; наконечники лопат (табл. 132: 9); бронзовые наконечники стрел раннеханьского времени, бронзовые пряжки (табл. 125: 13) также датируются II в. до н.э. Все это даёт определённую и точную дату городища в пределах II- I в.в. до н.э.
Эта же дата подтверждается и сибирскими параллелями. Железные круглые пряжки с поперечным язычком (табл. 14: 23; 149: 35), бронзовая круглая пуговица-бляшка с петелькой (табл. 153: 18) находят аналогии в Тесинском кургане (Tallgren, 1928, fig. 4, 6), который относится С.В. Киселёвым к поздне-тагарскому времени (Киселёв, 1951: 278). Ещё раз подчеркнём, что датировка городища II-I в.в. до н.э. соответствует данным письменных источников о времени наибольшей активности сюнну и их возвышения.
* * *
Устанавливая время существования городища, надо обратить внимание на следующее обстоятельство. На основании датировки основной массы вещей II-I в.в. до н.э. городище можно отнести к этому времени. Двести лет — срок немалый для любых сооружений, тем более, для тех землянок и полуземлянок с сырцовыми стенками, которые открыты на городище. Естественно, их нельзя отнести к одному строительному периоду, следовательно, должны быть следы перестроек, прорезания одних жилищ другими, должны быть жилища, оставленные ещё при жизни поселения.
Действительно, на исследованном участке городища такие следы есть: в одном случае жилище 32 прорезало более раннее жилище 33, в трёх случаях жилища построены на месте более ранних хозяйственных ям (жилища 26, 27, 29), шесть жилищ были покинуты хозяевами ещё при жизни поселения.
(58/59)
Следовательно, следы определённых строительных перестроек, которыми мы можем подтвердить, в дополнение к вещественному материалу, длительность существования городища, есть, но их мало, а для того, чтобы определить период существования городища двумя столетиями, таких следов должно быть больше.
Очевидно, более определённые суждения по этому вопросу можно будет высказать после полного исследования всей площади городища.
* * *
Таким образом, возникновение городища связано с экспансией сюнну далеко на север. Здесь, на земле покорённых племён, ими был основан ряд поселений. Вполне вероятно, что на первых этапах значение городища было, преимущественно, военным, но в дальнейшем роль поселения далеко вышла за эти рамки.
Исследованные материалы говорят о большом поселении с многочисленными домами и значительным населением, с весьма развитым хозяйством, которое включало земледелие, скотоводство, рыболовство и различные ремёсла.
Наличие у сюнну таких поселений — яркое свидетельство тех усилий, которые ими предпринимались для преодоления ограниченных жизненных ресурсов кочевого хозяйства.
Односторонне развитое, экстенсивное по своей природе, кочевое хозяйство во многом не могло удовлетворить все потребности общества. Обширная кочевая держава сюнну остро нуждалась в продуктах земледелия и ремесла. Один из выходов сюнну искали в грабительских набегах, превращённых ими в один из способов производства.
Китайские хроники заполнены перечислениями бесконечных набегов сюнну на земли Китая, от которых китайские правители пытались откупаться большой данью и заключением брачных союзов китайских «принцесс» с шаньюями сюнну. В состав дани обычно входили продовольствие: просо, рис, вино, ткани: камка, шелка, парча, хлопчатка, вата, одежда, медные монеты и предметы роскоши.
Но ни принцессы, ни дань, ни договоры «о мире и родстве» не гарантировали Китай от продолжения грабительских набегов сюнну. Проходило немного времени, дань съедалась и изнашивалась и необходимое снова пытались добыть в очередном набеге.
Совершенно естественно у сюнну возникла необходимость дополнить и укрепить свою экономическую базу устройством ряда осёдлых поселений. О стремлении сюнну создать свои города упоминают и китайские летописи — «... Вэй Люй посоветовал шаньюю: “выкопайте колодцы, постройте окружённые стенами города, воздвигните для хранения зерна башни”» (Таскин, 1973: 24).
Одним из таких поселений, которое позволило бы развить на месте собственное производство продуктов сельского хозяйства и ремесла, и было Иволгинское городище. Географически этот пункт занимал периферийное положение в землях сюнну, но в собственно Забайкалье он был центром политической, хозяйственной и культурной жизни на рубеже н.э.
Действительно, в этом регионе он является единственным памятником подобного рода, и даже, если допустить наличие других памятников, уже разрушенных, то и тогда Иволгинское городище выступает как значительный центр.
Если, рассматривая культуру сюнну, попытаться выделить то время, которое можно назвать периодом расцвета, то к этому времени и относится Иволгинское городище.
Вероятно, поселение на реке Чикое у с. Дурёны также играло значительную роль. Большая площадь, им занимаемая, обилие находок, обнаруженных там, предположительно позволяют также считать его крупным центром хозяйственной жизни Забайкалья на рубеже н.э. Но, к сожалению,
(59/60)
поселение у Дурён, как и многие другие поселения, в значительной степени разрушено и ныне Иволгинское городище является единственным поселением в Забайкалье, которое может дать исключительно важный и систематический материал по культуре и образу жизни оседлых сюнну, значительно дополняя наши знания о них, почерпнутые из письменных источников.
Эти дополнения касаются, в первую очередь, весьма сложного и многообразного хозяйства сюнну, о котором письменные источники говорят только односторонне. Китайские историки писали лишь о том, что было для них новым, отличным от их собственного жизненного уклада, что поражало их воображение и не умещалось в рамки привычных представлений: таким был кочевой уклад жизни сюнну, их обычаи и воинственность. Правда, они отмечали и стремление сюнну основывать свои города, но не раскрывали этого положения, и в этом отношении неоценимую услугу оказывает археология.
Иволгинское городище — памятник, позволяющий выявить сложное сочетание кочевого хозяйства с осёдлым ремесленно-земледельческим началом. Оно показывает ограниченность ресурсов кочевого хозяйства и стремление сюнну в какой-то мере выйти из рамок этой ограниченности своими силами, путём организации ремесленно-земледельческих поселений.
Такая тенденция наблюдалась и в истории более поздних кочевых «империй», которыми также создавались целые города, как, главным образом, центры ремесленного производства. Эта тенденция предстает, в известном смысле, как общее явление развития кочевых обществ. Кто же населял подобные памятники Забайкалья? По нашему мнению, состав их населения был смешанным: он складывался из осёдлых сюнну, китайских перебежчиков и военнопленных, в основном, ремесленников и земледельцев, принёсших в земли сюнну высокую культуру ремесла и земледелия древнего Китая, а также, по-видимому, из потомков местного, покорённого сюнну населения.
Антропологические материалы, обнаруженные на городище, подтверждают этот смешанный состав населения. И.И. Гохман, занимавшийся исследованием Иволгинских черепов, пришёл к заключению о том, что расовые особенности обследованного им материала предположительно позволяют выделить три группы населения: местную, аборигенную, прослеживающуюся на этой же территории ещё с энеолитического времени, сюннускую и северо-китайскую (Гохман, 1960). Правда, имеющийся антропологический материал невелик, и не даёт веских оснований для категорических утверждений, но и в предварительном виде он интересен совпадениями с выводами, сделанными на основании анализа археологического материала.
Разные причины побуждали эти три различные группы становиться жителями осёдлых поселений сюнну. Что касается оседания отдельных групп кочевников, то в этом случае основным моментом были причины, связанные с одним из этапов разложения родового строя у сюнну. Возрастающее имущественное неравенство приводило к разорению отдельных кочевников, которые теряли стадо, обеспечивающее прожиточный минимум.
Но, очевидно, этот процесс сочетался и со стремлением общества создавать осёдлые поселения с земледельческо-ремесленным хозяйством, и экономически осёдлость оправдывала себя. Весь облик Иволгинского городища, разнообразие и богатство обнаруженного на нём инвентаря говорят об известном благосостоянии его населения, а тот факт, что все могилы синхронного и связанного с городищем Иволгинского могильника были ограблены, косвенно подтверждает определённый имущественный достаток его населения.
Наличие в обществе сюнну части осёдлого населения, занятого земледелием и ремеслами, не противоречит тому, что мы выше говорили о роли китайских перебежчиков и военнопленных в развитии земледелия у сюнну. Очевидно, китайская часть населения включалась в массу основного населения при отсутствии значительного социального разграничения, ибо на городище нет жилищ, как-то особо отличающихся от массы остальных; об этом говорит и отсутствие выделяющихся чем-то, стоящих особняком, захоронений на Иволгинском могильнике.
(60/61)
Это же подтверждают и письменные источники, которые отмечают, насколько обычен был переход китайцев к сюнну. Под 33 г. в «Ханьшу» приводится речь китайского сановника Xoу Ина, в которой он говорит следующее: «Невольники и невольницы у пограничных жителей печалятся о своей тяжёлой жизни, среди них много желающих бежать, и они говорят: холят слухи, у сюнну спокойная жизнь, но что поделаешь, если поставлены строгие караулы? Несмотря на что, иногда они всё же убегают за укреплённую линию» (Таскин, 1973: 41).
Выражение летописи «спокойная жизнь» надо понимать, как более лёгкий и свободный уклад жизни, без той изнурительной эксплуатации, которой в это время уже подвергались бедные слои населения в рабовладельческом Китае.
Отсутствие этой тяжёлой эксплуатации и, видимо, отсутствие резких отличий в положении китайцев от остальной массы осёдлого населения в обществе сюнну приводили к столь широкому бегству китайцев к сюнну, что статьи о запрещении принимать беглых вносились специально даже в договор китайцев с сюнну: «жители Срединного государства, бежавшие к сюнну, усуни, бежавшие к сюнну, ... ухуани, переходящие на сторону сюнну — не должны приниматься ими» (Таскин, 1973: 53).
Сюнну охотно принимали к себе перебежчиков, они были ремесленниками и земледельцами, столь нужными сюнну. Перебежчиков высокого ранга принимали с почётом и обеспечивали им видное положение. Летописи упоминают целый ряд высокопоставленных китайцев, занявших у сюнну видное положение, в том числе знаменитого китайского полководца Ли Лина (Таскин, 1968: 110).
Подобное положение приводило к тому, что в землях сюнну проживали и китайцы высокого ранга. Под 200 г. в «Шицзи» сообщается: «в это время многие ханьские военачальники во главе войск переходили на сторону сюнну» (Таскин, 1968:42).
Третья часть населения — коренные аборигены Забайкалья (потомки населения, оставившего плиточные могилы) — включались в состав сюннуской державы, будучи покорены ими Они утратили своё самостоятельное культурное лицо, но присутствие их угадывается не только по антропологическим данным, но и по целому ряду культурных влияний (костерезное ремесло, звериный стиль, некоторые элементы орнамента на керамике, отдельные изделия из бронзы и железа, каменные плиты в части могил сюнну).
Так появлялись поселения, основное назначение которых заключалось в производстве земледельческой и ремесленной продукции. Таким образом, устанавливается, что продукты ремесла и земледелия, получаемые в грабительских набегах и через свои, сюннуские поселения, восполняли ту нехватку этой продукции, которая являлась следствием узости экономической базы кочевого хозяйства. Какая-то часть необходимых сюнну продуктов получалась в результате торгового обмена.
О наличии торговых связей говорят и письменные источники. «Ныне правящий император подтвердил договор о мире и родстве и открыл рынки на пограничных пропускных пунктах» (Таскин, 1968: 50). «Сюнну ценили рынки на пограничных пропускных пунктах ... Хань тоже была заинтересована в рынках на пограничных пропускных пунктах» (Таскин, 1968: 51). В 84 г. н.э. чиновник Мэн Юнь докладывал что «северный шаньюй опять желает открыть торг с Китаем. После этого северный шаньюй послал для торговли с ханьскими купцами князя Имоцзы» (Таскин. 1973: 79).
Сюнну были весьма заинтересованы в торговле с китайцами. Но, судя по сообщению хроник, китайский двор не столь охотно шёл на подобные взаимоотношения, он предпочитал посылать дары лично шаньюю, рассматривая их не только как средство умиротворения, но и как меру политическою давления на правящую сюннускую верхушку. Недаром советники шаньюя справедливо усматривали в китайских вещах средство развращения и обессиливания мощи сюнну (Таскин, 1968: ). Topговали не только с китайцами, но и с соседними, подчинёнными сюнну народами. «Сюнну... отправили посла требовать с ухуаней уплаты налога, причём за послом последовали сюннуские мужчины и женщины, желающие торговать» (Таскин, 1973: 54).
(61/62)
Археологический материал городища подтверждает наличие торговых связей. Стеклянные бусы с инкрустацией (табл. 188: 8-10, 19), бирюзовые подвески (табл. 188: 18) и раковины cowrie (табл. 188: 57) выявляют переднеазиатские связи сюнну, наличие которых было установлено ещё ноин-улинскими материалами, хотя, конечно, все эти предметы могли быть получены от китайцев, так как в рассматриваемое время они имели оживлённые сношения с Передней Азией. Такими путями: военными набегами, организацией земледельческо-ремесленных поселений и торговлей пытались сюнну восполнить экономическую узость кочевой основы своего хозяйства. Для воссоздания этой сложной картины материалы Иволгинского городища имеют неоценимое значение, тем более, что этот памятник является единственным пока поселением сюнну, подвергнутым систематическим археологическим раскопкам.
Заканчивая эту работу, уместно остановиться на естественно возникающем вопросе: когда и как погибло это поселение, игравшее немаловажную роль в истории сюнну. Самая поздняя дата археологических материалов — рубеж нашей эры. К этому времени, согласно [данным] письменных источников, относится закат державы сюнну, они потеряли ряд своих владений, а начавшаяся в среде правящей верхушки междоусобная война окончательно обессилила их. С середины I в. н.э. сюнну попали в вассальную зависимость от Китая. К этому периоду упадка державы относится и гибель городища. Городище погибло в результате военного нападения, оно было разорено и сгорело — следы пожарищ обнаружены во всех исследованных жилых комплексах, за исключением тех, которые были покинуты хозяевами ещё ранее, при жизни поселения.
Трудно пока сказать, какое именно из подвластных сюнну племён воспользовалось их тяжёлым положением и нанесло такой удар по городищу, после которого жизнь на нём не возобновилась. Материалы раскопок Иволгинского городища обширны и имеют огромное значение для решения многообразных аспектов истории и культуры сюнну. Но это только часть материала, большая площадь городища ещё не раскопана. Работы археологов на этом памятнике никоим образом не исчерпаны, и займут ещё ряд лет, но очевидная важность и научная значимость уже полученных материалов делает необходимой их публикацию уже сейчас.
В этом отношении Иволгинский комплекс представляется редкой удачей для исследователя.
|