главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки

А.Н. Бернштам. Очерк истории гуннов. Л.: ЛГУ. 1951. 256 с.А.Н. Бернштам

Очерк истории гуннов.

// Л.: ЛГУ. 1951. 256 с. (скачать .djvu, полностью, 4,59 Мб)

Постраничная нумерация сносок сохранена в верхнем индексе.

Глава XIV.

Роль эфталитов в Средней Азии.

 

Значение эфталитов в истории Средней Азии заключается  в том, что эфталитское государство пытается восстановить, реставрировать былую славу и (размах кушанской империи. Если в возвеличении последней существенную роль сыграли усуни не без воздействия гуннов, то в создании эфталитского государства роль гуннов не менее велика.

 

Нам кажутся бесплодными дискуссии о том, были ли эфталиты кочевниками или земледельцами. Среднеазиатская культура оставалась той же, — согдийской в Согде, кушанской в Фергане и Хорезме, тохарской в Тохаристане. Эфталитское государство — некая политическая «надстройка» над культурой Средней Азии и ничего принципиально нового не создавало. Среднеазиатская культура лишь продолжала развиваться в новых государственных и политических условиях, оказавших весьма важное влияние на размещение культурных центров. Наблюдаемые в этот период изменения были вызваны не какой-то особой ролью культуры эфталитов, осёдлой или кочевой, а теми новыми социально-экономическими условиями, которые созрели во время их владычества.

 

На социально-экономической роли эфталитов в Средней Азии мы сейчас и остановимся.

 

Появление гуннов в I в. до н.э. — I-II в. н.э. было чревато двумя обстоятельствами: во-первых, усилением тюркского этногенеза и формированием монголоидного расового типа, вовторых, передвижением кочевников Семиречья, Тяньшаня и Сыр-дарьи в глубь Среднеазиатского междуречья 1[1] Не без их влияния укрепляется созревшее именно в эти столетия кушанское государство, в эмблемах которого всадник (ср. монеты)

(192/193)

играл не последнюю роль, как бы отражая значение конной армии. Культура гуннов, открытая в ряде пунктов Средней Азии (Талас — Кенкольский могильник. Центральный Тянь-шань — Кыз-Арт, Арпа и Атбаши, Сыр-дарья — могильники джунского типа, Фергана — катакомбы Соха, Исфары и Ширинсая, Памиро-Алай — катакомбы Мааша и Кызылтуу в Чон-алае) 1[2] носит характер более кочевой культуры, но и здесь археолог находит ясные доказательства связи с осёдлой культурой, например, просо, глиняную посуду из осёдлых районов. Более кочевнический характер сохраняют гуннские племена горных районов — Центрального Тяньшаня и Памиро-Алая.

 

Приобщение гуннов к осёдлой культуре происходило, естественно, в местах их непосредственного соприкосновения с осёдлыми племенами и прежде всего по Сыр-дарье. Наличие владений гуннов в этих районах засвидетельствовано китайскими источниками (Вэйшу) в повествовании об области Судэ (северная часть Согда, граничащая с Сыр-дарьёй) 2[3]

 

Сыграв значительную роль в передвижении кочевых племён Средней Азии, содействуя тем самым укреплению кушанского государства, укрепляя позиции тюркского этногенеза, коренные обитатели восточных районов Средней Азии, и прежде всего Семиречья, не говоря уже о горных районах — кочевники гунны, остались одним из важнейших резервов патриархально-родового уклада в социально-экономической истории Средней Азии. И этим гуннским племенам, вкупе с кочевыми и полукочевыми племенами остальных районов Средней Азии, выпала честь довершить разрушение мощных рабовладельческих государств, граничащих с Средней Азией с юга. Имеем в виду гунно-эфталитский разгром сасанидского Ирана в V в. н.э. 3 [4] Завоевание эфталитов было последним ударом по расшатанной маздакитским движением рабовладельческой системе персов. Да и в самом антирабовладельческом учении

(193/194)

Маздака советские учёные видят воздействие патриархально-родовой идеологии, быть может идущей от эфталитов 1[5]

 

События V в. в Средней Азии как бы перекликаются с завоеванием Китая кочевниками Тоба, с ударом варваров, «не-римлян» по Римской империи (также конца V в.), причём во всех этих племенных конфедерациях варваров участвуют гуннские племена 2[6]

 

Эта коренная ломка общественных отношений в условиях Средней Азии наложила отпечаток на городскую культуру, выразившийся в первом документированном письменными источниками и археологическими данными кризисе, внесённом в историю Средней Азии кочевниками.

 

Разные результаты кушанского и гунно-эфталитского господства, в обоих случаях определённые кочевниками, объясняются тем, что в первом случае выступали кочевники, издавна сосуществовавшие с осёдлыми районами, во втором — кочевники, для которых взаимоотношения с осёдлыми районами осуществлялись только с помощью завоеваний и обмена-торговли. Вместе с тем упадок городской жизни в гунно-эфталитский период следует рассматривать не как экономический кризис и не как результат насильственного разрушения, хотя не исключаются и эти факты.

 

Отмечаемое археологами в рассматриваемый нами период запустение древних античных городов, например в Термезе 3 [7] или на Афрасиабе 4[8] прежде всего знаменует переход к новым типам общественных отношений — феодальным — и в связи с этим появление иного типа поселений, прекрасно выявляемых прежде всего в Хорезме 5[9] отчасти в Семиречье 6 [10] и в Бухарском оазисе 7[11]

 

В это время преобладает расселение в замках и деревенских усадьбах-селениях. Рабовладельческие города архаического типа прекращают своё существование. Страна покрывается многочисленными укреплёнными жилищами сельского населения и замками аристократии. Пульс городской жизни резко падает. В этом состоянии Средняя Азия доживает до

(194/195)

раннего средневековья, когда арабо- и персоязычная литература прежде всего отмечает многочисленные кешки, а затем уж отдельные города. Именно эта «децентрализация» общественной жизни вызвала упадок городской жизни в переходный период от античности к средневековью, а не разгром, мнимый или преувеличенный, жизни в осёдлых районах, как это часто воспринимается.

 

Не вправе ли мы после сказанного считать, что гунно-эфталитский период в Средней Азии, с которым мы связываем крушение рабовладельческой системы и генезис феодализма, был прогрессивным этапом? Мне кажется, что вправе. И в этой колоссальной ломке отживающих социально-экономических отношений решающую роль сыграли кочевые, в частности тюркские, племена Средней Азии. Именно с этого времени IV-V в. н.э. ещё более углубляется органическая связь кочевников-тюрок с осёдлыми районами Средней Азии, проявляющаяся в двух формах: 1) в зависимости многих областей Средней Азии от кочевников и 2) в колонизационной струе осёдлого населения в среду кочевников. Доказательством этого является вся структура отношений в эпоху тюркского каганата, складывающихся ещё в предшествующий период.

 

Напомню расцвет строительства в отдельных центрах эфталитского государства, например в Бамиане. В Бухарском оазисе весьма ярким памятником эфталитского времени является дворец бухархудатов в Варахше 1[12]

 

Однако отдельные памятники такого типа ещё не свидетельствуют о расцвете именно городской культуры, которая в это время явно переживает упадок, что уже отмечалось выше. В этом отношении Средняя Азия напоминает Западную Европу после падения Рима. Эта особенность развития культуры при переходе от античности к феодализму была отмечена К. Марксом и Ф. Энгельсом.

 

Ещё в «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс выделяли особую группу завоеваний, связанных с «разрушением старой цивилизации варварским народом и следующим за этим образованием заново иного общественного строя (Рим и варвары, феодализм и Галлия, Восточноримская империя и турки). У варварского народа-завоевателя сама война, как уже было выше указано, ещё является регулярной формой сношений, которая используется всё более, по мере того как прирост населения, при традиционном и единственно для него

(195/196)

возможном примитивном способе производства, создаёт потребность в новых средствах производства» 1[13]

 

Последствием таких завоеваний является сложение феодального типа собственности. В том же труде К. Маркса и Ф. Энгельса прекрасно резюмируется этот тезис в следующих словах: «Если античность исходила из города и его небольшой округи, то средневековье исходило из деревни. Эту перемену исходного пункта обусловило первоначальное редкое и рассеянное по обширной площади население, которое завоеватели не увеличивали сколько-нибудь значительно. Поэтому, в противоположность Греции и Риму, феодальное развитие начинается на гораздо более широком базисе, подготовленном римскими завоеваниями и связанным с ними вначале распространением земледелия.

 

«Последние века клонившейся к гибели Римской империи и самоё завоевание её варварами разрушило множество производительных сил; земледелие пришло в упадок, промышленность, за отсутствием сбыта, захирела, торговля замерла или была насильственно приостановлена, сельское и городское насление убыло. Сложившиеся таким образом обстоятельства и обусловленная ими организационная форма завоевания развили, под влиянием структуры германских войск, феодальную собственность» 2[14] К этому тезису К. Маркс и Ф. Энгельс возвращались неоднократно. Напомним, хотя бы, формулировку этих положений в труде Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Картина, нарисованная К. Марксом и Ф. Энгельсом, полностью соответствует тем представлениям, которые начинают складываться в отношении Средней Азии накануне тюркосогдийского времени (VI-VIII вв.). За внешними проявлениями упадка и экономического кризиса следует видеть генезис новых форм общественных отношений, не ограничивая себя только констатацией экономического упадка. Надо сказать, что С. Толстов, анализируя смену типов поселений на ярких памятниках Хорезма, правильно подчеркнул значение этого периода, противопоставляя среднеазиатские города поздней античности типу расселений в афригидское время 3[15]

 

В отношении Средней Азии следует только подчеркнуть, что преодоление этого упадка произошло в очень краткий срок, поскольку на VI-VIII вв. падает новый расцвет своеобразной культуры Средней Азии.

(196/197)

 

Встаёт и другой вопрос: в какой степени гунны эфталитского периода содействовали изменению направления этногонических процессов. Мы отмечали, что гунны в условиях южных районов, несомненно, расширяли территорию тюркского этногенеза. Но эти же тенденции прослеживаются и в областях, где этнической подпочвой были ираноязычные племена. Напомню, в частности, сложение тюрок-кумиджиев Чон-алая и Каратегина, где гунно-фруны (катакомбная культура Маашинского типа) скрестились с кумедами. Это тюрки, в которых арабо- и персоязычная литература справедливо видит скрещённые племена, в частности хайтальский (эфталитский) элемент 1[16] Совершенно очевидно, что аморфно-конгломеративный характер эфталитского объединения нашел своё отражение и на Сыр-дарье, ибо эфталитские объединения создавались там, где гунны (прототюрки) скрещивались с иной (ираноязычной?) этнической средой. Такими двумя центрами эфталитского государства были средняя и нижняя Сыр-дарья, с одной стороны 2[17] и верхний бассейн Аму-дарьи — с другой 3[18] В условиях эфталитского государства гунны подвергались сильному воздействию местных ираноязычных племён. Однако этот процесс «иранизации» не был достаточно сильным. Осколки эфталитских этнических групп на Сыр-дарье были впоследствии отюречены и растворились в огузском этногенезе 4[19] Аналогичный процесс «отюречивания» восточноиранских племён имел место в верховьях Аму-дарьи. И только часть из указанных этнических групп по южную сторону Пянджа вошла в качестве важнейшего компонента в состав афганского народа 5[20]

 

В этих двух конечных результатах эфталитского господства, т.е. в разрушении среднеазиатской античности, отразившейся и на судьбах зарубежного Ирана и в образовании огузских племён, с одной стороны, и афганских — с другой, мы видим основное значение эфталитского периода. Следует при этом помнить, что появление эфталитов на исторической арене Средней Азии было обусловлено ролью среднеазиатских гуннов, гуннов Семиречья и Тяньшаня, историю которых мы пытались рассмотреть в первой части нашей книги.

 


 

[1] 1 По этому вопросу см.: А. Бернштам. Кенкольский могильник. Л., 1940, — Он же. Из истории гуннов I в. до н.э. СВ, I, 1940.

[2] 1 Значительная часть материалов ещё не опубликована. Результаты наших раскопок см. в вышеуказанных работах. Ср. аналогичный материал в работах В. Гайдукевича: Работы Фархадской археологической экспедиции в Узбекистане в 1943-1944 гг., КСИИМК, вып. 14, 1947. Ср.: М. Mассон. Археологические исследования в Узбекистане. Сб. «Наука в Узбекистане за 15 лет», Ташкент, 1939.

[3] 2 Подробно об этом см.: F. Hirth. Ueber Wolga-Hunnen und Hioung-nu. SKAW, 1899, II, вып. 2.

[4] 3 Впервые об этом в русской литературе: В. Бартольд. Туркестан в эпоху монгольского завоевания, ч. 2, СПб., 1900; ср. статью А. Якубовского: ВЛУ, 1947, №12. Одна из последних работ, где автор возвращается к этой теме. Н. Пигулевская. Сирийские источники по истории народов СССР. Л., 1941. К сожалению, автор не учитывает высказываний В. Бартольда.

[5] 1 С. Толстов. Древний Хорезм, стр. 277-278.

[6] 2 См. нашу статью: СВ, I, стр. 76-77.

[7] 3 М. Массон. Работы термезской археологической комплексной экспедиции (ТАКЭ) 1937 и 1938 гг. Труды УзбССР, сер. I, II.

[8] 4 Вяткин. Афрасиаб, городище былого Самарканда. Самарканд, 1946.

[9] 5 С. Толстов, ВДИ, вып. 1, 1946.

[10] 6 Бернштам. Археологический очерк Северной Киргизии. Фрунзе, 1941.

[11] 7 В. Шишкин. Археологические работы 1937 г. в западной части Бухарского оазиса. Ташкент, 1940.

[12] 1 О нём см.: В. Шишкин. Исследование городища Варахша и его окрестностей. КСИИМК, вып. 10. Одну из последних работ В. Шишкина об этом замечательном памятнике см.; Труды Отдела Востока Гос. Эрмитажа, вып. 4. Ср. также его статью в Изв. АН УзбССР, 5, 1948.

[13] 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 13.

[14] 2 Там же, стр. 14.

[15] 3 С. Толстов. Топраккала. Изв. АН СССР, сер. ОИФ, №14, 1944, стр. 188. Об этом же см. его статью: Новые материалы по истории Хорезма. ВДИ, вып. 1, 1946, стр. 74.

[16] 1 Об этом подробнее: А. Бернштам. Памир и Алай в свете археологических работ 1947 г. на Памире. УЗЛГУ. 1951.

[17] 2 См.: С. Толстов. Города гузов. СЭ, вып. 3, 1947.

[18] 3 А. Бернштам. Памир и Алай в свете археологических работ 1947 г. на Памире. УЗЛГУ.

[19] 4 А. Якубовский. Вопросы этногенеза туркмен в VIII-X вв. СЭ, вып. 3, 1947.

[20] 5 В данном конкретном случае мы согласны с положениями по этногенезу афганского народа, которые были выдвинуты ещё Акэном.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки