А.В. Маракуев

Китайские бронзы из Басандайки.

// Басандайка. Сборник материалов и исследований по археологии Томской области. / Труды ТГУ им. В.В. Куйбышева (Том 98), ТГПИ. Томск, 1947. С. 167-174.

В 1944-45 гг. во время раскопок древних курганов в урочище Басандайка близ Томска были найдены три китайских бронзовых предмета, представляющих большой научный интерес.

Приступая к изучению этих находок, мы бы хотели сказать несколько слов о находках китайской бронзы в Западной Сибири вообще и в Томской области в частности.

Число китайских бронзовых изделий убывает в раскопках по мере движения по Западной Сибири с юга на север; т.е. по мере удаления от культурных центров Древнего Китая; это совершенно закономерно, и мы не в праве ожидать в окрестностях Томска такого же обилия китайской бронзы, каким гордится Минусинский музей. Однако, изумительная скудость китайских бронзовых изделий (1-2 % общего числа найденных предметов) в томских могильниках заставляет нас невольно вспомнить историю раскопок на нашей территории во времена царизма.

Русские ремесленники, поселяясь в крае, изобиловавшем старинными городищами и курганами, в течение долгого времени использовали извлекавшуюся из погребений бронзу и медь как металл, превращая её в кастрюли и самовары для сибиряков-переселенцев и туземцев. Известно, что И.П. Тавостин, один из крупнейших торговцев сибирскими древностями в XIX-XX вв., начал свою «карьеру» в 1879 г. в деревне Каптырево (б. Минусинского уезда) в качестве медняка, беспощадно уничтожая те редкости, которые он потом продавал любителям — русским и иностранцам, увидя большую прибыльность нового способа реализации предметов старины, которые грудами доставляли ему крестьяне окрестных и дальних сёл [1]. Не нужно думать, что с этим превращением медников в антиквариев кончился период варварского уничтожения сибирских древностей: один из старожилов Томска пе-

(169/170)

редавал нам, что при отливке колоколов для Томского Троицкого собора благочестивые жертвователи передали в переплав несколько пудов бронзовых изделий из могильников окрестностей Томска.

Очень может быть, что наиболее ценные погребения, содержавшие наибольшее количество бронзы, безвозвратно погибли для науки, и этим объясняется относительная скудость крупных бронзовых предметов в Басандайке, которая не раз подвергалась хищническим раскопкам. Разумеется, в первую очередь из погребений извлекалась китайская бронза, как самая ценная и с бытовой и с антикварной точек зрения.

В настоящей статье нами описаны три наиболее интересные объекта из числа басандайских бронзовых изделий, несомненно, китайского происхождения. Описание — предварительное, и мы надеемся в непродолжительном времени вернуться к этим находкам в специальной монографии «Китайская бронза в археологическом музее Томского университета», подготовляемой нами к печати.

I. Китайское бронзовое зеркало, шифр К-25, погр. 2 — 29.

Зеркала часто встречаются в могильниках Западной Сибири. Этому соответствует их положение в мифологии и фольклоре восточных народов: северному жителю дорусской Сибири зеркало давало возможность, по его мнению, видеть прятавшихся вокруг него злых духов, отгонять их, а также заглядывать в cвoё будущее. В древнем Китае зеркало служило не только для туалета, но, повешенное над изголовьем кровати, отгоняло от хозяина нечистую силу. Такое же значение апотропея зеркало имело и для мёртвых. Найденное экспедицией во втором погребении кургана № 25 (табл. 42, № 29) зеркало, шифр К-25 погр. 2 — № 29 (табл. 45, № 29), является прекрасным образчиком именно такого использования зеркала, как амулета.

В классификации и датировке зеркал важным моментом является смена древнейших китайских гладких зеркал орнаментированными зеркалами; эта смена произошла, вероятно, в Чжоускую эпоху.

Орнаментировка китайских зеркал первоначально была сравнительно бедна. Басандайское зеркало принадлежит к типу более позд-

Рис. 1. Бронзовое зеркало из окрестностей Томска (Басандайские раскопки 1945 г., шифр К-25 погр. 2 — № 29). — Схематизировано автором.

них зеркал с богатым орнаментом (см. рис. 1). Оно имеет диаметр в 10,4 см и отлито из зеркальной бронзы, повидимому, того состава, который чаще всего имеют китайские зеркала Ханьской и Танской эпохи: 50% меди и 50% олова. Лицевая сторона покрыта патиной серовато-зеленого цвета.

Обратная сторона орнаментирована барельефом, размещённым концентрическими кругами. В зеркалах этого типа мы имеем обыкновенно два поля — первое является главным; оно ограничено ободком зеркала и двумя-тремя валиками, последний из которых делит радиус зеркала почти пополам; на главном поле располагается основной рисунок зеркала. Внутреннее поле окружает пуговку зеркала и на нём располагаются второстепенные рисунки.

В соответствии с этим, по краю нашего зеркала идет невысокий ободок шириной в 6 мм, за которым в двух концентрических валиках помещается главное, внешнее, поле зеркала. Рисунок орнамента главного поля выполнен барельефом, и нам кажется, что он изображает стилизованную ветку или шиповника с цветами, или ветку хмеля с шишками. Внутреннее поле покрыто двумя гирляндами змей, будто крылатых (прообразы драконов китайской символики?), выполненными более высоким рельефом, нежели орнамент главного поля. В центре — высокая пуговка, диаметром в 6 мм с ушком для ремня, за который зеркало держали в руках. В целом зеркало является прекрасным образчиком китайской художественной бронзы.

Точно такое же зеркало, найденное в дер. Кавказское, б. Минусинского уезда, имеется в Коллекции Тавостина [2], хранящейся сейчас в Гельсингфорском историческом музее [3], но оно в худшем состоянии, нежели наше: у него отбит край. А.М. Талльгрен считает его несомненно китайским: «sûrement chinois» [4].

Рисунок басандайского зеркала, так же, как и рисунок Тавостинского зеркала, вообще говоря, не типичен для китайского национального стиля, но и мы нe сомневаемся, как и Талльгрен, в его китайском происхождении.

Принадлежность китайскому искусству зеркал найденного типа установил ещё Фр. Хирт [5] и мы вполне согласны с его концепцией. Дело в том, что путешествие Чжанцяна на Запад в 126-122 гг. до нашей эры впервые прочно связало древиий Китай с государствами Центральной и Передней Азии — с Самаркандом, Ферганой. Согдианой, Бактрией, Персией и приобщило его к эллинистической культуре того времени. Образчики эти культуры внесли в Ханьскую китайскую бронзу чуждые Китаю мотивы Эллады. Эти мотивы мы встречаем в зеркалах Ханьской и далее Танской эпохи, причём рельеф их орнамента проходит интересную эволюцию от плоского барельефа Ханьских мастеров до высокого рельефа бронзовых изделий второй половины Танской эпохи, при неизменном рисунке. Басандайское зеркало принадлежит к тому типу орнамента, который мы предлагаем назвать «китаизированным эллинистическим типом». По характеру рельефа оно занимает промежуточное место между произведениями Ханьской и Танской эпохи; в рисунке мы не видим той тщательной чеканки, которая характерна для изделий второй половины Танской династии.

Отсюда мы выводим вероятную дату изготовления зеркала — VII-VIII вв. нашей эры: этот период соответствует возникновению Уйгурского царства в Сибири и установлению его связей с Китаем.

(170/171)

II. Фрагмент китайского бронзового зеркала, шифр К-54, погр. 2 — № 255.

Найденный в Басандайке в 1944 г. в кургане 54, погребении 2 (табл. 58, № 255) фрагмент китайского бронзового зеркала (табл. 62, № 255) в точности соответствует вышеописанному зеркалу с тем же самым орнаментом, только выполненным на внутреннем поле чуть выше, нежели на первом зеркале.

Фрагмент представляет собой почти сектор бронзового зеркала с диаметром в 10,4 см (см. рис. 2).

Лицевая сторона фрагмента покрыта яркой зелёной патиной. У края — отверстие, через

Рис. 2. Фрагмент китайского бронзового зеркала из окрестностей Томска (Басандайские раскопки 1944 г., шифр К-54, погр. 2 — № 255). — Схематизирован автором.

которое, видимо, продевался шнурок или ремешок для держания обломка зеркальца в руке.

Употребление фрагментов зеркал мы считаем чрезвычайно характерным для Сибири, оно связано, в первую очередь, с особой ценностью для её народов привозных изделий и трудностью замены разбитого зеркала новым. В Сибири так же, как и во всей Азии, ломали зеркала и намеренно: на память друг о друге при разлуке родственников, любовников и супругов, или чтобы удостоверить личность секретного посланца, который прикладывал данный ему в дорогу фрагмент зеркала к части, имевшейся у адресата. Как мы показали в нашем последнем исследовании из серии «Серо-Сибирика» [6], в Сибири известны и специально отлитые небольшие зеркальца фрагментарного вида.

Наша находка является именно обломком зеркала, на что, несомненно, указывают края облома; наличие отверстия для ручки служит доказательством его туалетного назначения.

Вероятная дата изготовления зеркала, та же, что и первого: VII-VIII вв. шалей эры. Все оказанное о стиле и рисунке первого зеркала полностью относится и к фрагменту второго.

III. Китайский бронзовый амулет, шифр К-42, погр. 1 — № 28.

В погребении № 1 кургана № 42 в 1945 г. (табл. 54, № 28) был найден китайский бронзовый благожелательный амулет монетоведного типа (табл. 53, № 28).

Как видно из рис. 3 и 4, найденный предмет представляет собой кружок диаметром в 6,1 см, отлитый из бронзы обычного для китайских вещей этого типа состава. На лицевой стороне кружка по его внешнему краю расположены фигуры, 12 символических зверей поточно-азиатского хронологического цикла; под изображением каждого из них поставлен китайский числительный иероглиф, соответствующий неизменному порядковому номеру данного зверя в их общем ряду. В центре кружка находится отверстие диаметром в 0,5 см, окружённое несложным китайским орнаментом. На обратной стороне кружка имеется барельефное изображение старика, сидящего под развесистым деревом и смотрящего на тигра (один из «благовещих» зверей цикла); мы подозреваем в этом рисунке ребус того типа, который нередко встречается на китайских монетовидных амулетах, но мы его ещё не разгадали.

Старинный каталог 1750 года «Цинь-дин цянь-лу» знаменитой пекинской нумизматической коллекции богдыхана Шунь-Хуанди, правившего Китаем под девизом Цянь-лун, имеет изображение [7] точно такого же амулета, названного там «календарным чохом» (по-китайски чжи-вэнь). Как видно отсюда, монетовидные амулеты с этим рисунком уже 200-300 лет тому назад считались древним и редким памятником у китайских антиквариев.

К сожалению, каталог пекинской коллекции богдыхана Шунь-Хуанди не дает датировки изображенного в нём «календарного чоха», или, как мы предлагаем (называть его, «кален-

(171/172)

дарного монетовидного амулета». Что касается томского экземпляра, то мы считаем возможным отнести его изготовление ко временам конца Танской — начала Сунской династии (IX-X вв.) в Китае; этой датировке не противоречит слой прекрасной патины, покрывающей томский монетовидный амулет. Зав. кафедрой минералогии Томского университета, проф. И.К. Баженов, которому мы показали амулет, находит, что его патинировка двухслойна: зеленоватая патина внутреннего слоя состоит из углекислой меди и соответствует, по его мнению, первой стадии длительного окисления, которое затем прервалось; внешний, серовато-синий слой, состоит

Рис. 3. Лицевая сторона китайского календарного монетовидного амулета из окрестностей Томска (Басандайские раскопки 1945 г., шифр К-42, погр. 1 № 28). Схематизирован автором.

из куприта и соответствует второй стадии — восстановления, происходившего в присутствии органических веществ (заметим, что наш монетовидный амулет найден в кургане № 42 на остатках кожаной одежды погребённого, что подтверждает, до известной степени, объяснение проф. Баженова).

Басандайская находка не только является прекрасным образчиком китайской средневековой художественной бронзы: она имеет для нас, исследователей Сибири, крупное культурно-историческое значение. На Томском амулете мы видим широко распространенный по всей древней и средневековой Азии, но впервые найденный на территории Томской области, символический животный цикл, состоящий из следующих шести диких и шеста домашних животных: 1) крыса (цзы), 2) бык (чоу), 3) тигр (инь), 4) заяц (мао), 5) дракон (чень), 6) змей (сы), 7) конь (у), 8) баран (вэй), 9) обезьяна (шэнь), 10) петух (юй), 11) лес (сюй), 12) вепрь (хай). В скобках нами поставлены китайские названия «земных» знаков, определяющих порядковый номер зверя; на нашем амулете эти циклические знаки поставлены под изображением зверей. Заметим, что барельефные силуэты зверей выполнены на нашем объекте сравнительно хорошо.

Во всей Восточной Азии последовательность двенадцати символических звериных или «земных» знаков составляли важнейшую часть служившего для счета времени великого хронологического шестидесятиричного цикла, в котором они сочетались с десятью так называемыми «небесными» знаками, изобра-

Рис. 4. Обратная сторона китайского календарного монетовидного амулета из окрестностей Томска (Басандайские раскопки 1945 г. шифр К-42, погр. 1 — № 28). Схематизирован автором.

жавшими собой пять стихий восточной космогонии, представленных дуалистически — в сильном, мужском (по китайски ян) и слабом, женском (по китайски инь) аспекте: 1) дерево сильное — сосновое (цзя) и 2) дерево слабое — бамбуковое (и), и 3) огонь сильный — пылающий (бин), 4) огонь слабый — горящий (дин), 5) земля сильная — горняя (моу), 6) земля слабая — дольняя (цзи), 7) металл сильный — стальной (гэн), 8) металл слабый — бронзовый (синь), 9) вода сильная — морская (жэнь), 10) вода слабая — речная (гуй). Слова в скобках обозначают символические знаки каждой стихии, которые отсутствуют на нашем монетовидном амулете.

Годы шестидесятиричного хронологического цикла обозначались сочетанием небесного и земного знака, т.е.  сочетанием господствующей стихии и правящего символического зве-

(172/173)

ря, пол которого определялся мужским или женским началом стихии. Способ сочетания этих двух знаков виден из следующей таблицы, в которой последовательность годов в цикле обозначена цифрами от 1 до 60.

Таблица восточного хронологического шестидесятиричного цикла в его китайской редакции

Как видно из этой таблицы, каждый год имел название, которое в китайском языке составлялось из двух иероглифов: первый из иероглифов являлся символическим знаком животного, правившего данным годом (пол которого менялся с переменой мужского и женского начала стихии). Таким образом, шестидесятилетий цикл начинался годом цзя-цзы, «сосновой крысы-самца», и кончался 60-м годам, годом гуй-хай, «речной свиньи», а затем начинался снова тем же годом цзя-цзы и повторялся в том же порядке. Таким же образам считались и дни; причём в древних странах востока счёт дней мог итти и независимо от счёта месяцев и годов. На Дальнем Востоке шестидесятилетний цикл применялся до сих пор, наряду с обычным европейским счётом годов. Так, 1944 год по этому летоисчислению был в Китае, в Корее, в Японии, годом цзя-шэнь, «сосновой обезьяны-самца», 1945 г. являлся годом и-юй, «бамбуковой курицы», 1946 г. являлся годом бин-сюй, «пылающего пса», 1947 г. является годом дин-хай, «горящей свиньи», и т.д.

Почему на нашем монетовидном амулете изображена только часть хронологического цикла — его животный ряд? Потому что из всей этой сложной астрономо-космогонической символики самым важным, в представлении средневекового жителя Азии, стало животное, управлявшее годом. Рождение человека, все события его земного пути, смерть — всё это было связано со зверями, под знаками которых находились годы его жизни.

Здесь не место решать спорный вопрос о происхождении восточного хронологического цикла и что основных теорий в исторической науке сейчас осталось две: теория тюркского происхождения цикла, выразителем которой являлся французский синолог Шаванн [8] и теория китайского его происхождения,

(173/174)

поддерживавшаяся, кроме китайских учёных, бельгийским астрономом де-Соссюром [9].Последней теории придерживаемся и мы, как мы писали еще в 1935 г. [10]. Мы полагаем, что, родившись 3500-3000 лет тому назад в долине среднего течения р. Хуайхэ, китайский хронологический цикл постепенно переходил к корейцам и японцам, к монголам и к тюркам, и т.д., пока не докатился до современной Болгарии [11]. В пользу нашей теории происхождения цикла говорит отсутствие в Западной Сибири находок с изображениями цикла в его тюркской редакции, датировка которых предшествовала бы VII в. нашей эры.

Когда мог зародиться шестидесятиричный хронологический цикл в Китае? Китайская традиция начинает свою хронологию 2637-м годом до нашей эры; таким образом, сейчас идет 77-й цикл, считая от традиционного начала его введения. Изобретение цикла китайские легенды приписывают Да Нао, министру легендарного Жёлтого императора (Хуанди). Первое письменное изложение этой легенды мы находим в небольшом китайском сочинении Юэ-лин чжан-цзюй («Наставление к составлению календаря»), принадлежащем кисти ханьского астролога Цай Юна; (жил во 2-й половине II века нашей эры) в такой форме: «Да Нао исследовал природу пяти элементов и раскрыл значение различных положений на небе созвездия Большой Медведицы (по-китайски Чжань-доу). После этого он составил сначала ряд цзя-и и обозначил им дни, назвав самый ряд небесными стволами; затем он составил ряд цзы-чоу и обозначил им месяцы, назвав сам ряд земными ветвями. Стволы и ветви дополняли друг друга и составили, таким образом, шестидесятиричный цикл» [12], первоначально ряд цзя-и (10 знаков), обозначал дни декады, а ряд цзы-чоу (12 знаков) — месяцы. Впоследствии в него вложили понятие о пяти стихиях. Вообще, применение в Китае хронологического цикла для счёта дней имеет большую давность, но не совсем ясно, когда перешли к обозначению этим циклом годов; возможно, только в Ханьскую эпоху, в начале нашей эры, а потом продлили цикл назад на 2637 лет.

После басандайской находки 1945 г. у нас есть полные основания предполагать, что восточно-азиатский цикл (пока только в его китайской интерпретации) был известен и в Уйгурском царстве, в северных пределах которого находился наш Томск в IX-X вв. (к каковому периоду мы относим изготовление басандайского монетовидного амулета). Это тем более вероятно, что восточно-тюркские племена в это время не меньше китайцев, корейцев, японцев и монголов, верили в мистическое значение животных, управлявших чередованием годов. Так, в старом тюркско-арабском словаре Диван лухат ат-Тюpк, написанном Махмудом Кашгарским в 1073 г., можно прочитать [13], что в год быка надо ждать войны, что в год крокодила (заменившего на западе китайского дракона) можно ждать обильных дождей и, следовательно, хорошего урожая, что в год петуха материальные нужды будут удовлетворены, но произойдет много политических неурядиц, что в год вепря надо ожидать холодов и, как следствие, нужды и т.п. Этой мистике, вероятно, не были чужды и томичи IX-X вв.

Будем надеяться, что басандайская находка явится первым звеном в длинной цепи, связывающей до-русскую Сибирь с китайской культурой, а также с культурой монгольских и тюркских племён Центральной Азии. Розыскатъ остальные звенья этой цепи, установить заимствования в культуре народов Сибири, определить самобытные её достижения — вот почётная задача томских археологов и историков. Пожелаем им успеха в раскопках, особенно на территории нашей Томской области.

[1] А.M. Tallgren, Collection Tavostine, Helsingfors, 1917, стр. 1.

[2] На эту аналогию нам любезно указал профессор К.Э. Гриневич.

[3] А.М. Tallgren, Op. cit, Helsinfors. 1917, таблица VIII, рис. 11.

[4] Там же, стр. 67.

[5] Fr. Hirth, Ueber fremde Einflüsse in der chinesischen Kunst, München u. Leipzig, l896, стр. 15.

[6] А.В. Маракуев, Фрагмент китайского бронзового зеркала в Музее ИМК Томского гос. университета (Труды Томского гос. педагогического института, т. III, 1946 г.), стр. 149.

[7] Цинь-дин цянь-лу (Изданный по высочайшему повелению нумизматический каталог). Пекин, 1750, гл. XVI, Е-шэн чжу пинь, лист 13, recto.

[8] Е. Chavannes, Le cycle de douze animaux (журнал T'oung Pao, серия II, т. VII), стр. 579.

[9] L. de Saussure. Ряд статей под общим заглавием: Les origines de l'astronomie chinoise в журнале Toung Pao, Лейден. 1909-1922.

[10] А.В. Маракуев. У истоков древней астрономии Дальнего Востока (Бюллетень физико-матем. фак. Дальневост. гос. универс. № 1 за 1935 г.), стр. 44-48.

[11] Я. Тодоров, Източно-агиатскиятъ животински цикълъ от гледищи на астрологическите вервания. София, 1931, стр. 21.

[12] Цай Юн, Юэ лин чжан-цзюй. Под ред. Цзан Юна, 2-ое издание, Нанкин, 1884, гл. I, лист 1, vers.

[13] Махмуд ибн-аль-Хусайн аль-Кашгари, Китаб Диван лухат ат-Тюрк, Хилд 1-3, Константинополь, 1915-1917, стр. 91 и след.

наверх