М.И. Артамонов

Сокровища саков.

Аму-Дарьинский клад. Алтайские курганы.
Минусинские бронзы. Сибирское золото.

// М.: «Искусство». 1973. 280 с. (Серия: Памятники древнего искусства.)

VII. Сибирское золото.

Личные и конские украшения. Статуэтки и сосуды.

Остаётся неизвестным назначение находящегося в Сибирской коллекции замечательного украшения, представляющего собой бляху в виде развёрнутой в фас фигуры орла или грифа с раскрытыми крыльями, поднятым кверху веерообразным хвостом и с выступающей вперёд скульптурной головой на изогнутой дугой шее, держащего в когтях извивающегося козла (илл. 241). На обороте этой бляхи в верхней части крыльев припаяны две пластинки с шестью проволочными петлями у каждой, за которые она прикреплялась, как полагали ещё Н.П. Кондаков и И.И. Толстой, к головному убору в качестве эгретки. [1] Это украшение действительно напоминает золотую эгретку Аму-Дарьинского клада с двумя тонкими, перпендикулярно прикреплёнными пластинками на обороте, которыми она закреплялась к какой-то, видимо, мягкой основе, и, сама эгретка, по всей вероятности восточноиранского происхождения. Однако такого рода украшения нигде в скифо-сибирском мире не засвидетельствованы. Какой бы цели сибирское украшение ни служило, оно великолепно по мастерству исполнения, в особенности, если представить себе его с ныне исчезнувшими разноцветными инкрустациями, сверкающими на золотом фоне.

Голова грифа, склонённая к жертве в положении готовности к удару, имеет загибающийся в открытый рот клюв, длинные припаянные уши (одно утрачено) и продолжающийся вдоль шеи зубчатый гребень. Вся шея его покрыта чешуеобразными ячейками для инкрустации, простирающимися и на грудь. Крылья в верхней части стилизованы такими же чешуеобразными ячейками, а в нижней продольными маховыми перьями в виде ряда рельефных рёбер, пространство между которыми заполнено косой штриховкой. Поднятый кверху расширяющийся хвост тоже состоит из продольных перьев со штриховкой. Но здесь вдоль каждого пера идёт желобок с расположенными на равном расстоянии друг от друга четырьмя петельками, в которые, вероятно, вставлялась нить с какими-то пронизками. На концах хвостовых перьев круглые ячейки для инкрустации. Обрамлённые в верхней части длинными перьями, как бы штанами, ноги грифа заканчиваются охватившими туловище жертвы когтями с кружочками инкрустаций на суставах.

Козёл с прижатыми к туловищу передними ногами и с перевёрнутой задней частью тела, с бьющимися в воздухе задними ногами представлен ревущим. Под нижней челюстью у него небольшая бородка,

(189/190)

а над головой возвышается круто изогнутый рог с кольцами, покрытыми ячейками для инкрустации. Тело его также изобилует инкрустациями в виде треугольников, дуг, листовидных фигур и кружка с криволинейными треугольниками по сторонам на бедре.

Уцелевшие остатки инкрустации представлены в виде вставок чёрного стекла в глаз козла, голубой эмалью в ячейках на теле этого животного и вишнёво-красной в листовидных ячейках, обводящих верхний край крыла. Отдельные элементы декорации этого замечательного произведения имеют полные аналогии с другими украшениями Сибирской коллекции, а в целом гриф сходен с фантастической птицей, борющейся за добычу с тигром, на поясных застёжках того же собрания и с выполненным аппликацией изображением на седельной покрышке первого Пазырыкского кургана в сцене нападения на лося. Особенно же большое сходство замечается с вырезанными из кожи композициями из второго Пазырыкского кургана, сохранившимися только во фрагментах, из которых на одном частично уцелела фигура барана с круто загнутым рубчатым рогом и низ вцепившейся в его спину птицы с такими же, как на золотой сибирской бляхе, лапами в «штанах» с чётко выделёнными когтями (илл. 242). От другой такой же композиции уцелело крыло с разделёнными ёлочкой перьями и одна лапа в «штанах». Всё это даёт основания относить сибирскую золотую бляху ко времени Пазырыкских курганов IV в.

Не ясно также назначение круглой золотой бляхи со сценой нападения хищника на лося с головой грифона (илл. 243). Это замечательное произведение по некоторым признакам действительно можно отнести ко времени, указанному С.И. Руденко (V в. до н.э.). [2] Здесь имеется в виду графическая трактовка внутренних контуров головы и плеч животных, напоминающая графику древневосточных изображений, удивительная жизненность композиции в целом и каждого персонажа в отдельности, в особенности хищника с его зажмуренными от удовольствия глазами, и, наконец, необычное сочетание туловища и рогов лося с головой грифона, напоминающее образ барано-птицы в раннем скифском искусстве. Приёмы стилизации этих изображений с перевёрнутой задней частью туловища и пресловутыми точкой и скобкой на бедре характерны для таких произведений из Пазырыкских курганов, которые не могут датироваться позже IV в. Ближе всего к этой бляхе стоит серебряное украшение пояса в четырёхугольной рамке из второго Пазырыкского кургана, где изображён зверь (лев или львица), с широко раскрытой пастью, нападающий на козла, с орнаментально-графической разделкой фигур (илл. 71).

В Сибирскую коллекцию входит ещё одна золотая четырёхугольная бляшка с гладкой рамкой и ажурным изображением передней части фигуры в фас и повёрнутой в профиль головы хищника, более всего похожей на льва (илл. 244). Венчающие её рога представляют собой части крылатого грифона, клювовидная морда которого вплотную прижата к голове льва. По-видимому, грифону же принадлежит и изогнутый хвост с головкой грифа на конце, находящийся возле шеи льва сбоку. Нижняя часть бляшки решена в виде орнаментально трактованной пары ног во фронтальном положении. Каждая из них вверху заполнена спиральным завитком, а внизу рядом зубчиков, означающих когти. По всей вероятности, это такая же поясная бляшка, как и четырёхугольные пластины с геральдическими изображениями фантастических зверей, но относящаяся к более раннему времени.

Очень интересна двусторонняя золотая бляха в виде кольца с широким ободком, над которым поставлено друг за другом пять уток, каждая своим клиновидным клювом соединенная с хвостом находящейся впереди неё птицы (илл. 245). Круглые глаза их обозначены чёрной вставкой, а клюв, перья и подгузки инкрустированы кораллами и бирюзой. О назначении этой бляхи трудно судить, так как нет никаких следов её прикрепления.

Особую группу в коллекции составляют серьги и перстни. Среди многочисленных и разнообразных серёг многие представлены парами экземпляров. Наиболее распространённый тип серёг состоит из проволочного кольца, согнутого в виде восьмёрки с обращённой книзу маленькой петлёй, к которой на цепочках подвешены разнообразные, более или менее сложные украшения. Это может быть колпачок с контурами человеческого лица, человеческий зуб в оправе, очкообразная проволочная фигурка, обведённая зернью лунница с круглыми выступами сверху и снизу (илл. 246) и т.п. У некоторых серёг листовидные или овальные пластинчатые подвески прикреплены к висящему на нижней петле обвитому проволокой стерженьку с напущенными на него бусинами. У других серёг в виде восьмёрки подвески прикреплены к колпачку из лепестков или к украшенному сканью цилиндрику. У одной из серёг такое промежуточное звено имеет вид треугольника, составленного из биконических фигурок с поясками из зерни и с пирамидками зерни по краям. К этому треугольнику снизу подвешены на цепочках шарики разной величины (илл. 247).

(192/193)

245. Золотая бляха в виде кольца с утками по краям. Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 245 в новом окне)

(193/194)

(194/195)

У другой группы серёг с основой в виде простого кольца украшения припаяны к этому кольцу и имеют вид или маленького колечка, или колечка с подвеской из стерженька с напущенными на него бусинами. Иногда к серьге припаяна оправа с цветным камнем, к которой снизу прикреплено колечко с тремя пирамидами зерни или стерженьки с бусинами (илл. 248). Оправа у одних серёг сделана по форме камня, у других же она круглая или круглая с зубчиками из зерни по краям. В некоторых случаях к серьге припаяна бусина из зерни (илл. 250) или полых шариков (илл. 249), подчас имеющая форму сосуда. Одна серьга, выделяющаяся своей величиной, согнута из перевитой проволоки; на кольце у неё надета зерневая обойма с припаянной к ней снизу усечённо-конусовидной трубкой, заканчивается она ажурной бусиной из перевитой проволоки с пирамидками зерни на перекрестьях, а ниже кольцом обвёденным по ободку шнурком с такими же зерневыми пирамидками.

Частями серёг, по-видимому, являются лунницы, украшенные зернью и различной формы вставками из цветных камней. Снизу к ним прикреплены гроздья шариков с зерневыми пирамидками (илл. 251). Того же назначения, вероятно, и разнообразной формы бусины и подвески, покрытые зернью, сканным орнаментом и иногда со вставками из цветных камней. Среди них выделяются пронизка в виде ежа очень тонкой работы, с телом, покрытым мельчайшей зерныо (илл. 252), и ряд подвесок в форме миниатюрных сосудиков (илл. 253-[254-255]-256). Одна из подвесок имеет форму человеческой стопы, а другая представляет собой звериный клык в оправе. Есть подвеска в виде конуса (илл. 257).

Подвески, подобные находящимся в Сибирской коллекции, известны по находкам в Минусинской котловине в собраниях Лопатина и Клеменца.

Из второго Пазырыкского кургана происходит часть замечательной серьги, состоящая из украшенного зернью цилиндрика с призматической подвеской, стороны которой покрыты перегородчатой эмалью (илл. 72). Снизу к этой подвеске прикреплены на колечках заполненные эмалью пластинки в форме цветков, а по сторонам её от краёв цилиндрика свешиваются три круглые пластинки, тоже с эмалью. Описывая эту подвеску, С.И. Руденко уже отметил её близость к украшениям с эмалями, находившимся в погребении знатной женщины в Сузах, открытом Морганом, и признал её произведением переднеазиатского происхождения. [3] Подвески Сибирской коллекции в целом грубее пазырыкской, среди них нет украшенных перегородчатой эмалью, но общий их характер тот же, что и у подвесок из Пазырыка, и в большинстве своём они относятся, по-видимому, к тому же времени, что и пазырыкские и так называемые сарматские в курганах Южного Приуралья и Поволжья.

Серьги с припаянным маленьким колечком найдены в Каракольском и Арагольском курганах пазырыкского типа. В сарматских курганах известны серьги и восьмёркообразные и в виде кольца с припаянным к нему маленьким колечком. В кургане у села Сара на золотом восьмёркообразном кольце оказалась надетой фигурка козла, а золотые серьги в виде кольца с припаянным колечком с подвешенной к последнему золотой же цепочкой с шариком или иной подвеской на конце происходят из погребений раннего V в. в кургане №9 Ново-Курмакского могильника, из кургана в урочище Лапасина у села Любимовка, из кургана у села Ак-Булак и из кургана №9 Пятимары. [4] Каменная подвеска в виде клыка хищника в золотой оправе найдена во втором Покровском кургане. К сожалению, число серёг из закрытых погребальных комплексов не велико, и это обстоятельство затрудняет хронологическое определение отдельных находок.

Это относится и к перстням Сибирской коллекции. Их немного, и из них всего два с несомкнутыми концами, все остальные со сплошным кольцом. На узком щитке одного из перстней с несомкнутыми концами выгравировано изображение рыбы — мотива, очень редкого в изобразительных памятниках сибирского искусства. Один из целиком отлитых перстней имеет жуковину в виде рельефной фигурки свернувшегося козла. У других перстней щиток напаян на кольцо и представляет собой оправу для цветных камней или эмали, у некоторых экземпляров украшенную, кроме того, зернью. Для вставок использованы в одном случае крупное жемчужное зерно, в другом сердолик, в третьем какой-то красный камень (агат?). В последнем случае жуковина, в середину которой вставлен камень, имеет полушаровидную форму и украшена орнаментом из кружков, спиралей и сердцевидных фигур, выполненных псевдозернью. Круглый щиток одного перстня, обведённый крупной зернью, заполнен вихревой розеткой в технике перегородчатой эмали (илл. 259), а у другого — крестообразной фигурой с кружком посредине в той же технике (илл. 260). Интересна печать с фигуркой яка (илл. 258).

В Сибирскую коллекцию входит несколько миниатюрных статуэток, по большей части изображающих оленей с характерными выгнутыми в противоположные стороны ногами. У некоторых из них под ногами

(195/196)

252. Золотая фигурка ежа (увеличено). Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 252 в новом окне)

(196/197)

(197/198)

(198/199)

напаяны пластинки с дырочками, посредством которых они прикреплялись к краю какого-то предмета. Наиболее реалистична и лучше других моделирована самая крупная по размерам статуэтка, представляющая бегущего оленя с большими ветвистыми рогами (один обломан) (илл. 262). У животного вытянутая вперед голова с открытым ртом, из которого высовывается язык, висящая под шеей шерсть и широко расставленные ноги, под каждой парой которых напаяно по горизонтальной пластинке. На теле схематически обозначены рёбра и мускулы — на плече в виде S-образной фигуры, а на бедре в форме кружка и длинной скобки. Две фигурки оленей более схематичны (илл. 263). У них изогнутые дугой рога с отростками, обозначенными посредством напаянной сверху зигзагообразной проволоки, подобно тому как изображён хвост у лежащего зверя на концах одной из шейных гривен того же собрания, а по форме соответствующие рогам оленя, заглатываемого хищником, на конце гривны.

Из проволоки же сделаны и выгнутые ноги, схематически воспроизводящие тот же бег, в котором представлен олень с высунутым языком. Короткомордая головка у них, однако, поднята кверху; на туловище намечены рёбра. Того же рода и напаянная на горизонтальную пластинку фигурка животного с торчащим кверху коротким рогом с несколькими отростками (илл. 264), хотя ноги у него отлиты вместе с туловищем, а напаяны, как у других, только уши, хвост и рога.

К той же группе изображений относятся статуэтка верблюда — на горизонтальной подставке, находившаяся в коллекции Н. Витзена, [5] — и включенные в Сибирскую коллекцию, но несколько позже доставленные из Сибири Г. Миллером две статуэтки: одна — реалистически изображённой, хорошо моделированной, вероятно, лани с повернутой назад головой (илл. 261) и вторая — всадника на лошади (илл. 265) с такими же выгнутыми ногами, как у оленей, хотя и моделированных лучше, чем у тех из них, у которых они не отлиты вместе с туловищем, а сделаны из проволоки и напаяны. Всадник того же типа, что и другие человеческие фигуры Сибирской коллекции. Он без головного убора, с подстриженными волосами, усатый, но без бороды, одет в короткий кафтан, перетянутый поясом, в штаны и мягкие сапоги. В руках у него лук со стрелой, которую он направляет вниз перед лошадью. Лук и стрела, так же как и поводья, сделаны из тонкой проволоки, у лошади подстриженная грива с чёлкой, седло с высокой передней лукой и обозначенные гравировкой нагрудный и подхвостный ремни. Под каждой парой ног лошади припаяно по горизонтальной пластинке. Этот всадник вместе со своей лошадью напоминает охотника в лесу, представленного на паре застёжек Сибирской коллекции.

Кроме этих статуэток Г. Миллером была доставлена к 1735 г. золотая статуэтка, найденная на реке Буконь (в бывшем Зайсанском уезде Семипалатинской обл.) в Восточном Казахстане, то есть в той же части Сибири, из которой происходят и многие другие вещи Сибирской коллекции. Она представляет собой скульптурное изображение кабана, бегущего с раскрытой пастью, из которой торчат мощные изогнутые клыки (илл. 266). У него острые уши, поднимающаяся над головой щетина, короткий раздвоенный хвостик и туловище, сплошь покрытое полосами тонкой параллельной насечки. Фигура его хорошо моделирована с обозначенной складкой на шее, с рёбрами, мускулами ног и копытами. Под ногами кабана припаяны горизонтальные пластинки, как и у других скульптурных фигурок Сибирской коллекции. Заметим, что грива у оленя, бегущего с высунутым языком, из этой коллекции трактована такими же рядами параллельных черточек, как и туловище кабана.

Статуэтки, изображающие орлов, одного стоящего на горизонтальной пластинке со сложенными крыльями (илл. 267), а другого такого же, но держащего в когтях лебедя (илл. 270), близко сходны с другими изображениями птиц Сибирской коллекции. Шея первого из этих орлов покрыта чешуеобразным оперением, а перья крыльев и хвост разделены косой штриховкой так же, как на бляхе в виде грифа, схватившего козла. Ещё больше сходства с последним у второго орла, сплошь инкрустированного бирюзой. По краям хвоста у него имеется ряд петелек, таких же, как на хвосте у грифа с козлом.

К числу того же рода произведений относится отлитая вместе с основанием фигурка грифона с козлиными, оканчивающимися шариками рогами, с козлиной же бородкой, но с оснащённой клыками пастью хищника (илл. 268). Лапы у него с большими когтями, а длинный загнутый кверху хвост оканчивается тремя листовидными кисточками, из которых верхняя примыкает к основанию хвоста, превращая его в замкнутую фигуру. Над туловищем поднимаются изогнутые вперёд крылья, трактованные в виде пера с продольным ребром и расходящимися от него косыми рельефными полосками. Такими же полосками обозначена шерсть на шее. Бедро и плечо заполнены кружками с завитком внутри. Работа грубая, но тип фантастического зверя, как и аналогичных образов в других произведениях сибирского

(199/200)

(200/201)

(201/202)

(202/203)

(205/206)

искусства, несомненно восходит к ахеменидско-иранскому протооригиналу, так как только в иранском искусстве встречаются козлиные рога с шариками на концах.

Небольшие статуэтки, напаивавшиеся на различные вещи, появляются ещё в Луристане; они известны по находкам в Хамадане и в особенно близких формах к сибирским в Аму-Дарьинском кладе (илл. 271, 272). Так же как и более крупные и совершенные произведения иранского искусства, они попадали из Средней Азии к кочевникам Сибири, вызывая здесь местные подражания. Бронзовые статуэтки того же типа в Ордосе представлены всего одним экземпляром барана с вытянутой головой (илл. 166).

Возможно, что скульптурные фигурки животных и птиц на подставках связываются со скульптурными же изображениями деревьев, имеющихся в Сибирской коллекции в числе трех экземпляров. Одно из них, самое большое, представляет собой четырёхгранный суживающийся кверху ствол, укреплённый на горизонтальной пластинке с четырьмя дырочками по углам (илл. 275). На верху этого ствола пучок веток в виде плоских дуг с подвешенными на концах каждой вырезанными из тонких пластинок широкими листьями. У двух других деревьев нижних частей не сохранилось, ветки к стволу прикреплены на разной высоте, а листья другой, более сложной формы — с фигурными краями (илл. 274, 276). О назначении этих золотых деревьев, как и статуэток, судить трудно; можно, однако, предположить, что они стояли на алтаре в окружении фигурок зверей или людей, воспроизводя хорошо известные на Ближнем Востоке культовые композиции примерно таким же образом, как на верхнем крае золотой новочеркасской диадемы или на семиреченских жертвенниках и светильниках с их скульптурными фигурками животных, расставленными по бортам и в середине чаши. Эти предметы, вероятно, сделанные не из золота, как находившиеся на них статуэтки, не заинтересовали ни кладоискателей, ни коллекционеров и поэтому не сохранились в целом виде.

В Минусинском крае найдены три экземпляра (один из кургана №1 у горы Самохвал, раскопанного Адриановым в 1898 г.) оригинальных бронзовых наверший в виде дуг, сходящихся к основанию с втулкой, а вверху и посредине скреплённых двумя обручами. Над верхним концом каждой дуги по скульптурной фигурке козла, стоящего со сближенными ногами на специальной пластинке. С.В. Киселёв по-

(206/207)

лагал, что известные бронзовые колпачки с фигуркой козла наверху имели то же назначение и снабжались втулкой внутри, над которой и помещалась фигурка животного со сближенными ногами. [6] Однако сибирские статуэтки на пластинках явно предназначены для установки не на вершине какого-либо предмета, а на прямой или изогнутой горизонтальной поверхности, в соответствии с чем они имеют, как на минусинских навершиях, одну или две пластинки и представлены со сравнительно широко расставленными ногами.

Пару золотых круглых блях со сплошь усеянными инкрустациями изображениями животных С.И. Руденко отнёс к числу застёжек, но это украшения конской сбруи — фалары, которые в большом числе появляются в сарматских комплексах в последние века до н.э., а в Сибирской коллекции, кроме того, представлены ещё двумя парами серебряных образцов. Одна из них состоит из совершенно гладких дисков, а на двух других серебряных фаларах изображён боевой слон с воинами, что, как показано К.В. Тревер, позволяет отнести их к греко-бактрийским произведениям середины II в. до н.э. [7] Замечательно, что в алтайских курганах пазырыкского типа, несмотря на хорошую сохранность многих конских уборов, фаларов не обнаружено. Вырезанное из дерева полушаровидное украшение с изображением маски тигра в центре, окружённой борющимися зверями, из Катандинского кургана не является фаларом так же, как и другие фигурные и круглые умбоновидные бляхи из других алтайских курганов, относящиеся к украшениям узды. Из этого можно заключить, что фалары появляются позже времени сооружения алтайских курганов пазырыкского типа, то есть не ранее III в. до н.э. Можно ещё добавить, что, за исключением фаларов, находящихся в Сибирской коллекции, этого рода принадлежности конской сбруи не известны по находкам в Сибири, что вызывает сомнение в сибирском происхождении фаларов Сибирской коллекции, тем более что золотые фалары этой коллекции близко сходны с золотыми же фаларами, найденными на Дону, и стилистически связываются с памятниками типа Новочеркасского клада. Так как в степях Волго-Донья, кроме того, найден ряд серебряных фаларов греко-бактрийского происхождения, можно подозревать, что как серебряные, так и золотые фалары попали в Сибирскую коллекцию из находок не в Сибири, а в сарматских курганах Волго-Донских степей.

Каждый из двух золотых фаларов Сибирский коллекции украшен горельефными изображениями: в центре — свернувшегося рогатого животного (оленя) с реалистически трактованной головой и передней частью туловища, представленного в сложном ракурсе в три четверти сверху, а по окружности — четырьмя повторяющимися сценами нападения хищника на кабана (илл. 273). Хищник с повёрнутой в фас головой перегрызает хребет своей жертвы. Фигуры животных сильно схематизированы и усыпаны вставками из бирюзы, что, несмотря на высокий рельеф, различаются с большим трудом. Оснащённые листовидными вставками копыта борющихся животных составляют обрамление центрального изображения. По краю окружности самой бляхи протянут поясок из инкрустированных «овов» с маленькими схематическими пальметками между ними.

В Сибирской коллекции имеется несколько массивных литых блях из золота, по большей части полусферической формы, со скобкой на обороте, служивших украшениями конской узды. Все они с рельефными изображениями и вставками цветных камней. Вероятно, к одному набору принадлежат сферические бляхи со вставками оникса в центре (илл. 269). У двух из них по окружности оправы схематически изображены один за другим два рогатых волка с дополнительным рогом на морде и поднятым кверху носом. В глаза их вставлены чёрные камни, а тела заполнены ячейками с бирюзой. Четыре другие бляхи с ониксами отличаются большей величиной и отсутствием скобки на обороте. Вместо неё у них к оправе припаяны два маленьких ушка, в которые невозможно пропустить ремень, но за которые эти бляхи можно было прикрепить к любой части конского снаряжения. По окружности этих блях изображены такие же, как у описанных выше, рогатые волки, осложнённые ещё загнутым вперед крылом. Глаза их тоже с чёрными вставками, а тела сплошь усеяны различной формы ячейками с бирюзой разной величины.

На других бляхах, тоже обильно уснащённых инкрустациями, представлены в высоком рельефе головы, целые фигуры и даже сцены борьбы животных. Так, на одной изображена голова кошкообразного зверя, в зубах которого находится свернувшийся козёл. На паре других скомпонована свернувшаяся в клубок лошадь (илл. 277), на шести бляхах представлены также свернувшиеся волки с поднимающимися головами (илл. 278). Далее имеются две бляхи, украшенные каждая тремя вертикально поставленными волчьими головками (илл. 279). Все эти бляхи близко сходны между собой не только по форме и назначению, но и по общему стилю, по деталям изображений и по обилию инкрустаций.

(209/210)

(210/211)

Возможно, к одному с ними комплекту украшений конской сбруи относятся четыре бляхи большей величины с большей прямоугольной скобой на обороте, служившие, по всей вероятности, украшением не уздечки, а другой части упряжи, например, нагрудного ремня (илл. 280). На этих бляхах помещены скульптурные фигурки лежащих волков с характерным загнутым кверху носом и добавочными головками грифов на голове и кончике хвоста. Добавочное изображение на голове зверя, вероятно, означает рога, которые у других изображений того же фантастического зверя тоже состоят из головок грифов, но имеют большее развитие. Уши и когти волков оформлены ячейками для инкрустаций. В том же характерном стиле выполнены имеющиеся в коллекции подвески и пронизки конской сбруи. Четыре из них представляют хищника, вцепившегося в горло козла с перевёрнутой задней частью туловища (илл. 282). Две имеют вид скульптурной фигурки лежащей лошади (илл. 283), две другие в виде бегущей в положении летучего галопа собаки с открытой пастью (илл. 284), одна представляет переднюю часть фигуры хищника с лапами, протянутыми над головой и, наконец, ещё две в виде разной величины головок хищника с открытой пастью (илл. 285). Имеющийся в коллекции наконечник в виде головки лошади стилистически выпадает из круга рассматриваемых произведений (илл. 281). Хотя эта головка тоже с гнёздами для инкрустаций, но они не нарушают её реалистической лепки и не искажают образ животного. По времени эта головка, видимо, относится к ранней группе памятников, собранных в коллекции.

Подвески, похожие на лежащую лошадь, напоминают серебряные подвески в виде лежащей лошади из второго Пазырыкского кургана. Однако и те и другие существенно различаются между собой. В отличие от сравнительно нормального положения лошади на пазырыкских подвесках золотые украшения Сибирской коллекции представляют лошадь с чрезмерно удлинённой головой, лежащей на вытянутых передних ногах, и с сильно сжатой задней частью фигуры, перевёрнутой к тому же так, что поджатые ноги оказываются у неё на боку. Моделировка головы и туловища схематичнее, а для вставок в ушах, глазах и копытах, а также на плече ячейки выполнены грубее гравированных фигур того же рода на пазырыкских подвесках.

Подвески в виде бегущей собаки с массивной головой, выступающим носом и оскалённой пастью очень отдалённо напоминают резные ножки столиков в виде вертикально стоящего на задних лапах льва из того же Пазырыкского кургана. При ближайшем рассмотрении у них оказывается, однако, мало общего, зато подвески Сибирской коллекции стилистически хорошо связываются с горельефными бляхами от конской узды из того же собрания, представляющими голову животного на сильно сжатом и свёрнутом туловище, судя по сарматским аналогиям, отнюдь не раннего времени.

Шесть полых пронизок имеют форму удлинённого цилиндрика с четырьмя прорезями и насаженной на верхний конец «шапочкой» с ячейками для бирюзы. Восемь других того же рода пронизок гранёные с двумя прорезями и цилиндрическими шапочками, у одних с треугольниками, у других с прямоугольными ячейками, дополненными свешивающимися треугольниками с инкрустацией и ячейками для бирюзы у нижнего края. В списке вещей, полученных в 1716 г. от сибирского губернатора П.М. [М.П.] Гагарина, они названы наконечниками, «что бабы татарские надевают на концы кос своих». Но это могли быть наконечники и пронизки уздечных ремней, к числу которых относятся и шесть пронизок с овальным отверстием, воспроизводящих форму кабаньего клыка.

В своей публикации Сибирской коллекции С.И. Руденко ни словом не обмолвился относительно времени довольно многочисленных в этой коллекции конских украшений, включая сюда пару описанных выше золотых фаларов. А между тем значительная часть этого рода вещей настолько близка друг к другу в стилистическом отношении, что может происходить из одного и того же погребального комплекта. Это круглые бляхи с горельефными изображениями. К одному с ними набору украшений конской упряжи могут принадлежать и четыре большие бляхи со скульптурной фигуркой волка на лицевой стороне и большой скобкой на обороте. Они были присланы Гагариным вместе с указанными выше бляхами со скульптурными же изображениями волчьих головок и явно общего с ними происхождения. В одну стилистическую группу со всеми ими входят и полусферические бляхи со вставкой из оникса в середине и изображениями волков по окружности, по мнению С.И. Руденко, относящиеся к украшениям одежды. [8] Они тоже поступили в коллекцию через Гагарина.

Поскольку возможны сомнения в сибирском происхождении золотых фаларов Сибирской коллекции, они распространяются и на сходные с ними другие конские украшения из того же собрания. В этой связи важно отметить, что сибирское происхождение большей части украшений документировано — они

(211/212)

281. Золотая головка лошади (увеличено). Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 281 в новом окне)

(212/213)

282. Золотая подвеска — хищник, терзающий козла. Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 282 в новом окне)

283. Золотая подвеска в виде лежащей лошади. Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 283 в новом окне)

284. Золотая подвеска — бегущая собака. Сибирская коллекция.

(Открыть Илл. 284 в новом окне)

(213/214)

(215/216)

значатся в списке вещей, полученных от сибирского губернатора Гагарина, а также, что такие же уздечные украшения известны и по определённо сибирским находкам. Так, в собрании Лопатина из Минусинской котловины имеются золотые круглые бляхи с горельефными изображениями: на одной — нападение барса на козла, представленных с тесно переплетёнными и сжатыми фигурами (илл. 286), а на другой — пять птичьих головок, собранные клювами в центре (илл. 287). Подобные же, но только бронзовые бляхи имеются среди минусинских находок и найдены в погребении у Иволгинского городища в Забайкалье (илл. 156).

Эти обстоятельства, казалось бы, лишают полной убедительности изложенное выше предположение о происхождении золотых фаларов Сибирской коллекции не из Сибири, а из Волго-Донских степей, так как стилистически близкие к ним другие конские украшения Сибирской коллекции оказываются определённо сибирскими, но зато свидетельствуют о большой близости ряда произведений сарматского искусства времени около н.э., к которому относятся найденные на Дону того же рода золотые фалары, с сибирским искусством, надо полагать, того же времени. Всё же вопрос об «астраханских» вещах в Сибирской коллекции и возможности принадлежности к их числу золотых фаларов приходится оставить открытым, так как при всем сходстве изображений на этих фаларах с сибирскими украшениями они не полностью с ними идентичны и ближе к фаларам донского происхождения, нежели к сибирским вещам.

В заключение описания Сибирской коллекции необходимо остановиться на находящихся в её составе сосудах и прежде всего на глубокой чаше с горизонтальными каннелюрами по тулову и с двумя ручками по бокам, оформленными в виде выгнутой полукругом удлинённой фигуры хищника, условно называемого пантерой, с повёрнутой назад головой и свёрнутым кончиком хвоста (илл. 288). Зверь моделирован обобщёнными формами, но у него отчётливо обозначены круглые глаза, нос, рот с утолщённой верхней губой, острые уши, толстая шея, мускулы плеч, бёдер и лап, когти на лапах. Только рёбра орнаментально намечены рядом луновидных бороздок. Стилистически эта чаша сближается с амударьинскими находками и относится к иранским произведениям ахеменидского времени.

Кроме уже рассмотренных статуэток Г. Миллером в 1735 г. была доставлена замечательная своей грациозностью фигурка прыгающего оленя с поджатыми передними и вытянутыми задними ногами. Это ручка серебряного сосуда, выкопанная солдатами близ реки Бухтармы на Бугровой осыпи в Южном Алтае, в пределах Восточного Казахстана (близ г. Усть-Каменогорска, бывш. Семипалатинской области). На голове оленя находились ныне утраченные рога с широкими, загибающимися вперед зубцами. Реалистическая фигурка животного хорошо моделирована мягкими формами, местами усиленными гравировкой, а по туловищу усеяна круглыми золочёными пятнами, означающими, что это животное принадлежит к виду так называемых пятнистых оленей (собственно, ланей). Позолоченными были также рога и копытца. Пятнистый олень характерен для фауны Передней и Средней Азии, а не Сибири. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о происхождении скульптурной ручки из Ирана, что подтверждается и её стилистическими признаками, указывающими, кроме того, на время этого произведения не ранее IV в., когда на характере художественного творчества иранских мастеров сказывается влияние греко-ионийского искусства.

В составе Сибирской коллекции имеется ещё ряд вещей, поступивших в Кунсткамеру до 1726 г., то есть, вероятно, вместе с другими вещами этого собрания и из одного с ними источника. Из числа их отметим серебряный ритон, точнее, кубок в виде головы барана или козла с закинутыми назад рубчатыми рогами, с припаянными ушами, орнаментированным лбом, состоящими из ряда дуг бровями, особо выделенной верхней губой, с дугами на щеках и полоской коротких прядей шерсти между ушами и внизу морды. По верхнему краю сосуда награвирована широкая полоса орнамента из чередующихся пальметок и лотосов. Этот великолепный кубок имеет близкие аналогии среди ахеменидских произведений, таких, например, как серебряный ритон четвёртого Семибратнего кургана [9] и золотой ритон с крылатым львом из музея Тегерана, [10] датируемых V-IV вв., и сам относится к тому же времени.

Дополнительные данные по вопросу о происхождении различных вещей Сибирской коллекции могло бы, вероятно, дать исследование состава металла, из которого они сделаны. К сожалению, произведённые анализы, определённо указывающие на существенные отличия в процентных соотношениях золота с серебром, медью и другими металлами в вещах этой коллекции, не могут быть сопоставлены с данными о месторождениях золота, которое могло быть употреблено для их изготовления.

Таким образом, состав вещей Сибирской коллекции весьма разнородный и разновременный. Здесь пред-

(216/217)

ставлены произведения и местные и несомненно персидского или среднеазиатского происхождения, относящиеся как к ахеменидскому, так и к позднейшему периоду, в течение которого особенно важную роль в развитии искусства играла Греко-Бактрия. Наряду с произведениями того же времени, что и алтайские курганы, в коллекции особенно многочисленны вещи последних трёх веков до н.э., то есть того периода, в течение которого иранский этнический элемент не только в Центральной Азии, но и в Южной Сибири отступал под натиском тюркоязычных племён, во главе которых стояли хунны. Однако в это время и сама хуннская культура оставалась пронизанной иранской художественной традицией и только ещё начинала создавать самобытные формы. При отсутствии достаточного числа соответствующих находок в погребальных комплексах невозможно решить, с какой этнической средой связываются те или иные вещи Сибирской коллекции или сходные с ними произведения, но их общий скифо-сибирский, или сакский характер не вызывает сомнений даже в тех случаях, когда они происходят из областей, ко времени их бытования занятых хуннами или другими тюркоязычными и монголоидными племенами.

(/242)

[1] И. Толстой и И. Кондаков, Русские древности в памятниках искусства, вып. III, стр. 46.

[2] «Сибирская коллекция», стр. 34.

[3] С.И. Руденко, Культура населения Горного Алтая, стр. 132-133.

[4] К.Ф. Смирнов, Савроматы, стр. 142.

[5] «Сибирская коллекция», рис. 3.

[6] С.В. Киселёв, указ. соч., стр. 232.

[7] К.В. Тревер, Памятники греко-бактрийского искусства, М.-Л., 1940, стр. 48.

[8] «Сибирская коллекция», стр. 16.

[9] «Сокровища скифских курганов», табл. 117, 119.

[10] Ghirshman, Perse, pl. 290.

наверх