А.Ю. Алексеев
Археологические подделки
и фальсификация древней истории.
Известный российский нумизмат и антиковед А.Л. Бертье-Делагард писал в 1896 г. в статье о подделках древностей на Юге России: «В значительной мере, вздорожание древностей, замечаемое не только у нас, но повсюду, происходит от причин везде действующих: накопления капиталов, удешевления денег, развития страсти ко всякому коллекционированию, наконец, от совершенно понятного и естественного истощения древних находок. К этим общим причинам у нас присоединяются свои: во-первых, полная, совершенная, действительная ненаказуемость и безопасность распространения подделки и, во-вторых, усиление преследования хищнических раскопок». [1] Наносимый распространением подделок вред был так велик, что в конце XIX в. раздавались призывы привлечь к борьбе «все археологические силы и, если возможно, внести в это дело меры правительственные и полицейские, ныне здесь совершенно не прилагающиеся».
В чём же заключалась и заключается опасность распространения подделок предметов археологии, которые часто исполняются из драгоценных материалов и украшены различными изображениями, нередко составляющими к тому же сложные по содержанию композиции? Главная опасность состоит в том, что тем самым создаётся иллюзия появления новых, ранее неизвестных источников, которые способны породить искажённый взгляд и на историю отдельных древних народов, на их художественное творчество и религию, да и вообще на историю искусства и техники. По сути это является очевидной фальсификацией древней истории, в том числе и истории различных современных народов. Это не говоря о том, что речь идёт и о прямом нарушении российских законов. В связи с этим замечу, что фальсификаторам и нелегальным торговцам намного выгоднее всегда твёрдо настаивать на том, что изготовленные ими вещи происходят из раскопок, пусть даже и незаконных, древних памятников, так как ответственность, предусмотренная за уничтожение или повреждение памятников истории и культуры и ведение без разрешения археологических раскопок (в том случае, если это вообще удаётся доказать), менее значительна, чем за незаконный оборот драгоценных металлов и мошенничество.
Подделываются предметы, относящиеся якобы к различным эпохам — от эпохи палеолита до Средневековья, но в наибольшей степени это относится к раннему железному веку, прежде всего к античным и скифо-сарматским древностям, широко известным яркими драгоценными украшениями и различными предметами роскоши.
История фальсификации эллино-скифских древностей фактически началась ещё в середине XIX в., а к концу этого столетия подобная деятельность приобрела поистине катастрофический масштаб, о чём свидетельствуют в том числе и многочисленные работы-предупреждения, в некотором смысле являвшиеся и руководствами по распознанию подделок, принадлежавшие ведущим антиковедам России того времени — Э.Р. Штерну, В.В. Латышеву, А.Л. Бертье-Делагарду, Е.М. Придику и др. [2] Этот вопрос рассматривался и на десятом Археологическом съезде в Риге в 1896 г.
(188/189)
Детали так называемого майкопского пояса. Государственный Эрмитаж.
Разумеется, история подделок оказалась самым непосредственным образом связанной с интенсификацией археологических изысканий на Юге России в XIX в. и повышенным интересом к древностям античной эпохи как у профессионалов, так и у любителей старины и коллекционеров. Но для того времени особенно актуальным был именно криминальный аспект этой научной и социальной проблемы, вызвавшей поток поддельных вещей, поступавших как в руки частных собирателей, так и в музейные собрания разных стран. Достаточно сказать, что выявленные подделки в качестве назидания и предупреждения до сих пор хранятся в крупнейших музеях мира — в Лувре, в Британском музее, в Эрмитаже, в Государственном историческом музее в Москве. Именно борьба с этим криминальным промыслом, а также попытки разными путями оградить музеи от фальсификаций выступили тогда на первый план. Это остаётся вполне актуальным и в современной России, да и в других странах. Все чаще приходится сталкиваться с фальшивками или очень подозрительными вещами, изготовленными при этом в техническом плане на достаточно высоком уровне.
Существуют частные археологические коллекции, в которых доля подделок может составлять едва ли не четверть, если не больше. Наверное, наиболее известная из них — это украинская коллекция «Платар», [3] вокруг которой не первый год возникают скандалы и обсуждения, в том числе и в Интернете. И самое неприятное, что уже сейчас предпринимаются попытки введения подделок, пусть и с различными оговорками, а чаще и вовсе без них, в научный оборот. Нанесённый тем самым вред совершенно очевиден. И задачи, стоящие в связи с этим перед современными музеями, также ясны — это абсолютное недопущение проникновения в основные музейные собрания и в научные публикации любых сомнительных по происхождению и облику вещей в качестве подлинников.
В первой половине XIX в., во время активного освоения Новороссийского края, интерес к древностям, особенно классическим, возрос в России неизмеримо. В результате к собранию Эрмитажа были
(189/190)
Золотая бляха из Сибирской коллекции Петра I, послужившая образцом для подделки. Государственный Эрмитаж.
присоединены редчайшие коллекции, полученные как в результате раскопок (не всегда всё же вполне профессиональных), так и приобретённые у грабителей. Именно такова история одного из самых известных археологических памятников античной эпохи — кургана Куль-Оба, находившегося недалеко от Керчи (древнего Пантикапея), и судьба отдельных находок, сделанных в этой гробнице IV в. до н.э. Во всяком случае, знаменитый скифский золотой олень из Куль-Обы был фактически выкуплен (!) властями за немалую сумму у одного из грабителей, «исследовавших» курган ночью после ухода археологов. Кстати, именно это обстоятельство — неясность происхождения — наряду, разумеется, с рассуждениями о стилистических особенностях оленя не так давно позволило возникнуть одной экстравагантной, но при этом совершенно неубедительной в научном плане версии о поддельном характере этого оленя. [4] И здесь мы сталкиваемся ещё с одним негативным последствием существования подделок — постоянным ожиданием столкновения с ними. Вследствие этого чрезмерная настороженность профессионалов по отношению к вещам с неизвестным происхождением может привести и к неверным, поспешным атрибуциям, что случалось в истории археологии. Но следует признать, что это всё же лучше, чем неоправданная доверчивость.
Некоторые современники отмечали, что «довольно долгое, усиленное преследование хищничества древностей, его не остановило и даже едва ли много убавило, но зато придало ему особый характер, до крайности вредный в археологическом смысле, так как простое хищничество чужой археологической собственности обратилось в хищничество истребительное». Понять это можно только так, что вялая и малоэффективная борьбы с грабителями может привести лишь к негативному перерождению явления и увеличению его масштабов, а также к появлению совершенно новых явлений, тесно связанных с незаконной археологией.
Именно в это время Россию захлестнули тысячи подделок. Подделывали всё — керамические сосуды, терракотовые статуэтки, монеты, ювелирные украшения. Эти фальшивки продавали отдельно и смешав с настоящими вещами, придумав им сложные легенды или без всякой информации о про-
(190/191)
Золотая пластина в виде оленя из кургана Куль-Оба. V в. до н.э. Государственный Эрмитаж.
нахождении. Они попадали в многочисленные частные собрания, а также в музеи, как российские, так и зарубежные. К счастью, со временем все подделки тем или иным способом выявляются профессионалами, но нередко это растягивается на годы, успев нанести науке очевидный вред. С частными же собраниями дело всегда обстояло намного сложнее. К сожалению, в последние годы это явление, почти в таком же масштабе, как и сто лет назад, возродилось. Пока подделки, правда, оседают в основном в частных коллекциях, но и в этом случае требуют очень пристального внимания и выявления.
Как же это обычно происходит? Прежде всего настораживает и вызывает подозрения необычность формы предмета, будь то ритон, колпачок, пояс или, например, так называемой тиары. Если предмет украшен, а именно так чаще всего и бывает, то определяется круг близких по сюжету или композиции предметов, опубликованных ко времени появления подозрительного изделия и могущих быть широко известными, в том числе и мастеру-фальсификатору. Следующий шаг — это выявление стилистических и композиционных нарушений, значительных отступлений от возможного оригинала или оригиналов. А эти отступления всегда неизбежны, поскольку фальсификаторы во многих случаях стремятся всё же не создавать банальных реплик и многое в своё произведение привносят от себя, что при профессиональной экспертизе неизменно выявляется. По сути, при украшении фальшивого изделия его авторы поступали и поступают так же, как и при попытке продажи уже готовых подделок, якобы найденных в каком-то определённом и широко известном месте: вместе с фальшивками для большей убедительности нередко предлагали и подлинные изделия. Здесь же с хорошо известными мотивами и деталями смешивают выполненные «в духе» древности, но это всегда у современных фальсификаторов получается плохо. В качестве примера я могу сослаться на достаточно хорошо известный предмет — так называемый майкопский пояс, поступивший в Эрмитаж в 1916 г. и на протяжении долгого времени воспринимавшийся как подлинный. Более того, этот пояс показался в своё время настолько интересным и выразительным, что одни из лучших специалистов по скифскому искусству того времени
(191/192)
М.И. Ростовцев и Г.И. Боровка включали его в качестве важного звена в свои построения по истории искусства кочевников Евразии. Но характерно, что при этом его датировка постоянно корректировалась. Лишь после специального блестящего исследования А.А. Иессена стало ясно, что этот пояс — фальшивка. [5] В отношении «майкопского пояса» помимо целой серии разнообразных наблюдений и рассуждений немаловажным было и чисто искусствоведческое заключение, касающееся композиции его отдельных элементов, в частности фигуры лошади с перекрученным крупом. В данном случае, с одной стороны, совершенно неожиданное нарушение положения задних ног, выявившее непонимание мастером причин такой позиции, является надёжным свидетельством поддельности этой детали. С другой стороны, совмещение на одном предмете стилистических признаков, характерных для совершенно разных эпох — скифской и раннего Средневековья с его полихромией, также вполне надёжный аргумент в пользу поддельности этого пояса. Таким образом, в данном случае искусствоведческий анализ продемонстрировал свою эффективность.
Но не следует забывать, что искусствоведческий анализ всё же весьма субъективный приём, иногда приводящий просто к странным заключениям, как это случилось с оленем из Куль-Обы.
Большое значение имеет и исследование техники изготовления подозрительных предметов, а также трасологические наблюдения над ними. Перспективным в плане выявления подделок является и способ, основанный на измерении содержания гелия и концентрации малых примесей радиоактивных элементов (урана и тория) в исследуемых образцах. [6] Но пока подобная практика всё же не устоялась, да и специалистов, а также специальных исследований в этой области еще немного. Более того, в некоторых случаях ссылки на определённые технические характеристики могут вводить и в заблуждение, как, например, произошло с поддельным «скифским» серебряным ритоном, приобретённым Лувром, [7] когда авторы публикаций ссылались как на свидетельство его подлинности в том числе и на такой признак, как хлорированность поверхности серебра. Действительно, этот признак принято считать свидетельством археологического возраста предмета. Но подобное явление может и ничего не говорить о реальном (календарном) возрасте изделия, если нет надёжных данных о том, как далеко зашёл процесс, захватил ли он всю толщину металла, или только его поверхность и т.п. Возможна и имитация, хотя это и довольно сложный приём.
Изучение подделок, как ни странно, может принести даже некоторую пользу в части выявления и систематизации используемых фальсификаторами приёмов или получения информации о вещах, предположительно послуживших образцами для криминальных ювелиров, но ныне утраченных для науки. При этом, правда, должна неукоснительно действовать старая рекомендация А.Л. Бертье-Делагарда: «Уже и теперь в высокой степени желательно очищение музеев и если не уничтожение всего поддельного, по многим побочным причинам часто невозможное, то хотя бы выделение в особые витрины, с очевидными, ясными отметками всего, не только поддельного, но и сомнительного». [8]
В настоящее время также следует не только тщательно изучать подделки, их технические особенности, способы изготовления и приёмы «состаривания», но иногда устраивать выставки или издавать каталоги фальшивок, чтобы учиться и учить их распознавать. Важность этого тезиса подтверждается следующей историей. В 1895 г. в Императорскую Археологическую комиссию
(192/193)
Гальванокопия золотого предмета, найденного на Северном Кавказе (?) и присланного в 1895 г. известным коллекционером древностей Ф. Романовичем в Императорскую Археологическую комиссию. Государственный Эрмитаж.
известным собирателем Ф. Романовичем был прислан чрезвычайно интересный предмет, найденный якобы где-то в Кубанской области, — так называемый золотой сосуд, или «большая ворворка», украшенный растительным орнаментом и батальными сценами в эллино-скифском духе. Сама форма предмета — усечённый конус с вогнутыми стенками, казавшаяся в момент находки необычной и подозрительной (тем не менее было предусмотрительно решено изготовить с предмета гальванокопию, которая до сих пор и хранится в Эрмитаже), впоследствии нашла соответствия среди «больших ворворок» — подлинных предметов неясного назначения, составляющих в настоящее время внушительную серию в два с половиной десятка изделий, датирующихся с конца VI до IV в. до н.э. и встречающихся
(193/194)
в Северном Причерноморье, на Северном Кавказе и в Южном Приуралье, Некоторые из этих предметов тоже украшены, в том числе и батальными сценами.
Но самое примечательное это то, что формальные аналогии «ворворке Романовича» были обнаружены лишь в 1960-1980-е гг. Однако признать её подлинным древним предметом не позволяет прежде всего характер изображений, которые по огромному числу ошибок в деталях, стилистических и композиционных нелепостей просто невозможно отнести к разряду эллино-скифской торевтики. Достаточно взглянуть на подробности защитного снаряжения, комбинирующего в себе черты многих эпох. Но вот некоторые выразительные элементы декора, например изображение «щита» за спиной одного из воинов или бордюр в нижней части «ворворки», оставляют впечатление о знакомстве мастера с каким-то подлинным образцом. Объяснить сочетание всех этих элементов на одном предмете можно, только допустив, что в древности существовал неизвестный современной науке оригинал (или оригиналы), который был обнаружен при нелегальных раскопках и послужил образцом для криминального ювелира в XIX в. Возможность существования в прошлом утраченного ныне образца является актуальной не только с точки зрения текущей экспертизы, но и с точки зрения научной реконструкции утраченного. Но именно это обстоятельство, в свою очередь, порождает ещё одну опасность. Очевидный фальшивый характер какого-либо изделия может в подобном случае неожиданно отойти как бы на второй план, а его декор и сюжетные изображения даже профессиональные исследователи начинают интерпретировать по сути как подлинные, делая весьма ответственные заключения и забывая, что оригинал остаётся всё же неизвестным. [9]
[3] Ukraina Światu. Skarby Ukrainy z kolekcji PLATAR. Kijów, 2008.
[4] Eisenberg J.M. The Aesthetics of the Forger // Minerva. 1992. Vol. 3. No. 3.
[6] Косолапов А.И., Иванов А.П., Кузнецов П.Б. Гелиевые радиационные часы: новый метод абсолютного датирования металлов // Эрмитажные чтения памяти В.Ф. Левинсона-Лессинга. Краткое содержание докладов. СПб., 1996.
[8] Бертье-Делагард А. Подделка греческих древностей на юге России...
[9] Рябова В.А., Черняков I.Т. Розповіді в картинках про бойові подвиги скиіфів [скіфів] (до 100-річчя від дня народження О.І. Тереножкіна) // Праці Центру пам’яткознавства. Київ, 2007. Вип. 11.
|