|
[ каталог выставки ]
1. Маска на голове женщины. ^ III-IV вв. н.э. Гипс, кость, волосы. Высота 23,5 см. Южная Сибирь, Республика Хакасия. Оглахтинский могильник, могила 4. Раскопки экспедиции МГУ под руководством Л.Р. Кызласова, 1969. Инв. №2864/1.
(Открыть Кат. 1 в новом окне) |
2. Маска на голове мужчины. ^ III-IV вв. н.э. Гипс, шёлк, кость, волосы. Высота 20 см. Южная Сибирь, Республика Хакасия. Оглахтинский могильник, могила 4. Раскопки экспедиции МГУ под руководством Л.Р. Кызласова, 1969. Инв. №2864/2
(Открыть Кат. 2 в новом окне) |
[Илл.: Кат. 1, 2.]
Уникальные маски на лицах мужчины (красная) и женщины (белая) дошли до нас благодаря сухому микроклимату внутри герметичной гробницы Оглахтинского могильника, в которой сохранились также меховые одежды погребённых и деревянная утварь. Обычно такие тонкие и рыхлые маски находят в мелких фрагментах, т.к. сделанные из необожжённого гипса, они плохо сохраняются в земле и не поддаются восстановлению. Необходимость избежать разрушения масок при их изъятии из погребения и транспортировке заставило автора раскопок отделить головы от тел мумий. Оба черепа посмертно трепанированы: отверстия в левом виске скрыты масками (крупное отверстие в затылке женского черепа ещё требует объяснения). Тонкие маски созданы поверх наложенных на глаза и рот кусочков ткани. Фрагменты шёлка зеленоватого цвета видны в местах сломов мужской маски — на губах и у правого виска. Закрытые глаза и рот на масках выполнены прорезями по сырому гипсу, а роспись нанесена по высохшей уже поверхности. Женская маска естественного для гипса белого цвета расписана красным, причём белый узор на лбу сделан выскабливанием красного слоя до поверхности гипса. На маску мужчины, сплошь окрашенную красным, нанесены чёрные стрельчатые полосы. Подобные узоры и цветовая гамма были характерны для всех мужских и женских масок Минусинского края в этот период. В узорах масок давно предполагали передачу росписи лиц погребённых или татуировку. Как выяснилось в ходе исследования мумии оглахтинского мужчины в инфракрасных лучах, его тело действительно покрыто татуировками. Однако татуировки на лицах погребенной пары пока остаются под вопросом: снять маски без разрушения невозможно, а инфракрасные лучи сквозь гипс не проходят. Исследование головы мужчины с помощью компьютерной томографии также не проясняет ситуацию. Однако компьютерная томография позволила виртуально «снять» маску с лица погребённого и увидеть ряд новых деталей. Мягкие ткани лица сохранились достаточно хорошо, чтобы сравнить его с маской. Профиль маски и прежде всего форма носа весьма близки очертаниям худощавого лица и носа мужчины. Эмоциональное впечатление от обоих «лиц» также очень похоже — бросается в глаза резкость черт и даже агрессия выражения! Однако, будем объективны: лицо выглядит агрессивным из-за пустых глазниц, а маска — из-за красно-чёрного рисунка росписи. Кроме того, на впечатлении от них обоих сказываются обнажённые, будто «оскаленные» зубы — скорее результат сохранности, чем присущая покойному и воспроизведённая в «портрете» черта характера. И всё же сходство значительно... Благодаря компьютерной томографии на левом виске и щеке этого человека обнаружен шрам, или скорее хирургический шов, идущий от края глаза к уху. Он мог быть как результатом прижизненной травмы и операции (причём шов, похоже, так и не затянулся), так и признаком мумификации. Сканирование позволило судить о прекрасном состоянии зубов погребённого и его возрасте около 25-30 лет. Рыжие усы и серьга в правом ухе (от неё сохранилось отверстие) дополняют облик этого человека. Вверху красной маски сделан прямоугольный вырез, через который пропущена густая прядь волнистых каштановых волос. Скорее всего, это была коса, уложенная на темени мужчины — характерная причёска мужского населения Минусинского края в III-VI вв. н.э. Несмотря на сохранность оглахтинского погребения, остаётся загадкой, что за люди в нём похоронены и на каком языке они говорили: в это время у жителей Минусинского края ещё не было своей письменности. Возможно, и женская маска с лицом совершенно другого типа окажется портретной — её томографическое исследование ещё впереди. С.В. Панкова
|
3. Погребальная маска. ^ V-VI вв. н.э. Гипс. Высота 20,5 см, ширина 21 см. Красноярский край. Могильник Тепсей III, склеп 2. Раскопки М.П. Грязнова, 1970. Инв. 2616/1943.
(Открыть Кат. 3 в новом окне) |
4. Погребальная маска. ^ V-VI вв. н.э. Гипс. Высота 21 см, ширина 20,5 см Республика Хакасия, Могильник Барсучиха IV, склеп 4. Раскопки С.А. Теплоухова, 1923. Инв. №4134/10.
(Открыть Кат. 4 в новом окне) |
Эти маски происходят из погребений того же региона, что и оглахтинские, но созданы на 200-300 лет позднее и выглядят совершенно иначе. Обе маски закопчены, пропитаны сажей от дыма, заполнявшего гробницу со множеством погребённых во время горения, поэтому их росписи практически не видны. Однако изначально они были другими — красными с чёрными полосами, если принадлежали мужчинам, или белыми с красными узорами — если женщинам. Однако даже судить о женской или мужской принадлежности этих масок по их нынешнему облику затруднительно. Маски отражают изменившиеся за это время погребальные традиции. Если ранее маски лепились прямо на головах умерших, то в V-VII вв., с распространением обряда сожжения, пепел вкладывали в кожаную «куклу»-манекен, обряженный в одежду покойного, а маску лепили на «голове» манекена. Со временем вместо целого манекена стали использовать только «головы», а маски делались на подставках, и такие «бюсты» выступали как погребальные урны. Под ними обычно находят кучки сожжённых косточек, завернутые в лоскутки шерстяной ткани или кожи. Маски-бюсты технологически отличаются от масок-обмазок на лицах погребённых более раннего времени. Они гораздо более толстые: гипс накладывали слоями-нашлёпками, между которыми иногда прокладывали тончайшие побеги растений (ива, берёза, можжевельник), играющие роль каркаса. Поверхность разглаживали кистью или скребком, и в завершение наносили тонкий слой из очищенного гипса, а затем — слой росписи. В редких случаях удаётся реконструировать основу, на которой маска изготовлялась. Остатки сожжённых костей умершего насыпали в берестяной туесок с крышкой, обматывали свёрнутой в жгуты травой, а затем обшивали кожей. На лицевой стороне такой болванки обозначали впадины рта и глаз, рисовали или пришивали объёмный нос. От этих деталей на оборотной стороне масок часто сохраняются отпечатки ткани или кожи, следы швов и выбивающейся из них травы, отпечатки кожаных «носов» или заменявших их палочек. Маски-урны с пеплом внутри хранили какое-то время до окончательного погребения: на многих из них имеются следы реставрации и обновления росписей. Такие урны, вероятно, помещались в особые святилища, где они дожидались коллективных похорон. Так как эти маски лепились на имитации головы, облик погребённых передан, скорее всего, очень условно. Поэтому эти маски индивидуальны, но вряд ли портретны. В середине XX в. некоторые исследователи привлекали маски, чтобы получить представление об антропологическом типе стоящих за ними людей, который оставался неясен из-за обряда кремации. Выделяя маски монголоидного, европеоидного и смешанного облика, они реконструировали по ним смешанный характер населения той эпохи. Однако условно-портретный характер этих масок и особенности их изготовления вряд ли позволяют использовать их для антропологических измерений, требующих высокой точности. Н.Н. Николаев
[Илл.: Кат. 3, 4.]
|
5. Маска, заключённая в рамку. ^ Гвинея, Конакри. 2015. Дерево, пигменты, ткань (техника батик). Маска: 25×14 см; рама: 45×40 см. Инв. №ЧА-255.
(Открыть Кат. 5 в новом окне)
Маска является современной репликой безошибочно узнаваемого типа маски дин-гле народа дан, живущего на границе трёх современных государств — Кот-д’Ивуара, Либерии и Гвинеи. Как нередко бывает, исполненная с предельным натурализмом, маска воплощает не только идеал женской красоты, но и бестелесную сущность — одного из многих духовных существ в мировоззрении дан. Данная маска, заключенная в рамку, предлагает обладателю готовый способ экспонирования, совмещающий казалось бы чуждые друг другу способы бытования вещей — выведенный из традиционной культуры образ, лишённый таких неотъемлемых элементов, как музыка и хореография, и рамка, заключающая в себе непривычный трёхмерный артефакт. Желанием сделать вещь более «аутентичной», «экзотичной» и поэтому «настоящей», возможно, объясняется вовсе не свойственная данному типу масок пёстрая раскраска. Скорее отсылающая нас к художественной традиции масаев из восточной Африки, нежели классическим дин-гле, изготовленным из лёгкого дерева и покрытых чёрно-коричневым пигментом, маска достигает обратного эффекта. Это же относится и к чрезмерной чувственности, преданной [приданной] губам. Расположенная на обратной стороне «картины» подпись «OUSBE 2015» помимо года создания композиции указывает на её происхождение — художественную лавку Усмана Усбе Диабуте при одном из отелей в Конакри, столице Гвинеи. При этом возраст самой маски может быть значительно старше. Важно, что использование в отношении этого или любого другого предмета современного изготовления понятия «подделка» будет уместно лишь в том случае, если имела место сознательная попытка выдать его за произведение иной эпохи. В противном случае мы имеем перед собой любопытный пример интерпретации культурного наследия, питаемый коммерческими интересами в условиях глобализации, чьё решение вписывается в границы таких понятий как «китч» и «аэропортное искусство». А.С. Аксешин
|
|