П.П. Азбелев. Древние кыргызы. Очерки истории и археологии.
назад | оглавление | далее
Глава IV. Сложение и развитие кыргызской культуры:
минусинские чаатасы как историко-культурный источник.
Введение.
Как уже говорилось, ни в одной публикации вопросы, связанные с раннекыргызскими
памятниками, не рассматривались как самостоятельная проблема. Даты, указываемые в литературе, часто декларативны и получены не
столько путём анализа археологического материала, сколько посредством общих
рассуждений. То же самое можно сказать и об изучении развития, относительной
хронологии и периодизации кыргызской культуры.
В 630-х гг. енисейские кыргызы были втянуты в перипетии военно-политической игры,
участниками которой были основные степные государства Центральной Азии и Китай,
а главной наградой - контроль над восточными трассами Великого Шёлкового пути.
Недолгий, не более полутора десятилетий, период жизни под “верховным надзором”
сирского эльтебера заразил кыргызов “вирусом государственности”. Это не могло
не повлечь перемен во всех сферах жизни; должны были произойти коренные
изменения в материальной культуре, в ритуалах, в общественном устройстве, в
декоративно-прикладном искусстве. И хотя общие причины трансформаций в целом
понятны, а датировка очевидна - рассуждения, приведённые в предыдущем разделе,
должны быть продублированы на основе анализа вещественных источников, по
возможности освобождённого от давления представлений, складывающихся при чтении
летописей. Главные проблемы, требующие собственно археологического решения, таковы:
1) время, обстоятельства, причины и последствия появления новых погребальных ритуалов и, соответственно, новых типов минусинских памятников;
2) относительная и абсолютная хронология типов памятников;
3) вопрос о длительности бытования традиций таштыкской культуры;
4) реконструкция процессов этнического, общественного и политического развития енисейских кыргызов.
Разбор этого комплекса вопросов строится ниже на тех же методических принципах, что и
проведённый выше анализ таштыкских материалов.
IV. 1. Культура енисейских кыргызов в научной литературе (периодизации).
Культуру, сменившую таштыкский традиционный
комплекс, называют по-разному: культура чаатас,
эпоха чаатас, культура енисейских кыргызов и просто кыргызская культура.
Первые два названия используют хакасское слово, обозначающее тип раннесредневековых могильников;
но, как верно или почти верно заметил Л.Р. Кызласов, “нет чаатаса без таштыкского склепа”,
так что одновременно использовать понятия таштыкская культура и культура чаатас вряд ли корректно.
На практике словом “чаатас” обозначают три типа могильников:
чисто таштыкские, состоящие из склепов и поминов, чисто кыргызские, образуемые лишь оградами со стелами, и смешанные.
Поэтому использовать для наименования древней культуры термин, обозначающий современное состояние
заведомо разнокультурных памятников, методически неверно.
Третье определение, использованное ещё С.В. Киселёвым и обоснованное в специальной
статье Г.В. Длужневской (Длужневская 1982), кажется наиболее корректным, так как
оно свободно от указанного выше противоречия и при этом объединяет все
памятники определённого времени и территории по принципу “гражданства”
населения Кыргызского каганата. Предложение “объединить археологические
памятники VI-XII вв. на территории Тувы и Минусинской котловины под единым
названием - культура енисейских кыргызов” (Длужневская 1982: 118) в целом
приемлемо, но следует внести ряд поправок. Во-первых, нет никаких причин
считать кыргызскими памятники Тувы, датируемые ниже 840 г.; во вторых,
обособление памятников X-XII вв. в отдельную аскизскую культуру, предложенное и
аккуратно обоснованное Л.Р.Кызласовым (1975), вряд ли можно оспорить -
соответствующие памятники резко специфичны. Наконец, в-третьих, нижняя дата
кыргызской культуры (VI в.), принимаемая Г.В. Длужневской без обсуждений, как
уже говорилось, вовсе неосновательна. С указанными уточнениями термины
"культура енисейских кыргызов" и "кыргызская культура" кажутся вполне приемлемыми.
Культура енисейских кыргызов (или кыргызская культура) обособляется от таштыкской
культуры по следующим признакам:
1) появляются сложенные из плитняка прямоугольные, округлые или многогранные ограды, со
стелами по периметру или без них, со специально оформленным входом или без
него, “пустые” или забутованные камнем, различной площади и высоты;
2) в этих оградах расположена одна могила (редко две) - полусферическая,
овальная или подпрямоугольная, иногда с несложными деревянными конструкциями
внутри, перекрытая накатом из жердей или бревёшек и плитняком поверх наката;
3) в могилах находят от одного до трёх погребений по обряду трупосожжения,
сопровождаемые обильным приношением жертвенного мяса, изредка - теми или
иными вещами и почти всегда - керамическим набором: на каждого
погребённого приходятся один-три грубых лепных горшка без орнамента, иногда с
налепами на венчике и одна ваза - или круговая, из высококачественного
теста и богато украшенная, или лепная, из того же теста, что и горшки;
4) иногда погребение совершено по обряду трупоположения; в таких случаях признаки
погребального обряда и состав сопроводительного комплекса сильно варьируют;
появляются погребения иных типов - с другими наземными сооружениями, на
чаатасах или обособленные, иногда впускные, иногда безынвентарные, относимые к
культуре енисейских кыргызов по дате или по отдельным находкам, характерным для
кыргызской культуры (например, по кыргызским вазам);
5) Л.Р.Кызласовым исследованы два памятника сырцовой архитектуры, однако они не опубликованы;
датирующие обстоятельства неизвестны, и можно лишь учитывать сам факт
существования таких сооружений. Кроме того, увы, имеются основания сомневаться в
качестве полевых исследований (в основном это устные свидетельства очевидцев).
6) С VII в. о енисейских кыргызах начинают регулярно повествовать письменные
источники, прежде всего китайские летописи. С VIII в. появляются памятники
рунической письменности.
7) Наконец, с енисейскими кыргызами связываются определённые специфические традиции в
изобразительном искусстве, представленном прежде всего петроглифами.
В литературе существует несколько версий общей хронологии кыргызской культуры; каждая
состоит из нескольких решений самостоятельных хронологических вопросов, и
рассматривать их удобнее по отдельности, в соответствующих главах и разделах,
чтобы не отрывать историю вопроса от его непосредственного изучения. Как уже
говорилось, ни одна из версий начальной даты культуры енисейских кыргызов не
может считаться доказанной. Логика требует связать появление новых традиций с
политогенетическим процессом, однако умозрительного, пусть даже системного
соотнесения летописных данных с недатированными археологическими данными здесь
недостаточно. Не лучше обстоит дело и с периодизациями, и с относительной
хронологией культуры. Вопрос о времени прекращения строительства чаатасов тоже
нельзя считать решённым.
Весьма показательна история обобщения материалов с кыргызских чаатасов. Существуют две периодизации, предложенные в разные годы Л.Р.Кызласовым и Д.Г.Савиновым.
Периодизация, предложенная Л.Р.Кызласовым.
Попытка периодизации кыргызской культуры предпринята Л.Р.Кызласовым в серии статей, обобщённых в 1981 году
в соответствующем разделе двадцатитомной “Археологии СССР”. Выделены два этапа, койбальский и
копёнский, датированные соответственно VI-VII и VIII-IX вв. Впоследствии, выяснив или вспомнив, что в
Хакасии есть два разных посёлка с названием Койбалы, автор во избежание путаницы переименовал
Койбальский чаатас и койбальский этап - в утинский, по р. Ут, на которой
расположен этот памятник. Следует также отметить, что ранее Л.Р.Кызласов
допускал, что чаатасы могли строить и в IX-Х вв., имея в виду уздечный комплект
с Сырского чаатаса (Кызласов 1955: 256; 245 - рис.40: 4) - вероятно, от этой
даты автор отказался в связи со своими дальнейшими периодизационными
построениями: выделяя на материалах IX-X вв. особую “тюхтятскую культуру”, он
не мог оставить в силе им же предложенные поздние даты для чаатасов.
Основным признаком ранних кыргызских памятников Л.Р.Кызласов счёл аналогии таштыкским
находкам - прежде всего это т.н. ”амулеты”, вырезанные из листовой бронзы
симметрично развёрнутые профильные изображения конских голов; из таштыкских
ножей, по мнению автора, следует “выводить” коленчатые кинжалы, известные
главным образом по изображениям на каменных изваяниях и по единичным находкам
(на Уйбатском чаатасе и в Архиерейской заимке). Наконец, автор считает
некоторые сосуды, найденные в памятниках койбальского/утинского этапа, прямым
продолжением некоторых таштыкских типов (Кызласов 1981: 48-49).
Следует, однако, отметить целый ряд противоречий. Так, “амулеты” и коленчатый кинжал
найдены в том числе и на безусловно поздних Копёнском и Уйбатском чаатасах, с относительной
хронологией которых не спорит и сам Кызласов, так что считать их ранними признаками явно неверно. Коленчатые кинжалы изображены на
изваяниях наряду с весьма поздними вещами (ниже вопрос о хронологии этих изваяний разбирается подробно).
Наконец, совершенно непонятно, что
это за сосуды таштыкских типов в кыргызских могилах на чаатасах. Кызласов
перечисляет: кубковидные на полых поддонах, острорёберные, округлодонные,
закрытые баночные, сосуды с прямой шейкой (некоторые из них действительно
похожи на таштыкские, но это сплошь единичные сосуды, в ряде случаев найденные
на поздних памятниках - как острорёберный сосуд из кыргызской могилы на Сырском чаатасе, отнесённом
Кызласовым к числу поздних, причём в этой же статье), и сосуды с налепами на венчике, в
таштыкских склепах неизвестные, но имеющиеся в катакомбах могильников Чааты, по
мнению самого Кызласова - уйгурских VII-IX вв. Таким образом, “ранние” признаки
фактически не работают, а значит, “ранний этап” выделен методически неверно.
Памятники “копёнского этапа VIII - первой половины IX вв.” отличаются, по мнению Кызласова, наличием рунических эпитафий на стелах (таковых единицы, и не всегда можно утверждать, что текст имеет отношение к погребению), “тайниками” на площади оград, дополнительными и межкурганными погребениями, находками предметов конской упряжи и сбруи, а также поясных принадлежностей.
Здесь тоже практически всё неверно. Дополнительные и межкурганные захоронения найдены на всех чаатасах, где раскопки велись широкими площадями, и к выделению этапов отношения иметь они не могут. Так называемые “тайники” - это объединяющее название для жертвенников и впускных погребений в ямах-“ячейках”; то и другое характерно для всех памятников, просто поздние отличаются по составу инвентаря и по материалу, из которого изготовлены жертвенные сосуды. Уздечные, сбруйные и поясные принадлежности действительно обнаруживаются в основном на поздних памятниках, однако таких находок очень мало, и всеобщим признаком позднего этапа такие находки быть не могут. Такие вещи найдены в могилах разных типов, и если в погребениях по обряду кремации найдены действительно лишь морфологически поздние вещи, то в могилах с трупоположением ситуация иная. К тому же датирующие находки на одних чаатасах не снимают вопроса о датировке прочих комплексов.
Таким образом, аргументация периодизации, предложенной Л.Р.Кызласовым, не отвечает важному
контрольному требованию - ею нельзя воспользоваться для атрибуции новых
памятников, к тому же состоит она из натяжек и недоговорённостей. Вне
зависимости от того, как датируются те или иные отдельные памятники, проблема
датирующих признаков остаётся открытой.
Развитие кыргызской культуры по Д.Г.Савинову.
Рассматривая вопрос о периодизации культуры енисейских кыргызов, Д.Г.Савинов в целом принял
деление на этапы, предложенное Л.Р.Кызласовым (тем самым фактически приняв и все указанные
выше погрешности). Характеризуя ранние чаатасы, автор синхронизировал их с
памятниками кудыргинского этапа, аргументируя это отсутствием на “ранних”
чаатасах находок катандинского облика. Как известно, датировать по отсутствию
чего бы то ни было нельзя. К тому же непонятно, почему эти катандинские типы
непременно должны были быть усвоены кыргызами. Как и Л.Р.Кызласов, Д.Г.Савинов
при выделении поздних памятников ориентировался на типологически поздние
находки. Зная о разработках темы киданьских аналогий кыргызским материалам и
учитывая поздние западносибирские аналоги ряду уйбатских находок, Д.Г.Савинов
предложил дополнить периодизацию третьим, уйбатским этапом, датируемым IX-X вв.
и включающим Уйбатский чаатас, могильники Над Поляной и Капчалы II, курганы
близ ж/д станции Минусинск, часть вещей из Тюхтятского клада. Опорным для
выделения этапа назван предметный комплекс тувинских погребений кыргызов,
имеющих надёжный terminus post quem - 840 г., когда кыргызы разгромили уйгуров
и захватили Туву (Савинов 1984: 30-34). Серийные ляоские аналогии (благодаря
которым уточняются даты многих тувинских памятников Х в., подробности см. ниже)
действительны и для копёнских вещей, что ставит под сомнение правомерность
отделения уйбатского этапа от копёнского.
Замечу, что естественная на первый взгляд попытка увязать деление кыргызской культуры с
алтайской периодизацией, основанной на выводах А.А.Гавриловой, приводит к
большой путанице. В предыдущей главе уже говорилось о противоречиях в
периодизации всаднический погребений Алтая, предложенной Д.Г.Савиновым.
Привязывая кыргызскую периодизацию к этой противоречивой системе, автор лишь
множит противоречия. Если свести воедино предложения Д.Г.Савинова, начиная с
выделения позднего этапа таштыкской культуры и заканчивая выделением по той же
схеме позднего этапа культуры енисейских кыргызов, то Саяно-Алтай оказывается
не периферией древнего и раннесредневекового мира (чем он всегда и был) а вновь, как у Киселёва и Кызласова,
культурогенетическим центром чуть ли не континентального значения.
Развитие культуры енисейских кыргызов, культурные трансформации в Минусинской котловине вовсе не
должны были непременно и немедленно реагировать на события истории алтайских народов и культур; это
становится неизбежным при вполне определённых обстоятельствах, которые, в свою
очередь, могут быть вызваны совершенно посторонними для Саяно-Алтая событиями - скажем, в
Средней и Центральной Азии или Китае - но всякий раз требуется особо обосновать соотнесение.
Увязка алтайской и минусинской периодизаций, предложенная Д.Г.Савиновым, лишь
“перенесла” на Средний Енисей проблемы изучения алтайских культур. Что же
касается самого принципа “надстраивания” периодизаций дополнительными поздними этапами, то этот
приём никак нельзя признать удачным, ибо при таком подходе противоречия и ошибки старой
периодизации не исчезают, а только усиливаются недоработками, допускаемыми
всяким исследователем при выделении новых этапов.
Таким образом, положение с периодизацией истории культуры енисейских кыргызов оставляет желать
лучшего. Причин тому много, но кажется наиболее важным подчеркнуть вот что.
За несколько десятилетий изучения культуры енисейских кыргызов никто из исследователей не
пытался выяснить происхождение и проследить развитие специфических элементов
кыргызской культуры - оград чаатасов и круговых ваз. Лишь Ю.С.Худяков в
одной из работ писал о “тенденции эволюции основных типов кыргызских
погребальных памятников - от сложных курганов типа чаа-тас [...] к более
простым курганам хыргыс-ур” (Худяков 1982: 47), но и не более того. К тому же
как раз позднейшие ограды на чаатасах наиболее сложны и монументальны, так что
указанная "тенденция эволюции" на самом деле иллюзорна.
Л.Р.Кызласов и С.В.Мартынов (1986)
попытались вывести формы ваз из таштыкской керамической традиции, но
предложенная ими система аргументов совершенно неубедительна из-за огрехов
метода формализованного анализа и общей концептуальной ангажированности (см. ниже подробнее).
Между тем в основе анализа проблем относительной хронологии и периодизации должно лечь изучение
обстоятельств появления новых традиций и вопрос об их развитии. В последние
десятилетия появились материалы, позволяющие исследовать указанные вопросы без
умозрительных построений, но на основе достоверных полевых наблюдений и
типогенетического подхода, с опорой лишь на достоверные датировки и однозначные
свидетельства источников.
Индикаторами культуры енисейских кыргызов являются следующие новые для минусинских культур признаки:
1) ограды со стелами или без стел, заменяющие в качестве наземных сооружений внешние конструкции таштыкских склепов;
2) одиночные захоронения, объективно противоположные групповым таштыкским могилам по своему ритуальному содержанию;
3) вазы, сделанные на круге - принципиально новый для среднеенисейских культур тип сосудов, из необычного глиняного теста «шиферной» фактуры, с необычным орнаментом и новой технологией, так и не ставшей общепринятой для минусинских племён;
4) грубые лепные горшки из низкокачественного глиняного теста, плохо сформованные и неровно обожжённые, словно противопоставленные как круговым вазам, так и отличной таштыкской глиняной посуде;
5) обильные мясные приношения, прежде не практиковавшиеся.
Ниже эти инновации разбираются подробно.
назад | оглавление | наверх | далее
|