|
М.И. Вязьмитина
|
|
|
Рис. 4. Костяные подвески.(Открыть Рис. 4 в новом окне) |
Рис. 5. Костяные псалии.(Открыть Рис. 5 в новом окне) |
На передней лопатке одной из лосих помещён солярный знак, повторяющий тот же символ, что и над лосем на большой пластинке.
Форма подвесок повторяет контуры тела изображённых на ней лосих, что создаёт впечатление большей рельефности фигур и является определённым переходом к объёмной резьбе.
Изображения лосей на пластинах и на подвесках более реалистичны, чем изображения птиц.
Оба жаботинских псалия (рис. 5) представляют собой овальные в сечении стержни, заканчивающиеся на одном конце скульптурной головой орла, а на другом — лосиным копытом. В середине каждого псалия просверлены по три отверстия для прикрепления к удилам. Промежутки
между скульптурными концами и широкой средней частью заполнены узором из выемчатых треугольников, расположенных двумя параллельными рядами и разделённых между собой диагональной чертой.
Голова орла (рис. 5, 1) трактована обобщённо: выделены лишь выступающий над контуром головы большой глаз с углублённым зрачком и загнутый крутой спиралью клюв с подчёркнутым надклювием.
Повторность на пластинах и подвесках отдельных мотивов и художественных приёмов (лежащая лосиха с удвоенной головой, хищная птица, геометрический узор из треугольников) свидетельствует о том, что все описанные предметы конской упряжи были сделаны в едином стиле и объединены общностью выраженной в них идеи.
Уже на этих ранних памятниках скифского искусства можно наблюдать характерные особенности та.к называемого «скифского звериного стиля», его основные мотивы и символику, связь с определённым инвентарём, приёмы композиции и способ трактовки отдельных изображений и их частей.
Мы встречаемся здесь с образами, получившими широкое распространение среди скифской звериной тематики: лосем (оленем) и круглоглазой птицей (орлом, грифоном).
Изображённый на пластинах и подвесках сюжет можно связать с выражением идеи плодородия и производительности природы и с солярным культом. Этот сюжет не имеет аналогий среди памятников скифского звериного стиля на территории УССР. [7]
Обратим внимание на позу, в которой даны на пластинах лоси; она стала традиционной на скифских памятниках при изображении оленей и других животных из этого семейства. Эта поза с подогнутыми и заходящими одна за другую ногами подвергалась в научной литературе различного рода толкованиям, как изображение «летящего галопа» или «застывшего движения». В этой позе оленя И.И. Мещанинов, например, видел выражение бега солнца по небу. Однако анализ аналогичных изображений в микенском и переднеазиатском искусстве приводит к несколько иным выводам.
В позе с подогнутыми ногами на цилиндрических печатях сиро-хеттского или сиро-хурритского происхождения обычно изображались олени (горные козлы, косули) по обе стороны священного дерева, связанного с культом богини плодородия.
Наиболее ранняя из известных нам хурритских печатей с фигурами двух оленей, лежащих в той же позе по обе стороны священного дерева, датируется XIV в. до н.э. [11]. Два козла в аналогичной позе по обе стороны священного дерева типа веерообразной пальметы изображены и на печати из Лувра [12].
На другой сиро-хеттской печати, происходящей из могильника в Кумбулте и датируемой Н.Д. Флиттнер [13] X в. до н.э., в аналогичной позе по обе стороны священного дерева в виде пальметы изображены два оленя с ветвистыми рогами, помещённые в верхней части над другими животными. Этот мотив на той же печати повторяется дважды, по обе стороны центральной сцены, где изображена и сама крылатая богиня в рогатой тиаре, с двумя предстоящими, поддерживающая на поднятых вверх руках солнечный диск.
В той же позе по обе стороны священного дерева изображался олень и в микенском искусстве, как видим на золотой булавке из могилы II [14]. Обратим внимание на одну особенность этого изображения, которой нет
на переднеазиатских памятниках: подогнутые ноги оленя заходят одна за другую — деталь, сделавшаяся типичной для изображений оленя на скифских памятниках.
Приведённые выше примеры художественных образов микенской, хурритской и хеттской культур можно дополнить и примерами других памятников раннемидийского царства. Можно вспомнить цилиндрическую печать с солярным знаком из некрополя у Тепе-Сиалк (X-VIII вв. до н.э.) с изображением оленя (или козла) с подогнутыми ногами и повёрнутой назад головой в окружении других животных [15] и печать из Тепе-Хийян X-VIII вв. до н.э. [16].
Таким образом, перечисленные аналогии говорят о том, что традиционная в скифском искусстве поза оленя имела своих предшественников среди микенского и переднеазиатского круга образов и была привнесена скифами из области, в которой соприкасались древние культуры эгейского, хетто-хурритского и мидийско-манейского мира.
Из последней области, т.е. из царства Манна, что особенно знаменательно, происходит и знаменитый клад, найденный в иранском Курдистане, возле города Саккыз. В состав этого клада входят золотые, серебряные, бронзовые и костяные предметы, принадлежащие к четырём категориям изделий: ассирийского, скифского, ассирийского с элементами скифского и местного происхождения, датируемые Гиршманом на основании фибулы VII в. до н.э. [17].
Среди вещей этого клада, содержавшего наиболее ранние образцы скифского звериного стиля из найденных до сих пор, большой интерес представляет золотая пластина с изображением козлов и оленя [18], совершенно идентичного скифским оленям на мельгуновских и келермесских ножнах и др. На других вещах из клада есть иные образцы скифского звериного пантеона: горный козёл, лев, пантера, заяц и орёл. Каково же смысловое содержание образа оленя? Как известно, олени считались в древнем мире священными животными великой богини. [8] В частности, они были постоянными спутниками богини Артемиды. Известны, например, изображения Артемиды Эфесской, обычным атрибутом которой, перешедшем потом в Грецию, был пятнистый олень [19].
В качестве посвящённых богине животных они изображались по обе стороны священного дерева, символизирующего собой богиню, что установлено на ряде примеров и из крито-микенского искусства. Следовательно, изображения оленей в описанной позе можно рассматривать как посвящённые богине жертвенные животные, а позу, в которой они изображены, как позу посвящения или жертвенную позу, связывающую оленя с культом великой богини, что подтвердил и анализ изображений на печати из Кумбулты.
Другим образом на жаботинских псалиях был орёл, также распространённый на скифских памятниках. Не останавливаясь на древнейших прототипах этого образа, уводящих нас в глубокую древность, обратим внимание на пограничные столбы, так называемые кудурру касситского или вавилонского времени, где изображены символы различных богов в качестве апотропеев, сопровождаемых надписями, в которых перечисляются всякие проклятья по адресу возможных нарушителей охраняемых ими земельных участков. Среди изображений различных животных здесь мы видим и орла, обычно восседающего на троне-алтаре в качестве символа воинственного бога [4].
Вызывает интерес установившаяся традиция замены богов их атрибутами — посвящёнными им животными, которые наделялись магической силой, используемой владельцами для охраны своих земельных участков. Ближайшие аналогии для орлиных головок, завершающих концы жаботинских псалий, мы находим на серебряной обшивке щита (?) из кла-
да в Зивие [18, 20] и на резных пластинах из кости, найденных в Кармир-блуре [21], подтверждающих нашу дату, установленную на основании бронзовых удил кобанского типа — конец VII в. до н.э.
В обоих случаях мы видим сильно стилизованное изображение орлиной головы с выступающим над её контуром характерным для скифских
Рис. 6. Костяной псалий из поселения на Тарасовой горе у с. Жаботин.
(Открыть Рис. 6 в новом окне)
звериных изображений большим круглым глазом, загнутым клювом и подчёркнутым надклювием. Этот образ на блюде из Зивие как бы начинает собой серию скифских изображений: в виде самостоятельного мотива на отдельных бляшках, подвесках или в композициях, состоящих из цепочки этих голов, обрамляющих собой диск щита, боковые лопасти ножен, либо как составная часть сложных звериных образов (на сочленениях отдельных частей тела, на разветвлениях оленьих рогов и т.д.), усиливающая их магическую силу.
К этому мотиву близко стоит и костяная грифо-баранья головка из помещения №4 Кармир-блура. [9]
Любопытно отметить, что узор из выемчатых треугольников, разделённых диагональной линией, на жаботинских псалиях полностью повторяет узор на упомянутых выше кармирблурских пластинах VII в. до н.э. Этот же узор нанесён и на псалии, найденном при раскопках в Жаботине, на Тарасовой горе в 1953 г. (рис. 6). Псалий — оригинальной, треугольной в сечении формы, на концах вырезаны копыта. [10]
С символическим изображением орла связывается представление о солнце. В Передней Азии он является атрибутом верховного бога, символом бога-громовника и бога плодородия. В Греции, как известно, орел — символ Зевса. В Ассирии орлиноголовые существа охраняют древо жизни. Это — гении-хранители символов плодородия.
Рис. 7. Костяные псалии из курганов роменской группы Сумской обл.
(Открыть Рис. 7 в новом окне)
Вкратце остановимся на изображении солярного знака на жаботинских пластинах (этот знак помещён над лежащим лосем и на лопатке удвоенной фигуры лосихи с лосёнком). Наличие знака указывает на священный характер отмеченных им животных и на связь их с солярным культом. Культ этот имеет глубокую древность и был распространён на обширной территории (особенно в эпоху бронзы и железа). Солярными символами в различных комбинациях (то в виде колёсика или концентрического круга, то в виде звезды или свастики, прямого или косого креста в круге или без него и т.д.) отмечен ряд предметов как культового, так и бытового назначения, на которые они перешли в качестве апотропеических знаков. Эти знаки соединяются с животными образами: водяных птиц, животных оленьей породы, львов, коней. [11]
Особый интерес представляет сравнение наших пластин с хеттскими памятниками Сенджерли, где знаком косого креста помечены плечевые части скульптурных львов. Знак этот является там символом богини Иштар, атрибутом которой и посвящённым ей животным был лев. Тот же знак мы видим и на плечах львов, поддерживающих трон со статуей Иштар в Эламе. В текстах нововавилонского царства сохранились свидетельства, что животные из стад этой богини отмечались звездой (знаком её собственности) [12]. Если припомнить, что богиня Иштар принадлежала к кругу солярных богов (её знаком в виде восьмилепестной розетки была звезда Венера) и в то же время была богиней плодородия и скотоводства, то невольно напрашивается мысль, не являлся ли и скифский олень в свою очередь священным животным какой-то из скифских богинь, которая может рассматриваться, как одно из многочисленных проявлений переднеазиатской великой богини — богини плодородия
и владычицы зверей, — известной под разнообразными именами: Кибелы, Астарты, Артемиды Эфесской, Анахиты, Афродиты, Деметры и т.д., а позже и славянской богини Мокошь. [12]
Эта связь изображений оленя с культом великой богини как бы подчёркивалась и его позой.
Если упомянутые выше урарто-манейские памятники убедительно подтверждают датировку жаботинских пластин (установленную выше на основании удил кобанского типа) концом VII в. до н.э., то перечисленные аналогии наводят на мысль, не являются ли изображения на жаботинских пластинах выражением каких-то мифологических образов, связанных с почитанием богини производительных сил природы и небесных светил. Возможно, в изображениях на жаботинских пластинах следует видеть уже переосмысление тотемного образа лося (оленя) и превращение его в мифологический образ, связанный с космическими представлениями.
Эти представления имели определённую связь и с погребальным ритуалом, так же как и идея производительности и плодородия. Большую роль, как известно, играл культ солнца в погребальных церемониях Египта, а также в эгейском мире, в Италии и Западной Европе в эпоху бронзы.
С культом солнца были связаны и изображения птиц (орёл). Поэтому вполне закономерным представляется изображение на жаботинских пластинах вместе с лосями и птиц, имеющих также отношение к культу плодородия и к великой богине.
Жаботинские пластины не единственный памятник с солярными знаками, свидетельствующими о почитании обитателями Среднего Приднепровья небесных светил.
На ножнах Мельгуновского меча нанесены солярные знаки в виде восьмилепестковой розетки в круге над лежащими в жертвенной позе горными козлами и в виде косого креста на лопатках львов; на Келермесской секире также изображены косые кресты на лопатках двух горных козлов. Точечными же розетками помечены лопатки у всех животных на рукоятке секиры, где они расположены одно над другим.
Кроме этих импортных изделий, можно указать на ряд предметов (VII-VI в. до н.э.) с солярными знаками, происходящих из Тясмина и Посулья, как, например, глиняные лощёные черпаки конца VII в. [13] или черпаки и корчагообразные сосуды с буроватой и чернолощёной поверхностью из ранних слоёв конца VII в. до н.э. с поселения на Тарасовой горе. Там наблюдаются прямые и косые кресты, четырёхлепестные розетки, двойные спирали и кружки, часто выполненные штампом.
На Левобережье особенно были распространены солярные знаки в VI в. до н. э. на костяных псалиях местной работы, украшенных головками барана, коня и мула. Глазками и концентрическими кружками у них обычно покрыта лицевая сторона, а повторяющимися мотивами в схеме креста с кружком посередине [14] (рис. 7) либо простым косым крестом отмечена их узкая передняя сторона. [15]
Указанные примеры свидетельствуют о существовании в VII-VI вв. до н.э. солярного культа и в лесостепной полосе Среднего Приднепровья. Ярким доказательством этого служат как найденные в своё время В.В. Хвойко на Пастырском и Матроненском городищах круглые глиняные жертвенники с врезанными на них концентрическими кругами и с остатками зёрен (обломки таких же жертвенников имелись на Жаботинском поселении и Бельском городище [23, 24]), так и великолепный глиняный жертвенник с врезанным спиральным орнаментом, найденный в 1958 г. на Тарасовой горе.
Таким образом, наличие в лесостепной полосе Среднего Приднепровья солярного культа и культа богини плодородия, выражением которой является звериный образ, позволяет поставить вопрос, с какой же из трёх скифских богинь, упомянутых Геродотам при его описании Скифии, можно было бы связать скифского оленя: с Табити, Апи и Аргимпасой. [16] С нашей точки зрения, по-видимому, все эти богини — проявление одной великой богини и различались лишь по своим функциям. Если Табити отождествлялась Геродотом с богиней очага, Апи — с богиней земли, то оленя в порядке предварительного предположения можно связать с Аргимпасой, сравниваемой Геродотом с Афродитой Уранией (небесной). [17] Что же касается идентификации орла, то в виде того же предположения его можно связать с верховным богом Папаем.
В задачу данной статьи входил анализ образа лося (оленя) лишь на раннем этапе скифского звериного стиля, но попутно хотелось бы отметить, что безликий на этом этапе образ богини, владычицы зверей, в дальнейшем принял в местном искусстве антропоморфную форму. На бронзовых навершиях III в. до н.э. мы находим нашу богиню уже в образе женской крылатой фигуры, стоящей между протомами оленей. [18]
Остаётся рассмотреть два последних вопроса: о путях проникновения образов скифского звериного стиля в Северное Причерноморье и о мастере, сделавшем жаботинские пластины.
Ввиду того что мы не знаем местных предшественников скифского звериного стиля на территории УССР в культуре более раннего периода, обратимся к непосредственным распространителям этого стиля — скифам и проследуем за ними по Кавказскому побережью Каспийского и Чёрного морей в области, соседствующие с древними царствами: Урарту, Манна, Ассирией и Мидией, где в VIII-VII вв. до н.э. происходили грозные события, связанные с передвижением северных народов, среди которых были киммерийцы и скифы. Как известно, скифы организовали там своё царство, которое ряд исследователей связывает с царством Манна [17, 18]; другие же связывают его с областью между Курой и Араксом к северу от Манна [20] (Сакасена), откуда производились набеги на ряд стран — Малую Азию, Сирию вплоть до Египта — то в союзе с Манна против Ассирии, то в союзе с Ассирией против Мидии, которой они, наконец, и завладели и господствовали там в течение 28 лет.
Пребывание скифов в Передней Азии в соседстве с упомянутыми культурными областями, с которыми они имели самые тесные связи, а с
некоторыми из них были родственны по происхождению и языку (Мидия) , наложило свой отпечаток на художественную культуру и мифологию скифов. В последнюю проник ряд древневосточных элементов, принесённых скифами в степи Северного Причерноморья. Поэтому нас не должно удивлять наличие на ножнах скифских мечей (Мельгуновского и Келермесского) различных фантастических фигур из ассирийского, урартийского и сиро-хурритского круга образов. С последней областью связывается и распространение изображений фигуры оленя в жертвенной позе.
Кто же был мастером художественного оформления костяного набора конской узды из Жаботинского кургана №2? Если сравнить звериные изображения на жаботинских пластинах с аналогичными, изображениями на предметах вооружения из Мельгуновского и Келермесского курганов VI в. до н.э., являющихся несомненно импортными изделиями, выполненными мастером, хорошо усвоившим переднеазиатскую (в частности, ассирийскую) и скифскую звериную тематику с её мифологическими образами и жившим где-то в области близкого соприкосновения этих культур (Урарту, Манна), то здесь мы заметим определённую разницу. Эта разница, несмотря на известную общность символики, сразу даёт себя знать как в выборе сюжета, оформлении композиции, так и в трактовке звериных образов.
В то время как на мельгуновском и келермесских памятниках мы видим лишённые всякого реализма и перегруженные мелкой разделкой деталей полиморфные существа, замкнутые в застывшую композицию — в изображении лосей на жаботинских пластинах мастер обнаружил большую непосредственность восприятия и тонкую наблюдательность и знание природы. Несмотря на всю простоту средств выражения, он достиг большой жизненности и экспрессии в изображении звериных образов и наделил их определённым символическим содержанием, без излишней перегрузки деталями.
Всё сказанное позволяет предполагать, что пластины были выполнены местным мастером, прекрасно знакомым с местной фауной. Лоси, водившиеся в основном в лесной полосе, издавна были объектом почитания и культа, нашедшим своё отражение как в северном эпосе, так и в каменных изделиях (фигурные молотки) и наскальных рисунках [25], а также в деревянных поделках, находимых в торфяниках на Урале [26].
Таким образом, если лось был взят мастером из местного круга образов, то поза, в которой он изображён на жаботинских пластинах, была позаимствована им из уже готового круга форм, принесённых в Северное Причерноморье скифами. [19]
Изображения лося и оленя в виде отдельных мотивов и в сочетании с орлом [20] как выражение определённого мифологического мировоззрения, связанного с животными образами, нашли для себя благоприятную почву среди лесостепных племён Среднего Приднепровья. Ранние образы скифского звериного стиля на жаботинских памятниках отображают ещё архаическую ступень мифологического мышления, но осложнённого уже космическими символами (солярные знаки).
Литература. ^
1. ДП, 1) III, Киев, 1900, табл. LXI и приложение, стр. 3, 6; 2) II, Киев, 1899, табл. XIV; 3) II, XXXII, 519; 4) табл. L, 530; 5) табл. XLIX, 529.
2. Е.Н. Minns. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913, рис. 80.
3. М.И. Ростовцев. Скифия и Боспор. П., 1925, стр. 479.
4. М. Ebert. Südrussland. RLV, XIII, Berlin, 1929, стр. 93, табл. 37D, b-f; RLV, VIII, табл. 41b; RLV, IV, табл. 206.
5. K. Sсhefold. Der skythische Tierstil im Südrussland. ESA, XII, 1938.
6. С.С. Чepников. Наскальные изображения верховий Иртыша. СА, IX, 1947, стр. 278.
7. А.А. Иессен. К вопросу о памятниках VIII-VII вв. до н.э. на юге Европейской части СССР. СА, XVIII, 1953.
8. Е.А. Крупнов. Киммерийцы на Северном Кавказе. МИА, 68, 1958.
9. Encyclopédie photographique de l’Art, I, Paris, 1935-1936, табл. 27.
10. H.Д. Флиттнер. Культура и искусство Двуречья и соседних стран. Л., 1958, стр. 80.
11. L. Delaporte. Les Hittites. Paris, 1936, рис. 22.
12. G. Сontenau. La civilisation des Hittites et des Hurrites de Mitanni. Paris. 1948, стр. 79, рис. 8; стр. 173.
13. H.Д. Флиттнер. Сиро-хеттские памятники Эрмитажа. Тр. ВГЭ, I, Л., 1939, стр. 39.
14. G. Perrot, Ch. Сhipiéz. Histoire de l’Art dans l’antiquité. VI, рис. 847. Paris, 1894.
15. G. Contenau. Manuel d’archéologie oriental. IV, рис. 1197.
16. E. Herzfeid. Iran in the Ancient East. Oxford, 1941, рис. 278, 371, 374, 377.
17. R. Ghirshman. Notes Iraniennes IV. Le trésor de Sakkez, les origines de l’art Mède et les bronzes du Luristan. Artibus Asiae, XIII, 3, 1950.
18. Б.Б. Пиотровский. Скифы и древний Восток. СА, XIX, 1954, стр. 153, рис. 5; рис. 8.
19. К. Bernhardi. Kulturhistorischer Bilderatlas, I, Altertum, табл. XI, 9.
20. М.И. Дьяконов. История Мидии. М.-Л., 1956.
21. Б.Б. Пиотровский. Кармир-блур. I, Ереван, 1950, рис. 64; II, 1952, рис. 27.
22. МАК, VIII, табл. CXXVII, 20 и CXXXIV, 4.
23. М. Вязьмітіна, Є. Покровська. Поселення VII-VI ст. до н.е. в околицях с. Жаботина. АП, VI, Київ, 1956, табл. І, 10-12.
24. Тр. XIV АС, III, стр. 151, рис. 112.
25. А.Я. Брюсов. Карельские петроглифы. ВДИ, 1937, l, стр. 196.
26. Д.Н. Эдинг. Резная скульптура Урала. М., 1940.
27. А.С. Сванидзе. Названия древневосточных богов в грузинских песнях. ВДИ, 1937, 1.
[1] При воспроизведении одного из костяных псалий издатель допустил ошибку, соединив на таблице два фрагмента, относящиеся к различным псалиям (№542).
[2] Напомним находки двупетельчатых удил в таких ранних, близких к жаботинским, скифских курганах, как кург. №375 у с. Константиновна, у с. Головятин, и стремячковидных удил в курганах: №346 у с. Орловец, №15 у с. Константиновка, №183 (могильник В) у с. Тенетинка и №38 у Гуляй-город.
[3] В кург. №346 у Орловца вместе с простыми костяными псалиями в виде прямых пластин с копытом на конце найдена золотая бляшка в виде лежащего лося, аналогичная жаботинской. Такая же золотая бляшка найдена и в кург. №524 у с. Жаботин. В кург. №15 у с. Константинова найдены обломки резной кости; в могильнике у с. Тенетинка — обломок костяной бараньей головки (псалий).
[4] Изображения удил даются соответственно указанным В.В. Хвойко №№277-278 в ДП.
[5] Определение сделано И.Г. Пидопличко.
[6] Этот приём наблюдается и на многочисленных костяных псалиях VI в. до н.э. Посулья и Тясмина в трактовке лошадиной и бараньей голов.
[7] Натуралистические изображения подобных сюжетов нам известны лишь на очень древних памятниках в Египте и Месопотамии; на барельефе из масштаба, относящемся к Древнему царству, где изображена производящая козочка [9], и на печати времени Джемдет Наср, где изображена в том же положении корова, на которую нападает лев [10].
[8] Известна их связь и с хеттским богом-громовнижом, изображаемым стоящим на олене [4, 15].
[9] На одной из бронзовых чаш (происходящих из кладовой №25), найденной в карpace №4 с клинописной надписью с именем царя Аргишти (VIII в. до н.э.), имеется профильное изображение головы птицы, напоминающей изображения на колпачках для ремней [21]. Подобные головки с четырьмя отверстиями в нижней части, служащие колпачками для перекрещивающихся ремней, получили широкое распространение в кости и бронзе среди предметов скифской конской узды VI в. н.э. в лесостепном Приднепровье (кург. №38 у Гуляй-города, фонды Киевск. муз. №23441; курган у с. Поповки и курган у с. Мачуха и др.). Они известны и в Персеполе; есть колпачки со звериными головками и в Вавилоне и в Хамадане [16], что свидетельствует о широком распространении скифских вещей в азиатских странах.
[10] Хранится в фондах ИА УССР. Раскопки М.И. Вязьмитиной.
[11] Примером этому могут служить греческие дипилонские, а позже и родосско-милетские вазы или гальштатские ситулы, а также наскальные изображения на нашем севере. Любопытные примеры того же характера даёт резной камень из Камунты с изображением помещённого перед веткой дерева козла с подогнутыми ногами, над спиной которого находится лучистый солнечный диск [22], или бронзовая кобанская пряжка с изображением великой богини, помещённой в центре между двумя обращёнными в разные стороны протомами оленей, на лопатках которых видны солярные знаки в виде концентрических кругов.
[12] Небезынтересно отметить, что пиктографическим знаком хеттской богини Рутас являлись рога оленя [12]. Широко известно, что символом Артемиды Эфесской, храм которой был сооружён в VIII в. до н.э., был пятнистый олень, перешедший в культ Артемиды греческой.
[13] Из курганов №158 и 214 у с. Тенетинка.
[14] Псалии роменской группы с головками барана [1] (фонды КИМ №12088 из раскопок Мазараки). На этом псалии на лицевой стороне есть резервный зигзаг, имеющий ряд аналогий на глиняных лощёных жаботинских сосудах [1], на бронзовой лирообразной бляшке из окрестностей Канева.
[15] На ряде костяных псалий с головками коней (мулов) и баранов из кургана у хут. Шумейко [1]; Волковцы (КИМ, №12045, 17464); Малые Будки (КИМ, №14546, 14547); Аксютинцы, кург. №4 Стайкин Верх (ГИМ, №76990); Пруссы (КИМ, №10209, 12081, 12045, 12102) и др.
[16] Изображения оленя в жертвенной позе появились на скифских памятниках в лесостепной полосе несколько позже (VI в.). На самых же ранних памятниках мы знаем только лося (Жаботин, Орловец).
[17] Следует учитывать, однако, что сообщения Геродота могут характеризовать уже более поздний этап развития мифологических представлений у скифов.
[18] Этот образ в Восточной Европе стал родоначальником ряда изображений на различных памятниках вплоть до вышитых полотенец XIX в. Отметим, что изображения великой богини, владычицы зверей, были известны и в раннем скифском искусстве VI в., как, например, на Келермесском, зеркале и ритоне, где она изображена в окружении подвластных ей зверей, но образ её, созданный греческим мастером, хорошо знакомым с антропоморфными изображениями богов, взят из восточногреческого искусства и не нашёл ещё отражения в раннескифском художественном творчестве.
[19] В передаче образов и связанных с ними представлений известная доля участия принадлежит и Кавказу, где выше уже отмечалась находка сиро-хурритских печатей. Отметим также, что в грузинских песнях сохранился ряд имён вавилонских, хеттских, хурритских и халдских богов и мифических героев. В сохранившихся названиях источников и гор усматриваются древнейшие обозначения переднеазиатских богов [27].
[20] Эта биморфность образа нашла уже свое выражение в жаботинских костяных псалиях, один конец которого изображен в виде головы орла, а другой в виде лосиного копыта.